Щупальца

      Это был особенный вечер. Питер безумно ждал его, жаждал, как заблудший странник холодной воды в жаркой пустыне. Научные работы профессора, чья лекция была назначена сегодня на восемь вечера, действительно были чем-то вроде того самого желанного глотка, который Питер хотел испить до последней капли. Придумывая одно прорывное изобретение за другим, этот человек был чем-то вроде бога для молодняка, рискнувшего посвятить свою жизнь изучению ядерной физики, и даже агрессивные зубры науки со своими злыми завистливыми языками отступали и замолкали, когда Отто Октавиус вставал за трибуну, окидывая аудиторию своим проницательным и пылающим взглядом.       Право, в это мгновенье, весь лекционный зал вдруг превращался в… театральный, точно звезда невиданной величины проводит творческий вечер. И студенты. Толпы студентов, теснящих друг друга за партами, на ступенях, у стен, у входных дверей. Не каждый преподаватель смог бы похвастаться таким аншлагом на своих лекциях и преданным горящим взглядом молодежи, которая сейчас, затаив дыхание, жадно смотрела, как Октавиус, устало облокотившись о трибуну, лениво листает заметки в толстой исписанной тетради.       Питер успел влететь в зал за минуту до начала, буквально выбив троих человек на ряды сидящих за партами. Под гневное рычание однокурсников он начал нелегкий путь в самый низ, к стоящим. Ноги не держали его совершенно: весь день он гнался за угонщиками машины местного адвоката, попутно сорвав ограбление банка и два разбойничьих нападения. Обыденный день, что тут сказать. Под губой была только что засохшая кровавая ссадина, под левым глазом — небольшой синяк. В общем и целом, Паркер выглядел помятым и измученным. Но безумно довольным. С особым садизмом расталкивая людей в разные стороны и осыпая их формальными извинениями, Питер дорвался аж до самой последней ступеньки, где находились по большей степени профессора и преподаватели.       — Неужели, — усмехнулся за спиной Питера до боли знакомый голос. — Да вы никак вовремя, Паркер? А что за ссадины на лице? Дрались с очередью на входе в университет? — профессор изогнул бровь. — Оказывается, сила Отто настолько велика, что способна притянуть из самых недр Нью-Йорка даже такого ленивого и непунктуального студента, как вы. Я расскажу ему об этом после лекции, Отто посмеется.       — Профессор Коннорс, боюсь, я расщеплюсь на молекулы от стыда, если вы это сделаете, — неловко попробовал отшутиться Питер.       — Если вы расщепитесь, Паркер, то мне придется искать профессору Октавиусу нового ассистента для практики на проекте, — хмыкнул Коннорс, поправляя лоскут пиджака единственной рукой. — Вы, конечно, не единственный талантливый второкурсник здесь, но будет обидно.       — Ч-то?.. — Питер нервно сглотнул, а на дно живота что-то упало. Он и… Октавиус? Это сон? Хах, определенно сон, неудачная шутка. — Профессор, я…       — Тш-ш. Зайдешь потом ко мне в кабинет, — быстро бросил Коннорс и повернулся к трибуне. — Доктор начинает.       Питер моментально проглотил остаток предложения, замолкнув, а внутри него все вспыхнуло, точно кто-то поджег зажигалкой кончики его нервов. Жар медленно перетек в румянец. Он устремил глаза на трибуну, за которой стоял тучный высокий мужчина в лиловом свитере и черных просторных штанах. Профессор явно несильно беспокоился, в каком облике предстанет перед публикой, поэтому создавалось ощущение, что он заглянул в университет по дороге за покупкой молока. Каштановые пряди густых волнистых волос то и дело падали ему на лоб, а он то и дело легким движением смахивал их, поправляя темные очки на своем орлином носу. Питер смотрел записи выступлений Октавиуса, но он и подумать не мог, что впервые услышав голос доктора вживую, он окаменеет и загипнотизируется буквально на все два часа лекции.       Бархатным чарующим баритоном профессор начал рассказывать, что в скором времени человек сможет возвыситься над Вселенной и, смеясь, выдергивать звезды из космического неба, точно канцелярские кнопки из бумаги; он научится искажать пространство и время, разорвет привычное понимание жизни как таковой и станет невосприимчив ко всем болезням, что только посмеет создать природа или даже человек. Октавиус говорил с азартом и страстью, подкрепляя все это инновационными технологиями, которые он разрабатывал или планирует разрабатывать в ближайшее время. Интеллект — привилегия, которая призвана сделать этот мир лучше, и кто как не все здесь присутствующие способны раздвинуть горизонты возможностей науки. В зале воцарилась чарующая атмосфера, где каждый находил в речи Октавиуса что-то для себя: студенты вдохновлялись каждым словом, их глаза загорались пламенем безумных научных идей, надежд и мечт, в то время как преподаватели и профессора тихо восхищались разработками доктора. Когда выступление было завершено, зал заполнился аплодисментами.       Питер выслушал всю лекцию на одном дыхании, даже усталость в ногах куда-то делась. Он чувствовал себя вдохновленным, готовым к новым свершениям. Безумно хотелось ворваться к себе домой, к рабочему столу и собрать что-нибудь. Настроение было на высоте. Он буквально летел по лестнице, поднимаясь к сто пятнадцатому кабинету. В голове кипел бульон из эмоций и мыслей. Сердце было готово выскочить из груди от одного осознания, что сейчас он лично познакомится с доктором Октавиусом.       Нужно было показать себя с самой лучшей стороны, не сказать ничего лишнего. «Добрый вечер, доктор Октавиус! Я ваш большой фанат! Я писал о вас курсовую!», — точно мантру повторял про себя Питер, летя по коридору между огромными гудящими толпами расходящихся студентов.       — Доктор, а вот и он, — улыбнулся Коннорс, когда Паркер открыл дверь кабинета. — Умный, но очень ленивый.       — Умный, но ленивый? — Питер замер на пороге, ощутив, как в него впился пронизывающий насквозь взгляд из-под очков. Октавиус сидел в кресле напротив Коннорса, закуривая сигару и выпуская из ноздрей струи едкого серого дыма.       — Я… — замялся Питер, чувствуя, как что-то скручивается в животе. Перед ним был его кумир, с которым он и не мечтал так близко познакомиться, и столь строгий холодный взгляд выбил юношу из колеи. — Я работаю над этим, д-доктор… То есть, добрый вечер, это была замечательная лекция! Я… — Питер зажмурился, пытаясь унять нервы. Точно робот, он сделал два шага вперед, закрыл дверь и сделал глубокий вдох. — Добрый вечер, доктор Октавиус! Я ваш большой куми… то есть фанат. Я писал о вас курсовую на первом курсе и считаю, что ваши изобретения полностью изменят мир.       Октавиус сощурил глаза, отложил на стол книгу и облокотился о спинку кресла, скрывая свои хищные глаза под линзами темных очков.       — Оскорп или Старк? — вдруг медленно, делая акцент на каждом слове, спросил Октавиус.       Питер заморгал:       — Куда возьмут…       Коннорс улыбнулся, а Октавиус громко фыркнул, скривив губы:       — Умных и ленивых не берут никуда, молодой человек. Труд — неотъемлемый элемент успеха. На одном таланте долго выезжать не получится. Такие люди ничего не добиваются в жизни и остаются за бортом, переходя из касты «подающих надежд» в касту «не оправдавших надежд». Надеюсь, вы осознаете это, мистер Паркер? Осознаете, что можете полностью провалиться и не достигнуть ничего стоящего, оставив ржаветь свой блестящий ум на офисной свалке всех этих неудачников, что изначально не имели никакой цели в жизни? Вы — неудачник, мистер Паркер? — отрезал Октавиус.       Питер открыл рот. В кабинете моментально воцарилась тишина. Хоть темные, как сама ночь, глаза Октавиуса были скрыты за линзами, юноша все еще ощущал, как они буквально линчевали его взглядом. Настроение Питера испарилось моментально, точно кто-то задул спичку. Стало плохо, противно, неприятно. К горлу даже подошла тошнота.       — Не обращай внимания, Питер, — вдруг мягко улыбнулся Коннорс, отхлебнув кофе из чашки. — Доктору сегодня утром кто-то колесо проткнул на стоянке, и он весь день на общественном транспорте.       — Курт! — вдруг совершенно беззлобно и весело воскликнул Октавиус, складывая на груди руки, точно обиженный ребенок. На губах его заиграла еле сдерживаемая улыбка. — Ты портишь абсолютно все! — Октавиус снял очки, и бросил на Питера наигранно виноватый взгляд. — Надеюсь, вы не обижаетесь, мистер Паркер, я в прошлом преподавал и обожал пугать студентов.       — Пугать? — Коннорс изогнул бровь, оборачиваясь к другу. — Гамертон ходил на пересдачи к тебе шесть раз.       — Я допустил его до диплома? Допустил, — Октавиус поднял руки, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — И я все равно чувствую вину, что позволил человеку с огромной дырой в голове получить документ об образовании в ядерной физике. Но если у вас тоже есть такая дыра, мистер Паркер…       — Отто!       — Все-все, — Октавиус таки разразился веселым смехом, обнажив на удивление белые зубы.       Все это время Питер стоял как вкопанный, пытаясь вернуть себе способность мыслить и говорить. От смеха Октавиуса по всему телу вдруг разлилось тепло, и напряженные мышцы расслабились. Питер выдохнул и неловко улыбнулся.       — Что ж, оставим шутки. Питер, присядь, — Коннорс стал серьезным и жестом пригласил студента на диван. Питер медленно прошел сквозь завесу дыма и послушно сел рядом с Октавиусом, продолжая не мигая смотреть на доктора. — Мистер Октавиус согласился принять тебя на практику в этом семестре. Будешь помогать ему с новой работой.       — Это не просто работа, — хмыкнул Октавиус, выпуская изо рта огромное красивое кольцо дыма. — Это почти что дело моей жизни. Раз молодой человек писал обо мне курсовую, то он в курсе, о чем я.       — Гармонические атомные колебания ответной вибрации, — встрепенулся Питер, устремив свой вспыхнувший взгляд на доктора. Сердце бешено заколотилось. О да, он изучил все от корки до корки, постоянно следил за промежуточными результатами этой по истине грандиозной работы. — Гармоническое усиление…       — Дальше… — шепотом довольно выдохнул Октавиус, поймав его вожделенный взгляд на себе.       — Возрастание выделения энергии по экспоненте. Огромное количество энергии… Как вечное солнце, постоянно снабжающее энергией весь мир…       — Вы уже нравитесь мне, Паркер, — заключил Октавиус. Питер почувствовал румянец на щеках. — Ровно через неделю я жду вас у себя в семь утра. Не беспокойтесь, я не кусаюсь. Только если вы не будете опаздывать. Будем воспитывать в вас пунктуальность и трудолюбие, молодой человек.       Питер вымученно улыбнулся, понимая, что ему конец.