Пташка

      Джонинское общежитие горело. Горело, надо сказать, красиво. Бледно-жёлтый едкий дым поднимался с нижних этажей, а наверху высокие ярко-оранжевые языки пламени то взвивались высоко в небо, будто зловещие хвосты Кьюби, то рассеивались миллионами искр под напором ветра. Кто-то кричал про взрыв газа, кто-то пытался потушить нешуточно разыгравшийся пожар, кто-то, как Какаши, просто стоял и заворожённо смотрел на последствие некомпетентности кого бы то ни было. Сейчас уже не разберёшь, кто виноват. Хорошо, что сейчас середина дня, и большинство джонинов были либо на миссиях, либо в штабе, либо просто на улицах Конохи. А те, кому посчастливилось оказаться в эпицентре взрыва, были достаточно ловкими, чтобы избежать несчастных случаев.       Сам Копирующий ниндзя только вернулся с задания и хотел было направиться к Хокаге с отчётом, но заметил непривычную суету на улицах, потом и почуял, даже сквозь маску, резкий запах гари и пошёл в направлении всё нарастающего шума, пока не остановился перед своим нынешним местом проживания. Воздух вокруг будто плавился от жара, что согревало промёрзшего до костей джонина. Его только освободили от службы в АНБУ, и это была его первая длительная миссия за несколько месяцев. Доставка важного свитка в Страну Снега переросла в необходимость защищать получателя конфиденциальной информации, постоянно перемещаясь по территории страны в условиях зверского леденящего холода.       Какаши постоял ещё немного, глазея на отблески пламени в окне своей комнаты на предпоследнем этаже, немного левее от эпицентра пожара. Потом он опустил взгляд на свои истоптанные сандалии, уже сто раз перемотанные обмоткой, что никак не спасало от непрерывной ноющей боли в ногах, которая уже стала привычной за месяцы постоянной ходьбы по горам севера. На секунду ему стало жаль, что горит не Штаб, тогда не пришлось бы сдавать отчёт. Но ниндзя тут же вспомнил, что отчитываться ему придётся напрямую Хокаге, а в Штабе постоянно работают люди, так что он отмёл подлые мысли и тяжёлым шагом направился в офис к Третьему Хокаге. Всё равно вариантов у него было мало, учитывая, что пожар ещё даже не потушили.       Так, размышляя, когда же ему удастся вернуться в своё холостяцкое жилище, он дошёл до приёмной, где не стояли привычно Генма и Райдо из отряда охраны. Постучавшись и получив разрешение войти, Хатаке вплыл в кабинет, вставая на одно колено, отчасти соблюдая протокол, отчасти потому, что ноги его уже почти не держали. И только начав отчёт о миссии он понял, что в кабинете они с Хокаге не одни. На него с удивлением смотрел один из Великих Саннинов, сложив руки на груди и прислонившись бедром к столу Сандайме, будто у себя дома. И к тому времени как Какаши закончил отчёт, на лице легендарного Джирайи появилась широкая добрая улыбка. Какаши встретился с ним взглядом и не мог не улыбнутся в ответ, ведь встретить Саннина в деревне было редкостью.       Джирайя-сама всегда относился к Хатаке с теплотой, поддерживал его, когда он был потрясён жестокими потерями, и давал поистине дельные советы. Не говоря уже о его замечательных книгах, которые не раз помогали уйти от реальности хотя бы на пару часов или скрыться от надоедливых знакомых и вообще не привлекать к себе лишнего внимания.       Однако сейчас от реальности ему никуда не скрыться. Хокаге тяжело и как-то удивлённо вздохнул и выпустил струю терпкого дыма, кивнул. Вздохнул ещё раз, будто не хотел говорить что-то, и перевёл взгляд с Какаши на Джирайю всё с таким же немного озадаченным и удивлённым выражением лица. Джирайя воспользовался заминкой, чтобы завязать разговор: — А ты быстро вырос, Какаши! — Рад Вас видеть, Джирайя-сама. Возможно, если бы мы встречались немного чаще, разница была бы не такой заметной, — не обошёлся без лёгкого укора джонин. Хотя они и не упускали возможность поговорить или потренироваться всякий раз, когда Саннин был в деревне, частота таких встреч оставляла желать лучшего. Оба хотели стать друг другу хорошими друзьями по крайней мере, но любая более-менее крепкая связь, образовывавшаяся за то короткое время совместного времяпрепровождения, быстро обрывалась, стоило провести год, а то и больше, порознь. Однако в этом был и плюс: много новостей, рассказов о новых техниках и просто смешных и интересных историй делали каждую встречу яркой, нескучной и приятной для обоих.       Но неприятные новости не заставили себя долго ждать, когда появился Генма в своей бандане, покрытой пеплом, с картонной коробкой средних размеров в руках. Хокаге ещё раз тяжело вздохнул и объявил уже известную новость: — Сегодня по выясняющимся причинам загорелся блок общежития для джонинов. Многие комнаты пострадали. К сожалению, твоя тоже, Какаши. Здесь собраны личные вещи, которые удалось спасти, — с этими словами Сарутоби кивнул Генме, и тот передал ему коробку с вещами, которую опешивший Хатаке едва смог удержать двумя руками. Внутри оказалась почти вся его коллекция «Ича-Ича», будильник, важные рабочие свитки, несколько безделушек с письменного стола и фотография его команды. Удивительно, как несколько маловесных вещей тянули Какаши вниз с каждой секундой и угрожали стать неподъемной ношей для истончившейся моральной и физической выдержки джонина.       Отстранённо кивнув, Копирующий ниндзя направился прочь из кабинета, пытаясь переварить и принять ту мысль, что ночевать в ближайшие дни ему придётся либо на улице, либо в старом особняке Хатаке. Оба варианта не казались ему радужными, а то, что у него, в отличие от многих, есть запасной вариант ночлега с крышей над головой, вовсе не радовало. Зато он заметил, что облака над Конохой сгущались, и в воздухе свежо пахло озоном, значит скоро дождь поможет быстрее потушить пожар.       Всё же, перспектива спать на улице, не имея возможности ни помыться, ни переодеться, хотя сменной одежды у него теперь не было в любом случае, была совсем не заманчивой. Уже машинально ниндзя развернулся в сторону окраины деревни, где находился его дом детства, как его остановил знакомый голос: — Семпай, — Какаши с удивлением посмотрел на своего бывшего подчинённого, который выглядел не менее подавленным, но явно чем-то взволнованным, — мне удалось спасти Ваш цветок.       Ниндзя в форме АНБУ держал в руках горшок с каким-то растением. Какаши сам не знал, что это, и как оно, собственно, ещё не засохло. Тензо наклонился чуть вперёд, пытаясь найти место для цветка, и спросил, бегая глазами от растения к коробке в руках Какаши: — Вам же есть, куда идти? — Хатаке уже сейчас знал, что последует за этим вопросом, но не успел заверить Тензо в том, что помощь ему не нужна, так как прямо перед глазами у него маячил тот самый цветок, который его заботливый кохай намеревался поставить поверх коробки. И когда горшок с цветком уже грозил покончить с оставшимися в Какаши силами, коробка исчезла из его дрожащих рук. Вместо неё в руки приземлился несчастный цветок, а оба джонина озадаченно озирались, пока не увидели высокую фигуру Джирайи, который многозначительно хмыкнул и направился в противоположную от особняка Хатаке сторону. С Какашиной коробкой в одной руке.       Первый отмер Какаши, ощутив несколько холодных капель на лице. Дождь всё-таки начался, и им надо было поторопиться с вежливыми условностями. После короткого молчания среброволосый ниндзя ответил на вопрос: — Да, полагаю да, — он посмотрел на друга, казавшегося немного разочарованным, но у него уже не было сил разбираться ещё и с этим. — Спасибо за цветок. Всё в порядке, мне просто нужно немного отдохнуть. Встретимся позже.       Дождавшись кивка от Тензо, он развернулся и попытался догнать Саннина, хотя ноги его уже почти не слушались. — Куда мы идём? — что-то подсказывало Какаши, что он уж знает ответ, и эта мысль одновременно грела и пугала. — Ну уж точно не к тебе домой, — слова прозвучали с привычной самоуверенностью и толикой наигранности. Возможно, Джирайя сам поразился своей решимости и немного боялся резкого отказа со стороны джонина от негласного приглашения переночевать, но ничего не последовало, так что он продолжил идти с довольной улыбкой.       Когда они подошли к прилично выглядящему зданию с чисто подстриженной лужайкой, дождь уже неприятно намочил одежду, и Какаши опять поёжился от холода. Джирайя пропустил его в прихожую, и пока джонин снимал потасканные и не совсем презентабельные сандалии, Отшельник прошёл в просторную гостиную, соединённую с кухней, успев заглянуть в поставленную на пол коробку. Он выглядел одновременно польщённым и удивлённым внушительной коллекцией своих же книг. — Так сколько, ты говоришь, тебе лет? — от невинного вопроса кончики ушей Хатаке всё равно горели. — Мне двадцать один, и это личные вещи, — Какаши, всё ещё с цветком в руках, растеряно остановился посреди комнаты. Он знал, что Джирайя-сама жил более, чем в достатке, но теперь смутился, не понимая, как вести себя в чужом доме, явно обставленным дорогими вещами, в присутствии человека, которого он немало уважает. Хоть жилище и выглядело просто и по-холостяцки, в нём чувствовались уют и спокойствие. — Ну, пташка, чего застыл? — Какаши сразу среагировал на своё глупое прозвище, даже не скрывая раздражения, и пытался взглядом единственного глаза выразить своё отношение к такому обращению. Хотя, наверное, он сейчас и выглядел как нахохленный мокрый воробей. Джирайя лишь довольно ухмыльнулся и продолжил искать что-то в шкафах за одной из сёдзи. Вскоре он протянул Какаши какие-то вещи и полотенце, лёгким толчком в спину отправил в сторону ванной, а сам удалился хозяйничать на кухне.       История этого прозвища, однако, всё ещё заставляет Какаши мучительно краснеть и тушеваться. Он был ещё только генином, когда Минато-сенсей взял его, Обито и Рин на тренировку за территорией деревни. Они стояли на отвесной скале, куда Какаши будет потом часто приходить для одиночных тренировок. Настроение у мальчишки не было, он всё ещё тяжело переживал потерю отца несколько месяцев назад. Он заворожённо смотрел отрешённым взглядом вниз с обрыва, когда услышал визгливый крик Обито, который опять чего-то испугался. Рефлексы не подвели, он встал в стойку, готовясь к нападению, но левая нога в попытке опереться на что-нибудь сзади соскользнула вместе с частью глиняной почвы вниз, и через секунду Какаши уже летел с обрыва.       Он пытался найти, за что можно было бы ухватиться, но при таком свободном падении перед глазами поверхность скалы сливалась в одно коричневое пятно. Если бы у него был шаринган, который бы замедлил реальность, то появился бы шанс найти выемку или выступ в скале, но такого наследственного подарка у Какаши не было. По его скромным подсчётам, до земли оставалось совсем немного, и надеяться можно было только на невероятную скорость и реакцию Минато-сенсея, но вряд ли кто-то вообще заметил, как он упал. Он сгруппировался и попытался приготовиться к удару, но буквально за секунду до встречи с поверхностью земли, его поймали крепкие руки, принадлежащие вовсе не сенсею. В ушах стучала кровь, а нарастающий звон перекрывал все звуки. Он слышал только своё сердцебиение и прерывистые вдохи. Когда шум в ушах потихоньку убавился, первое, что он услышал, был удивлённый смешок, а за ним короткое: — Пташка.       Он поднял свои испуганный и неверящий взгляд на своего спасителя в недоумении. — Сердечко бьётся прямо как у маленькой пташки.       Оскорблённый таким прозвищем, Какаши быстро начал приходить в чувства, сердито отворачиваясь от не иначе как Джирайи-сама собственной персоной.       Через секунду рядом появился Минато-сенсей с искажённым от беспокойства лицом. Он с облегчением оглядел представшую ему картину и тут же покраснел от вопроса. — Что, ты птенцов своих летать что ли учишь? — всё так же со смесью удивления и веселья спросил Саннин. — А не рано ли? Ты хоть бы крылья им дал расправить сначала.       Тогда Минато-сенсей отделался какой-то шуткой и виновато посмотрел на красного от смущения Какаши. Мало того, что полетел с утёса как зелёный юнец (коим он, на самом-то деле, и был), да ещё и получил обидное прозвище и глупые несдерживаемые смешки в спину от Великого Саннина. И теперь Джирайя-сама только так и называл бедного Какаши, когда они были одни, и совершенно открыто посмеивался над его реакцией.       Ничего лучше, чем прокручивать в голове сцену своего позора, пока он отмокал в горячей ванне, Какаши не придумал. Зато он мстительно просидел в кипятке целых 10 минут, решив вдоволь насладиться и немного злоупотребить гостеприимством хозяина. Он тщательно и до красноты растёр кожу на шее, руках и ногах, пытаясь унять ноющую боль в мышцах, но как только давление губки ослабевало, боль возвращалась с удвоенной силой. Измученное тело будто почувствовало, что наконец в безопасности, и решило довести Какаши до потери рассудка болезненными приступами, сковывающими все конечности.       Наконец почувствовав себя чистым, но не более живым, ниндзя облачился в длинную чёрную юкату, которую ему одолжил Джирайя, и лениво вышел из ванной. Маска, как и вся остальная одежда, оказалась мокрой и уже не пригодной к носке, так что пришлось обойтись без неё, благо Саннин уже не раз видел его лицо, но ощущение откровенной открытости всё равно его не покидало.       Он без труда определил, что хозяин дома расположился в гостиной возле низкого столика, на котором уже стояли две чашки горячего риса и мисо-супа с аппетитными кусочками тофу. Живот Какаши жалобно заурчал, а сам он теперь чувствовал себя вдвойне неуютно от накрывшей его лавины заботы и радушия. Лишь немногие оставшиеся у него близкие люди в деревне так беспокоились о Копирующем ниндзя, что очень много для него значило.       Широким жестом Отшельник пригласил поражённого гостя к столу, а тот в свою очередь не переставал удивляться бесхитростному желанию Саннина не только приютить, но и накормить уставшего джонина. — Джирайя-сама, Вы меня так разбалуете и потом не выгоните, когда я к Вам после миссий буду заглядывать, — с благодарностью и благоговением в голосе произнёс Какаши, садясь за стол и одновременно морщась от уколов боли в ногах, плечах, да и вообще везде. — Ничего, лишь бы ты ел, а то кожа да кости остались после этой последней миссии, — с беспокойством Отшельник оглядел собеседника с ног до головы, подмечая, что худоба для Какаши была скорее правилом, чем исключением, а это длительное путешествие только сильнее подчеркнуло хрупкое на взгляд телосложение ниндзя.       Джирайя только радовался, смотря, с каким аппетитом юноша поглощал предложенную пищу. Он старался рассказать, что нового случилось с ним за время их длительного расставания и вызвать ответную улыбку на утомлённом лице. Но он всё же заметил напряжение в плечах, заметил красноту поспешно подмятых под себя ног и общее плачевное состояние джонина. Если бы только Какаши позволил себе расслабится и принять помощь Отшельника, то они оба были бы счастливы, имея возможность даровать друг другу тепло и поддержку, которых так не хватает в жестоком мире шиноби.       Однако мужчина лишь нахмурил брови и, налив чай, попытался хотя бы разговорить своего гостя: — И где же ты пропадал всё это время? — Миссия в Стране Снега, — коротко ответил Какаши, но заметив серьёзный взгляд собеседника, решил продолжить. — Обычная история с доставкой свитка превратилась в игру в кошки-мышки с бандой ниндзя-отступников, с которыми нам не хотелось встречаться лицом к лицу. Да и в команде была пара чуунинов, пришлось побегать.       Рассказывать что-то о себе всегда было трудно, особенно во времена его работы в АНБУ. Он сильно сомневался, что кому-то будет интересно слушать о вечно окровавленных руках, завораживающих, но убийственных техниках, постоянной погоне, гонке на выживание, которая рисковала поглотить его с головой. Тогда пришлось бы ещё и откачивать горе-рассказчика от панического приступа. Намного приятнее было слушать глубокий голос Саннина, который полностью обволакивал собеседника и уносил в красочные места в разных уголках мира.       Тем временем взгляд Какаши бегал по комнате. Сидеть в позе сэйдза стало неудобно, поэтому он осторожно вытянул ноги, пытаясь прикрыть их полами юкаты, и прислонился к стене, подложив под спину одну из множества подушек, раскинутых по всему пространству гостиной. Либо Джирайя-сама пытался таким образом создать уют, либо просто был любителем подушек разнообразных цветов, форм и материалов.       Из-под полуприкрытых век Какаши наблюдал за сменяющимися эмоциями на лице Саннина: от шока до праведного гнева. Сколько бы он ни прикрывал свои изувеченные ноги, стопы всё равно оказывались на обозрении. Взгляд Джирайи закономерно опустился на ранее белоснежные аккуратные ступни, сейчас покрасневшие и покрытые жёлто-фиолетовыми синяками и мозолями, опухшие в области лодыжек и одним своим видом вызывающие сострадание. Хатаке повезло, что отряд всё же останавливался на короткие привалы и ночлег, когда он успевал отогреть красные и практически нечувствительные конечности, что спасло его от обморожения. — Да ладно Вам, сейчас уже лучше, — попытался разрядить обстановку Копирующий ниндзя. — Э-э, это называется лучше?! — не сдержавшись, Отшельник встал со своего места и прошёл куда-то вглубь дома.       Какаши ссутулился, обхватив себя руками и опустив виновато голову. Теперь ему казалось, что атмосфера безнадёжно испорчена, причём им самим и его неуместным сарказмом. Пусть горячая ванна его и согрела, на душе всё ещё было холодно, а саднящая боль во всём теле и начинающаяся мигрень только ухудшали его и так шаткое психическое состояние. Джирайя-сама опять на него рассердился за то, что он не бережёт себя. Но что ему было делать в тех условиях, когда приходилось идти и идти, несмотря на холод, снег, коченеющие пальцы, лишь бы запутать след и спасти товарищей, избежать ненужного кровопролития и выполнить миссию?       Видимо, все бушевавшие в нём эмоции отразились на непривычно открытом лице, потому что вернувшийся Саннин тут же присел поближе к Какаши и бережно положил руку ему на плечо, заставляя поднять отчаянный взгляд. Выражение лица Джирайи смягчилось, а в глазах читалась забота. — Ну что ты, пташка, я просто хотел помочь. Позволишь?       В правой руке Отшельник держал небольшой флакон со светло-коричневой прозрачной жидкостью. На саке это было не похоже, и Какаши надеялся, что Жабий Мудрец не собирался просто отравить его, избавив тем самым от всех хлопот. Он неуверенно кивнул, когда левая рука Саннина плавно переместилась на его ступни и мягко сжала.       Отшельник вовсе не хотел напугать свою пташку, хотя дать пару подзатыльников не помешало бы, но видеть смятение и грусть на милом сердцу лице было больно. Хотелось стереть эту горечь и разгладить складку между нахмуренных бровей. Но сейчас он выбрал другой способ хоть немного унять наверняка нестерпимую боль и побаловать своего гостя, а заодно и себя. Ведь Саннин давно смирился с тем, что среброволосый юноша поднимает в нём целую бурю чувств и желаний.       Джирайя открыл флакон, вылил немного содержимого себе на ладонь и аккуратно растёр двумя руками. Видя, что его драгоценный гость поёжился, Саннин поспешил всё объяснить. — Это жабье масло. Не совсем то, что используется в битвах, и не то, что превращает человека в каменную жабью статую ха-ха, но очень помогает от ушибов, снимает напряжение и уменьшает отёки. Как раз для нашего случая.       С чудодейственными свойствами жабьего масла со священной горы Какаши не был знаком, но был наслышан. Так что его плечи чуть расслабились, и он, наконец, позволил кому-то другому позаботиться о себе.       Вскоре воздух наполнился цветочным ароматом с лёгкой цитрусовой горчинкой бергамота. Дышать стало легче, а тонкое обоняние Хатаке уже позволило ему разделить аромат на составляющие. Так в блаженной полудрёме прошло несколько минут, пока Джирайя осторожно и необычайно мягко наносил масло на ступни джонина и плавными движениями растирал его по коже, бережно поглаживая больные участки.       Смена поглаживаний на более интенсивный массаж сначала выбило воздух из лёгких Копирующего ниндзя. Ловкие руки переместились на пальцы правой ноги, сжимая все сразу, потом массируя каждый пальчик, ощутимо вытягивая и разминая фаланги. Но когда движения спустились ниже, под пальцы, Какаши болезненно зашипел сквозь зубы. Подошва ступни, которая в здоровом состоянии была гладкой и мягкой, сейчас шелушилась и на ощупь была как наждачная бумага, контрастируя даже с загрубелыми от работы шиноби руками Саннина. Но тот без колебания, будто в наказание, садистки продолжал эту пытку, называемую массажем.       Джирайя чередовал круговые движения большими пальцами и надавливания кулаком, держа при этом стопу сверху другой рукой. Какаши невольно заметил, насколько большие у Отшельника ладони, которые могли обхватить почти всю его стопу целиком, что смотрелось одновременно комично и мило. Однако он вздрагивал и морщился каждый раз, когда Джирайя находил нужные точки и надавливал на них, пытаясь восстановить приток крови, а потом и чакры. Ноги теперь приятно покалывало, и Хатаке чувствовал, как к ним возвращалась чувствительность.       Ещё некоторое время Отшельник растирал и пощипывал окаменевшую, словно деревянную, пятку, плавно перемещаясь к опухшей лодыжке, где сильные надавливания могли больше навредить, чем принести пользу. То же самое, начиная с пальцев и заканчивая растиранием голеностопа, Саннин повторил и с левой ногой.       Добавив ещё немного масла, Джирайя плавно растёр его по голени, массируя обеими руками забитые икроножные мышцы. Какаши в это время блаженно выдохнул, наслаждаясь ощущениями: ноги теперь приятно гудели, боль притупилась и тело просто медленно наливалось свинцом и тяжелело.       Масло действительно имело необыкновенный эффект, согревая мышцы и в то же время охлаждая и питая покрасневшую кожу. Юката уже давно сползла, открывая вид на молочные бёдра, не затронутые синяками, но ноющие от перегрузки. И только когда тёплая рука стала медленно подниматься вверх, ласково оглаживая колено и продолжая скользить по внутренней поверхности бедра, Какаши раскрыл глаза и остановил ладонь, сжав широкое запястье.       Недосказанность повисла в воздухе. Оба мужчины не ожидали, что простой массаж примет такой оборот. Какаши смог расслабиться настолько, что позволил завязаться тугому узлу в паху, который посылал горячие вспышки зарождающегося возбуждения. Провести несколько месяцев в постоянной концентрации, отбрасывая чувства и потребности тела на задворки сознания, это вам не шутка. Конечно, он не собирался давать волю своим желаниям в доме у Великого Саннина, и тем более в его присутствии. Но сложившаяся ситуация красноречиво указывала на то, что этот самый Саннин вовсе не против доставить некоторое удовольствие своему гостю. В таком случае оставалось только дождаться официального заявления об этом, раз представилась такая необычная возможность.       Джирайя тем временем лихорадочно пытался придумать объяснение своим непозволительным действиям, но увидев в глазах Копирующего ниндзя смесь смущения, глубокого размышления и желания, чуть не захлебнулся в собственных мыслях, пытаясь найти наиболее выгодный для них обоих исход.       В итоге, обольстительно улыбнувшись, он попытался вывести ситуацию на новый уровень. — Какаши, я могу помочь и с этим тоже, если хочешь, — сжав упругое бедро, Отшельник указал взглядом на ещё прикрытую тканью паховую область, где были заметны очертания полувставшего члена.       Длительное молчание почти заставило отказаться от соблазнительной идеи и перевести всё в шутку, но после громкого выдоха джонин шёпотом ответил: — Хорошо, только ничего лишнего, Джирайя-сама, пожалуйста.       От тихой просьбы и разрешения Саннина пробила сладкая дрожь. Он придвинулся к Какаши почти вплотную и выжидающе смотрел, как тонкая рука медленно выпускает его запястье из захвата.       Он начал с нежных поглаживаний по бедру, плавно перемещаясь всё выше по ноге, пока подушечки пальцев не очертили выпирающую бедренную кость, а рука не раздвинула полы юкаты, открывая вид на розовый вставший член и гладкую поверхность паха. Конечно, после ванны ниндзя решил не одевать грязное бельё, что сейчас оказалось очень на руку.       Отшельник опёрся левой рукой о пол, пока опускал пальцы правой в оставшееся во флаконе масло, щедро распределяя его между пальцев, а потом осторожно проведя ими по аккуратному члену.       Какаши с усилием втянул в себя воздух, пытаясь не дрожать и не сдвигать ноги, уворачиваясь от чужих прикосновений. Тёплая большая рука медленно сжала его орган, проведя несколько раз от основания до головки, пока снова успокаивающе не сжала бедро. Что застало его врасплох, так это внезапное влажное прикосновение к нежной коже вокруг ануса.       Резко дёрнувшись, с хлопком сведя ноги, завлекая наглую руку в ловушку, Хатаке ошарашено уставился на нависшего над ним Саннина, уже подняв руку, чтобы оттолкнуть извращенца или дать пощёчину. — Я же просил ничего лишнего, Джирайя-сама! — румянец на щеках говорил всё о степени возмущения и замешательства джонина. — О, я обещаю, это будет вовсе не лишним. Доверься мне, пташка. Всё будет в порядке, — убедительный тон заставил рассмотреть перспективу получить удовольствие от пальцев Саннина не только снаружи, но и внутри.       В конце концов, ничего страшного не случиться, если он позволит немного более тщательный массаж своего тела. Ведь разбитое и сто раз склеенное сердце он уже отдал этому самому человеку на вечное хранение, а душу уже давным-давно открыл, когда заглушал рыдания у Саннина на плече в моменты, когда терпеть уже не было сил. Почему бы не передать временный контроль над собой, чтобы забыться в удовольствии, которое ему несомненно подарят.       Не то чтобы Джирайя-сама знал о его чувствах, но о них можно было бы поговорить завтра, когда страсти улягутся, и оба будут отдохнувшими и более объективными. (Хотя Какаши сомневался, что наутро вообще сможет поднять на Саннина глаза, не то что о чём-то поговорить, так как смущённо раздвигал сейчас ноги и пытался сесть поудобнее.)       Отшельник тем временем услужливо подложил подушку выше под спину Хатаке, внутренне ликуя от необычайной сговорчивости гостя. Может всему виной масло? Или его репутация опытного любовника? А может всё-таки его чувства взаимны, и сейчас ему выпал шанс на миллион доказать серьёзность своих намерений? Жаль, что его возможности сейчас очень ограничены, но и с такими строгими рамками ему есть, чем удивить.       Он продолжил, сжав мошонку, мягко массируя не менее чувствительную кожу под ней, обильно смазывая скользкими пальцами промежность. Внимательно следя за эмоциями на лице почти любовника, Джирайя ввёл указательный палец до второй фаланги, сразу же останавливаясь, когда тугие стенки потрясающе сжали его, практически не давая двигаться дальше. Медленно он провернул палец внутри, круговыми движениями стараясь ослабить давление. Но вскоре понял, что такими темпами у них ничего не получится, так как джонин был очень зажатым, а какие-либо заверения о том, что нужно расслабиться, могут только усилить сопротивление.       Какаши нужно было что-то, что позволило бы почувствовать опору, успокаивающее чужое присутствие, так что он решил немного перейти границы дозволенного и пробраться свободной рукой под спиной партнёра и твёрдо обхватить напряжённую талию, сжав успокаивающе бок.       Копирующий ниндзя тут же почувствовал нежданное прикосновение и ухватился за сильную руку, переключая на неё всё внимание. Судорожный вдох служил сигналом к продолжению, пока сам ниндзя пытался разобраться в ощущениях. Всё было удобно, его крепко держали на месте, а мягкая подушка под лопатками не давала соприкоснуться с твёрдой и холодной стеной. При этом, свободная рука сжималась в кулак, ноги подрагивали в нетерпении и неловкости, а живот скручивало тугой спиралью предвкушения. Какаши не знал, куда деть взгляд, как себя вести, и чувствовал себя крайне глупо, запретив Саннину все «лишние действия». Растрепавшиеся белые волосы щекотали щёку и шею, а собственные пепельные пряди упали на глаза и лоб. Он закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание и сосредоточится на приятной растяжке.       Мышцы внизу медленно расслаблялись, давая возможность ввести первый палец до конца, поглаживая мягкие стеночки и волнообразными движениями подготавливая проход для большего. Даже от одного пальца в Какаши вспыхивали искры удовольствия, хоть это и было очень непривычно. Неожиданное движение внутри сбило дыхание с восстановленного ритма, и он еле удержался, проглотив восторженный вздох, когда длинный палец согнулся и задел нервные окончания, посылая тёплый вихрь желания по всему телу.       Оба шиноби прекрасно знали человеческое тело, что обоим не составило труда догадаться, что Джирайя искусно нашёл простату и теперь усиленно набирал обороты. Почувствовав, что его любовник готов, он медленно добавил второй палец, довольно замечая, как прогибается изящная спина и как в беззвучном стоне приоткрывается рот. Сегодня он намерен услышать прекрасный голос своей пташки, что будет петь протяжно на одной ноте, откровенно делая комплимент умениям Отшельника.       Рискнув посмотреть вниз и чуть не застонав от увиденного, Джирайя решил добавить ещё немного огня в их нешуточное развлечение. Горячий шёпот заставил покраснеть так удобно подставленное ухо, а губы — сжаться в тонкую полоску, чтобы предотвратить постыдные звуки, грозящие вырваться наружу. — Ну же, пташка, как ощущения? Как думаешь, сможешь кончить только от моих пальцев? — Мхм… — от одного предположения с тонких губ сорвалась череда коротких низких невнятных звуков, подозрительно похожих на мяуканье.       Движения ускорились, пальцы тем временем стали смелее и всё с нарастающей силой стали вбиваться в податливое кольцо мышц, с каждым толчком точно попадая по комочку нервов так, что сдерживаться становилось нереально. — Отпусти себя, Какаши, давай, я знаю, ты можешь. Я помогу…ещё чуть-чуть, — непрекращающийся поток подбадривания и похвалы мягко растекался по телу, обволакивая словно бархат и заставляя щёки краснеть.       Прерывистые вдохи и тихое хныканье переросли в задушенные стоны и вскрики, когда пальцы внутри стали сгибаться, вращаться и раздвигать мышцы на манер ножниц. Было одновременно и много и мало всего. Длинные и крупные пальцы, казалось, доставали неимоверно глубоко, задевая все возможные нервные окончания. Какого же было бы, если Джирайя-сама заменил бы их на… Какаши зажмурился и встряхнул головой, с ужасом понимая, насколько его заводила запретная мысль. Протяжно застонав, он поднял взгляд, встречаясь с горящими тёмными глазами, буквально пожирающими его тело, следящими за каждым его движением.       Он запрокинул голову и обнажил беззащитную шею, словно предлагая воспользоваться моментом его слабости. Он чувствовал чужое дыхание на подбородке, но Саннин соблюдал очерченные им рамки и лишь наблюдал и запоминал все эмоции на открытом, охваченном чистым экстазом, лице. Какаши уже успел пожалеть, что так опрометчиво запретил Отшельнику какие-либо лишние движения. Он хотел, чтобы этот рот жадно впился в нежную кожу шеи, чтобы обе руки Саннина делали с ним всё, что вздумается, чтобы они сковывали его собственные запястья, пресекая любые попытки к сопротивлению, чтобы эти губы, которые осторожно украдкой целовали среброволосую макушку, не оставили на нём ни одного нетронутого места. Но он мог только мечтать, крепко переплетая с обнимающим его мужчиной пальцы, пока одна рука Саннина вырывала из него сдавленные стоны и творила что-то немыслимое между его сведённых от нестерпимого удовольствия ног. Джирайя уважал личные границы Какаши, а Какаши уважал Джирайю за соблюдение этих границ, хотя оба уже успели пожалеть об этой притворной игре в приличия.       Воздух между ними накалился, пояс юкаты уже давно развязался, и чёрная ткань сползла с одного плеча, открывая вид на выпирающие фарфоровые ключицы, на которых так и не осталось ни одной метки. От недозволенности хотелось выть, но сладкие стоны со всё нарастающей громкостью сглаживали все неудобства. Сбившееся дыхание, особенно громкий вскрик и подрагивающие, двигающиеся навстречу толчкам, бёдра Хатаке говорили о приближающейся разрядке. Победно ухмыльнувшись, Саннин решил использовать ещё один свой козырь.       Напряжение в паху усиливалось с каждой секундой, а месяцами копившееся напряжение грозилось выплеснуться в любой момент, нужен был лишь последний толчок, спусковой крючок, который послужил бы катализатором оргазма. Трахающие Какаши пальцы вошли особенно глубоко, нажав подушечками на бугорок простаты, не двигаясь, продолжали давить на чувствительный участок, пока Джирайя внезапно не послал лёгкий импульс чакры через пальцы, отправляя его за грань. Свободная рука взметнулась вверх, сжимая края домашнего кимоно на плече Саннина. — Джирайя-са…аха… — успел лишь всхлипнуть, пока не обмяк в надёжных руках.       Отшельник не мог насытиться видом открытого Какаши, который расслабился и отдался на его милость, буквально предлагая всего себя, моляще смотря прямо в глаза. Он видел много лиц, искажённых муками наслаждения, но ничего так не перехватывало дыхание, как блестящие разноцветные глаза, обрамлённые слипшимися ресницами, смотрящие с затаённой страстью и восхищением, приоткрытый аккуратный рот и неимоверно притягательная карамельная родинка, пикантно примостившаяся под уголком мягких губ.       Послав импульс чакры, Джирайя с жадностью и упоением смотрел, как всё тело джонина скрутило судорогой удовольствия, а ровно стоящий член выстрелил струёй спермы, пачкая белыми каплями чёрную ткань юкаты и напряжённый живот. Он продолжал движение пальцев внутри даже во время пика, с каким-то животным удовлетворением подмечая, что таким Копирующего ниндзя не видел никто.       Его собственный член, находящийся в плену одежды, тоже жаждал внимания, но Саннин решил, что разберётся с этим позже, когда его драгоценный любовник придёт в чувства.       Хатаке медленно выплывал из послеоргазменного забытья, чувствуя, как выдержка Жабьего Мудреца всё же истончилась, и он уткнулся лицом в изгиб тонкой длинной шеи, вдыхая смесь пота, собственного запаха Какаши и тонкого аромата его, Джирайи, шампуня, будто Хатаке уже принадлежал ему, что вызвало довольный рык, раскрывая тёмную собственническую сторону Саннина.       Какаши слабо усмехнулся такой реакции, зарываясь носом в непослушную белую гриву, обвивая обеими руками широкие плечи, благодарно поглаживая Отшельника по спине. Сил на что-либо ещё совсем не осталось, язык мёртвым грузом застыл во рту, тело таяло на глазах, а оставаться в сознании было всё сложнее и сложнее.       Разом навалилась усталость от миссии, физическое и моральное напряжение и только что пережитое наслаждение. Копирующий ниндзя надеялся только на благородство и добросовестность Джирайи, который мог бы привести их обоих в порядок и не оставить его безвольно сидеть на твёрдом полу гостиной, а хотя бы перенести на футон.       В благодарность за это и за сегодняшний вечер, да и вообще за всё, он мог бы приготовить Саннину завтрак, а может и обед. Там уже можно решить по обстоятельствам, когда он выяснит, что и как Отшельнику нравится, и не только из еды.