———
Болезненное скуление сопровождает устало приподнимающееся на локтях тело, которое пробивает ноющая боль, закрадывающаяся под самые кости, глубоко, чтоб достать и утихомирить было чересчур сложно. Щербаков глаза раскрыть не решается, прокрутить предпочтя случившееся за последние пару часов, если башка все еще в силах это переварить. Какие-то несвязные фрагменты, звуки, режущие уши, усталость огромная, что оставила свой осадок на следующие несколько часов, а затем темнота, обволакивающая все тело. И теперь Алексей тут. Непонятно где. Даже разлепить глаза еще не успел, уже понимает, что это не его дом точно. Нет привычно спящей под боком Лены, тишины, которой выделялся район, где он жил с женой в Зеленограде. Нет этого чудесного уюта в постели со своей любимой. Нет ничего, что чувствовал бы Щербаков, находясь у себя. В лицо снова бьют лучи света, в этот раз, Господи спасибо, не красные, обычные, желтоватого оттенка, от лампы на потолке. Носом Леша тычется в сгиб локтя, бормоча что-то неразборчивое даже для самого себя, тихо постанывая из-за отвратительной боли, окутавшей всё тело мучительно. Горло вновь что-то сдавливает, но на чьи-то пальцы это не похоже явно — железное, нечеловеческое, окружившее всю шею. Первое, что приходит в голову — ошейник. Пальцы сами тянутся к аксессуару, ощупывают его с неким интересом, сжимают, убеждаясь в крепкости материала, а затем беспомощно падают обратно на постель. «Меня перепутали с псиной и теперь я в приюте? — отшучивается в голове Щербаков. — Хоть не в будке, уже радует ведь!» Эта мысль вызывает хриплый смешок, который Леша не сдерживает, да и не собирался так-то. Растрепанную копну волос тормошит еще сильнее, прежде чем все же, найдя в себе силы, открыть глаза, которые не знают, за что первым ухватиться. Всё помещение в каких-то серых и нудных тонах, которые разбавляют лишь блестящие на свету стеклянные емкости, в стену вбитые, в которых что-то насыщенно-голубое переливается. Напротив ещё одна кровать — они здесь чем-то напоминают те, что были в армии, только более светлые, не раздолбанные прошлыми хозяевами. И она, в отличии от Лешиной, аккуратненько, бережно сложена, ни единой складки не видно. Не доебешься — это Щербакову уже не нравится. Своё одеяло он находит и вовсе на полу, чуть ли не под собственной кроватью, на что благополучно решает забить хер, ибо сейчас важно не мятое одеяло, кучей сброшенное на пол, а то, где Алексей находится и с какой целью. Он точно помнит, что его похитили. В деталях пересказать будет трудно — все они смешались в какое-то нечто из черных и красных оттенков. Помнит лишь этого пидора в маске, который и напал на него средь бела дня (вообще, ночи, но не будем мешать Лёше думать так, как тот хочет). Он вздрагивает, когда две стальные пластины, играющие роль двери в этом помещении, здании — что это вообще, блять, такое? — разъезжаются с режущим слух скрипом, а внутрь проходят два человека, тоже подкачанные вполне себе ничего, с напяленными на лица масками, но уже немного другими — у одного рога не стоят прямо, вытянулись назад, а у второго их и вовсе почти нет, совсем маленькие, что будто говорит само за себя о его статусе тут. Но и вслед за ними в помещение проскальзывает еще один человек, узнать которого Щербакову труда не составит. «А вот и этот пидор в маске» — шипит у себя в голове мужчина, даже через пятна, предназначенные для глаз, ощущая на себе чужой взгляд. Какой-то напряженный, но победный, потому что он знает, что Алексей уже тут, а значит проиграл. А значит удача была на стороне незнакомца. И от осознания этого лучше не становится точно. В свете разглядеть очертания чужие гораздо легче, пусть и нового Щербаков мало что примечает — тот же костюм, окантованный алыми неоновыми развилистыми полосами, чем-то напоминающие сосуды в организме, по которым сочится такого же оттенка кровь. На лице маска та же, лишь замечает, что брови прямые, чуть приподнятые, показывающие полное спокойствие. Это чутка напрягает. Щербаков смотрит с нескрываемым подозрением, в открытую осматривает уже ненавистного ему мужчину, где-то в мыслях произнося привычное для своих взглядов и позиций «выглядит как педик, прям с парада вышедший», пока этот самый педик беседует с ему подобными, чьи костюмы чуть отличаются. У того, что слева от входа стоит, и вовсе все узоры ядерно-голубые. — Точно к пидорасам попал, — с нотами издевки произносит Щербаков в свою ладонь, тем самым чуть приглушая собственный голос. — Говорил же мне Белый, стоило сплести какую-то толерантную херь, что я не такой, и всё это — образ, может, поверили бы. Бедная моя Ленка, еб твою. На бессмысленный монолог Леши никто даже ухом не дернул, не то что одарить его каким-то нагнетающим взглядом сквозь маску, хотя, учитывая, как нестандартно всё происходящее для Щербакова, да и для здравомыслящего человека в общем, он с большей вероятностью просто заржет, позабыв окончательно, где и как он находится. Краткое «что ж» проносится в голове у Алексея, пока он с интересом явным осматривает каждую деталь на чужой одежде, сравнивая ее с той, что носили персонажи в «Звёздных Войнах», которые, кстати, абсолютно не нравятся Леше, и это только усиливает неприязнь к трем стоящим в помещении мужчинам… Вроде как мужчинам, он только предполагает. Подмечает, что на всех трех ремни, на которых расположились кобуры, какие-то кармашки, что вряд ли встретишь в каждом втором магазине с одеждой. Сапоги почти до колен, подошва светящаяся, у каждого «предназначенным» ему цветом. В мыслях вновь шутка про то, что все присутствующие, кроме самого Алексея, похожи на неоновую вывеску ночного бара. Им бы всем троим стать в позы, похожие на буквы, чтоб получить слово «Бар», и стоять так, рекламировать по ночам подобные заведения. Щербакова смешит эта мысль, но он быстро отвлекается от нее, переходя, будто в спешке, на осмотр помещения. Как и ранее упоминалось, скудно-серые стены, зато блестящие, будто из стали, даже мутное своё отражение увидеть можно. Прикроватная тумба, но все, абсолютно все ящики крепко заперты на замок, как бы Леша не пытался выдвинуть тех, травмируя бедные, истрепанные видимо такими же придурками, ручки. Мужчина идет в сторону кровати, что напротив его собственной, ощупывает ее, на момент представляя, что похож на главного героя из какого-то детективного фэнтези фильма. Руками закрадывается под одеяло — ничего. Под подушку — тоже. Под матрас — кажется, что-то нащупывает, пальцами ухватиться пытается, пока всё тело, в особенности шею, током не прошибает на пару секунд, вынуждая встрепенуться, отскочить от неизведанной находки на метр, приземляясь на лопатки, благо удачно, но со сдавленным хрипением. Шокер. Ошейник-шокер. Лучше и не придумаешь. Мало того, что из него сделали собаку, так ещё и собаку на поводке, который в случае чего разрядом тока ебануть может. Мужчина усаживается обратно, пальцами проходясь по всему аксессуару, на ощупь место скрепления найти пытается, а из-за неудачного исхода вбок голову поворачивает, сталкиваясь наконец с взглядом. Взглядом из-под красных пятен на маске. Пронизывающим взглядом, обладатель которого сжал в ладони пульт, пальцем большим грозясь на кнопку по середине нажать. Система в голове складывается быстро. Хозяин, держащий Лешу на поводке, — этот же педик в красном. Радует хоть, что не в голубом. Щербаков смотрит, чуть прищурившись. Хочется увидеть чужой взгляд, чужие глаза, так же в ответ смотрящие на него, только с особой манерой, несвойственной Алексею, которую прочувствовать можно даже сквозь скрывающую лицо маску. Он ощущает на себе абсолютно спокойный, но от этого не менее напрягающий взгляд, проницательный, острый, будто старающийся из мужчины эмоции вытянуть, выдернуть из глубины, как казалось Щербакову. Все в комнате будто замирает. Алексей не позволяет глаза оторвать от чужих, меж приоткрытых губ втягивая воздух, необходимый организму. Грудные мышцы неосознанно напрягаются, вздымаются из-за чего менее заметно, тяжко. Такая мёртвая тишина. Вновь ни единого звука от мужчины с пультом в руке. Он будто даже не дышит. Похож на робота слишком. Это пугает, но вызывает неутолимый интерес. Они ещё долго так продержаться? Щербаков даже не замечает, как меняет позу, усаживаясь точно напротив стоящего впереди человека, как под гипнозом. Оторвать взгляд первым непозволительно — уж больно слишком часто этот педик в красном выигрывает за последние пару часов: завалил, похитил непонятно куда, нацепил ошейник, так ещё и наказывать собирается внезапными разрядами тока по всему телу. Хоть раз, но обломать его ведь стоит, даже в банальных детских гляделках. Так завораживающе. Эта дурацкая маска даже смеха у мужчины не вызывает — чересчур сосредоточился, губы поджав. Он не проиграет хотя бы в этом. Терять уже нечего всё равно — Алексей непонятно где и почему очутился в компании разноцветных петушков, а сейчас с одним из них играет в напряжённые гляделки. Каждый вторник бы так проводил. Тишь витает в помещении. Ни одного шороха, ни гула за дверью, ничего. Щербаков не понимает, что происходит и какого черта он устроил. И уловив лишь тихий смешок его щелчком возвращает обратно, в реальный мир, где его тут же настигает прилив тревоги. Этот мужчина… Мужчина перед ним. Алексей чувствует, как на чужом лице расцветает ухмылка, такая высокомерная, надменная. Прямо по коже мурашки пробежать могут. Ранее застывшая в воздухе рука, крепко сжимающая пульт от ошейника, медленно опускается, по итогу прижавшись предплечьем к бедру, а неизвестный Щербакову человек поворачивается к нему спиной, что-то тихо нашептав одному из всё ещё смирно стоящих… Охранников? Кто это? Лёша не знает, но узнать планирует.И желательно, как можно скорее.