Мари и Оливье

      К десяти часам вечера следующего дня Большой зал Лувра ярко озарился светом двухсот канделябров со свечами из белого воска. Их огонь, мерцая и переливаясь, заиграл в золоте роскошных гобеленов на стенах. Взмахнув смычками, скрипачи коснулись струн, зазвучала непринужденная музыка, и пространство стало заполняться приглашенными. Они блистали великолепием нарядов, сверкали обилием драгоценностей и расточали лучезарные улыбки.       В одиннадцать церемониймейстер объявил, что прибыла вдовствующая королева. Собравшиеся расступились, низко склонились и образовали живой коридор. Грациозно присев в глубоком реверансе, Мари проводила взглядом пышное платье из черного бархата, диссонировавшее с окружающей пестротой. Колыхаясь и шурша по паркету, оно проплыло по залу, и девушка на миг подняла глаза. Мария Медичи проследовала к помосту с установленными на нем двумя тронами под балдахином из голубого бархата расшитого золотыми лилиями, и важно опустилась в стоящее рядом кресло.       Выпрямиться Мари не успела: гул приветствий возвестил о появлении короля, который шествовал рука об руку со своей венценосной супругой в окружении свиты приближенных вельмож.       Нет, это совершенно невыносимо! Изучать узор на паркете, когда она должна быть в курсе всего, что происходит… Мари едва заметно приподняла голову и удовлетворенно констатировала, что сквозь ресницы открывается вполне сносный обзор на ассамблею, в первых рядах которой она стояла рядом со своим отцом.       Король и молодая королева заняли свои места на возвышении. Гости поднялись и расположились по периметру зала. Стоящий прямо за спиной Людовика высокий, худощавый мужчина лет сорока, приятной наружности, с мягкими манерами, в светлом колете с синим кантом и высоким воротником с богатым кружевом наклонился к королю и что-то тихо ему сказал.       Людовик сделал знак отцу Мари, одновременно с этим церемониймейстер громко произнес:       – Его светлость главный ловчий Франции, герцог де Роан-Монбазон граф де Рошфор! Мадемуазель де Роан-Монбазон!       При звуке ее имени сердце Мари затрепетало от волнения, но она моментально овладела собой. Герцог вышел на середину зала перед возвышением и церемонно поклонился королевской чете и королеве-матери. Дочь присела с чарующей улыбкой и, взмахнув ресницами, опустила глаза. При этом, несмотря на тяжелое платье, спина ее осталась исключительно прямой, движения – непринужденными, а в каждом жесте сквозила точно выверенная смесь изящества и почтения. Пока отец целовал руки обеим королевам, Мари в ожидании позволения подняться незаметно разглядывала сидевших перед нею царственных особ.       Последний раз Людовика она видела еще в детстве. Превратившийся в молодого мужчину король был миловиден, но впечатление портило замкнутое выражение лица с оттенком спеси, за которой читалась неуверенность в себе.       – Приветствуем вас, герцог! Мы счастливы видеть вас и вашу дочь! – Произнося эти слова, король хотел казаться приветливым, но выглядел скорее угрюмо. Похоже, праздник, едва начавшись, уже изрядно утомил его.       По знаку монарха Мари выпрямилась, ловко отбросив шлейф ударом ноги, и элегантно подхватила юбки. Полшага назад, шаг в сторону, новый реверанс перед Анной Австрийской и новый внимательный взгляд сквозь ресницы. Молодая королева была по-настоящему красива, а ее глаза совершенной формы и изумительного изумрудного оттенка светились неподдельной радостью человека, в жизни которого не слишком много развлечений. Мари подошла к Анне, склонилась к ее руке, поражавшей красотой очертаний, и ощутила, как внутри все сжалось от мгновенно возникшего сочувствия и симпатии.       Мари вновь отступила, сместилась и в третий раз присела, уже перед Марией Медичи, все так же смотря во все глаза сквозь полуопущенные ресницы и чувствуя, как глаза королевы-матери, слегка навыкате на уже основательно расплывшемся лице с двойным подбородком, в свою очередь принялись буравить ее взглядом.       – Ну, герцог, показывай свое сокровище! Хороша крестница, ох, хороша! Подойди ко мне, прелестница.       Мари приблизилась.       – Я слышала, тебя сватает де Люин? На твоем месте я бы как следует подумала. Он нынче в фаворе у моего сына, но благосклонность короля переменчива, – вполголоса вымолвила вдовствующая королева, целуя Мари в лоб.       – Благодарю вас, мадам, я непременно воспользуюсь вашим советом, – так же тихо ответила Мари: совет как нельзя лучше соответствовал ее собственным желаниям.       – Не нравится мне твой взгляд, плутовка, – уже громко продолжила Мария Медичи, – надеюсь, ты будешь благотворно влиять на мою дочь.       Мари лишь потупилась, старательно изобразив на лице самое невинное выражение и, поняв, что разговор окончен, не поворачиваясь, пятясь отошла и вернулась на свое место рядом с отцом.       Музыканты дали сигнал к началу бала, традиционно открывавшемуся бранлем. Король подал руку королеве и вывел ее на середину зала. За ними вереницей стали выстраиваться пары придворных. Мари увидела, как к ней подошел тот самый мужчина в светлом колете, которого она заметила ранее за спиной короля, и галантно поклонился.       – Мадемуазель, позвольте вам представить Шарля д’Альбера герцога де Люина, который просит вас подарить ему танец, – прокомментировал отец.       – Сударь, ваша дочь еще более прекрасна, чем я мог вообразить в своих мечтах!       В ответ Мари присела ровно настолько, насколько требовал этикет, ни больше ни меньше, лишь на миг взглянула де Люину в глаза, а затем одарила герцога обворожительной улыбкой и подала ему руку, которой он, склонившись, коснулся губами. Мари все так же из-под ресниц слегка скосила взгляд в сторону отца, отметив про себя, как он довольно хмыкнул.       Де Люин провел Мари к центру зала и стал вместе с ней следом за королем и королевой. В монастыре воспитанницам преподавали танцы, Мари их обожала и танцевала виртуозно. Поэтому сейчас она собиралась насладиться ими в полной мере. Все фигуры она исполняла не задумываясь, продолжая вести свои наблюдения. Почти сразу она уловила, что герцог робел перед ней, несмотря на то, что был значительно старше. Он смотрел на нее с нескрываемым благоговением и при этом жадно и с надеждой ловил каждый взгляд, каждый жест, каждую мимолетную улыбку.       Мари вспомнила мужа. В начале их знакомства, за неимением опыта, она не смогла разгадать в поведении Оливье чувства, которые тот к тому же тщательно скрывал. Теперь, оглядываясь назад, она лучше понимала все то, что раньше ускользнуло от ее внимания. И сравнивала с тем, как держался с ней де Люин, непроизвольно отмечая разницу. В Оливье наряду с почтением и восхищением присутствовала спокойная уверенность. Оливье не искал ее расположения, а просто делал все, чтобы доставить ей удовольствие, и это получалось у него естественно. Де Люин был скучен. Мари читала его как раскрытую книгу и понимала, что хозяйка ситуации здесь она. Такое положение вещей ее устраивало как нельзя более.       Первая серия па бранля завершилась, Людовик и Анна разошлись, обошли танцующих с двух сторон и вновь стали вместе уже в самом конце. Мари и герцог вышли вперед, а закончив свою серию, опять заняли место позади королевской четы. Теперь на первое место вышла третья пара.       В какой-то момент, когда де Люин оказался совсем близко от нее, в нос Мари ударила удушающая смесь жасмина и корицы духов герцога, от которой на нее вдруг накатила дурнота. Она стиснула зубы, изо всех сил стараясь не делать глубокий вдох, и при этом продолжила улыбаться, машинально повторяя серию несложных па: два шага влево, два шага вправо, хлопок, подскок, разворот…       Танец обещал быть долгим. И снова: два шага влево, два шага вправо, хлопок, подскок, разворот… «О Боги! Только бы не стошнило». Два шага влево, два шага вправо, хлопок, подскок, разворот… Наконец король и королева вновь оказались во главе колонны, танец завершился, а с ним и мучения Мари. После обмена реверансами герцог обеспокоенно посмотрел на свою партнершу, заметив ее бледность:       – Мадемуазель, здесь душно, простите меня, не согласитесь ли вы пройти со мной к окну?       – Да, герцог, будьте столь любезны, проводите меня к моему отцу, он как раз там стоит. И, если позволите, я хотела бы попросить вас об одном небольшом одолжении...       – Вы можете просить меня обо всем, что вам будет угодно! – с жаром ответил де Люин.       – О, мне, право, неловко… Но, не могли бы вы сменить духи? Ужасно не люблю жасмин! – Мари сопроводила свои слова самой очаровательной, чуть смущенной улыбкой.       – И только? – герцог выглядел сконфуженным. – Ведь это – сущая безделица! Я готов сделать ради вас во сто крат больше!       – Я подумаю, – весело засмеялась Мари своим переливчатым, как хрустальный колокольчик, смехом. – Но, мне не хотелось бы слишком злоупотреблять вашим ко мне расположением с самых первых минут.       – Весьма сожалею, что невольно стал источником неприятных для вас ощущений, но я не мог предположить, жасмин сейчас в моде. Смею ли я надеяться, что, несмотря на это, вы подарите мне сегодня еще и куранту?       Мари мысленно оценила свои силы. К счастью, куранту танцевали всего дважды с разными партнерами, и она длилась не так долго, как бранль, поэтому она кивнула с улыбкой в знак согласия. Людовик и Анна Австрийская как раз вновь вышли в центр и начали танец уже только вдвоем. Тем временем де Люин подвел Мари к отцу, и она с наслаждением вдохнула прохладный ветерок от окна, почувствовав огромное облегчение.       При виде дочери и ее кавалера герцог де Роан-Монбазон решил, не откладывая, перейти к делу:       – Дочь моя, как я уже говорил вам, герцог де Люин оказал нам честь, попросив вашей руки…       – И смею надеяться, мадемуазель ответит согласием… – подхватил де Люин.       – Разумеется, она согласна, - поспешил ответить отец Мари вместо дочери, и молодой женщине показалось, что почва ушла у нее из-под ног. В этот момент неожиданно подоспела помощь оттуда, откуда она ждала ее менее всего.       – Простите, сударь, но я хотел бы услышать это от нее самой, – вмешался де Люин. – Говорите смело, мадемуазель! Я приму ваш ответ, каким бы он ни был.       Де Люин почтительно поклонился молодой женщине.       Мари с нескрываемой благодарностью взглянула на него, почувствовав, как в ней зарождается симпатия к этому человеку.       Она быстро оценила ситуацию: ответить категоричным отказом прямо сейчас было недальновидно, с де Люином следовало дружить, а при дворе ей потребуются союзники. Лучшей опоры, чем фаворит короля, обладающий неоспоримым влиянием на Людовика, ей не найти. Кроме того, если ситуация останется неопределенной, это не позволит отцу заняться поисками для нее новой партии, а ей самой даст выигрыш во времени.       – Я весьма польщена честью, которую вы мне оказали, герцог! Но мы ведь с вами совсем незнакомы… пока...       – Вы правы, мадемуазель, к моему безмерному огорчению, я не имел удовольствия знать вас раньше. К счастью, эта беда поправима, при дворе у нас будет возможность узнать друг друга лучше, и я тешу себя надеждой, что мне удастся снискать ваше расположение, – де Люин заметил протестующий жест со стороны отца Мари и учтиво поклонился ему: – Простите, сударь, я не хочу и не стану неволить вашу дочь и брать ее в жены против ее желания. Благоразумие мадемуазель де Роан-Монбазон делает ей честь, к тому же она еще столь юна! Думаю, нам следует отложить вопрос помолвки и вернуться к нему через год, когда вашей дочери исполнится восемнадцать.       Не беспокойтесь, мои намерения на ее счет самые серьезные, особенно теперь, когда я увидел ее воочию. Я их не изменю. Чтобы вас в этом уверить, в дополнение к патенту на должность фрейлины Анны Австрийской я завтра же испрошу у Его Величества для мадемуазель привилегию на право табурета, она сможет сидеть в присутствии коронованных особ так же, как принцессы крови.       Прошу прощения, я ненадолго оставлю вас: король заканчивает танец, и моя очередь танцевать с Ее Величеством. Затем я вернусь, чтобы пригласить мадемуазель де Роан-Монбазон на куранту, которую она мне обещала.       Герцог де Люин вновь поклонился и пошел по направлению к королевской чете. Мари повернулась к отцу, глаза которого метали молнии. Он с трудом сдерживал гнев:       – Мадемуазель! Что все это означает? Что вы себе позволяете?       – Право, отец, я не понимаю… Все идет, как нельзя лучше! Не думаю, что ошибусь, если скажу, что де Люин уже в меня влюблен, – Мари сияла от радости, все складывалось так, как она хотела к полному ее удовольствию.       – Дочь моя, откуда такие познания, могу я узнать? Что вообще вы понимаете в любви? Признаюсь, что первым бы удивился, если бы при монастырях обучали этой науке! Уж не знаю, каких книг вы там начитались, сестрам следовало строже следить за вами и запирать библиотеку на ключ.       Меж тем танец де Люина с королевой подходил к концу, а герцог де Роан-Монбазон продолжал бушевать и никак не мог успокоиться:       – Как бы там ни было, имейте в виду, если вы расстроите этот брак, пеняйте на себя! Герцог был столь любезен, что дал вам отсрочку? Очень опрометчиво с его стороны, но пусть так! Однако через год, если потребуется, я собственноручно поволоку вас под венец с ним.       – Поверьте, отец, в этом не будет нужды. Но тише, молю вас, герцог проводил Ее Величество на ее место и снова идет к нам. И прошу, предоставьте все мне…       Мари встретила возвратившегося де Люина неотразимой улыбкой, подала ему руку и вышла с ним на середину зала. Куранта состояла из более сложных фигур, чем бранль. Это была серия скользящих по паркету па, которые партнеры исполняли по очереди, оставаясь, большую часть времени, на расстоянии друг от друга. Поэтому Мари не так страдала от запаха духов герцога и на этот раз смогла получить от танца удовольствие.       Вначале солировал мужчина, а дама лишь снисходительно взирала, обмахиваясь веером, на исполняемые им фигуры, напоминающие флирт. Закончив серию, кавалер отбирал у нее веер, и дама включалась в танец-заигрывание, спустя некоторое время делала жест, требуя свой веер обратно, получала его, и после нескольких совместных па пара завершала танец реверансом.       Второй раз Мари танцевала с другим партнером, который затем проводил ее к отцу, беседовавшему у окна с герцогом де Люином, а сам пошел приглашать следующую даму. На этот раз Эркюль де Роан-Монбазон имел очень довольный вид.       – Герцог весьма лестно о вас отзывался, мадемуазель, – отец сказал это дочери, даже не пытаясь скрыть свою гордость.       – Я вам очень признательна, сударь! Однако после танцев я просто умираю от голода, у меня даже темнеет в глазах… – Мари отметила про себя, что, как ни странно, это отнюдь не было преувеличением. Вечер выдался более утомительным, чем она могла предположить.       – О, простите мне мою оплошность, мадемуазель, как я мог не подумать! Закуски как раз сервировали, – де Люин вновь смутился, – я немедленно схожу и лично что-нибудь принесу.       – А ведь похоже, вы в самом деле его очаровали, – самодовольно заметил отец Мари, едва де Люин отошел на некоторое расстояние. – Уж не знаю, как вам это удалось, с вашим-то характером, но герцог от вас без ума. А привилегия на право табурета, которую герцог обещал получить для вас – это неслыханная честь!       – Отец, я не зря просила вас мне доверять, – радостно засмеялась Мари в ответ.       Де Люин вскоре вернулся с тарелкой в одной руке и бокалом вина в другой:       – Прошу мадемуазель, это должно позволить вам подкрепить силы. Здесь профитроли, начиненные перепелкой с трюфелями. Отведайте, у королевского повара они изумительны.       Мари с наслаждением принялась поглощать профитроль, чувствуя, что голодна настолько, что, казалось, могла бы проглотить их не меньше дюжины. Однако, съев один, неожиданно для себя почувствовала, что больше не в состоянии осилить ни кусочка. К горлу опять подступила тошнота. Мари непроизвольно поморщилась.       – Мадемуазель, что-то не так? – в замешательстве спросил де Люин.       – Мне право неловко, сударь, но мне кажется, у этих профитролей странный вкус, вы не находите? Я, наверное, больше не голодна, – Мари протянула руку к бокалу с легким вином и стала пить мелкими глотками, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту.       – Да нет, они превосходны, – растерялся герцог. – Возможно, это из-за трюфелей? Что ж, если мадемуазель сыта, угощайтесь, сударь.       Де Люин протянул тарелку с оставшимися профитролями отцу Мари, который принялся за них, не заставив себя упрашивать. Тем временем Мари заметила, как к ним приближается какая-то пара. Мужчина был очень похож на де Люина и практически одного с ним возраста, но черты его лица были жестче, а его спутница оказалась Мари знакома. Она с удивлением узнала одну из воспитанниц Ваннского монастыря, которая была старше ее на пару лет, и отношения с которой у нее были натянутыми.       – Мадемуазель, сударь, позвольте вам представить моего брата Оноре д’Альбера, герцога де Шона и его невесту Клер Шарлотту Эжени д’Айи, – обратился герцог де Люин к Мари и ее отцу. – Их свадьба назначена на январь.