лёгкая эротика

Любое утро художественного университета в этом сентябре скучным не было, потому что по этажам скакал бодрый второкурсник Яша, пристающий ко всем от техничек до первокурсников, с одной единственной просьбой — выступить ему в качестве модели. — Маша, ну я уже всех девушек с первого и второго курса обошёл, никто не соглашается, ну пожалуйста, Машенька… Я для тебя всё сделаю! — Всё? Тогда отстань от меня, Цвиркунов, и больше не подходи. Я что, на порноактрису тебе похожа? Иди девушку себе заведи уже! Вон возле окна блондиночка сидит задом, — Нефёдова разворачивается, задевая бедро Яши сумкой и с прямой спиной стучит каблучками по кафелю, растворяясь в спешащей на пары толпе. Сказать что он расстроен, это не сказать ничего — он и без того стеснительный парень, а когда Михаил Юрьевич вдруг в первый день учёбы задал такой масштабный проект, Яша был готов забирать документы. Сразу было понятно, что он не сможет выполнить поставленную задачу, ведь со слов самого преподавателя необходимо было: «Нарисовать человека с натуры, но не просто! А такая… лёгкая эротика, знаете. Всё, что ниже пояса должно быть прекрыто, и грудь у девушек тоже!» Дальше Михаил Юрьевич показывал примеры, уточнял размеры холста, материалы и сроки, а Цвиркунов, где-то под собственным стулом молил Бога о том, чтобы его раньше времени не отчислили отсюда и не выперли пинком под зад. Было понятно абсолютно всё, кроме того, где же ему найти модель на всё это — ботаник, учащийся в художественном университете со стипендией в три тысячи рублей никогда не был особо популярным в кругу девушек, и просить знакомых явно было бы безуспешно. По совету Маши, посчитавшей себя выше чем выступать у него в роли модели, Яков неуверенной походкой еле-еле шагает к «блондинке» с каре. Она явно всю перемену меж парами зависает в социальных сетях, отвечая на «заваленный сообщениями директ, потому что конечно же такой красотке пишут и пишут мужчины и зависливые стервы». Оказавшись в полуметрах от лица этой самой блондинки, на него смотрела совсем не симпатичная девушка, а его старый школьный знакомый Шура Балунов, по кличке «Балу» — вот так незадача. — Опа, Яшка, а ты то тут какими судьбами? — Да вот… Учусь тут, уже второй курс, — чуть горделиво отвечает он, поправляя красный галстук на черной рубашке. — Да я тоже, прикинь, еле по балам проскочил! Да мне тут и некуда больше особо было, так что пофиг, буду балду пинать, гляди и не выгонят, да? — Саша стукает его по спине, заливаясь звонким смехом. Цвиркунову совершенно не смешно, ибо вопрос с моделью для работы остался нерешённым, и девушки уже тоже закончились — пора было переходить к парням.  — Саш, — Балунов переводит глаза на собеседника, отрываясь от экрана разбитого смартфона, — Саша, — Яша кажется сейчас спрыгнет из окна третьего этажа, благо он на нём и стоит, но не продолжит разговор. С характером Балунова, ему точно вмажут в морду — но стоит же с чего-то начать, — Мне очень надо чтобы ты выступил у меня в роли модели для работы в университет, ну, не всмысле мне прям именно ты нужен, ну кто-нибудь красивый. А ты такой прям красивый, ну, не всмысле я бы с тобой замутил и все такое, ну ты просто ничего вроде, и да… Короче мне очень надо, Саш, пожалуйста. — Никаких проблем, — отвечает блондин спустя мгновение, — Тебе с натуры надо что-ли? А какие условия? — Лёгкая эротика, — стыдливо отвечает Цвиркунов, будто это он являясь таким извращенцем придумал такое правило для проекта, — Ну там типо рукой или тканью какой-нибудь надо ниже пояса прикрыться, — по спине проходится холодок, — Ладно, забудь. — Яш, да никаких проблем, мне все равно делать нечего, — снова вглядываясь в экран телефона произносит медленно Балу, протягивая жвачку, только что взятую из кармана поношенных джинс, — Будешь? Мятная. Со мной целоваться круто, — улыбается на один бок, — Я тебе где-нибудь напишу потом, ладно? Да, и если что, то встретимся, назначишь удобное время, место и всё такое. — Да-да, конечно, — кудрявый вскакивает с места, готовый расцеловать Сашу в абсолютно любое место его тела, — И спасибо большое! — его уносит с места разговора без прощания, а внутри почти распирает от счастья — модель найдена! Какое чудо, теперь можно спокойно спать по ночам.

***

Через неделю на Сашин телефон приходит сообщение от неизвестного номера с примерно таким содержанием: +7923******* Завтра в 105 аудитории в 6 вечера. Я договорился, мы одни будем. Надеюсь ты придёшь. Ещё раз спасибо. Балунов вздыхает — не придти будет неудобно, но и лежать несколько часов в полуголом виде перед другом тоже не хочется. А чем он думал, когда соглашался на это? Придётся идти.

ME Ок. Я буду

***

— Привет, проходи пожалуйста, располагайся там и всё такое, — они с Яшей так и не виделись с прошлой недели, даже в коридорах кажется не пересекались. Вот, теперь перед Сашей стоит с иголочки разодетый Цвиркунов и нервно грызёт один из простых карандашей, приготовленных для работы. Аудитория расчищена от парт, в сторону сдвинут и профессорский стол — посреди помещения софа, на которой по внешнему виду зачалось не менее половины сейчас учащихся здесь дураков и дурочек. Напротив же стоит мольберт с масляными красками, палитрой, кистями, клячкой и остальными вещами для писательства картины. — Надеюсь ты помнишь, какие там условия для работы, да? — кудрявый делает вид, что отвернувшись от раздевающегося Саши, он занят подбором нужной кисти, но смеющийся сбоку Балунов здорово сбивает его. — Никак не пойму чего ты отвернулся, тебе меня ещё наблюдать и наблюдать сегодня, — абсолютно голый Шура прошёл к диванчику, пытаясь как нибудь покрасивее на него него присесть. Софа в ответ скрипнула, издала ещё какой-то жалобный звук, и продолжила как небывало стоять дальше. Блондин крутил в руках полупрозрачную ткань, складывая длинный отрезок в два раза и больше «для вида» прикрывая им пах. Впрочем, условия для работы соблюдены, так что — можно творить! — Передвинь немного ногу влево, — подал голос Яша впервые за несколько минут, затем карндашом молча продолжив управлять положением чужих конечностей, — Ага, отлично… Ткань поправь. Съехала чуток… — засмущавшийся парень принялся делать едва заметными линиями карандашные наброски, периодически коротко отвечая на какие-то вопросы от модели, вроде «сколько времени?», «а можно попить?», «а покурить?» и ещё куча других. Ни попить, ни покурить у него не вышло, поэтому он продолжал неиного нервно улыбаться и спрашивать «долго там ещё?». На холсте Саша не получался такой же красивый, живой и светящийся, как в жизни. Это расстраивало художника, но он понимал, что изобразить этого человека более узнаваемо не удастся даже самому Михаилу Юрьевичу. Балунов был другим — даже молча и неподвижно сидя, он был способен разряжать обстановку вокруг, восстанавливать душевное равновесие Цвиркунова и подпитывать его жизненной энергией своей улыбкой. Он всегда был таким ярким, солнечным парнем — сколько Яша был с ним знаком. Они не были лучшими друзьями, но в школьные годы были в одной компании с ещё несколькими парнями и девчонками. А после выпускного все связи сами оборвались, компания распалась, да и каждый пошёл по своему жизненному пути. — Яш, она опять сползает, и вообще лежит как-то не очень, — используемая в качестве прикрытия причинного места тюль, всё не хотела спокойно лежать на своём месте, и предпринимала попытки сбежать каждый раз, как кто-нибудь из них отвлекался. — Давай я сам, — рука художника легко и непринужденно ложится на полупрозрачную ткань, едва ли закрывающую бедренную кость блондина, открывая её ещё больше и слегка подрагивая. Он художник, который видит во всем прекрасное, а особенно в человеческом теле, ненадолго зависает, а затем просто поправляет и снова уходит на свое место за мольбертом. — Слушай, она не так лежала. Не получается нормально теперь, — Яша вздыхает, и смотрит на Балунова, снова поправляющего ткань. На этот раз он делает это с психами, и это становится роковой ошибкой — тюль падает вниз, оставляя Сашу абсолютно нагим сидеть на диванчике посреди аудитории. Вот так лёгкая эротика… — О, боже, — шепчет Яша, зажмуривая глаза и краснея. Он старается спрятаться за холстом, желательно вообще стать незаметным — превратиться в хамелеона, например, и слиться с окружающей средой. Уши и щёки пылают в адском пламени, пока он видит перед собой голого Сашу даже с закрытыми глазами, картинка навсегда отпечаталась у него в закромах сознания. — Извини, — типо виновато подаёт голос Балунов, возвращая ткань на место. На самом деле он не чувствует ни капельки стыда или хотя бы смущения, зато чувствует острое желание того, чтобы ткань упала ещё разок, а Яша оказался поближе. Сам вернул ткань на место, своими изящными руками. У него каждый пальчик в грифеле и следах от акрила, как и на одежде. Он ими так тонко чувствует всю живую материю природы, что Саша дивится тому, что такой аккуратный Цвиркунов, со школьных лет водился с ним — раздолбаем, оставшимся в итоге на второй год. Впрочем, Саша и есть раздолбай, и у Яши никогда не было с ним настоящей дружбы. Зато было что-то большее, приятное и неизведанное, что они держали в тайне, а потом просто вычеркнули это из своей жизни. Сочли за подростковое баловство, и посчитали несерьёзностью. Яша быстро забыл всё, а вот Балунов не смог, может поэтому так быстро и согласился на помощь. — Боже, прости пожалуйста. Это наверное было отвратительной идеей, — Цвиркунов наконец отмирает, ещё какое-то время сидит на корточках с прикрытыми глазами, пока настолько острые ощущения стихают бурей внутри него, — Ты там того… прикрылся? — он открывает глаза, окидывая друга смущенным взглядом. — Ага, — сообщает Балунов очевидное, — Подай жвачку, пожалуйста. В брюках в заднем или в рюкзаке где-то. Надоело уже просто так сидеть. Художник молча направляется к столу, где блондин оставил свои вещи. Суёт руку в задний карман джинс, но кроме пропуска в универ и нескольких монеток ничего не находит, тогда приходится не без стыда лезть в чужую сумку, где оказывается зажигалка, паспорт, пачка сигарет и тёмно-жёлтый портсигар, внутри которого, как оказалось лежали средства контрацепции. Весьма необычный способ ношения резинок удивляет парня, он хочет что-то сказать, но вместо этого залезает в кармашек рюкзака и вытаскивает пластинку жвачки. Цвиркунов протягивает её Саше, направляясь к мольберту, и продолжает творить, всё заново прокручивая в голове произошедшее в аудитории.