***
Во всем Лувре уже погасили огни, и дворец полностью погрузился в темноту. В коридорах не было ни души, если не считать караульных, изредка попадавшихся навстречу Мари. Она вошла в галерею, ведущую к апартаментам Людовика, и увидела мужчину, направляющегося в ее сторону, которого вначале приняла за Люина. Но вот тот вошел в узкую полосу лунного света, тускло брезжащего сквозь высокий оконный проем, и Мари поняла, что ошиблась. Это был брат Шарля д’Альбера, герцог де Шон. Герцог преградил молодой женщине дорогу, небрежно ей поклонился и насмешливо произнес: – Мадемуазель Привереда, какая встреча! Не ожидал застать вас здесь в этот час. – Мне нужно увидеть вашего брата, – чуть смутившись ответила Мари. – Да ну! И зачем же, позвольте узнать? Неужто вы решили, наконец, одарить его своим снисхождением? Быть не может! Бедняга Шарль д’Альбер только вами и грезит, но вам и дела нет до него. Это очевидно всем при дворе… кроме брата. – Сударь, я вас не понимаю… – Все вы прекрасно понимаете! Просто вы, вероятно, пришли сюда не ради него. Глазки-то вы мужчинам искусно умеете строить! Ну-ка признавайтесь, кто еще попался в ваши силки? – Да что вы себе позволяете! Герцог де Люин мне нужен по делу, это касается службы. Он сейчас сюда придет. – Он? Не смешите! Он каждый вечер уходит к себе наверх по внутренней лестнице в покоях короля, а то вы не знаете! Да и какая служба может быть ночью, кроме служенья Амуру? Мне отлично известно, чего стоят ваши скромность и напускная невинность... «Что все это значит? – пронеслось в мозгу молодой женщины. – Вначале намеки Клер, теперь герцог де Шон... Неужели в монастыре шпионили?» Но прежде чем она нашлась, что ответить, Шон крепко схватил ее за руку и потащил в ближайшую нишу. Там он попытался обнять Мари и страстно зашептал ей в самое ухо, обдавая горячим дыханием: – Сейчас я сам проверю, такая ли вы недотрога, какой хотите казаться… Мари почувствовала, как по телу расползается липкий, почти животный страх: пережитая однажды история с пьяными рыбаками повторялась. Вот только тогда Оливье подоспел вовремя, а сейчас он где-то далеко и на помощь ей не придет! Осознав, что рассчитывать она может лишь на себя, Мари принялась отчаянно отбиваться и, извернувшись, изо всех сил вонзила зубы в руку Шона, которая удерживала ее запястье. От неожиданности брат Люина разжал пальцы, и, разразившись проклятием, схватился второй рукой за кисть, выпустив при этом Мари. Молодая женщина со всех ног пустилась прочь, размазывая по щекам брызнувшие из глаз слезы, не замечая, что Шон вовсе не собирается ее преследовать, а предпочел ретироваться через дверь, в которую она только что вошла. Мари бежала, ничего не видя перед собой, пока с разгона не уперлась в грудь Люина, руки которого инстинктивно обхватили ее за плечи. – Пустите! Немедленно отпустите, – стала вырываться Мари, глотая слезы и неистово колотя герцога в грудь сжатыми кулаками. – Вы тоже, как он? Тоже считаете меня доступной? – Помилуйте, мадемуазель, мне бы в голову не пришло! – запротестовал Люин, отнимая руки и кланяясь. – Я никогда бы не позволил себе думать о вас дурно. Но кто «он», кто дерзнул вас обидеть? – Ваш брат, герцог де Шон. Он только что был здесь… – И это он стал причиной ваших слез? Да как он смел?! – негодующе воскликнул Люин. – Завтра же он принесет вам свои извинения. Я не допущу, чтобы кто-либо скверно о вас отзывался, даже он. – Правда? – спросила Мари, начиная понемногу приходить в себя. – Даю вам слово! Но вы хотели меня видеть? Не смею поверить своему счастью... – Речь не обо мне! – Мари, успев отдышаться, продолжила уже спокойным деловитым тоном. – Меня прислала Ее Величество, у которой возникло несколько вопросов о тонкостях соколиной охоты. Которые она желает безотлагательно обсудить со своим супругом. – Что обсудить, мадемуазель, простите? Охоту, я не ослышался? Ночью? – ошарашенно переспросил Люин. – Именно ночью, в спальне королевы, – с нажимом произнесла Мари, пристально глядя в глаза герцога. – И было бы желательно, чтобы их беседа продлилась до самого утра. А чтобы Их Величествам никто не помешал, дверь лучше запереть, вот ключ. И прошу вас, не мешкайте. Ее Величество уже легла и ждет! С этими словами Мари протянула герцогу ключ. – Кажется, я понимаю... Вы совершенно правы, мадемуазель, дело действительно важное и срочное. Прошу, подождите меня здесь, я сейчас вернусь вместе с королем. Мари отступила в тень за колонну, в то время как Люин поспешно скрылся в королевских покоях. Вскоре сквозь приоткрытую дверь Мари явственно различила недоуменный голос Людовика: – Люин, т-т-ты уверен, что верно п-п-понял мадемуазель де Роан? Моя жена желает говорить со мной об охоте в эту пору? Н-н-нам лучше оставить это на утро. – Совершенно уверен, Сир! И именно сейчас. Прошу вас, удовлетворите просьбу вашей супруги, ведь это такая малость. Вас должно радовать, что королева разделяет ваши увлечения, – ответил Люин своим привычным мягким, обволакивающим тоном. – Хорошо, так и быть, но не долго. Я еще с-с-собирался обсудить с тобой протеже моей матери, этого епископа Люсонского. Если помнишь, по условиям мирного договора, мать просила для него кардинальскую шапку. Но мне подобное назначение кажется преждевременным. Идем! Я только сниму халат и надену камзол. – В этом нет нужды, Сир. К чему эти церемонии? Ведь речь о вашей жене. Дверь вновь отворилась, и на пороге показался король, за которым шел Люин, держа в руке канделябр с зажженными свечами. Они вдвоем направились в сторону апартаментов, Мари следовала за ними, держась на некотором отдалении. По пути Людовик несколько раз в нерешительности замедлял шаг и оглядывался, но всякий раз шедший позади него Люин мягко не позволял ему остановиться. Когда король с герцогом подошли к опочивальне Анны Австрийской, Мари прошла вперед, широко распахнула двери и громко объявила: – Его Величество, король! И тут же отступила, пропуская мужчин вперед, а сама осталась стоять за порогом спальни. Едва король вошел, как придворные дамы с доньей Эстефанией и герцогиней де Монморанси во главе стайкой выпорхнули из комнаты. Люин поставил канделябр, быстро подошел к Людовику, сдернул с него халат, и, схватив короля в охапку, почти бросил его на кровать, в которой уже лежала Анна (1). Герцог отвесил поклон и вышел, заперев за собой дверь на ключ. Затем почтительно поклонился Мари, простился с ней до завтра и, пожелав ей доброй ночи, удалился. Мари поднялась к себе в спальню, которая располагалась прямо над покоями королевы, прислушалась, но, не сумев различить никаких звуков, вздохнула и решила набраться терпения до утра. Молодая женщина велела себя раздеть и испытала огромное облегчение, когда горничная распустила ей корсет. Последнее время Мари все время хотела есть, что начало сказываться на ее фигуре, и корсет доставлял ей больше неудобств, чем обычно. Это досаждало. Несмотря на то, что пленительные округлости у женщин были в то время в чести, Мари гордилась своей тонкой талией. Однако, совладать с усилившимся аппетитом ей никак не удавалось. Сегодняшний вечер выдался особо волнительным, и аппетит у молодой женщины разыгрался не на шутку. Поэтому, хоть и было уже очень поздно, вместо того, чтобы сразу лечь, она взяла с блюдца профитроль, начиненный паштетом с трюфелями, от королевского повара – точно такой же профитроль, как тот, который так не пришелся ей по вкусу на ее первом балу. Сейчас же она с явным удовольствием откусила кусок и, прикрыв глаза, принялась с наслаждением жевать, наплевав на мысли о фигуре.***
На следующий день Мари, спустившись к утреннему туалету королевы, нашла щеки Анны слегка порозовевшими, а ее саму смущенной, но в чудесном расположении духа. Мари взяла гребень и занялась ее волосами. Анна схватила подругу за руку и с жаром зашептала: – Милая Роан, не знаю, как вам это удалось, но вы настоящая волшебница. Людовик был так обходителен, наговорил мне столько нежных слов… Король обещал сегодня снова остаться на ночь. Мне кажется, я его люблю! Я так вам благодарна, если б вы знали. Никогда этого не забуду, отныне вы мне, как сестра. Мари отложила гребень и, присев в реверансе, поцеловала руку королевы: – Я счастлива, что смогла услужить Вашему Величеству! И ощутила, как искренняя радость за подругу окрашивается примесью тоски: «Ну почему, почему Оливье все не едет?». Ей бы тоже хотелось просыпаться по утрам в объятиях любимого человека и слышать его пылкие признания. Мари стоило все большего труда успокаивать себя и убеждать, что супруг вот-вот появится. Чуть позже посыльный принес Мари записку от брата, извещавшую ее, что он в Париже и ждет ее к обеду в доме отца. А после утренней мессы, улучив минуту, к ней подошел герцог де Люин: – Похоже, все прошло, как нельзя лучше: Его Величество все утро беспрестанно говорил мне, какая восхитительная женщина его супруга. С Божьей помощью, у Франции в скором времени может появиться наследник престола. Неужели счастье Их Величеств вас не окрыляет и не заставляет желать любви для себя? К тому же, мне кажется, я заслужил того, чтобы вы взглянули на меня чуть более благосклонно. Мари подняла на него свои ясные глаза, в которых читалось непритворное недоумение: – Герцог, наш общий долг – заботиться о государственных интересах Франции, а мой – еще и об интересах моей королевы. Разве мы ожидаем награды, исполняя то, что велит нам наш долг? Герцог поник. Мари, заметив это, вдруг почувствовала, что ей становится его жаль, и постаралась тепло ему улыбнуться. После того, как Люин встал на ее сторону против ее собственного отца на том балу, молодая женщина испытывала к нему живейшую симпатию. В конце концов, не вина Шарля д’Альбера, что она любит другого и поклялась хранить ему верность. Ах, если бы герцог согласился удовлетвориться одним ее расположением, все бы значительно упростилось! – В одном могу уверить вас: на мою искреннюю дружбу вы всегда можете рассчитывать, – прибавила Мари. Люин удрученно вздохнул: – Видимо, мадемуазель, сейчас у меня нет иного выбора, как довольствоваться этим! – Видимо, нет, сударь! – в тон ему ответила Мари и задорно засмеялась. – Но чтобы как-то вас утешить, я готова позволить вам поцеловать мне руку. С этими словами она протянула Люину руку, над которой тот склонился с благоговением: – И все же, смею надеяться, мадемуазель, что когда-нибудь добьюсь большего! Шарль д’Альбер попытался удержать ее руку в своей чуть дольше, чем этого дозволяла простая учтивость, но пальцы Мари уже выскользнули из его ладони. – Я не могу запретить вам жить надеждой! Но сейчас мне нужно идти к королеве. Ее Величество обещала мне выходной. Мой брат вернулся из Испании, и мне не терпится его увидеть.***
Войдя в особняк на улице Бетизи, Мари первым делом прошла к отцу и, привычно поцеловав его, тотчас же нетерпеливо поинтересовалась: – Отец, Луи приехал? Где же он? – Ступайте в сад, мадемуазель, вы найдете вашего брата там. Может хоть он вас образумит? Моих сил больше нет! Обедайте без меня, мне необходимо нанести несколько визитов. День выдался ветреным и морозным. Мари накинула на голову капюшон плаща, подбитый мехом куницы, прихватила муфту и вышла на крыльцо через двери, ведущие в сад. Посреди аллеи она сразу заметила темный силуэт Луи де Роана, неспешно прогуливающегося меж старых лип. «Луи!», – звонко закричала Мари, резво спустилась по лестнице и побежала к брату. Она вновь почувствовала себя маленькой пятилетней девочкой, когда, улизнув от Анселины, своей кормилицы, вот так же летела к нему, двенадцатилетнему, по склону Эндра, подоткнув неудобную юбку за пояс и обдирая голые коленки о колючий кустарник. А Луи протягивал сестре пригоршню собранной для нее ежевики. Брат с сестрой усаживались бок о бок, Луи брал ягоды одну за другой и клал Мари прямо в рот. Девочка ждала, пока ее рот заполнится, и только тогда сжимала десны, выдавливая из ежевики кисло-сладкий душистый сок. А потом валилась рядом с братом в высокую траву, заливисто смеясь. Когда Мари, цепко держа Луи за руку, возвращалась с ним в замок, ее щеки, пальцы и передник были сплошь перепачканы этим липким темно-синим соком, что неизменно заставляло сокрушаться Анселину. Кормилица тщетно пыталась урезонить проказницу, ласково журя ее и увещевая, что подобные шалости не пристали принцессе. Но ворчание няни лишь приводило Мари в еще больший восторг, и ее чистый серебристый смех, заполнял тогда все пространство замка Кузьер до самых укромных его уголков. Сейчас Луи едва успел обернуться на голос сестры, как она уже поравнялась с ним и повисла у него на шее. Брат обхватил Мари за талию и принялся кружить. – Мари, сестренка, как же я рад вас видеть! А вы стали совсем взрослой, и мне, вероятно, отныне пристало приветствовать вас иначе, – с этими словами Луи опустил сестру обратно на землю и церемонно ей поклонился. В ответ Мари лишь беспечно засмеялась: – Ах, оставьте, Луи! К чему эти условности, мы же не при дворе. Уж не стали вы меньше любить свою маленькую Мари? Мы не виделись столько лет! – Ну что вы, дорогая Мари, вы всегда были и останетесь моей любимой сестрой, что бы ни случилось. Какая же вы красавица! Вы и ребенком были очаровательны, но сейчас… Даже при моем зрении это бросается в глаза! – А вы, мой милый братец, научились мастерски делать комплименты, – лукаво улыбнулась Мари. – Это при испанском дворе вы овладели этим искусством? – Комплименты говорить легко, когда то, что хочешь сказать, – истинная правда, – Луи взял руку Мари и коснулся ее губами. – Только вы все такой же рассеянный: на ваших перчатках разная вышивка! Вам следует гнать взашей вашего камердинера, – смеясь продолжила Мари. – А еще лучше, поскорее жениться. – Но вы же знаете, что мне прочат в жены нашу кузину, Анну де Роан, принцессу де Гемене, а ей пока всего двенадцать лет. Кстати, к вопросам брака… Сестра, господин герцог, наш отец, в полном отчаянии и просил меня поговорить с вами. Отчего вы тянете с помолвкой с герцогом де Люином? Он – прекрасная партия! С браком можно и подождать до вашего восемнадцатилетия, но что мешает сделать оглашение сейчас? Мари тут же помрачнела и закусила губу, нервно сцепив пальцы под муфтой. Неужели Луи больше ей не союзник, а стал на сторону отца? Не добившись ответа, Луи меж тем продолжал: – Шарль д’Альбер хорош собой. Что вас смущает? Его возраст? Поверьте Мари, возможно сейчас для вас это не очевидно, но мужчина в возрасте герцога еще полон сил. Мари продолжала молчать и все так же сжимать пальцы. Во всей ее позе читалась напряженность, и это не ускользнуло от Луи: – Сестра, прошу вас, не молчите! Мы всегда понимали друг друга, и сейчас я чувствую, что есть какая-то иная причина, о которой вы не хотите мне сказать. Вы больше не доверяете мне, как прежде? Мне кажется, я не заслужил подобного отношения. Мари отвела взгляд в сторону и, наконец, вымолвила, как можно более небрежным тоном: – Герцог?.. Он весьма мил. Но для меня он только друг. – Друг? Так ведь это замечательно! Дружба – прекрасная основа для брака. Нет, я вижу, есть что-то еще. Мари, наконец, взглянула брату в глаза: – Луи, вы не выдадите меня? – Сестра, милая, вы можете мне открыться. Что бы вы ни сказали, клянусь, я сохраню наш разговор в тайне, так же, как раньше хранил ваши детские секреты. Мари вздохнула поглубже и решилась: – Я люблю другого. – Другого? – Да, моего супруга, с которым обвенчана. Принять предложение герцога, значило бы пойти на клятвопреступление. – Мари, погодите, как такое возможно? Обвенчаны? Как, где, когда? – Там, в Ванне… Точнее в Аррадоне. – Но, если наш отец ничего не знает, значит, брак был тайным? Мари, вы ведь понимаете, что его легко расторгнуть? – Луи, его нельзя расторгнуть! – с чувством перебила брата Мари. – Откуда такая уверенность, сестра? Вместо ответа молодая женщина лишь потупилась и покраснела, Луи уловил ее смущение. – Таааак… Верно ли я понимаю, что консумация была? – медленно переспросил он сестру. – В монастыре?! Все так же, не поднимая глаз, Мари качнула головой. – Кто этот человек? – Луи все еще не мог прийти в себя от изумления. – Граф де Ля Фер. – Потомок Куси? Это очень древний и благородный род. Барония(2), которой несколько веков. Герцог де Люин с ними в знатности не сравнится, хоть он сейчас и в большой милости, а его возможности почти безграничны. И, насколько мне известно, Ля Феры очень богаты. Сестра, но тогда, почему вы молчите? Нужно, как можно скорее обо всем рассказать отцу. Герцог, отец наш, возможно и рассердится поначалу, однако уверяю вас, быстро сменит гнев на милость. Хотите, я поговорю с ним, если вы не решаетесь? – Луи на секунду задумался. – Впрочем, об этом должны сказать не вы и не я, а ваш супруг. Где он? Почему до сих пор он этого не сделал? Мари, я ничего не понимаю. Не обманул ли он вас? Вместо ответа Мари вновь порывисто обхватила брата за шею и уткнулась лицом ему в грудь. Луи прижал сестру к себе и почувствовал, как ее плечи неровно вздымаются под его руками. Он отстранил Мари, взял ее за подбородок и, близоруко щурясь, попытался заглянуть ей в глаза. Затем провел ладонью по ее щеке, та была мокрой от слез. – Он обманул вас?! – пальцы Луи сжались в кулак, а голос задрожал от гнева. – Где он? Я найду его! Этот негодяй ответит мне! Мари протестующе затрясла головой: – Нет, Луи, нет! Граф – благородный человек, вы его совсем не знаете! – Сестра, ну-ка, пойдемте в дом, и вы мне там обо всем расскажете. Здесь слишком холодно, а этот колючий январский ветер вкупе с вашими слезами не пойдет на пользу вашим нежным щечкам. Отец собирался по делам и, должно быть, уже уехал. Мы сможем спокойно поговорить. Сидя у камина, отогреваясь пряным горячим вином, глотая и отирая слезы, Мари изложила брату свою историю. – Луи, милый Луи, я в отчаянии! Супруг оставил мне свидетельство о нашем браке, но что мне сказать отцу в отсутствие мужа? Я скоро сойду с ума, не зная, где он, что с ним… И я ничего не могу сделать, я бессильна! Мне даже поговорить было не с кем, – закончила она свой рассказ. – Я очень волнуюсь. Что, если лекарь ошибся, и граф все еще болен? Или хуже того… Мари не смогла закончить фразу: горло будто сжала невидимая рука, настолько испугала молодую женщину невысказанная мысль. Луи ласково накрыл ладонью ладонь сестры, безвольно лежащую на подлокотнике кресла. Затем опустился перед ней на колени, достал платок и принялся осторожно промокать ей глаза. – Мари, сестренка, ну же! Никакой катастрофы пока не произошло, не нужно терять надежды. Вы оказались в непростом положении, но мой долг – помочь вам. Завтра же я повидаюсь с королем и испрошу у него позволения отсутствовать. У меня нет должности при дворе, а мое посольство в Испанию благополучно завершено. Его Величество мне не откажет. А затем я отправлюсь в Ванн разыскивать вашу пропажу. – Вы полагаете, что ехать следует в Ванн, не в Ля Фер? – К сожалению, я не могу оказаться в двух местах одновременно, а дело – деликатное, что исключает возможность прибегнуть к чьей-либо помощи. Думаю, поиски следует начать с того места, где вы видели вашего супруга в последний раз. Граф собирался в свое поместье, но мы не знаем, уехал ли он туда. К тому же в Ванне я смогу поговорить с лекарем, со священником, венчавшим вас… – Луи, вы мне не верите? – Верю. Верю, что в ваших глазах все именно так и было. И все же, сестренка, ваша ситуация довольно необычна, и я должен составить о ней собственное мнение. А потом, если потребуется, я поеду в Ля Фер. Положитесь на меня и ни о чем не тревожьтесь. (1) Исторический факт. (2) Барония — изначально (с Х века), баронами называли всех сеньоров, получивших во владение свои вотчины непосредственно от короля или его представителя.