Дорогая Лале,
Я не перестаю думать о тебе, и воспоминания о нашем поцелуе перед отъездом заставляют мое сердце трепетать и мечтать лишь о том, как я вернусь к тебе и прижму к своей груди. Ты даже не представляешь, как сильно я скучаю. Я помню все, что ты мне сказала при последней встрече.
Каждое слово, взгляд и слезинку. И наставление — вернуться к тебе во что бы то ни стало. Я сдержу слово. Надеюсь, с тобой все хорошо.
Мы с Асланом в порядке. Он тоже хочет отправить тебе письмо и потешается надо мной, говоря, что ты просила его за мной приглядывать. Столько времени в одной колонне с Асланом скоро сведут меня с ума…
Лале тепло улыбнулась, задержавшись на этих словах.… но я счастлив, что нас не разделили. Как Раду? Он не пишет мне, думает, наверное, что так проявит слабость.
Мы подходим к Светиграду, уже скоро начнется осада. Султан Мурад совсем плох, ему тяжко дается дорога. Но, думаю, стоит ему отдохнуть перед наступлением, и он пойдет на поправку. А уж победа над Скандербегом его точно воодушевит. Хотя ты знаешь, что я думаю обо всем этом.
По почерку Лале заметила, как рука Влада напряглась на этом месте, и сразу же представила залёгшую между бровей складку. Конечно же, она прекрасно его знала.Пора прощаться. Мечтаю лишь о том, что скоро увижу тебя, мой свет. Только это ведет меня вперед. И не дает прибить Аслана.
Твой Влад. Лале засмеялась, и глаза ее увлажнились от слез. — Я тоже мечтаю о том, что ты скоро вернешься, Влад, — шепнула она, прикладывая пергамент к губам. — И Аслан. Что вы оба вернетесь невредимыми. Смахнув слезу и спрятав письмо, Лале стала рассматривать свою работу. Хатун не была уверена, что выходит похоже на Алаэддина, ведь она совсем не помнила его лица. Но Лале очень старалась, желая порадовать дядю Мурада. Решив, что на сегодня достаточно, она покинула тюрбе, у дверей которой ее ждала гончая. И под радостный лай Гузалик отправилась в сторону дворца, не забыв запереть дверь на ключ. Спрятав собаку в их тайном месте и покормив, Лале почти пересекла сад, как вдруг заметила странное оживление у конюшен. Догадка мелькнула незамедлительно, и хатун подхватила свои юбки, стремительно кинувшись туда, где галдели люди и фыркали лошади. «Вернулись!» Раскрасневшись от бега и предвкушения встречи, Лале пробиралась через ряды янычар. Точно вернулись! Столько воинов и тюков с припасами могли означать только одно. В беспорядке и хаосе она заглядывала в каждое лицо, понимая, что в такой суматохе вряд ли сможет их найти, но все же продвигалась вперед, дрожа всем телом и вертя головой по сторонам. — Влад! — Лале аж подпрыгнула, заметив того, кого так отчаянно искала, и с широкой улыбкой бросилась к нему. Он стоял вполоборота, но она ни с кем бы его не спутала: широкие спина и плечи, горделивая осанка, темные, жесткие волосы и точеный профиль — Влада бы она узнала из тысячи, нет, из миллиона янычар. — Влад! — подойдя ближе, позвала Лале, и на этот раз он услышал, обернувшись. В секунду его хмурое и суровое лицо озарилось такими светом и теплой улыбкой, что у хатун перехватило дыхание. — Лале! — он бросился навстречу, подхватил ее на руки и закружил, весело смеясь и утыкаясь носом в длинные волосы. И плевать было, что кто-то их увидит. Спохватившись, Влад поставил Лале на ноги и, не переставая улыбаться, снова обнял. Она светилась от счастья, жадно вдыхала его запах, обхватывая широкую спину, и не могла надышаться им. Отстранившись, все же вспомнив о приличиях, Лале закусила губу и смахнула слезы радости, прерывисто дыша. — Вернулся, — только и смогла сказать она, глядя на него. — Я же обещал, — ответил он, не выпуская из своих прохладных ладоней ее маленькую руку. — Почему не писали? Всего одна весточка! — Не могли. Я писал тебе, что Аслан тоже хотел отправить письмо, но не разрешили. Из Светиграда не слали гонцов, все участвовали в осаде. Лале понимающе кивнула. — А мое-то хоть получил? — Конечно, получил, — улыбнулся Влад, хлопая себя по нагрудному карману. — Тут оно. — А где же Аслан? — вспомнила она, и улыбка Влада померкла, заставив ее сердце гулко полететь вниз. — Он ранен, — сказал Влад и тут же поспешил добавить, увидев ужас в ее глазах: — Но жив и скоро поправится, лекарь говорит, рана не опасная. — Я хочу его видеть! — воскликнула Лале, сильнее сжав ладонь Влада. — Увидишь, конечно же. Пойдем, — он развернулся и повел подругу вдоль рядов повозок, в самый хвост. Там располагались навесы с ранеными. Лале уже издалека услышала голос Аслана: — Да я в порядке, могу уже идти сам. — Аслан-бей, ну дотерпи ты уже до казармы. Перевязку тебе надо сделать… Лале заторопилась, поравнявшись с Владом, и он остановился у одной из крытых телег, усмехаясь. — Эй, Аслан, таки дожил ты до Эдирне, а говорил не дотянешь, — бросил Влад, сложив руки на груди. — Не неси чепуху, Влад, — засмеялся Аслан и соскочил на землю в одних брюках и распахнутой рубахе, скривившись от боли, — это ты всю дорогу ныл и у каждого поворота проверял, сколько еще осталось ехать. Лале рассмеялась и бросилась его обнимать, чуть не снеся с ног. Ей так не хватало их шутливых перебранок. — Лале-хатун, осторожнее, а то швы разойдутся! — засуетился лекарь, покачав укоризненно головой. — Как ты? — оторвалась она от друга, заглядывая ему в лицо. — Нашел неприятности, да? — Лале покосилась на повязку на его ребрах. — Они сами меня нашли, ласточка, — хмыкнул он, — но все обошлось, — Аслан отбросил рыжую прядь с лица. — Как же я по вам скучала, — улыбнулась она и притянула Влада ближе, прижимаясь к обоим. Парни также в ответ одарили ее крепкими объятиями. Покашливание над ухом заставило их разомкнуть руки и отступить на шаг друг от друга. — Аслан, тебе положено лежать и отдыхать. После дороги точно, — строго сказал лекарь. — Но… — Никаких но. Полезай в повозку. Устроишься в казарме, сделаем перевязку, а завтра уж порхай, коль так не терпится. Но сегодня ты еще отдыхаешь. — Аслан, он прав. Я счастлива, что ты вернулся живым, но стоит подумать и о здоровье. Отдохни, — Лале улыбнулась, проведя ладонью по щеке друга, и он покорно опустил голову. — Как я могу противиться воле племянницы падишаха? — он склонил голову в шутливом поклоне и влез обратно в телегу. — До завтра, Лале. — Отдыхай, друг, — Влад хлопнул его по плечу, улыбаясь, и повел Лале обратно, ко дворцу. Вокруг них сновали янычары, конюхи и слуги, перетаскивая тюки и распрягая лошадей. — Ну, как прошел поход? Успешно? — спросила Лале, поравнявшись с Владом и держа его за руку. — Нет. Мы потерпели поражение — Искандер-бей отбил наши атаки. Султан в ярости, но Мехмед нашептывает ему, что нужно идти снова. Возможно, скоро начнется подготовка к новому походу, — Влад обернулся к ней. — Но пока… Он хитро улыбнулся и увлек Лале за собой, утаскивая в густые заросли сада. — Пока я просто счастлив, что вернулся домой. — Домой? — ахнула Лале, пробираясь вслед за ним через ветви. — Ты никогда не считал Эдирне таковым. Твой дом в Валахии. Выйдя на ровную площадку у заброшенного домика Хюмы, Влад притянул к себе Лале и с нежностью заглянул в ее глаза, ласково проводя ладонью по щеке. — Я понял кое-что, пока был вдали от тебя, — шепнул он, любуясь ею. — Мой дом там, где ты. Лале цеплялась за его куртку, чтобы не упасть, и купалась в том теплом свете, что излучал его ясный взор, полный трепета. — Влад, — шепнула она, утопая в нем, — я так скучала, — и приникла всем телом, вставая на цыпочки и легко касаясь губами его губ. Влад крепче прижал ее к себе, окружив кольцом рук, как самой надежной крепостью, в которой есть место лишь покою и любви, и ответил на робкий порыв так же ласково и осторожно, точно мог навредить резким движением. Но с каждым вдохом, с каждой секундой их переплетенные языки становились все настойчивее, жадно исследуя друг друга, а касания — смелее, скользящие по спине и плечам и выходящие далеко за рамки приличия. Лале чувствовала себя сейчас самой счастливой, запуская пальцы в жесткие волосы и цепляясь за шею, вдыхая такой родной и любимый аромат и ощущая сердцебиение сквозь разделяющие их кожаные доспехи. Сейчас перед ней был не пленный принц и не воин, не угрюмый чужеземец, а Влад. Просто Влад, которого она так любила. Живой, настоящий и такой родной. Ее сердце и душа давно перекочевали в его грудную клетку, сливаясь в единое целое и натягиваясь сотней алых нитей при разлуке и расстоянии. Только вот так, рядом, дыша в унисон и ловя его прикосновения на своей коже, Лале была собой, переживая искреннюю радость. Мокрый нос уткнулся ей в локоть, заставив вздрогнуть — Гузалик кружила вокруг них, виляя хвостом и поскуливая от радости. Влад перевел дыхание и улыбнулся, выпустив Лале из крепких объятий. — Привет, девочка. По тебе я тоже скучал, — он присел на корточки и принялся гладить и ласкать гончую, почесывая за ухом. Собака от радости завалилась на спину и замахала хвостом сильнее, двигая всей задней половиной тела и вываливая язык. Лале смотрела на него и не могла насмотреться. Солнце приятно пригревало, путаясь в зелени сада и бликуя на его лице, озаряя мягким свечением, сквозя в растрепанных волосах. Присев рядом, она тоже принялась гладить Гузалик, то и дело поглядывая на Влада. — Мне пора, боюсь, меня хватятся и накажут, если я не буду помогать янычарам с повозками и лошадьми, — Лале сразу погрустнела, опустив голову, но Влад бережно поднял ее за подбородок, заглядывая в лицо: — Но давай встретимся вечером? Здесь же? — Хорошо. Я уже скучаю и жду сумерек, — Лале погладила его по колючей щеке и поцеловала, наклонившись ближе. — До вечера, — ответил он, поднимаясь с ней на ноги, покрывая отрывистыми поцелуями ее щеки, глаза и губы, и снова заключил в объятия. — До вечера, — шепнула она, утопая в этой напористой ласке и не желая выпускать Влада из их маленькой гавани покоя и счастья. Последний раз спешно приникнув к ее губам, Влад развернулся, чтобы не передумать, и не глядя метнулся через кустарники прочь, к конюшням, оставив Лале послевкусие щемящей нежности на губах и ожидание встречи в сердце. Покинув домик и вернувшись в свои покои, Лале не могла усидеть на месте. То и дело вскакивала, кружила по комнате, глядела в окна и снова опускалась на диван. Она не могла учиться, не могла рисовать — море для Нурай так и оставалось незавершенным, хотя полотно было почти готово. Не выходило у Лале удержать в руках кисть. Она несколько раз заглядывала в сундуки и выбирала наряды, и все они казались ей неподходящими. Как и украшения, что она в раздражении перебирала и ссыпала обратно в шкатулку. Все это было неважным и бестолковым. Лале просто хотела скорее встретиться с Владом. Она решила собрать корзинку с вкусностями — наверняка Влад не отказался бы после походной похлебки от чего-то поинтереснее. Туда же отправился аккуратно сложенный плед и угощение для Гузалик. В сотый раз выглянув в окно и обрадовавшись наступившим, наконец, сумеркам, Лале накинула плащ с капюшоном, схватила корзинку и помчала в сад, перепрыгивая через ступеньку. У домика к ней навстречу выскочила гончая, виляя хвостом, и Лале покормила питомицу, почесав за ухом. Скоро к ней из сгущающегося мрака выступил Влад, улыбаясь. — Здравствуй, — радостно бросилась ему на шею Лале, чмокая в щеку. Будто и не виделись они совсем недавно. — Здравствуй, — шепнул он, бережно обнимая за талию. — Останемся здесь? Или прогуляемся? — тихо спросил он. — Лучше прогуляемся. Сюда пару раз наведывался Мехмед. Как бы не явился снова, — сказала Лале, приникая головой к его сильному плечу. — Да и многие сюда ходили уж, не такое это безопасное место, как раньше. Влад кивнул, погладив ее по волосам, и поднял с земли корзинку. — Что там? — с интересом заглянул он внутрь, приподняв бровь. — Да так, угощение. Пойдем? — Лале взяла его за локоть, и вместе они отправились подальше от посторонних. Праздно прогуливаясь по тропам, уходя все дальше от дворца, они не заметили, как пришли к водоемам. Ничто не нарушало покоя — только стрекот сверчков и едва уловимый теплый ветер в ветвях создавали свою неповторимую мелодию, ни с чем не сравнимую музыку летней ночи. Лале расстелила плед на еще не остывшей земле, и Влад сел с ней рядом, взяв за руку и поцеловав костяшки пальцев, совсем легко и невесомо. Лале смотрела на него, лучась теплом и утопая в его голубых глазах, так похожих на бездонные озера. Такие же глубокие, искрящиеся жизнью и прогретые солнцем, с тонкой рябью лунной дорожки, что отражается в них. В таких можно и заблудиться, но Лале хотела этого — заблудиться, утонуть и больше никогда не видеть поверхности и этого жестокого мира вокруг. Влад коснулся пальцами ее лица, и там, где он проводил ими мягкие линии, отпечатывались следы, которые никогда не сможет стереть время. Такие трепетные, ласковые касания врезаются в память и кожу, оставляют ожоги и взволнованность, что даже сквозь года можно ощутить их жар. Лале прикрыла веки, впитывая его прикосновения и удерживая их в памяти, улавливала тонкий запах его жилета и бархат огрубевших рук. Стрекот сверчков. Плеск рыбы в озере. Шелест листвы. Все, из чего состоит этот момент. Хатун глубоко вдохнула, и смесь влаги, земли и трав вскружила голову. Распахнув глаза, она тоже стала гладить Влада по лицу, запоминая наощупь каждую черточку, каждый изгиб, каждую ямку. Теперь настал его черед довольно жмуриться. Влад перехватил ее ладонь и поцеловал, сначала с тыльной стороны, потом с внутренней, и снова прижал к своей щеке. — Лале, у меня есть кое-что для тебя, — хрипло сказал он через время, облизнув пересохшие губы. Его тихий голос не нарушал тишины, а вплетался в мелодию ночи. Он сел поудобнее и выудил что-то из кармана. Лале с интересом наблюдала за ним. — Что это? — Да так, ерунда. Но мне хотелось, чтобы у тебя было что-то от меня, — он положил на ладонь что-то небольшое и круглое, с цепочкой. Похожее на кулон. Лале наклонилась ниже, рассматривая. — Это монета. Валашская монета, такие чеканил мой отец. Это все, что мне напоминало о доме. Лале бережно взяла монету и стала рассматривать — серебристая поверхность пылала теплом, на ней был изображен золотой дракон, свернувшийся в кольцо. Сверху — маленькое отверстие, в него вставлено колечко и протянута тонкая цепочка. Влад тем временем продолжал рассказывать: — Я постоянно носил ее с собой и в походе попросил помощи у кузнеца. Решил подарить тебе, чтобы частичка меня была всегда рядом. У нас в Прикарпатье есть поверье про неразменную монету. Такая, знаешь, которая приносит удачу, как талисман. Кто-то верит, что она притягивает к себе деньги и успех или что ею можно оплатить все на свете, не тратя настоящих денег. Но еще я слышал, что если монету дарит любящий человек, то она станет оберегом и щитом, — Влад так завораживающе рассказывал, как истину, и Лале хотелось ему верить. Она с еще большим трепетом поднесла отполированный кулон к лицу, всматриваясь в чудного зверя. — И она всегда возвращается к хозяину. Вряд ли это правда, — хмыкнул он. — Монета, конечно, не самый лучший подарок и не драгоценность… Лале подняла на него глаза. — Влад, это самая большая драгоценность для меня, — тихо перебила она. — Но ведь ты так ею дорожишь… — Потому и хочу отдать тебе. Слезы подступили к горлу Лале, и она благодарно ему улыбнулась. — Это лучший подарок в моей жизни. Я сохраню ее для тебя. Чтобы ты всегда возвращался, — она порывисто приблизилась к его лицу и поцеловала. — Поможешь? — спросила Лале, отстранившись и протягивая ему подвеску. Влад улыбнулся и бережно переложил ее волосы на одну сторону, сев позади. Забрал монету, осторожно развел края цепочки, касаясь остывшим металлом звеньев ключиц, и защелкнул замок. От этого маленького прикосновения сладкая истома волной прокатилась по телу, и Лале судорожно выдохнула. Сама монетка все еще сохраняла тепло и приятно грела. Влад замер на мгновение, а потом она ощутила нежный поцелуй на плече, отчего едва заметно вздрогнула. Он провел по ее предплечью, бережно поглаживая, и снова припал губами к нежной коже, на этот раз чуть выше. И еще. Приближаясь к шее и вызывая приятный озноб. Лале отвела голову в сторону, и Влад стал прокладывать дорожку из поцелуев выше, заключая в объятия и прижимаясь к ее спине. Она расслабилась, утонув в его руках и облокотившись, отдаваясь этой невесомой, несмелой ласке и желая лишь одного — чтобы ночь никогда не заканчивалась. Ладонь Влада скользнула по ее талии, животу, груди, ключицам… Ощущая жар его пальцев, Лале забывала, как дышать. Он провел подушечкой по подбородку, мягко поворачивая голову, направляя к себе, и коснулся ее губ осторожным поцелуем. Лале чуть повернулась и обвила его шею, отвечая. Оба чувствовали себя иначе, не так, как раньше — движения становились замедленнее, воздух вокруг накалялся, искрил от каждого столкновения, и хотелось большего, но ни Влад, ни Лале пока не понимали, что изменилось. Поцелуй все углублялся, не оставляя места сомнениям, и руки, до этого робко блуждающие по плечам, теперь увереннее исследовали новые горизонты. Сбивчивое дыхание — красноречивее сотен слов и признаний, и переплетенные пальцы цеплялись так сильно и бережно друг за друга, явно говоря: «Не отпускай меня. Никогда». Больше не было Влада и Лале. Остался лишь сцепленный в замок монолит из двух оболочек с одним сердцем на двоих, что гулко билось о ребра в унисон с дыханием. Влад мягко переместился, укладывая Лале на плед и придерживая ее голову, погладил волосы, путаясь в них и блуждая хаотичными, рваными поцелуями по щекам, шее, ключицам. Проводя носом по коже вдоль кромки платья, вдыхая запах разгоряченного тела. Лале обхватила его лицо, вынуждая эти глаза, подернутые сизым туманом, посмотреть на нее. Он молчал, тяжело дыша, нависал над ней и затмевал собой весь мир, сливаясь со звездным небом. Становясь для нее небом. И целым миром. — Влад… — Я люблю тебя, — опередил ее он. От радости ее душа норовила покинуть тело и взмыть к облакам, затерявшись среди звезд и планет. — И я тебя люблю, — улыбнулась она самой открытой и искренней улыбкой на свете. Новый поцелуй закружил в вихре чувств и нахлынувших, совсем не знакомых ранее, эмоций. Лале целовала его так, словно он мог вдруг испариться, исчезнуть и больше никогда не вернуться. Она обнимала Влада, цепляясь за его плечи, и понимала, что этого мало. Недостаточно. Хотелось быть еще ближе, теснее и роднее. Их зубы с лязгом встретились, когда Лале прижалась крепче к полыхающей жаром мужской груди. Новое странное ощущение затмевало собой все остальные, разгораясь и пульсируя, концентрируясь в тугом узле внизу живота. Каждое касание к коже отдавалось разрядом тока и задевало этот клубок из искр, что только сильнее сжимался, практически до боли, не давая расслабиться. Влад с силой стиснул ее талию и, упершись одной рукой в землю, резко отстранился. Лале распахнула глаза, не понимая, куда внезапно исчез ее источник кислорода и тепла, и приподнялась на локтях. Влад сел, тряхнув головой, и поднял умоляющий взор на нее. — Лале… — задыхаясь, прошептал он. — Я… Она тоже села, откинув волосы за спину. Потянулась к нему, но он отстранился. — Нет, я не хочу… То есть, хочу, но… — Влад бормотал что-то невнятное, отводя взгляд. — Но я не хочу вынуждать тебя, если ты не готова… Лале улыбнулась. Она прекрасно понимала, к чему он клонит. Затуманенный разум отказывался соображать здраво, но она знала одно: она желает этого. Как и он. Девушки в гареме разное болтают, и Лале давно уже не была ребенком, понимая, что происходит с мужчиной и женщиной наедине. — Влад, — перебила она поток его слов тихим, настойчивым голосом. — Посмотри на меня. Он вздохнул и подчинился просьбе, сжимая кулаки и сдавленно дыша. — Я готова. И я не пожалею, — говоря это, Лале смотрела прямо на него, одновременно спуская с плеч платье, выскальзывая из воздушной ткани. Глаза Влада расширились, он затаил дыхание и глядел, не мигая, будто если он моргнет, волшебное видение исчезнет. Рукава повисли безвольными лоскутами, и Лале медленно коснулась пуговицы на груди, прерывисто вдыхая и выдыхая воздух из лёгких. Ей было немного страшно, но она искренне хотела этого. Хотела Влада. Хотела соединиться с ним, стать его. Не только душой, которую она давно ему подарила, но и телом. Хатун так тосковала по нему все эти недели разлуки, что теперь не оставалось никаких сомнений в правильности происходящего. Он вздохнул и перехватил ее руку, что уже расстегивала вторую пуговицу. Сладко поцеловал ее и сам принялся раздевать любимую, едва касаясь пухлых губ. Несмелые, робкие пальцы подрагивали, то и дело тормозили на очередной застежке, но платье верно расползалось в стороны, еще больше обостряя чувства. Ночная прохлада остужала кожу, и, расправившись с последней пуговицей, Влад коснулся девичьих плеч, поглаживая и унимая дрожь. — Боишься? — шепнул он у самых губ. — Нет. Просто холодно, — она обняла его, приподнимаясь и позволяя платью соскользнуть с бедер. — Согрей меня. Он притянул Лале к себе, сминая шелк нижней сорочки, и тут же отстранился, одним движением стаскивая через голову жилет и рубашку. Она взволнованно потянулась к нему, скользя пальцами по рельефу мышц, изучая те части любимого, что скрывались раньше под одеждой. Влад обнял ее, прижимая еще крепче и целуя, распаляя нешуточный пожар за ребрами. Настойчивее, сильнее, резче, отрываясь только для того, чтобы вдохнуть. С новым напором покрывал поцелуями шею, укладывая хатун на плед и отбрасывая ненужное платье в сторону. Лале застонала, запрокидывая голову и дрожа от возбуждения. Влад блуждал ладонями по ней, укрытой сейчас только тончайшим шелком, то и дело комкая его. Целуя живот через нежную ткань, он скользнул рукой вниз, по бедру, находя край сорочки, и медленно задрал его, оголяя стройные ноги. Влад так и замер, любуясь открывающейся картиной. Его грудь покрылась испариной, волосы липли к лбу, но Лале любовалась им, согреваясь его теплом. Сейчас он был красив, как никогда. Словно не только тело он обнажил, но и окончательно сбросил доспехи с сердца, открывшись ей. Обжигающее прикосновение к бедру заставило ее закусить губу. Оглушающая пульсация в ушах не давала дышать, и осознание того, что сейчас произойдет, тысячей иголочек пронзало плоть в сладком предвкушении. Мужская ладонь смелее легла на обнаженную талию под тканью, и Лале втянула воздух, боясь спугнуть это невероятное ощущение. Затем выше, по ребрам… Влад обдавал горячим дыханием ее шею. Задев сосок, он хрипло выдохнул, лаская и сжимая аккуратную девичью грудь. Руки Лале взметнулись вверх, и сорочка исчезла во мраке ночи, дымкой стелясь по влажной траве, оставляя хозяйку обнаженной, покрытой тысячей мурашек. Влад теперь, казалось, боялся ее сломать. Он поцеловал Лале, глубоко, нежно, но не смел притронутся туда, где кожа было спрятана шелком совсем недавно. Последняя преграда отправилась на землю — и Влад навис над любимой, глядя на нее со страхом. Лале гладила его по лицу и плечам, отвечая открытым взором, без страха и колебаний. Она уже ощутила его касание, вздрогнула, но глаз не отвела. Влад тяжело вздохнул, и Лале кивнула с легкой улыбкой, отвечая на его немой вопрос. Приникнув горячими губами, Влад прижался к ней, хватая за ягодицу. Он весь дрожал, но толкнулся в нее, безошибочно скользнув по увлажнившимся давно складкам, приятно задевая чувствительную точку, и замер. Их тела сами подсказывали, что и как нужно делать, и желание, что бурлящей лавой неслось по венам, недвусмысленно направляло и подталкивало к действиям. Влад стал целовать жарче, напористее, сильнее, отвлекая от того, что происходит внизу, и Лале отвечала, блуждая руками по его спине. Не в силах больше сдерживаться, он с силой вцепился в ее бедро и одним резким движением вошел на всю длину, застонав. Слезы потекли по щекам, но она лишь закусила губу и крепче прижалась к нему, пряча лицо на груди. Вспышка боли прошла так же быстро, как и возникла, оставляя тянущий шлейф, но его сглаживало волнение от близости и нега, вмиг прокатившаяся по телу. Лале возвращало к реальности биение сердца Влада, точно оно вот-вот пробьет ребра, а воздух закончится — настолько рвано он дышал, но не двигался, давая ей время. — Тебе больно? — шепнул он, ласково проводя по волосам ладонью. Лале благодарно прижалась к ней, дрожа всем телом. — Больше нет, — она подняла сияющие глаза на него, и он бережно смахнул слезинку со щеки, чутко целуя. Качнулся, судорожно застонав ей прямо в рот. Первое движение еще отдавалось болью, пусть и терпимой. Но с каждым новым толчком Лале уносилась все выше и выше, к звездам, и тугой ком в животе, казалось, вот-вот взорвется, а ее оболочка разнесется на миллион крошечных горящих осколков, рассыплется и осядет углями на росе. Потрясающее чувство наполненности, единения и счастья захватывало ее, обжигало изнутри, лишало воздуха, и при этом напаивало любовью, что течет по капиллярам и насыщает легкие. Влад посмотрел на нее с заботой и теплом, свойственными только ему. Хотел что-то сказать, но Лале притянула его для поцелуя, обвивая руками и ногами. Он зарычал, наращивая темп и задевая с каждым новым толчком что-то очень глубинное, приятно уязвимое, пока, наконец, комок напряжения не отпружинил, взрываясь тысячами ярчайших вспышек, да так, что звездное небо расплылось перед глазами. Лале вздрогнула и со стоном обмякла в его объятиях, и он следом, выдохнув ее имя. Влад на секунду рухнул на нее и тут же поднялся на локтях, боясь придавить. Прислонился к ее лбу своим, выравнивая дыхание, и она подняла непослушные, ослабевшие пальцы, гладя его по лицу и волосам. Как только Влад отдышался, он подарил ей совсем другой, наполненный покоем и любовью, поцелуй, не требовательный и просящий, как раньше, и Лале с удовольствием ему ответила, оплетая его шею и смакуя вкус на губах. — Я люблю тебя, — тихо прошептал он, поправляя подвеску на ее шее. — И я люблю тебя, Влад… — Лале… Лайя! Дыхание сперло, мир перевернулся вверх дном, затрясся, и лицо Влада растворилось в ночной дымке, утопая во мраке. — Нет! Лэствилл, США. Наше время. Я подскочила на кровати, слепо шаря взглядом по темной комнате, но меня крепко удерживали за плечи сильные руки. Не понимая, где я и что со мной, я вцепилась в запястья державшего и, услышав стон боли, снова провалилась, но в совсем другое, незнакомое мне место. Трансильвания. 1456 год. Здесь все было иначе. Я больше не была Лале, но видела ее со стороны. В большом каменном зале с высокими сводами, с троном на возвышении. Это был не османский дворец. Это было похоже на замок. Мужчина стоял спиной на постаменте, но я узнала в нем Влада — его ни с кем не спутать. Лале спешила к нему: она выглядела бледной и встревоженной. Услышав, наконец, шаги, Влад обернулся, и я поняла, что это событие произошло гораздо позже предыдущего. И он, и Лале выглядели старше. — Лале, милая, — он вымученно улыбнулся и поспешил к ней. Так странно было видеть со стороны себя и понимать, что это не ты. Но стоило Владу коснуться ее щеки, я ощутила его пальцы на своей. Словно это меня он ласкает. Я оторопело смотрела на них, чувствуя тепло его ладони. — Влад, я так волнуюсь, Аслан сказал, что… — начала сбивчиво она, но в этот момент двери в зал распахнулись, и туда влетели человек с саблей наперевес и несколько янычар. Я охнула и отпрянула в ужасе. Вошедший был одет на восточный манер, с тюрбаном на голове, а оружие угрожающе сверкало в свете факелов. Лицо исказила гримаса ненависти, и я узнала его: это был Мехмед. За ними последовали люди в других доспехах, похожих на те, что носил Влад. Я стала озираться — мы находились явно не в Эдирне. Восточно-европейская архитектура, за окнами — горы. Кажется, это Трансильвания или Валахия, но что здесь происходит? Почему Лале здесь? Мехмед широким шагом пересек зал, и Влад закрыл собой хмурую Лале, кладя ладонь ей на талию и задвигая за свою спину. С другой стороны тоже открылись двери, и в помещение посыпала стража во главе с Асланом, идя наперерез Мехмеду с его янычарами. Я, как завороженная, наблюдала за этим действом: в тишине схлестнулись мечи и сабли, послышался звон металла и яростные окрики. Мехмед прорывался через охрану, но каждый раз ему отрезали путь к Владу. Пока по центру зала лилась первая кровь, я повернула голову к Лале — Влад обернулся к ней, взяв за плечи, и что-то быстро проговорил. Я подошла ближе и услышала: — Лале, уходи! Я отвлеку на себя Мехмеда, и Аслан тебя выведет, тебе нельзя здесь оставаться! Но она упрямо нахмурилась, качая головой: — Я не уйду без тебя, Влад. Он убьет тебя. — Я убью его раньше. — Нет! — Послушай, милая. Османы осадили южные границы, и Янош не оставляет попыток избавиться от меня. Я должен или отбиваться, или сдаться — третьего не дано. Я не могу просто сбежать и бросить наш народ. — Так почему тогда я должна это сделать? Теперь это и мой народ тоже! Я останусь с тобой! И ведь Янош сам назначил тебя защищать Трансильванию, что за кошмар здесь творится? Влад не успел ответить. Я ощущала на коже его горячее дыхание, прикосновение к плечам. Молча наблюдала за ними, как вдруг: — Влад! — голос Аслана разрезал внезапно наступившую тишину. Я обернулась: Аслан лежал далеко от них, в противоположном углу, с рассеченной левой рукой. В центре зала все еще шло сражение, но Мехмед вырвался из поединка и мчал с искаженным злобой лицом прямо к нам, держа саблю наготове. Не успев ничего сообразить, в следующее мгновение я ощутила боль. Ужасную, адскую боль, что вышибла воздух из легких. Схватилась за ребра — казалось, там зияла огромная дыра. Во рту — вкус крови, и ощущение, что я падаю и меня подхватывают подмышки. Оторопело обернувшись, я увидела, как Лале оседает, оказавшись вдруг перед Владом. Мехмед выдернул из-под ее ребер саблю и отступил назад, удивленный — не она являлась его целью. Влад держал любимую за руки и что-то шептал, а платье окрашивалось кровью с невероятной скоростью. Мехмед отступил с окровавленным оружием, но далеко отойти не успел — его уже схватила и скрутила стража. — Нет! Эхом прокатился по просторному залу душераздирающий вопль. Влад взвыл, как раненый зверь, упав на колени и прижимая к груди Лале. Мне было больно, очень больно, невыносимо, я чувствовала то же, что и она, оседая на пол и хватая ртом воздух. Ощущала, как жизнь покидает меня, утекает сквозь фантомную рану из другого времени. — Лале! — с другого конца зала ковылял Аслан, приближаясь и падая рядом с ними. — Что ты наделала, глупая, — зашептал Влад, прижимая к себе ее голову. Изо рта тонкой струйкой стекала кровь, под троицей расползалась большая алая лужа, и Лале задрожала, а вместе с ней и я, отплевывая несуществующий металлический привкус. Аслан держал ее обагренную руку, а второй Лале скребла шею, словно искала что-то. — Врача! Приведите кто-нибудь врача! — гаркнул Влад, и суетящиеся стражники, связывая последних янычар, отправили кого-то за помощью. — Влад! — окликнул его Аслан, вынуждая посмотреть на себя. — Ей уже не поможет врач. Лицо Влада исказила злоба. — Она не умрет! Не позволю! — зарычал он, прижимая ее к себе. — Лале, милая, ты не можешь меня оставить, — умоляюще забормотал он, склоняясь к бледному лицу. Она, наконец нащупав тонкую цепочку на шее, дернула за нее и сорвала с груди монету — его подарок, окропленный багровыми пятнами. — Влад, возьми… — прошептала она и закашлялась, и я вместе с ней. — Чтобы ты… вернулся… Щит… Все тело Лале стал бить озноб, и Влад, взяв ее ладонь вместе с кулоном в свою, крепко сжал, поднося к губам и целуя. Она с огромным трудом повернулась к Аслану, задыхаясь. — Б… береги его… — глаза Лале закатились, и, захрипев, она обмякла. — Нет… нет, нет, нет! — зашептал Влад, роняя голову и раскачивая тело Лале в объятиях. Я поняла, что она ушла. Лале воспарила над ними, и боль вдруг отступила: я смогла вдохнуть, глядя на ее душу. Светящийся лазурным светом силуэт в воздухе, что касался любимого призрачными пальцами. Она проплыла по кругу, касаясь Влада и Аслана, и на лице ее пролегли тоска и глубокая скорбь. В звенящей тишине, нарушаемой лишь всхлипами, голос Влада прозвучал как гром среди неба: — Nu! Nu mă lăsa! Întoarce-te! Эхом отлетали слова от стен и потолка, дрожали и вибрировали в натянутом струной жгучем, тревожном воздухе. От той боли и надрыва, что в них звучали, я вздрогнула и обхватила себя руками: это было невыносимо. Не нужно было знать старо-румынский, чтобы понять, что они означают. Влад вытащил из ослабшей, безжизненной ладони монету, поцеловал лоб Лале, содрогаясь от рыданий и бережно уложив ее на колени Аслана, решительно встал. На его лице, искаженном нечеловеческой болью, проступила ярость. — Влад? — позвал Аслан, но он не ответил. Зашагал прочь, к дверям, громко стуча каблуками по мрамору. — Влад, вернись! Ты оставишь ее вот так? — Я верну ее, — зарычал он, распахивая двери и исчезая во мраке коридора. — Нет! Пространство закружилось, и с ослепляющей вспышкой меня вытолкнуло назад, в реальность. Лэствилл, США. Наше время. Я вскочила на кровати, истерически хватаясь за живот и ребра, ища там призрачную смертельную рану, зарываясь пальцами в халат. Лишь ловила ртом воздух и совсем не замечала того, что происходит вокруг. А рядом, на матрасе, сидел Влад. Бледный, как полотно, с глубоко залегшими тенями под глазами и изможденным видом. Он чуть повернул ко мне лицо, и во взгляде его мелькнуло понимание. — Тише, Лайя, тише, — зашептал он, поворачиваясь ко мне. — Там ничего нет. Это была не ты, — он поймал мою руку выше локтя, где была ткань, чтобы не касаться кожи. Я затравленно посмотрела на Влада и, всхлипнув, метнулась к нему, утыкаясь лицом в плечо. — Я… я чувствовала ее, Влад. — Что? — Я ощущала Лале, ее боль. Я умирала вместе с ней, — меня заколотило, а он осторожно провел ладонью по моей спине. — Ты вообще не должна была этого видеть. — Но почему увидела? — Ты… — Влад перевел дыхание, — ты можешь видеть ее, потому что вы — одно. У нее был дар — видеть прошлое. И у тебя он есть. Но для этого нужно коснуться кого-то. Лале могла уже управлять им, ты пока не умеешь. И другие не умели. — Другие? — я встрепенулась. — Не бери в голову. Ты коснулась меня и увидела то, чего не следовало. Я вдруг поняла. Он вытащил меня из прошлого своей тряской. Я вышла раньше времени и оказалась дезориентированной, схватила Влада за руки с перепугу и переместилась в его воспоминание… — Влад, почему вы оказались в Трансильвании? Ты увез ее? Влад удивленно нахмурился, думая о чем-то. — Ты видела ее? Видела всех нас до этого? — наконец сказал он. Я перевела дыхание. — Да. Картины. Они переносят меня туда, в 1448 год. — Сорок восьмой… — задумчиво протянул он, совсем не удивившись. — Ты знал? Знал об этом их свойстве? — Догадывался, что они как-то так работают. Кто-то зачаровал их, и я не знал точно каким образом. Мне они не открываются. Но так как писала их ты, выходит… — его лицо вдруг озарило понимание. — Лайя, ты и сейчас была там? В сорок восьмом? — Да, — я смущенно отвела взор, вспоминая события из него — на коже до сих пор горели его поцелуи. — Сорок восьмой, — снова протянул Влад, поднимаясь на ноги. Стоило ему отойти к окну, я тут же ощутила дискомфорт. Словно старая рана заныла или потянули за шов. Я сглотнула и встала рядом, но это не помогло. Вдруг мелькнула догадка — не в физическом расстоянии дело, а в духовном. Он сейчас рядом, но мысли его далеко. В 1448 году. — Ты не ответил на мой вопрос, — вспомнила я. — Я расскажу тебе позже. Хватит с тебя на сегодня потрясений, — он чуть повернул ко мне голову и слабо улыбнулся. — Скажи, Лайя, что ты видела? — спросил Влад отстраненно, глядя на то, как мерно колышутся ветви за окном, шелестя листвой. Было все еще темно, и лунный свет причудливыми тенями озарил его лицо, скрывая наполовину во мраке. Я шагнула к нему ближе, почти вплотную. Втянула носом воздух и уловила тот самый аромат, что чувствовала тогда, лежа на пледе, у озера. Вернее, чувствовала Лале. Удивительно. — Я видела, как вы с Асланом вернулись из похода на Албанию, — тихо начала я, вдыхая его запах. И, стоя рядом, заметила, как напряглась его спина. Почти уловила движение мышц. Как жаль, что не могу коснуться его по-настоящему… Как тогда касалась его Лале. — Аслан был ранен, и мы вместе отправились прогуляться к озерам. Вернее, вы с Лале, — Влад резко обернулся, встречаясь со мной взглядом. — И в ту ночь ты подарил мне… ей монету. Монету на цепочке. Валашскую, с драконом, — я стала сбиваться и ощутила, что Влад затаил дыхание. — А потом… — Я помню, что было потом, — хрипло сказал он, сунув сжатые кулаки в карманы. Я посмотрела на него и поняла, что всколыхнула эти воспоминания в его голове. Он смотрел на меня с тоской и жаждой, и я не в силах была оторваться от его бездонных глаз. Таких же, как тогда, искрящихся жизнью и прогретых солнцем, с тонкой рябью лунной дорожки, что отражается в них. Только с сизым налетом грусти и многолетнего одиночества. Я лихорадочно вздохнула, и Влад порывисто поднял руку, поднеся к моему лицу, но она так и застыла в воздухе. Я зажмурилась, вспоминая те ощущения, что так отчетливо впитывала в себя, и услышала вдруг стрекот сверчков и плеск рыбы в озере. Шелест ветра в ветвях. И ощутила его ладонь на щеке. Такую ласковую и теплую. Все еще не открывая глаз, я поняла, что он отодвигает мои волосы в сторону, не касаясь меня. Услышала его горячее дыхание у самого уха, будто он вот-вот поцелует мое плечо. Но он лишь повесил что-то мне на шею, холодный металл звеньев коснулся ключиц и защелкнулся замок. Я открыла глаза и удивленно обернулась на него. — Это твое, — сказал он, глядя на подвеску. Я аккуратно подняла ее, уже зная, что увижу — старая серебряная монета с золотым драконом, свернувшимся в кольцо. Она хранила его тепло и приятно грела. Только цепочка выглядела новой. — Чтобы ты вернулся, — прошептала я, поднимая на него взгляд. — Я всегда вернусь. И найду тебя. Даже сквозь века. Я перестала видеть комнату, окна и небо. Он стал моим небом. И целым миром. Снова. Его ясные глаза, устланные грустью, сияли, как две звезды на утреннем своде. Я шагнула ближе, неспособная оторваться от них. Моя рука взвилась вверх — но я не решилась коснуться, лишь задела воздух у его щетины. Влад прикрыл веки, вздохнув. А мои ладони опустились на лацканы его пиджака, ощущая, как гулко стучит сердце и источает жар, такой родной и знакомый. — Влад… Почему ты впустил тьму? — шепнула я у самого его уха. — Только она могла помочь мне вернуть тебя, — так же тихо сказал он. — И отомстить. — Но цена слишком высока!.. — Моя душа — ничто. И жизнь не стоит ни гроша, если тебя нет рядом. Влад повторил трюк с пледом, сдернув покрывало с моей кровати, и, укутав меня в него, прижал к своей груди. Я всхлипнула, пряча лицо и цепляясь пальцами за пиджак. Так хотелось стать ближе, больше, сильнее… Но я не могла причинить ему боль. Пока не могла. Но была способна слушать настойчивый стук сердца, одного на двоих, и осязать свет, что пробивается сквозь густую тьму. Его свет и тепло, которыми он одарил меня, разделив между нами. А сам шагнул во мрак… За мной. Я порывисто выдохнула, исполняясь надеждой в его объятиях. Да, надежда — жестокая и коварная штука. Но все же стоит того, чтобы отдаваться ей раз за разом и утопать в саднящем чувстве того, что все будет хорошо. Она красной лентой вьется из души Влада, как ориентир во мгле. Ведет меня к ней, ведь мы связаны, сшиты нитями судьбы, и никакому року этого не порушить. Монета вернет мне его. Поможет отыскать. Даже сквозь века.