Неразменная монета

Эдирне. Османская Империя. 1448 год. В пасмурный ненастный день уходящего октября Лале завершала писать дополнительные материалы для школы. Под мерный перестук капель за дверьми домика в саду работа шла размеренно. Погода не радовала — скоро придут холода, и начнется подготовка к новому походу на Светиград. Хоть это будет еще не скоро, но печалить начинало уже сейчас. На улице послышался шум и возня — Лале выглянула в дверной проем и в тот же момент столкнулась с промокшим до нитки Владом. — Лале! — он наспех чмокнул ее в щеку, проходя под крышу и отряхиваясь от воды. — Здравствуй, свет мой. Как знал, что найду тебя здесь. Лале уловила в его голосе напряжение, как и в скованных движениях. — Влад, все в порядке? — она коснулась его плеча в попытке остановить бестолково мельтешившего по комнате Влада. — Да, — бросил он, снимая мокрую куртку. — То есть не совсем… Влад наконец посмотрел на Лале, и его лицо подсказывало, что чутье ее не обмануло. Что-то случилось. Она выжидающе посмотрела на него, а затем отвернулась в поисках пледа или чего-то, что могло послужить полотенцем. Напряженное молчание все продолжалось, Влад явно нервничал и собирался с духом. — Лале, — заговорил он нарочито деловым тоном. — Сегодня меня вызывал падишах. Лале замерла у сундука с покрывалами. Хорошая новость не могла начинаться с такой интонацией и с такой фразы. Достав гобеленовую ткань, Лале развернулась и подошла к Владу, помогая ему вытереть волосы. — И что же вы обсуждали? — осторожно спросила хатун. — Султан Мурад принял решение касательно меня. И Раду. Влад снова замолчал, переводя дух. — Не томи, Влад! — не выдержала Лале, снимая с него мокрую рубаху. — Меня отправляют наместником от османов в Валахию. Занять отцовский трон и править от имени падишаха, — выпалил он на одном дыхании. Лале показалось, что небо разверзлось и осыпало ее громом и молниями, пригвоздив к месту. Руки так и застыли в воздухе, и одежда Влада выскользнула из ослабевших пальцев. — Когда? — только и смогла вымолвить Лале, переведя на него отрешенный взгляд. — Чем скорее, тем лучше. Так сказал султан Мурад. Точно не знаю, — он говорил ровно и серьезно, и Лале не могла никак понять, что за эмоции скрываются за этой ничего не выражающей маской. Она встрепенулась и вручила ему покрывало, поднимая с пола рубаху и развешивая ее у изножья. — Лале? — позвал Влад, закутываясь в жесткую ткань. — Ты в порядке? — А ты? — обернулась она на него. — Я пытаюсь понять, что думаешь ты, Влад. — А что я? Мы знали, что это рано или поздно произойдет. Я говорил тебе, что мне предстоит уехать, — его нарочито отвлеченная речь начинала злить Лале. — Я все это знаю! — выпалила она. — Знаю, но какое это имеет отношение к чувствам? Ты хочешь сказать, что тебе все равно? — Я не говорил этого, — нахмурился он. — Ты рад? — Что? — Рад, что отправишься домой? — Я ждал этого, Лале. Мое место там, я должен отомстить за отца и брата и изгнать предателей. — Ты рад? — переспросила она с нажимом, отворачиваясь к окну. Перемахнув через пространство, что их отделяло, Влад оказался рядом, возвышаясь за ее спиной. — Лале… Мы должны были приготовиться к этому. — Я знаю. Но не об этом я тебя спросила. — Нет, я не рад. И ненавижу себя за это, ведь все, чем я жил — желанием отомстить. А теперь… — Влад осторожно положил руки ей на плечи. — А теперь мне плевать на Грэдиша, на бояр и на падишаха. Потому что от одной мысли, что я уеду от тебя, мне хочется умереть. Он с силой сжал ее плечи, а после медленно скользнул ладонями вниз, утыкаясь носом в макушку. — Я не хочу уезжать. Лале всхлипнула и повернулась к нему, обнимая и пряча лицо на груди. Влад стиснул ее, прижимая к себе сильнее и гладя по спине. Потянув за подбородок, приник к влажным, соленым от слез губам, целуя с напором, словно она может испариться, как дым. Покрывало упало на пол, и жар кожи искрами разжег костер в груди. Влад, крепко обняв Лале за талию, шагнул к стене, ладонью зарываясь в густые каштановые волосы и защищая затылок от столкновения. С отчаянием цепляясь за любимого мужчину, Лале, оказавшись зажатой в тесном пространстве его объятий, распалялась от каждого прикосновения все сильнее. Набатом стучала, подгоняя и волнами ужаса окатывая с ног до головы, в висках мысль, что скоро Влада рядом не будет, что он уедет и больше никогда она не сможет приникнуть к сильному плечу и вдохнуть любимый аромат. — Лале… — шепнул он, на секунду оторвавшись от зацелованных губ, гладя нежно по лицу и стирая слезы со щек. — Как же я смогу… Без тебя… Фраза, полная тоски, то и дело прерывалась хаотичными поцелуями. Становилось совсем душно, и воздух обжигал легкие кипятком, не давая вдохнуть. Слова тонули в горячем шепоте и искренних, вырванных из сердца, признаниях. Лале дрожащими пальцами расстегивала крючки на платье цвета утренней зари. Подхватив хатун под ягодицы, Влад перенес ее, легкую, как облако, к кровати и помог освободиться от слоев атласа и шелка, совершенно неуместных в этом жарком разговоре двух тел. Дождь припустил сильнее, с громким шумом ударяясь о землю и кустарники снаружи, оплакивая отчаянную встречу под ветхой крышей и скрывая плотной пеленой от досужих глаз и случайных прохожих. Утопая в перине и мягких подушках, Лале помогла любимому избавиться от всего лишнего и спешно, торопясь не успеть насладиться им, приникла к его шее. Она покрывала каждый миллиметр жаркими поцелуями, вдыхая запах разгоряченной кожи и подмечая пульсирующую венку, что в унисон с сердечным ритмом красноречиво говорила, и куда громче, чем можно передать словами. Влад, тяжело вздохнув и запрокинув голову, отдавался ее ласке, не контролируя жадные пальцы, что блуждали по талии и груди. Резко завалив Лале на подушки, врезался с напором в ее мягкие губы, целуя отрывисто и грубо, руками двигаясь по ее трепещущему телу, заставляя любимую выгибаться дугой и стонать прямо в рот. Лале терялась в ощущениях и горела под ним, жадно впитывая все его ласки и касания. Влад знал ее лучше, чем она сама себя, и доводил до исступления, понимая наверняка, какая часть ее тела сейчас отреагирует острее. Желая почувствовать его в себе и соединиться в одно целое, Лале заерзала, прижимаясь ближе, но Влад отстранился, покрывая поцелуями ее шею и грудь, скользя ладонями по бокам и бедрам. — Влад, — хрипло шепнула она, запрокидывая голову и прикрывая веки. Запустила пальцы в его волосы и застонала, когда он оставил влажную дорожку на груди и захватил губами сосок. Шорох ливня за окнами глушил звуки, подавлял и топил все слова, брошенные рьяно и отрывисто между поцелуями. С терпкой горечью Влад приник к ее рту, заглушая поток слов и путаясь языком, словно спотыкаясь об признания, что хотел бы дать, но знал, что не сможет выполнить. В отчаянном желании стать ближе, соединиться и даровать себе иллюзию, что их ничто не сможет разлучить, Лале притянула его к себе. Влад медленно вошел в любимую, срываясь на хриплый стон. Убрав ее волосы с лица, он покрывал поцелуями щеки, глаза и губы, стирая соленые ручейки и влагу, их учинившую, с дрожащих ресниц. Лале чувствовала Влада каждой клеточкой тела, ощущала наполненность, от которой приятно ныл низ живота. Упивалась блаженством, что испытывала от близости. Лале прижалась к его плечу, задержав дыхание, и с первым толчком откинулась на подушки, выгибаясь. Влад качнулся, скользя внутри, и от этого дрожь прошибла все тело, искрами рассыпаясь по позвоночнику. Снова. И снова. И снова. Наращивая темп под гулкие удары сердца, что колотилось, ухнув куда-то в живот, Влад целовал Лале, сжимая ее в своих руках, утыкаясь носом в волосы. То трепетно и нежно, то грубо и спешно, отдаваясь вместе с ней лавине эмоций, что сносила на своем пути все мыслимые и немыслимые доводы разума, отупляющим, благостным чувством, затмевая рассудок. Даруя эфемерное, ускользающее чувство единения, что никогда не закончится. Тук. Тук. Тук-тук. Мышца за ребрами Влада колотилась все быстрее, заставляя подстраиваться под ритм бега крови и вколачиваться все остервенелее. Лале податливо двигалась вместе с ним, уносясь сквозь завесу дождя ввысь. Сладкие стоны и шум заполоняли черепную коробку, создавали и сплетали реальность в этот момент, делая совершенно неважным все вокруг. Лале пронзало ощущение того, что их тела коконом оплетает незримая нить, вьющаяся из сердца, и отгораживает от всего мира, создавая свою, особенную и самую настоящую вселенную, покрытую куполом небесной воды и защищенную самым что ни на есть правильным, что только может быть — любовью и родством душ. Перекатившись на бок и притянув любимую к себе, Влад сильными руками обвил ее хрупкую фигуру, помогая себе двигаться. Впившись в ее губы, он сделал грубый толчок, и Лале ощутила прокатившуюся по венам и клеткам истому, что стекалась миллионом маленьких дрожащих ручейков в одну точку внизу живота, сжалась до невозможных размеров и взорвалась, вихрем разнося дрожь по телу и вышибая душу оседать росой и стелиться по комнате. Влад застонал, чувствуя ее, и в несколько рваных движений последовал за ней, до боли сжимая в объятиях и до дрожи глубоко целуя. Кап. Кап-кап. Дождь все падал с неба, покрывая стены и крышу, траву и деревья, стекал по ним, подобно капелькам пота, что скатывались с девичьей груди. Шумовая завеса не давала расслышать синхронное биение сердец и прерывистое дыхание. Какое-то время они лежали, сплетаясь руками и ногами в монолит. Успокаивая и насыщая друг друга таким необходимым светом и теплом. Влад гладил Лале по спине, пропуская пряди волос сквозь пальцы, и она впитывала эти ощущения, направляя их к самой душе, складывая там в укромный уголок, как драгоценности в шкатулку с ключиком, чтобы потом, вдали, доставать и заново переживать и видеть перед глазами. Спутавшийся локон зацепился за замок цепочки, заставив ладонь Влада споткнуться об это препятствие. Он присмотрелся, когда заметил звенья знакомой ковки, что лежали уже как родные на влажной коже, аккуратно распутал волосы и поправил подвеску, которая давно стала частью Лале. Осознание реальности накатывало, болезненно ударяло, как плеть. Разлука — самое страшное наказание. Лале бы все вытерпела, лишь бы этого не случилось. Все стало вдруг чем-то незначительным. Смерть стала незначительной, как и боль. Особенно сейчас, когда Лале лежала в объятиях Влада. Его нежных, светлых и любимых руках. Хатун льнула к нему, цеплялась, как лиана за отвесную стену, невесомо, но уверенно, не желая отпускать. — Милая… Моя Лале, — шепнул Влад у самого уха, целуя ее в висок. — Твоя. Одна фраза, а всколыхнула ураган со шквальным ветром, что смыл рассудок и разодрал в клочья все стены и препятствия. — Моя… Прижавшись к Владу, Лале зажмурилась, ухватившись за это слово, будто оно могло изменить предначертанное. — Лале, — позвал он, зарываясь лицом в ее волосы, — ты бы поехала со мной? — Я бы пошла за тобой пешком, если потребовалось бы. Влад прижал ее к себе теснее, поглаживая по бедру ноги, что она на него закинула. — И тебе не жаль оставлять дом? — осторожно спросил он. — У меня здесь нет дома. Мой дом там, где ты, — ответила она его словами и подняла сияющие глаза, погладив ладошкой по щеке. — Да только вот… Как мы сможем? Вывезешь меня в сундуке? — грустно улыбнулась Лале, и влажная дорожка заблестела серебром в лунном свете. — А если и так. Если я найду способ? — Я за тобой готова идти куда угодно, Влад. Ты — мое сердце и душа, мне без тебя не выжить. Влад нежно поцеловал Лале, и она ответила, всю свою любовь стараясь передать этим поцелуем. Он провел ладонью по щеке, очерчивая скулы и подбородок, затем пальцами по шее и вдоль ключиц, поддевая цепочку. — Помнишь? — поинтересовался он, оторвавшись от нее. — Чтобы ты вернулся, — улыбнулась она, не открывая глаз. — Да. И кстати, я не все тебе о ней рассказал. Раду напомнил, — бросил Влад, устраиваясь поудобнее. — Говорят, что такой оберег может изменить ход судьбы. — Это как же? — спросила Лале, укладывая голову ему на плечо и готовясь к захватывающей истории. — Есть у нас в легендах две сестры — Доля и Недоля. Они плетут нити судьбы, и от того, какая нить попадется, и зависит предначертанное тебе. У приветливой Доли с веретена вьются гладкие нити, золотые, и всегда означают талант и везение для того, кому она их спряла — они олицетворяют все хорошее. У угрюмой Недоли же нить кривая, остистая и непрочная. Говорят, что Доля добра ко всем, но, познакомившись с нутром человека, может его покинуть, если он злой и лицемерный. Недоля же не перебирает — ей одинаково все равно, кому прясть плохую нить. Но монета, — он подцепил подвеску, напитанную теплом Лале, и провел по ней пальцем, — может оплатить труд Недоли и заменить ее нить на сестрину. Неразменная монета ведь все на свете может оплатить и при этом никуда не деться. Все дело в энергии, что она впитывает от хозяина. А так как Недолю не любит никто, все порицают ее нити и сетуют на них, она может за благодарность и монету обменяться с Долей судьбами. Если, конечно, у сестры есть на что менять. Лале слушала его, как завороженная, видя перед собой картины того, что он рассказывал, и проникаясь его словами. Хотя ей казалось, что Влад просто пытается ее отвлечь, она была благодарна за это. Он гладил ее по плечам, чувствуя, как остывает кожа под пальцами. Лале поежилась, и Влад заботливо укрыл ее одеялом, притягивая к себе. Она погружалась в сон, жалея о том, что нельзя в действительности изменить ход судьбы.

***

Шахи-хатун ворвалась в покои Лале, когда та расчесывала волосы. Уже несколько дней она не видела Влада — его гоняли и наставляли, как никогда прежде. Аслан только диву давался и качал головой, глядя на подругу, что с каждым часом становилась все тише и печальнее. Он все видел и понимал, но как ни старался, не мог развеселить или отвлечь Лале. — Лале-хатун, госпожа! Вас срочно вызывает падишах к себе. Лале встрепенулась, хмуря брови. — Но зачем? — Мне не докладывали, госпожа. Так что давайте, не заставляйте государя ждать! Лале отложила гребень и поторопилась покинуть комнату. Войдя к дяде Мураду, поклонилась и застыла, глядя на стоящего по другую сторону зала хмурого Влада. — Здравствуйте, дядя. Что случилось? — пролепетала она, то и дело бросая взгляд на любимого. Тревога и волнение заполонили всю грудную клетку, заставляя сердце трепетать, как раненная пташка в силках. — Здравствуй, моя милая Лале. Моя племянница, — султан был напряжен и очень сосредоточен, меж его бровей залегла глубокая складка, и он испытующе разглядывал племянницу. — Дядя… — У меня есть к тебе очень серьезный разговор, — он посмотрел на белого, как полотно, Влада и снова обернулся к ней. — Да, дядя, я слушаю вас. — Твой друг, юный принц Валахии, скоро отбывает на родину. Ты знала? — Да. Влад говорил мне об этом, — тихо ответила Лале, все еще не понимая, что происходит и к чему клонит султан. Влад смотрел в стену перед собой, застыв, словно изваяние. — Что ж, хорошо. Я в последнее время нагрузил его, все же скоро ему в дорогу, нужно быть готовым. — Я понимаю. Султан заложил руки за спину, подойдя к Лале ближе и вперившись внимательным взглядом в племянницу. — Ты будешь скучать по нему, дорогая Лале? — спросил он, приподняв бровь. Лале казалось, что краска схлынула с ее и без того бледного лица. Она подняла огромные глаза, в которых уже стояли слезы, на султана. — Конечно, дядя. Я буду скучать, — голос предательски дрогнул, и она сглотнула, унимая дрожь. Мурад как-то странно усмехнулся, будто разгадал какой-то одному ему известный ребус. — Милая племянница… Я говорил тебе, что ты очень похожа на свою мать, на мою дорогую Айше? Лале растерялась от перемены темы. Она снова бросила взгляд за плечо султана, ища поддержки у Влада, но их разделяло слишком большое расстояние. Он слабо улыбнулся, но этого было недостаточно. — Да, вы говорили. — Говорил, да, — хитро прищурился он, — но и сам не предполагал, что настолько. Лале, — громче сказал он, делая шаг в сторону. — Наш юный друг, Влад, пришел ко мне с просьбой. Очень смелой просьбой, а ты знаешь, смелость и отвагу я очень ценю. — Конечно, дядя. Ведь вы добрый и великодушный правитель, — тихо сказала она, опуская глаза и пугаясь его серьезного тона. — Но просьба эта касается не только его, а посему я не могу ее исполнить. По крайней мере сейчас, — он многозначительно замолчал. Лале казалось, что ее вот-вот начнет трясти от неопределенности и страха. — Поэтому я позвал тебя, дорогая племянница. Только ты можешь помочь мне определиться с тем, исполнять или нет просьбу Влада Басараба, будущего властителя Валахии. — Чем же я могу вам помочь? — Лале расправила плечи, борясь с волнением. Он усмехнулся в бороду. — Ответив всего на один вопрос, — Влад дернулся за его спиной, и Лале не могла этого не заметить. Он бросил на нее взгляд и тут же снова отвернулся. — Скажи, Лале, — от театральных пауз султана хатун казалось, что ее бедное сердце не выдержит и разорвется на части. — Ты хотела бы покинуть Эдирне и стать женой наместника султана? Лале округлила глаза, хватая ртом воздух. Все тело прошибла дрожь, и хатун не поняла сразу, о чем говорит падишах. А потом ее обуял страх, окатывая с ног до головы и обратно, мешая соображать. Ее хотят выдать замуж!.. Лале перевела испуганный взгляд на дядю, что загадочно улыбался. — Н-наместника султана? — заикаясь, переспросила она. — Но кого? После очередной мучительно-долгой паузы Мурад, наконец, изрек: — Одного своенравного юнца из Валахии. Колени подкосились, и Лале едва сумела устоять на ногах. Пару раз моргнув, она уставилась на дядю, затем на Влада. Он теперь тоже повернулся к ней. — Валахии? Всегда мечтала увидеть Валахию, — едва слышно сказала она, не отрывая взгляда от любимого. Волнение на его лице медленно сменялось нескрываемой радостью, и Лале не в силах была оторваться. На какое-то время повисло молчание. Лале с Владом, как зачарованные, глядели друг на друга, остро ощущая разделяющий их десяток аршин, а Мурад наблюдал за ними с еле заметной улыбкой. — Влад, — позвал он, поворачиваясь в его сторону, — я думаю, теперь я готов дать ответ на твою просьбу, — Влад оторвался от своего занятия и лицо его стало сосредоточенным и напряженным. — Смелые и отчаянные должны быть вознаграждены за свою храбрость. Ты просил руки моей племянницы, особы из семьи самого султана. — Только сейчас до Лале начал в полной мере доходить смысл сказанного. — Это была дерзкая просьба, друг мой, но в этом весь ты. Именно таким должен быть правитель своенравной Валахии — который возьмет свое во что бы то ни стало. Уверенный и сильный. Только одно меня волновало — как к этому отнесется моя дорогая племянница, — он повернулся к ней с улыбкой, и она в ответ не смогла сдержать рвущееся наружу счастье. — Но, как я вижу, она готова идти за тобой так же, как и ты за ней. И причиной такой самоотверженности может быть только одно — любовь. Лале вцепилась в юбки, ища опору в струящемся бархате. Ее грудь часто вздымалась от волнения, а сознание все никак не могло уложить в голове эту мысль. — И хотя я страшно боялся, глядя на малышку, что она повторит ошибку моей милой Айше, но не могу устоять перед искренним светлым чувством двух юных сердец. Мать Лале, моя сестра, тоже полюбила чужеземца. Ты знал это, Влад? — Да, господин. — Я так переживал за племянницу. Но предначертанного не изменить. Не могу отрицать того, что опасаюсь за ее судьбу, но я растил тебя, Влад. Видел твои успехи и падения, видел, какой ты. Мне не страшно отдать свою кровь и плоть в твои уверенные руки. Если, конечно, она этого хочет, — Мурад повернулся к Лале, и она после секундного замешательства активно закивала. — Хочу, дядя, очень хочу! — затараторила хатун, и улыбка больше ни в какую не собиралась покидать ее лица. Султан подошел к Лале и взял ее лицо в свои ладони. — Точная копия матери. Ты любишь Влада, Лале, тюльпан мой? — Очень люблю, дядя. Всей душой, — искренне прошептала она, глядя ему прямо в глаза. — Разве простила бы меня твоя мама, если бы я встал на пути у истинной любви? Я не мог отказать ей, не могу отказать и тебе, — Мурад поцеловал ее в лоб и отступил на шаг, жестом указывая Владу, что он может подойти к ней. Лале в радостном нетерпении, не веря своему счастью, подпрыгнула на месте и с улыбкой бросилась к Владу. — Падишах, я безмерно вам благодарен, — начал сбивающимся голосом он, — и не знаю, как выказать вам мое почтение и искреннюю признательность… — Стань хорошим мужем и правителем, Влад Басараб. Будет тебе дополнительный стимул скорее навести порядок, чтобы Лале не пришлось видеть ужасов войны, — серьезно сказал Мурад. — И не забывай, кому ты обязан своим счастьем. Лале увидела, как Влад сжал кулаки, но лишь на мгновение. А затем низко поклонился. — Не забуду, повелитель. Я обязан вам всем. — У меня одно условие, — посуровел султан, и Влад напрягся, тут же распрямившись. — Какое, повелитель? — Свадьба должна пройти здесь, по всем правилам. Я не могу отпустить свою племянницу без пышного торжества. — Как пожелаете, государь, — кивнул Влад. Лале просто слушала и переводила взгляд с одного на другого, переваривая все, что слышит. — Да, но на подготовку уйдут месяцы, а правитель Валахии нужен сейчас, — кивнул он, и Лале невольно потянулась к ладони Влада, цепляясь за нее и пряча пожатие в складках юбки. — Поэтому расстаться все же вам придется. На время, что мы будем готовить торжество. А потом ты приедешь за ней, проведем праздник, и уже мужем и женой вы покинете Эдирне. Влад сжал пальцы Лале в ободряющем жесте. — Как прикажете, повелитель. — Хорошо. Тогда вы можете быть свободны, дети. Влад, отправляешься через три дня. — Спасибо, дядя, — просияла Лале, кланяясь. — А тебе скоро прибудут образцы тканей, будешь выбирать сукно для платья, — улыбнулся Мурад. Выскочив в коридор на ватных ногах, Лале кинулась в объятия любимого, чуть не сшибив его с ног. — Влад… Я так люблю тебя… — зашептала она, утопая в его объятиях. — Я же говорил, что что-нибудь придумаю, — он зарылся носом в ее волосы, прижимая к себе. Лэствилл. США. Наше время. Я пришла в себя с блуждающей улыбкой на губах. Все еще чувствуя тепло Влада и опору его сильных объятий, замерла в этом ощущении уюта и покоя. Взглянула на портрет, что лежал передо мной на столе — на нем отчетливо виднелось кремовое платье с золотыми пуговицами, тонкие руки, концы каштановых прядей. Я отчистила полотно с нижнего края почти до половины, доходя с одной стороны до ключиц девушки, а с другой — только до кромки платья и декольте. Присмотревшись, заметила серебристый полукруг прямо над пуговицами, и, поддев еще один крохотный фрагмент малярной краски, увидела кулон со свернувшимся в кольцо золотым драконом. Я уже знала, кто изображен на этом портрете. И догадывалась, для кого он писался. Отложив работу вопреки желанию скорее рассмотреть картину, я направилась в холл. Комиссар Дуган обещал мне дать объяснения по делу напавших, хотя Кэти с Милли наотрез отказывались говорить о том, что произошло. Сестру после больницы отправили к маме на ранчо — там безопаснее, я настояла на этом. Вся эта история была запутанной и ужасно раздражала. А еще ужасно раздражало то, что ребята точно знали больше меня, и ничего не говорили. В холле Влад с Лео о чем-то тихо переговаривались, и их скованные позы утверждали о том, что они спорят. Приблизившись достаточно, чтобы слышать их, но не быть замеченной из-за колонны, до меня донеслись обрывки фраз: — …ты не можешь отрицать этого! — Я и не собирался. Но послушай… — «Тетра» это так не оставит, Влад! Лучше бы мне знать правду, я бы мог помешать! — Нет ничего, что тебе стоило бы знать сейчас. Сам бы лучше ей правду сказал… — Что здесь происходит? — мною обуяли злоба и раздражение. Опять какие-то секреты! — Ничего, мы просто… — Вы просто постоянно мне лжете! Вы оба! — вспылила я, сверля взглядом виноватое лицо Лео и непроницаемое — Влада. — Никто не лжет, Лайя… Я говорил, что не могу сказать тебе всего, — проговорил Лео. — Дело превыше всего? Но что же это за дело такое? — Лайя… — А ты, Влад? Все из тебя вынимать клещами необходимо! Вы что, думаете, я слепая? — я все сильнее раздражалась, повышая голос. — Если шепчетесь за моей спиной, так хоть находите места поукромнее! Дверь хлопнула, и я резко обернулась, увидев комиссара Дугана. — Комиссар! Может, хотя бы вы меня просветите? — бросила я резче, чем хотела. — Доброго дня всем, — сказал он, замерев у порога. — Здравствуйте. Простите, — потупилась я, пытаясь успокоиться. — Ну, так что там? Комиссар странно покосился на Влада и Лео, что стояли за моей спиной, и злость с новой силой стала во мне подниматься. — Я здесь, комиссар, — помахала я рукой. — И имею право знать, что тут, черт возьми, происходит! Дуган подошел ближе, присаживаясь на подлокотник кресла. Он задумался о чем-то, покачав головой. — Что ж, мы немногое смогли выяснить, на самом деле. Нападавшие воспользовались странным оружием, похожим на ритуальное. И среди них был Ратвен. Мое сердце пропустило удар. Значит, все же Ратвен… — И что же, зачем им моя сестра? — Им не Милли была нужна, Лайя, а ты. Парень, которого мы схватили, явно находился не в себе и лепетал что-то о великой жертве для открытия хаоса. — Что? — И про свет, способный впустить великую тьму. — Довольно, — шагнул вперед Влад, и я гневно обернулась на него. Впервые подал голос, и то, чтобы что-то утаить от меня? — Тогда, может, ты продолжишь? — прищурилась я. — Лайя, для твоей же безопасности, тебе не нужно этого знать. — Да о какой безопасности речь?! Как я могу быть в безопасности, если понятия не имею ни о том, что мне грозит, ни как защититься! — взорвалась я, подходя к нему ближе. Ни один мускул его лица не дрогнул. — Я все равно не могу сказать большего. Это все, что я имею на данный момент, — вставил комиссар, поднимаясь на ноги. — Но у меня есть основания полагать, что это как-то связано с похищением Лайи здесь, в черном замке. И хотел попросить разрешения у вас, Влад, для обыска. Влад все еще смотрел на меня сверху вниз, не отводя взора. — Разумеется, офицер. Делайте все, что потребуется. — Отлично, — фыркнула я, так и не дождавшись намека на пояснение, и, развернувшись, зашагала прочь. Ворвавшись в свою комнату, я стала бродить по ней кругами, пытаясь уложить в голове крохи информации, и поняла, что этих разрозненных фактов недостаточно. Мой взгляд зацепился за медную табличку, что лежала на прикроватной тумбе. Я приблизилась и подняла ее, вновь читая написанное: «Однажды тьму увидишь в том, кто многих стал тебе дороже. Рукой коснешься, чтоб согреть, но пламенем опалишь кожу. Твой свет спасенье принесет. Иедидиа нам поможет. Яхин на севере вберет, Бояз на юге путь проложит». И мелкий шрифт: «Доверься той, что в белом вся, Агнеш на опыт мой укажет. Иди вперед, храни свой свет, освободи того, кто важен». Еще одна из множества загадок, найденная в часовне. Часовне, что мне завещал незнакомый человек, похитивший меня, когда мне было четыре. Я едва сдержалась от нервного смеха — загадка в загадке, возведенная в третью степень. Судьба словно подкидывает мне их одну за другой, насмехаясь над моей растерянностью. Судьба… Вспомнился рассказ Влада о Доле и Недоле. Вряд ли это имеет отношение ко всему, что происходит сейчас. Зато кто точно имеет — так это я. Но каким образом — никто не хочет мне говорить. Даже мама. Скрывает от меня факт того, что на ранчо мы переехали только из-за того, что меня в детстве украл странный старик, этот барон Шотет. Покрутив табличку и перечитав несколько раз, я решила, что нужно выяснить, что значат эти непонятные слова. Подумала было отправиться к Юстину, но предпочла сначала воспользоваться старым добрым интернетом. Забила в поисковую строку первым делом слово «Иедидиа» и, покопавшись немного, я нашла следующее: «...имя, данное Соломону, сыну Давида от Вирсавии, в знамение того, что господь простил грех Давида…» Царь Соломон? Иедидиа нам поможет… Причем здесь вообще это? Введя в поиск следующие слова, я озадачилась еще больше: «Бояз и Яхин — два медных, латунных или бронзовых столба, которые, согласно Библии, стояли в притворе Храма Соломона — первого храма в Иерусалиме… Каждый столб был обвит семью цепями для каждого венца и увенчан лилиями». От волнения у меня пересохло во рту. Кажется, Юстин говорил, что надписи на колоннах в часовне на старо-еврейском? Бегло застучав пальцами по клавишам, я наткнулась на то, что заставило меня перестать дышать. «...ворота для посвящаемого, выход к свету для ищущего, Северная и южная колонна. Северная колонна символизирует разрушение, первозданный хаос; южная — созидание, упорядоченность, систему, внутреннюю взаимосвязь…» Свет. Хаос. Я запустила пальцы в волосы — казалось, ответ крутится где-то близко, но я не могу его уловить. Шотет, владелец замка, зачем-то оставил именно мне эти подсказки. Он словно знал меня. Сначала похитил, а потом завещал эту часовню… Я подхватила табличку и выскочила из комнаты, решив еще раз пройтись по своему наследству. Солнце садилось, и внутри было довольно мрачно. Я прошла в центр залы и остановилась напротив окна с фреской — хоть сейчас она была завешена тканью, в моем воображении очень отчетливо возник портрет. Поразительно похожий на меня. Мой портрет. По бокам — две колонны со странными надписями. Они будто обрамляли фреску — я подошла ближе, рассматривая их. Лилии. Наверху — плетеная корзина, увенчанная тоже лилиями. Бояз и Яхин — это они. Но зачем они здесь? И почему всюду лилии? Мои любимые цветы… Как там говорилось — выход к свету? Колонны вели к фреске. Свет. «Яхин на севере вберет, Бояз на юге путь проложит…» Словно собирать совершенно белый пазл. Деталей много, но как их между собой связать? Я вспоминала, что мне показала Агнеш — девушка-призрак. Барон Шотет что-то расшифровал… Какой-то манускрипт. Он говорил о частице знаний Иедидиа, что ему открылась. Я истерически пыталась соображать, но выходило из рук вон плохо. Манускрипт… Я что-то слышала о книге Соломона, но так отрывочно и так давно, что не могла никак вспомнить. Окинув еще раз взглядом ветхую часовню, я направилась к выходу — за окнами стремительно вечерело, и внутри уже практически ничего не было видно. Вот теперь — в самый раз наведаться к этому странному парню, Юстину. Он все же историк и работает с архивами, должен знать всякое. Я нашла его в той каморке, где он пропадал за работой. Маленький относительно всего огромного замка кабинет, заваленный стеллажами и всевозможными книгами и свитками. Юстин что-то внимательно вычитывал, низко склонившись при плохом свете. Я постучала по дверному косяку и шагнула внутрь — в нос ударил запах времени. — Добрый вечер. Можно войти? — О, мисс Бёрнелл, прошу, входите, — он встал, озадаченно глядя на меня. — Не хотела вас отвлекать. Просто нужно кое-что спросить, если позволите. — Пожалуйста, — он поправил очки, сунув руки в карманы, и вышел из-за стола. — Юстин, скажите, что вы знаете о книге Соломона? Его брови поползли вверх, будто это последнее, что он ожидал услышать. — Вы о «Ключах Соломона»? — Именно, — щелкнула пальцами я, вспоминая, что именно так и называлась та книга. — Что вы можете о ней сказать? — А зачем вам, мисс Бёрнелл? — насторожился Юстин, облокотившись бедром о стол. — Кое-что проверяю. Ничего важного, просто любопытно. Юстин как всегда не смотрел мне в глаза, нахмурившись, и я гадала, насколько можно ему вообще доверять. Подозрительный парень, отвечает на все общими фразами. Даже не говорит, где жил, хотя молится на румынском. И на Влада странно косится постоянно. — «Ключи Соломона» — это знаменитый гримуар, посвященный темным наукам, магии и оккультизму. Настолько же мифический, как и факт существования колдовства и демонов. Там якобы приведены различные ритуалы по призыву и повелеванию некой тьмой. Приписывают ее создание самому царю, хотя версии разнятся. Так же там якобы хранится знаменитая печать Соломона. — Печать? — нахмурилась я. — Да, это магическая печать с тайными символами, за которой помещены силы, активные в других измерениях. И тот, кто владеет этой системой, может открывать порталы в иные миры и вызывать те или иные сущности. Царь Соломон смог заточить семьдесят двух демонов с их армиями в медном сосуде. После чего руководил ими, как ему вздумается. Легенда гласит, что он получил от духов множество уникальных знаний, которыми затем пользовался в жизни. Она же изображена на кольце. — Про кольцо я слышала, — шестеренки в моем мозгу отчаянно работали, силясь сложить дважды два. — Не стоит забывать, мисс Бёрнелл, что все это — не более чем легенды, — он пронзительно посмотрел на меня поверх очков, что-то ища в моем лице. — Разумеется. Спасибо большое, Юстин, — улыбнулась я и, попрощавшись, направилась по коридорам прочь, осмысляя все услышанное. Все это связано между собой. И Влад имеет к этому отношение, как и я. Значит, Шотет расшифровал ключ. Или его часть. В том подземелье, куда меня затащили, явно проводились какие-то обряды. А потом нападение на острове — опять же, им была нужна я. Для открытия хаоса. Все дело в том свете, что обжигает Влада? Ладно, если предположить, что так, то я каким-то образом должна помочь впустить зло, которое заточил Соломон? И об этом же зле говорил тот человек из «Тетры». Тьма, что закручивается вокруг меня. Так он сказал. Неизвестно откуда, но имеющая ко мне отношение. И что за «Тетра» такая, чем они занимаются? Какие-то охотники на ведьм? Свет. Хаос. Чертовы тайны! И послание на табличке — вывести из тьмы того, кто дорог. Старик Шотет хотел, чтобы я помогла Владу избавиться от тьмы? Меня не столько удивляет, откуда он знал меня, сколько — откуда он вообще имел отношение к Владу. Хотя я ведь понятия не имею, чем он занимался шесть сотен лет. Быть может, его и сюда заносило. А сам он распространяться явно не желает. Голова разболелась от всех этих мыслей. Было бы очень неплохо, если бы хоть кто-то из двоих поделился со мной! Я остановилась, прислонившись к стене, и неосознанно прикоснулась к монете, висящей на шее — она словно приросла ко мне с того самого момента, как Влад надел ее, и странным образом успокаивала. Переведя дыхание, я решительно направилась к кабинету Влада. Хотя бы пару ответов он мне все-таки задолжал. Постучав и не дождавшись разрешения, я вошла в комнату. Влад удивленно поднял голову, отрываясь от бумаг, что перебирал. — Лайя! Мы тебя обыскались, — нахмурился он, вставая. — Да уж, еще бы. Никуда от вашего зоркого глаза не скрыться, — бросила я. — Что с тобой? Все в порядке? — он подошел ближе, обогнув стол. — Влад, я не в порядке, — выдохнула я. — Я запуталась, мне страшно, и я ничего не понимаю. Понимаю лишь, что решительно все вокруг что-то скрывают от меня, и мне это не нравится, — я уже не сердилась, говорила спокойно и устало. Он смотрел на меня с тоской, борясь с собой. — Я хотел бы все тебе рассказать, — начал он. — Но это слишком опасно. — Это я уже слышала, — я прикрыла веки. — Влад, я заслужила пару ответов. Ты не можешь изолировать меня от правды, знаешь же, что все равно докопаюсь. Он грустно улыбнулся. — Да. Ты это так не оставишь, — вздохнул он. — Спрашивай. Я удивленно вскинулась. — Ты серьезно? — Да. Пока не передумал, — Влад скрестил руки на груди, нахмурившись. Ну и что ставить в приоритет? Я растерялась, перебирая тысячу и один вопрос, что носились в моей голове. — Я видела смерть Лале. Что было дальше? — выпалила я прежде, чем сумела обдумать. Хотя начать с самых истоков было не такой уж плохой идеей. Что-то в нем переменилось. Влад напрягся всем телом, и в его прищуренных глазах мелькнуло нечто чужое. Темное и пугающее. Но лишь на мгновенье. Он опустил голову, и, когда снова посмотрел на меня, этого мрака больше не было. — Ты хочешь знать это? Ладно. Но учти. Я расскажу, но при условии, что больше ты не станешь спрашивать ни о чем до тех пор, пока я сам не сочту, что ты должна все знать. Влад говорил жестко и отрывисто, явно давая понять, насколько это ему не нравится. Возможно, я полезла во что-то слишком личное, но сдавать назад точно уже не собиралась. Затаив дыхание, я коротко кивнула. — Хорошо. Влад вздохнул и отвернулся, облокачиваясь о стол, не глядя на меня. — Я пошел к Змею, — начал он. — Не знал, есть ли он на самом деле или это все сказки. Но мне терять было нечего. Найти ту гору было несложно — ты видела ее. Скала с черным озером, под ней, по легенде, и спал Змей, заточенный Фет-Фрумосом. Пробираясь через скальные выступы и ища входа в пещеры, я потерял много времени. Отчаяние завладело мной, и оно помогало мне не умереть от горя, вело вперед, — Влад вздохнул, опустив голову. А я слушала, пытаясь заглянуть в его лицо. Перед глазами возникали картинки, сменявшие одна другую. Я видела то, о чем он говорил, словно была там, рядом. — Я нашел, что искал, — продолжил он. — Змея сторожил монстр. Древний, как сами горы, из класса высших, как я потом узнал. Он был удивлен не меньше меня. Я заключил с ним сделку. В обмен на душу и мое услужение он вернет мне Лале, воскресит ее. Я готов был пойти на это, но не знал, что сначала мне предстоит умереть, — Влад все больше суровел, складка залегла меж его бровей, а глаза потемнели. — Темный выпил мою кровь и вытянул душу, взамен запустив тьму, перестроив меня. И отправил усмирять мелкую нечисть, что буйствовала в Карпатах в то время. Я же решил одним махом убить двух зайцев. — Он встал и прошелся по кабинету, потирая переносицу. Я видела, что рассказ дается ему нелегко. — Османы продолжали наседать на Трансильванию, и Мехмед умудрился сбежать из-под стражи. Я был в ярости. Нечеловеческой ярости, тьма завладела мной. И во главе с нечистью мы прошлись по лагерям врага, за одну ночь уничтожив их всех. Я сполна напоил кровью темный сброд, и они расползлись по своим углам, благодарные своему королю. Я же отомстил и вернул себе престол. Тех, кто умудрился сбежать, мы с Асланом отлавливали, и перед моим домом в Валахии пестрело кладбище осман, насаженных на кол, — Влад становился все мрачнее, и какое-то страшное удовлетворение проскальзывало на его лице. — Какая злая ирония, любимая казнь османов настигла их самих, — он усмехнулся, глядя в одну точку, — я многому у них научился. Идеальный воин, знающий все о враге. Потом я нашел всех бояр, причастных к казни моих отца и брата. Они удостоились достойных первых рядов. Аслан думал, что я сошел с ума. Он не раз говорил о том, как я переменился. И был в чем-то прав. Тьма сделала меня… Другим. Но тогда меня это не смущало. Я знал, за что сражаюсь. Я слушала, погружаясь в его мрачные воспоминания, и противный холодок пробирал, окатывая волнами. Влад и сам окунулся в них, заражаясь тем безумием, что двигало им, той тьмой и опустошенностью. — И тогда я вернулся к пещере Змея, за своей наградой. Я выполнил свою часть сделки сполна. — Я видела, что Влад утопает в этих воспоминаниях, что они причиняют ему боль, и уже жалела, что вообще спросила. — И Темный вернул Лале. Но это была уже не она. Пустая оболочка, безразличная. Чужая. Душу ее он оставил при себе, говоря, что не обещал мне вернуть ее полностью. Сначала я был счастлив видеть ее. Но вскоре понял, что это не то, за что я отдал себя и лишился всего, искупавшись в крови. Лале не заслуживала такой жизни. Я так мечтал, что, вернув ее, мы снова сможем быть счастливы. Снова станем семьей. Миша, наш сын, больше не будет жить в страхе и тоске, — он вернулся и снова облокотился о стол, сжимая и разжимая кулаки. Я же лишь втянула воздух, совсем позабыв, что у Влада Дракулы были дети. Скребущее, тоскливое чувство заполонило все пространство за ребрами. — Я обещал ему все исправить. И я пытался, изо всех сил. Но только все пошло не так. Глядя на нее, на то, как она безжизненно слонялась по замку, пустым взглядом скользя по стенам, отвечая односложно на мои вопросы, я умирал день за днем заново. Но не мог найти силы потерять ее снова, пусть и такую. Но она не выдержала такого существования. И избавила себя от него. И тогда… я не почувствовал уже ничего. Не было скорби. Лишь пришло понимание того, что я натворил. Ведь душа моей Лале оказалась взаперти, и все из-за меня. Еще сильнее погрязнув в своей боли и чувстве вины, я свихнулся окончательно. Меня прошибал ледяной озноб. Тягучая топь его рассказа заволакивала все сильнее. — Я напугал и причинил боль Мише. Увидев нечеловеческий испуг в глазах, таких похожих на глаза Лале, я словно проснулся. Он привык к моей жестокости, к кольям, к тому, что отец не жалеет врагов. Я растил его этими принципами. Аслан — единственный, кто давал Мише детство взамен меня. Аслан и Александра… А мы с тьмой решили, что мягкость погубит его, что в этом беспощадном мире он должен быть готов ко всему. Будто мало ему того, что он потерял мать. И отца, если на то пошло, тоже, — грустно хмыкнул Влад. — Но однажды я перегнул палку, ударив сына. И это отрезвило. Когда Аслан с Александрой увезли Михаила, я очнулся. Что-то пробудило во мне… меня, и тьма отступила. Я остался один, опустошенный. Мое сердце сжалось от тоски, я закусила губу и стиснула руки в кулаки, подавляя порыв коснуться Влада и утешить его. — Так как я уже был мертв, мне ничего не стоило найти вход в мир Темных. Я был монстром, как и они. Нечистью. Я не пытался отыскать Аслана, не желал больше причинять сыну вред. Я не мог дать ничего им, кроме страха. Брат предал меня, вместе с турками перебив моих воинов. Раду занял престол Валахии под покровительством Мехмеда. Ничто больше не держало меня среди живых. — В горле стоял ком. Чем больше он говорил, тем больнее мне становилось за него, за его жизнь. Он тем временем продолжал. — Там я и познакомился с Ноэ. Именно он объяснил мне принципы реинкарнации и помог найти душу Лале, заточенную в сосуд. Я выкупил ее неразменной монетой и отпустил. И стал ждать, пока она родится заново. Влад замолчал. В повисшей тишине я напряженно переваривала услышанное, уставившись в пол. Почувствовав на себе его взгляд, я повернулась к нему. — Реинкарнации приходили несколько раз. И я находил их. Всегда находил. Но все они были не теми. Они были подобны Лале, которую вернул мне Темный. Пустыми. Чужими. Другими. Все, кроме тебя, — он пристально всматривался в мое лицо, о чем-то размышляя. — Ноэ раз за разом помогал мне, обряжал в иллюзию мою истинную сущность, изувеченную тьмой, жаждой крови и временем. Но ни одна из реинкарнаций не была Лале. И ни разу с ними рядом не оказывалось Александры. Разочаровавшись, я ушел в леса, в свою усыпальницу. Выходил лишь изредка, утолить голод. Но только сейчас монета вернулась ко мне. Вместе с тобой. И с тьмой, что не позволяет мне тебя коснуться. Мне было не по себе от всего его рассказа. Хотя я не знала, как иначе объяснить ту непреодолимую связь между нами, все же меня коробило то, что Влад не видел меня за образом Лале. Мелькнувшая мысль цепко осталась расти в моем сознании. — Я понимаю, что ты — не она, — сказал он, заставив меня вздрогнуть, будто прочитав мои мысли. — Но она живет в тебе. Я смотрела на Влада и снова чувствовала, как меня тянет к нему. Словно нити натягиваются, желая стянуть шов, а мы — по разные стороны ткани. Это необъяснимое ощущение, саднящая боль в груди, рожденная тоской в его светлых глазах. — Ты знаешь, почему тьма вернулась, верно? — тихо спросила я, не отрывая взгляда. — Знаю. Но ты обещала больше ни о чем не спрашивать, — тихо сказал он, оттолкнувшись от столешницы. — Я рассказал достаточно, чтобы утолить твое любопытство. — Но… — Вопрос выбрала ты. Я предупредил, прежде чем ответить, — он стоял спиной ко мне и снова закрылся, отвечая холодно и коротко. И мне нечего было на это возразить. — Ты прав. Спасибо за откровенность, — сказала я, вставая. — Тогда я, пожалуй, пойду. Влад молча кивнул, чуть повернув ко мне голову. Я обняла себя, поежившись от холода, и вышла из кабинета. Теперь я кое-что понимала. Понимала Влада. Но это не давало мне ответов на те вопросы, что крутились в голове. Я снова осталась одна, наедине с тысячью загадок, растерянная. Только теперь казалось, что я не знаю самого главного. Себя.