На Бракке и не только

Кэл проснулся на жёстком полу старого транспортника. В голове стоял какой-то странный туман, мысли тянулись, как просроченный йогурт, в глазах всё двоилось и плыло. Он с трудом поднялся на подгибающиеся ноги, по стеночке подполз к выходу. Тут ноги отказались служить, голову обнесло, и он вывалился из люка на каменистую почву, зашипев от боли. Попытался отдышаться. Сердце бухало в висках, в ушах шумело, сильно мутило, и самое страшное, он никак не мог сообразить кто он и где находится? Очнулся от сильного жара солнца, сиявшего на тёмно-синем небе. Перекатился, встал на четвереньки, переглотил рвотный позыв. И вспомнил. Он Кэл Кестис, падаван, уже долго бродит по поясу свалок Бракки, пережидая время, стараясь найти поселение рабочих подальше от места крушения. Видимо он отравился. Может плохой водой, может надышался чего ядовитого. «Как бы не загнуться совсем», – промелькнуло в голове. И какая-то странная горечь поднялась из глубин сознания, будто он втайне стремился умереть, но никак не получалось. Но удивляться времени не было, к нему подкрадывалась гигантская крыса, плотоядно скаля иголки зубов, а поодаль маячили ещё несколько хищных силуэтов. Он нащупал под одеждой меч. Но руки дрожали, и слабость была такая, что рукоять показалась неподъёмно-тяжёлой. «Этак я себя быстрее покромсаю, чем кого то другого...» – О, Сила! Сейчас меня крысы сожрут... Меня, без пяти минут джедая, ученика Мастера Тапала, ну как это возможно? И Кэл, изумившись себе, как это он раньше не додумался, потянулся к Силе. Крыса встала, как вкопанная, сдавленно пискнула, и бодро потрусила прочь. Кэл перевёл дух. Так легко стало на душе, что даже слабость поуменьшилась. Снова нырнув в Силу, он обнаружил неподалёку характерные для разумных существ возмущения. Но по-прежнему сильно мутило, и ноги отказывались слушаться, и скоро беспамятство накрыло его чёрным одеялом. Ночной холод отогнал сон, и Кэл, преодолевая слабость, сначала почти ползком, потом пошатываясь и перебираясь от опоры к опоре, помогая себе подобранным куском пластостальной трубы, побрёл в сторону поселения. К рассвету добрался до странной деревни, состоявшей из кое-как собранных навесов, приспособленных под жилища кусков транспортов. Почти в самом начале поселения стояло большое, мм... здание? Так же собранное из чего попало, но украшенное большой и ровно написанной на двух языках вывеской. Кэл прочитал на общегалактическом: «Управление Судоразборочной Верфи № 3». Рассвет только занимался, но посёлочек уже просыпался. Над домиками курились дымки, ветерок принёс сладкий запах свежей выпечки. Тошнота прошла и у Кэла заурчало в животе. Он совершенно не представлял, что делать. В голове по-прежнему стоял туман, сердце тяжело стучало. «Какая странная слабость, – промелькнуло в голове, – как будто неделю в постели провалялся… Сила, помоги мне», – позвал он беззвучно. Устало уселся, привалившись к стене Управления Судоразборочной Верфи. Он не боялся, что в нём опознают беглого падавана. Смутно осознавал, что прошло много времени с момента катастрофы, и одежда на нём была совершенно другая: «и где я её взял?» Но воспоминания были какими-то плоскими и неопределёнными, будто и не с ним всё происходило, а было подсмотрено в голофильме. Да и сейчас казалось, что он просто зритель. Дежавю мучало со страшной силой. На улице стали появляться люди. Один низенький и почти квадратный гуманоид с четырьмя руками подошёл к Кэлу и сердито пробурчал: –Эй, синявка! Чего тут развалился? Дуй в свою халупу, бездельник! – Я не синявка. – произнёс Кэл и не узнал свой голос, таким сиплым и срывающимся он был, – Я заблудился на свалке, и отравился, плохо соображаю... – Знаю я вас, синявок! – гневно выпалил четырёхрукий, – Такой маленький, а уже такой испорченный! Сначала накачаетесь солью до зелёных соплей, а потом строите из себя целочек! Вали отсюда, мне плевать кто ты и что ты, если хочешь жрать, дуй на второй участок к Зефу, у него вчера три таких же психонавта гробанулись! Постарше, правда, но тоже без мозгов! И чтобы я духу твоего здесь не видел через секунду! – А где это, второй участок? – спросил Кэл, поднимаясь на ноги. – Ох, да сожри тебя крысы, тунеядец, ты что издеваешься?! – коротышка гневно уставился на Кэла снизу-вверх своими круглыми кошачьими глазищами. Все четыре руки сжались в кулаки, и один полетел в лицо Кэлу. Рефлексы сработали безупречно, несмотря на плачевное состояние падавана, и кулак свистнул в пустоте. Кэл выставил вперёд раскрытые ладони: – Постойте, постойте, уважаемый, да я не вру, и я не тунеядец, я хочу работать, но не знаю, куда пойти, правда, не знаю, – просипел Кэл. Кошачьи глаза мигнули, и коротышка буркнул: – Поверю тебе, хоть и зря. Короче, видишь вон там халупа с жёлтой крышей? Это второй участок. Главный там Зеф Бранниган, здоровенный тип. Он злой с утра бывает, но это твои проблемы. Хочешь жрать, вали к нему, и смотри у меня! Если что стащишь, или кого обидишь, лично придушу! Или я не правая рука главы Клана, сам Улаб Алека! – произнеся эту напыщенную речь, коротышка принялся ковырять ключом в замке. «Да ты целых две правых руки, – подумал Кэл, начиная свой путь к блестящей карьере разборщика Третьей Верфи Бракки, дверной замо́к только у вас допотопный, я такие только на уроках древней истории видел. И у себя дома...» Кэлу стало грустно. Но одновременно спокойнее как-то. Сила с ним, и надо сосредоточиться на главном: окрепнуть, разобраться в происходящем и придумать план дальнейших действий.

*      *      *

Здесь, на головокружительной высоте ветер яростно вгрызался во всё чуть мягче дюрастали. Кэл сидел на платформе и болтал ногами над пропастью. Внизу, в голубой дымке, слепыми дирижаблями скользили щупальца Ибдис, вдали мягко сияла вода. Нереально – огромные, сюрреалистические глыбы мёртвых крейсеров и транспортников грели бока под выглянувшим из-за туч солнышком. Летние ливни на Бракке были внезапными и скоротечными. Через пару минут солнце и ветер высушат металл, и Кэл отправится устанавливать анкеры для плазморезов. А пока он пережидал нелюбимые минуты покоя между своей рутиной – смертельно опасной акробатикой в недрах и на поверхностях космических судов, не желавших умирать в одиночку. Корабли стонали под ветром, в обнажённых внутренностях выла «Призрачная команда» – так говорили о сотнях душ, погубленных стальными чудовищами, обречёнными, но не сдавшимися. Кэлу пока сказочно везло, как считали коллеги. – Рисковый ты парень! Вот потому и везёт, что смерти не боишься. – со смесью осуждения и восхищения часто говаривал Прауф. И добавлял, – В рубашке родился, не пойму, где ты так научился лазать? – Я с детства... – отвечал Кэл, и почти не врал. Он с детства учился бегать, прыгать, делать сальто в воздухе, держать равновесие. И при этом крутить мечом так, чтобы не лишить себя конечностей. А здесь и мечом крутить не надо, так что страховка – не помощь, а лишний фактор риска. Но бегать по мокрому металлу всё же самоубийство, поэтому Кэл и бездельничал, болтая ногами и привычно отгоняя мысли о... Он не любил ничего не делать, и с трудоголиком Прауфом они отлично сработались. Кэл вспомнил, как почти два года назад он получил свою первую работу далеко отсюда, на Свалке. Там они с синекожим парнишкой постарше его, работали подручными распиловщиков по типу: «Принеси-подай-отвали-не мешай». Солнышко тогда пекло, как и сейчас, и он тоже сидел, болтая ногами, на крыше их общего с Кафкой домика. На работу его не допустили из-за ожога на правой руке, полученного, когда разборщик, которому Кэл помогал, таская баллон с газом, наступил на проржавевший лист настила и провалился одной ногой. Падая, рабочий мазнул по подручному включенным плазморезом, и если бы Кэл был обычным парнем, его рост уменьшился бы на голову. А так, и резчика спас, и только рука пострадала. А Кафка тоже не пошёл. По причине злоупотребления солью накануне. К тому времени Кэл отработал прежние долги за еду и снарягу, обзавёлся документом и головизором. И даже сбережения кое-какие появились. Их приходилось тщательно прятать от напарника, но это было меньшее зло. Бо́льшим злом была тоска, поселившаяся в душе. Дни шли за днями, Империя победоносно шествовала по Галактике, и джедаев искали и травили как диких зверей. Редкая неделя обходилась без новостей о подвигах Империи по искоренению Джедайской Заразы. Тогда он и обнаружил в душе́ какой-то замурованный намертво фрагмент, к которому и приближаться не хотелось. Не понятно было, как он умудрился протаскаться по свалке три месяца, и почти ничего не помнить после первой ночёвки в кабине. Попытки медитировать заканчивались холодным потом и ощущением подкрадывающегося безумия. И ещё было страшно пользоваться Силой. Почему-то казалось, что как только он направит через себя достаточно сильный поток, произойдёт катастрофа. Это было непонятно. Это пугало и выматывало, но Кэл утешал себя, что сейчас надо решить вопрос выживания, а остальное потом. От горестных раздумий его отвлек крик Кафки: – Эй, Принц, слазь, у меня новость на миллион кредиток! Кэл сморщил веснушчатый нос. Ему не нравилось это прозвище. Но в среде рабочих, он и правда, при всём старании, не мог полностью скрыть своё отличие. Тогда он на ходу придумал убедительную легенду про то, что удрал из столицы, когда богатеньких родителей накрыли конкуренты. И всю жизнь очень любил читать книжки и смотреть мюзиклы. Поэтому так странно говорит и думает. Так что ему удалось сойти пусть и за ненормального, но не опасного типа. – Ты чего там, помер? – снова окликнул напарник. Кэл спустился, и вошёл в пахнущую ржавчиной и носками комнатку. Узкое синее лицо Кафки расплылось в улыбке, он тыкал пальцем в головизор и захлёбываясь восторгом, вещал: – Вот, сейчас объявление передали, слышь, в гильдию монтажников набор объявили, сбор желающих на второй площадке, это, значит, послезавтра! Говорят, к нам целых три транспорта повстанцев гонят, новые люди нужны! Кафка мечтал стать монтажником, им хорошо, по меркам Свалки, платили. Почти элитный клан, в отличие от простых работяг. Кэл не разделял энтузиазма товарища, стараясь быть незаметнее. Но, взял отгул и утром четвертого дня отправился вместе с сияющим, как плазморез, Кафкой, к станции монорельса. Конечно их взяли, и возраст не стал помехой. На Бракке вообще не мелочились, можешь работать – работай, не важно ребёнок ты, старик, или беременная женщина. Экзамен оказался лёгким для обоих. Синий парень все детство провёл, лазая по остовам судов, а у Кэла за плечами были годы, проведённые в Храме. Пришлось сниматься с места и переезжать на Восьмую верфь, на побережье. Стоя в вагоне монорельса, Кэл немного нервничал, жить придётся в городе, а там патрули и много народа. Но весёлая синяя физиономия напарника (и может, друга?) отгоняла плохие мысли. И правда, всё было не так плохо. Сначала всех отправили в общагу, а с утра к Управлению. Там, в большом холле, поздравили с повышением, сообщили, что им оказана великая честь потрудиться на благо Империи, и что за нарушения трудового договора предусмотрено суровое наказание. Получите инструкции у бригадиров-дроидов, и прочая, и прочая. Так Кэл познакомился с Прауфом, поступив к тому в качестве мальчика на побегушках. Ветер высушил палубы и балки, и время раздумий прошло. Кэл глянул на часы, надел перчатку и полез в распахнутые недра звездолёта. Через три часа все анкеры были расставлены, ноги гудели, руки дрожали и ныл ушибленный локоть. Но зато у него оставался целый час свободного времени. Он потратил его пряча собранные по дороге ценные детальки, чтобы позже вынести их знакомой и проходимой только для Кэла дорогой. Которая вела в обход КПП, и давала им с Прауфом изрядную долю дохода. Тэпперс, скупщик и финансовый агент в одном лице, должен был приехать к концу недели. Таверна встретила обычным шумом. Кэл взял еду и себе и Прауфу, который задержался с отчётом в Управлении. В целом жизнь была не плоха. Платили нормально, контрабанда приносила ещё больше, старина Прауф относился к Кэлу почти как к сыну. Собственные дети абенедонца уже выросли и не нуждались в папе, жена умерла, и всё, что у него оставалось, это работа. Кэл же окончательно вырос, обзавёлся новыми шрамами, татуировкой инженера–монтажника, глубоким знанием звездолётного устройства (отчасти благодаря Прауфу), приятелями – монтажниками, счётом в банке на Нар-Шаддаа, и вселенской тоской. Медитировать так и не получалось, связь с Силой слабела, мозг тупел. Так хотелось покончить с этими затянувшимися прятками, но... Как это сделать, Кэл не представлял. Он обвёл глазами таверну, всё было как всегда. Массивная фигура Прауфа вынырнула из толпы, стул застонал под немалым весом, и абенедонец жадно принялся за еду. Кэлу есть не очень хотелось. Нос под пластырем чесался, и Кэл морщился. «Ещё пара лет, и на мне вообще живого места не останется, – думал он, – то трос прорежет кожу, то коллеги по неосторожности обожгут, то, переоценив свои способности, шмякнусь с большой высоты». Отвернувшись от патруля штурмовиков, Кэл вздохнул, и честно расправился со своим излюбленным ужином из мяса с овощами, завёрнутыми в пресную лепёшку. А затем отправился вместе с напарником к станции. Завтра будет новый день, и может, не будет дождя.

*      *      *

Похлопывание по спине отвлекло его от вырезания неповреждённого датчика в месте установки анкера. Ну ладно, на пару сантиметров левее места установки анкера, не важно же? Кэл повернулся к напарнику и сдвинул наушник. Прауф заговорил, косясь на переминавшегося с ноги на ногу андроида-бригадира: – Эй, не хочу тебя прерывать, Кэл, но нас ждёт Босс... А потом эти долбаные канаты не выдерживают, потому что обдолбанные управляющие разрешают эту долбанутую резку раньше времени. И похолодев от ужаса и ошалев от боли в ногах, попавших в петлю троса он отчаянно выплёскивает в реальность беззвучный крик «Замри!» Стазис размывает контуры грузной фигуры абенедонца, и кстати подоспевшая платформа ловит обоих, как в фантастическом фильме. Но Кэлу нехорошо. Предчувствие большой беды застревает комом в горле. Надо бежать, решает он. Хотя сам не понимает отчего бежать, и зачем? Вагон качается, и Кэл задрёмывает, привалившись к тёплому боку Прауфа.