***
Я прокричала «Тридцать!» уже сквозь слёзы — мне никогда не удавалось не заплакать во время наказания, хотя она и говорила, что у меня довольно сносный болевой порог. Порка была не самой долгой из всех — до этого я получала максимум пятьдесят, но очень болезненной, и ещё более тяжёлой оттого, что мне было страшно. Как и каждый раз, когда Кристина была недовольна, я чувствовала, как её нежность ко мне бесследно пропадает, и боялась, будто она никогда больше не вернётся. Чем больнее мне становилось, тем меньше эти ощущения сохранялись в памяти, но я хорошо помнила, как мои руки то и дело соскальзывали с головы и застывали в воздухе в напряжении вместе с корпусом и как я тут же опускалась обратно, чтобы иметь больше времени отдышаться; ноги иногда тоже сами собой поднимались, и мой голос больше походил на крик. Наконец получила команду встать. Только что бившая меня со всей силы Кристина глянула холодно на моё голое тело, с которого сама же грубо сняла перед этим всё, что её не устраивало. Она продолжала молчать. — Прости пожалуйста, — я старалась говорить ровно и спокойно. — Я уже получила, ты что теперь, будешь ещё злиться из-за этого? — Для чего ты мне нужна? — спокойно спросила она вместо ответа. — Доставлять тебе удовольствие, — тихо произнесла я. — Ты забила на свою главную задачу и ждёшь, что я не буду злиться? Не можешь делать как я говорю — я получу его по-другому. Иди сюда. — Она указала на шведскую стенку, и я метнулась к ней, не желая бесить её ещё больше. — А в другой раз можно и самой спросить, как тебе исправиться, да? — она с издёвкой посмотрела мне в глаза и отошла, не дожидаясь ответа. Вскоре она примотала мои руки к перекладине лентами на уровне головы и подошла ко мне со стеком в руках. Коснулась им груди. Я знала, что мне будет больно, но всё равно не могла представить, насколько. Ещё в самом начале я осознала, что никому не могу позволить бить меня по груди, даже ей. Но было поздно. Она заставила меня кричать в беспамятстве после каждого удара, и её, похоже, не волновало, что соседи в лучшем случае не выспятся и возненавидят нас, а в худшем вызовут полицию. От криков и всхлипываний скоро стало не хватать воздуха. Глаза заболели от слёз, все мольбы прекратить игнорировались; она ничем не подавала вида, что слышит меня, и без колебаний метко и резко замахивалась от локтя. Можно было подумать, что ей вовсе всё равно, что я чувствую, — настолько спокойной и отстранённой она выглядела, — если бы не её взгляды на моё заплаканное лицо. Она смотрела на меня не моргая, будто пыталась до последней капли впитать мой страх и страдания. Каждый раз, когда адская боль повторялась, из меня сразу же вырывался крик, но и после этого я не могла вернуть контроль над собой и кричала ещё или рычала, запрокинув голову, пока к горлу не подступали слёзы или не следовал очередной удар. Когда Кристина, не отрывая от меня глаз, встала поодаль и рассматривала мою распятую фигуру, а после отвязывала руки, я продолжала плакать, ощущая, что кожа горит и этот жар проходит внутрь с жуткой болью. Больше от меня ничего не требовалось, она отвела меня к кровати, укрыла одеялом и позволила успокоиться и заснуть, даже удовлетворила сама себя рукой, глядя при этом в потолок. Я вынесла не больше двадцати ударов, и мне казалось, что от них останутся тёмные следы, какие оставались от стека на других частях тела после её игр. Позже, когда я с утра разделась в ванной и встала у зеркала, оказалось, что на мне не осталось вообще никаких отпечатков. Я внимательно оглядывала грудь напрямую и через зеркало, оттягивая кожу руками, и поэтому нервно дёрнулась, когда она показалась позади меня. Хотя вечером она погладила меня по плечу и даже поцеловала в лоб, пока я всё ещё всхлипывала, с утра я не получила ни жалости, ни ласки, и вела она себя довольно надменно. Усмехнувшись, молча ждала, пока я в смущении пройду мимо и освобожу место, а вскоре стала разговаривать и трогать меня так, словно ничего этого не произошло. С улыбкой, нежно.***
— Т-шш… Не бойся, — прошептала она таким же ласковым голосом, пока я не могла перестать беспокойно вертеть привязанными к опоре руками. Я стояла в той же позе, что и в прошлый раз; спина сзади натыкалась на перекладины, не было возможности ни развернуться, ни отступить назад и закрыться. У неё в руке был провод, и его вид произвёл на меня нужный ей эффект: я едва не плакала и мотала головой, шепча «Не надо». Она гладила меня по лицу и улыбалась. От поцелуя в губы становилось хорошо, а от прикосновений к груди — страшно. Кристина с умилением стёрла выступившую-таки слезу с моего лица и поцеловала в щёку рядом. Успокаивающим тоном она тихо говорила мне на ухо разные слова то на русском, то на шведском, пока я не перестала трястись от паники и не стала слушать, глядя ей в лицо испуганными глазами. — Я буду ждать пока боль не пройдёт. Расслабься. Этот приказ было непросто выполнить. Она предпочитала лишать меня защиты в любом виде и оставлять полностью открытой для издевательств. Я глубоко вздохнула, глядя вниз, и попыталась избавиться от напряжения в ногах и руках. Грудь как будто покалывало от ожидания, и на её вопросительный взгляд я кивнула как можно увереннее. Укус провода с нижней стороны был резкий и горячий, и всё же заставил меня лишь тонко промычать и прислониться затылком к перекладине с быстрым тяжёлым дыханием. Второго удара не следовало, Кристина сложила провод в руках, подошла поближе и, наклонив голову, смотрела на меня, пока я не стала дышать ровнее. Потревоженное место жгло, но это была не та нестерпимая боль, что в прошлый раз. Следующий удар ближе к середине был сильнее, и теперь я уже не смогла сдержать возгласа. Машинально опустив глаза, я пыталась разглядеть появившийся розовый след, пока она не подошла ближе и не положила руку на это место. Стало легче. Второй рукой она нащупала моё запястье, и я поспешила переплестись с ней пальцами. Она улыбнулась и поцеловала меня, стала поглаживать и потом обхватила ладонью мою грудь снизу, слегка сжимая. Остаточная боль уже ослабла и была скорее приятной, а когда она коснулась второго отпечатка губами, неприятных ощущений совсем не осталось. — Готова дальше? — она выпрямилась, и мне пришлось с грустью отпустить её руку. — Я не хочу, — впервые за вечер я это произнесла. — Придётся потерпеть хотя бы чуть-чуть, — она приблизилась к моему лицу и заправила волосы за ухо. — Ты же постараешься для меня? Я рефлекторно уверенно закивала. Кристина ещё раз улыбнулась, чмокнула меня в краешек губ и отошла, перехватывая провод. Удары получались разной силы, но никогда не были невыносимыми. Она действительно каждый раз ждала, пока я не стану готова продолжать, надолго останавливалась, подходила и ласкала, теперь уже переключаясь на бёдра и талию и осматривая меня с тем похотливым наслаждением, которое стало понемногу передаваться и мне. Наловчившись, она стала бить совсем несильно, но для меня всё ещё остро ощутимо. Я начала нарочно отзываться стоном на каждый удар, и через некоторое время смогла выдерживать более быстрый темп. Чем приятнее мне становилось, тем более страстными были её поцелуи. Теперь проходило уже несколько ударов, прежде чем она, едва опустив провод болтаться внизу, стремительно приближалась и хватала меня другой рукой. От этого я тут же забывалась и тонула в её власти, но всё же перед каждым ударом животный страх боли ещё проходил вниз по позвоночнику. Ей больше не нужно было улавливать движения моего лица: я сама тянулась к ней для поцелуя, как только она делала шаг вперёд. — Хорошо? — она оторвалась от меня и, несмотря на сбившееся возбуждённое дыхание, спросила ровно и спокойно, с неизменной улыбкой. — Да. — Смотреть друг другу в глаза для меня было не таким частым, как хотелось бы, но глубоко интимным удовольствием, и от него меня наполнило нежное влечение к ней. Я почти знала, что ей тоже уже хватило развлечения и что сейчас она не только захочет открепить меня от стены, чтобы овладеть мной целиком, но и будет не против дать мне делать с ней то же самое. — Давай заниматься любовью, пожалуйста. Было достаточно одной просьбы — она, как будто только и ждала этих слов, потянулась к узлу между стенкой и моей рукой. Не разматывая лент, она лишь расслабила их, чтобы я смогла освободиться. Кисти затекли и замёрзли, так что я бы даже не смогла до конца почувствовать ими её плечи, поэтому я прижалась к ней вплотную и сжала локти, прислоняя предплечья и ладони к её спине. Хотя грудь саднила и прикосновения слабо различались, я всё же чувствовала, насколько гладкая и тёплая её кожа. Она тоже прижала меня к себе и потёрлась виском о мой. Так мы простояли секунды в объятии в тишине под собственное глубокое дыхание, чтобы в один момент обеим вспыхнуть и начать вбирать тела друг друга. Нам хватило поцелуев в губы, поэтому, только добравшись до кровати, мы попеременно стали прикладываться губами сначала к ключицам, потом — к рукам и рёбрам. Казалось, что я не могу прислонить ладонь к её коже так, чтобы прочувствовать её полностью. Иметь возможность касаться её и знать, что сейчас мои движения доставляют ей больше удовольствия, чем мои слёзы, мои мучения и моя покорность, было радостно до горечи. Это было не как всегда: обычно в постели она давала мне приказы и внимательно наблюдала за тем, как я исполняю их, наслаждаясь моим смущением и страхом ошибки; но сейчас Кристина была занята лишь моим телом и прикосновениями, которые обычно не разрешала дарить ей. Мы не могли напиться собственными ощущениями, но и не могли отнять рук друг от друга. Она заботливо ласкала места ударов руками и снимала жжение, проводя по коже языком, после чего я тоже опускалась к её груди, целовала и тёрлась об неё щекой. Наши ноги иногда переплетались, и, чувствуя чужие бёдра, мы возбуждались ещё больше. Когда первый порыв прошёл, мы остановились и, тяжело дыша, встретились глазами. Конечно, она вновь улыбалась, но в этой улыбке было больше веселья и разгорячённости, чем привычного скрытого садистского удовольствия. Медленно мы переползли поближе к подушкам и легли вдоль кровати лицом друг к другу. Я положила руку на её талию, а Кристина погладила меня по щеке и приблизилась. В то время как мы целовались, наши руки двигались дальше вдоль тел, пока мы не коснулись друг друга между ног пальцами. Я придвинулась ближе, заводя другую руку локтем назад и укладываясь грудью на свою ладонь. Она погрузила в меня кончики среднего и указательного пальцев так, чтобы коснуться клитора верхней подушечкой ладони; даже небольшое её движение ощутимо дёргало меня за невидимые ниточки где-то внутри. Я провела по половым губам снизу вверх, потёрла клитор внутренней поверхностью согнутых пальцев и надавила на него. От этого дыхание Кристины прервалось резким скачком, и она улыбнулась, медленно выдыхая. Последовало её более долгое и сильное движение, она уже вошла в меня пальцами до конца, я сделала то же самое. Мы снова начали поцелуй, но скоро прервали его, так как обеим стало не хватать воздуха. Сначала глубоко и нежно, потом небрежнее и быстрее, мы непроизвольно двигались одновременно в одном ритме, постепенно отпуская себя и издавая звуки всё громче и громче. Сразу после того как я, перекрывая её, в последний раз простонала в полный голос и почти навалилась на неё, мне стало не по себе от собственной несдержанности. Однако Кристина, тоже до этого резко припавшая ко мне и до сих пор тихо стонавшая, не обратила на это внимания. И всё же сразу стало понятно, что вместе с накатившей до этого страстью закончилось и временное равноправие в постели. После нескольких лёгких ласк и поцелуев она подтвердила это, как только с неё сошла истома, перекинув через меня колено и оказавшись сверху. Я спустилась на подушке и положила голову практически горизонтально, так что передо мной оказался потолок и её фигура, возвышавшаяся на разведённых коленях над моими ногами. Я положила руки по бокам от себя и непроизвольно сжала их в кулаки. До неё было не достать, поэтому я вряд ли стала бы сейчас что-то ими делать. Кристина наклонилась и опёрлась на одну руку, а второй вошла в меня так же двумя пальцами и медленно стала переворачивать ладонь. Как только её рука повернулась боком и ей стало неудобно, она повторила движение в обратном направлении, при этом то погружая пальцы глубже, то немного вынимая их. Так, медленно и плотно она двигалась, не доставляя предельного удовольствия, но и не давая отрешиться от ощущений, наблюдая, как я нетерпеливо облизываю губы и перевожу взгляд с её лица на руку и отвожу его в потолок. Неожиданно она с давлением провела по клитору большим пальцем, отчего я едва не вскрикнула, но успела перейти на шёпот. Потом, улыбнувшись, вынула руку и поднесла её к моему лицу. Я несколько раз лизнула её пальцы с разных сторон, потом прошлась по ним губами. Кристина поставила руки по бокам от меня, шагнула на коленях назад и легла, оказавшись со мной на одном уровне. Хотя она и опиралась на локти и колени, некоторая часть её веса опустилась на меня, и дышать стало тяжелее. Она не поцеловала, лишь несильно прикусила и оттянула мою нижнюю губу и несколько раз коснулась лица губами. — Хорошая девочка, — от её шёпота по телу разлилось сильное желание почувствовать прикосновение её рук. Она поднялась, встала с кровати, и её обнажённое тело мелькнуло передо мной в последний раз, прежде чем она выключила свет. Мы укрылись одеялом, и она стала гладить меня по голове, запуская пальцы в волосы. Только теперь я заметила, что стук дождя за окном так и не прекращался. — Ты мной довольна? — Да, — в её голосе снова читалась улыбка.