Говорят, чтобы вылечить тело, Нужно душу свою исцелить… Ну, а если душа заболела, Подскажите, как с нею быть?
За кулисами слышится знакомая мелодия, ставшая за столь долгое время тебе родной, мелодией твоей души и многочисленные кричащие в восторге голоса, которые только усилятся от радости, когда увидят тебя. Земля под ногами трясётся от того количества народа, который находится буквально за одной тоненькой стеной. Ох, да, их там действительно много! Купер переминается с ноги на ногу и разминает руки, предвкушая сегодняшний концерт. Он смеётся, обнимает свою жену, шутит над Сэтом, который, наверное, уже устал от его бесконечных шуток, заливаясь смехом и краснея до ушей каждый раз. Тебе улыбаются и приходится ответить тем же, когда в душе хочется закричать во весь голос и больше никогда не улыбаться. Тело напрягается, как натянувшаяся струна гитары, которую только тронь, и она разорвётся от сильного натяжения. За кулисами слышится знакомая мелодия… Как же от неё болит голова, одно и то же изо дня в день, каждый год, ты попадаешь словно в нескончаемый ад. Многочисленные кричащие голоса… Как же хочется убраться от них подальше, как же не хочется видеть такое огромное количество людей. — Давай, Джен! Через 10 секунд полная готовность! — Джон хлопает по плечу Дженнифер и затем берёт свою гитару в руки. Девушка глубоко вдыхает и выдыхает, медленно начав отсчёт от десяти. Это будет твой последний концерт.Десять.
Голова раскалывается от сильнейшей распирающей боли, которую можно сравнить с трамваем, проезжающим по черепной коробке. Девушка лежит на кровати гостиничного номера вот уже три часа в ожидании, когда боль отступит после несчётного количества принятых обезболивающих. Вроде, она выпила последние пилюли, которые лежали в её дорожной сумке. В этот раз они кончились намного быстрее обычного. Прошло уже полгода, как Дженнифер мучается с болевыми синдромами мигрени. Те лекарства, которые выписал доктор совсем не помогают, даже аспирин справляется со своей задачей намного эффективней.Девять.
— Тебе опять плохо? — нежная рука касается взмокшего лба и убирает непослушную прядь волос. — Угу, — всё что может выдавить из себя барабанщица, чувствуя, как даже малейшая вибрация её голоса отдаётся прямиком в мозг. — Может, тебя записать к другому врачу? Не нравятся мне твои головные боли… — Кори начала поглаживать кончиками пальцев голову девушки, — У меня есть знакомый врач, он хороший специалист. Осмотрит тебя как следует, скажет, что с тобой.Восемь.
Знакомый врач Кори оказался неврологом. Приятный на вид мужчина, лет, может, 40-45. Всегда улыбается и шутит. — Что конкретно вас беспокоит, помимо головной боли? — Мистер Браун, так звали врача, сел за свой стол после осмотра и пригласил Дженнифер присесть напротив в удобное кресло. — Иногда я чувствую тошноту… — Леджер напряглась, прокручивая в голове всё то, что с ней происходило последние месяцев шесть, — Головокружение, плохо сплю по ночам. — Ага… — Браун сделал некоторые пометки в своём блокноте, — А нарушения памяти наблюдаются в последнее время? — Да. Мне кажется, да. Мне стало труднее заниматься музыкой, не могу сосредоточиться и запомнить свою партию, хотя раньше проблем не возникало — Усталость, сонливость, есть онемение частей тела? Двоится в глазах? Раздражительность или частые смены настроения? — Мистер Браун поправил спавшие очки и дотронулся кончика ручки губами — Я… наверное, я действительно наблюдала данные симптомы, но не очень часто. Разве что онемения у меня не было. — Хорошо, — доктор вздохнул, снова принялся что-то писать, спустя пару минут отложил блокнот в сторону и начал вбивать какую-то информацию в свой компьютер — Я дам вам направления к другим специалистам, чтобы полностью провести обследование: биохимический анализ крови, анализ ликвора, МРТ и КТ головного мозга. Я уверен, что анализы будут восхитительными, Дженнифер! Как только мне придут результаты, я вам позвоню. Можете идти, больше не смею вас задерживать, — Мистер Браун тепло улыбнулся и вышел из-за стола, чтобы помочь встать из кресла девушке и дать все направления и сопутствующие. — А лекарства или таблетки? — Леджер даже удивилась, что ей не дали рецепта. Она надеялась, что хотя бы сегодня ей уже назначат лечение и она избавится от своих недугов. — Дженнифер, как я могу вам выписать какие-либо таблетки, если мы ещё не знаем диагноз? Неправильно подобранные лекарства могут оказать отрицательный эффект на дальнейшее выздоровление. Ваш прошлый терапевт и так выписал вам неподходящие препараты, и вы отмучились полгода. Я вас уверяю, как только будет известно, что у вас, сразу начнём лечение. Джен каждый раз поражалась тому, как мистер Браун умел поддержать разговор и рассказывать смешные истории. Дай ему волю, он бы, наверное, даже за вечер не исчерпал своё количество забавных историй.Семь.
Через неделю Джен позвонили и велели срочно ехать в поликлинику, заставив оторваться от дел. Конечно, в такие моменты начинается лёгкая паника. Тем более, что в регистратуре не дали талон, а попросили сразу подойти к кабинету по личному поручению мистера Брауна. Сидя под дверью, в ожидании, когда пациент выйдет из кабинета и зайдёшь ты, в голове прокручиваются мысли: вдруг это что-то серьёзное? Почему это не телефонный разговор? Вдруг я умру? Но стоп! Какой умру? Меня бы сразу госпитализировали. Я была на постоянном контроле у врача. Можно сказать, что ничего мучительнее ожидания у кабинета врача до этого в жизни не было. Вот перед тобой открываются двери, выходит пациент, и подходит твоя очередь. В такие моменты начинаешь верить во всё: в бога, в приметы, в счастливые дни, в то, что встал сегодня с той самой счастливой ноги. Начинаешь всматриваться в лицо врача с надеждой увидеть его улыбку и успокоиться. Однако, к сожалению, ни улыбка, ни хорошая примета, ни вера в бога тебя не спасут, когда тебе говорят прямо в лицо «всё очень плохо».Шесть.
— Глиобластома, — хриплым голосом, как отрезал, произнёс врач. Это слово кажется таким знакомым, не предвещающим ничего хорошего. Джен хочется переспросить, уточнить, оправдать свои ожидания и переживания — Четвёртая стадия, — мистер Браун садится рядом на кушетку и, стараясь утешить, кладёт свою ледяную немного подрагивающую руку на плечо девушки. Ей не пришлось уточнять ни что такое глиобластома, ни что идёт после слова «стадия». В голове сложился паззл в единую картину. Казалось бы, что это только начало длинного и такого тяжёлого пути на восстановление, однако неожиданно эта самая дорога жизни обрывается после слов «неоперабельная», «неизлечимая», «смертельная». Знаете, каково это — разогнаться до бешеной скорости на автомобиле и въехать в стену? Рушится не стена, а ваша жизнь. — Сколько? — Из-за кома в горле не удаётся выдавить из себя что-то больше одного слова — Есть хорошие паллиативные методы лечения, — начал мужчина, крепче сжав плечо, — В Европе… — Сколько? — сквозь щемящую боль в груди слово срывается с губ слишком измученно и тихо — Шесть или восемь месяцев — наилучший исход событий, — человек, будучи весельчаком, уверенным в своём пациенте и его здоровье, прямо на глазах начинает угасать и чувствовать непосильный груз вины, что не смог помочь. Дженнифер улыбается и невольно смеётся. Сквозь боль. Несмотря на бушующие чувства внутри. Мистер Браун продолжает что-то говорить, но сейчас он лишь играет роль телевизора, шумящего где-то там на заднем плане. В голове слышится собственный отчаянный и громкий крик. — Я… Назначу вам обезболивающие и направление на процедуры, и дальнейшее паллиативное лечение… — слова пробираются сквозь поток нескончаемых мыслей, — Завтра вам подготовят палату. — Нет, — твёрдо отрезает Леджер, — В больницу я не лягу. — Почему? Вы не понимаете, но… — доктору не дают договорить — Лучше сгореть, чем угаснуть, — Джен встаёт с места и уходит. За спиной она слышит тихий всхлип. — Только не говорите Кори. Я сама ей скажу.Пять.
После выхода из кабинета у тебя словно спадают розовые очки, и ты видишь мир по-другому: как будто из ниоткуда появляются очереди больных людей, которые не замечал раньше, пока не попал в один и тот же список вместе с ними. Ты смотришь на бледных стариков и молодых людей. Слабых, выбившихся из сил, улыбающихся детей с едва видимым пушком на голове из-за химиотерапии. Здесь своя иерархия: есть счастливчики с первой-второй стадией, есть третья, а есть четвёртая с метастазами. Сложно было поверить, однако, здесь, в коридорах больницы не говорят о болезнях. Вообще. Здесь обсуждают погоду, детей, новости по телевизору, но о болезни — ни слова. И это не потому, что нечего сказать, а — просто здесь этот диагноз становится частью тебя. Ведь ты не идёшь по дороге и не говоришь первому встречному, что, оказывается, у тебя есть пять пальцев на ноге. Так и здесь никто не говорит, что он болен. В память надолго врезается запах в коридорах: тошнотворный, невыносимый, удушливый запах больных людей, которые часами томятся в ожидании приёма. Здесь нет и не будет сочувствия: тебя никто не пустит без очереди, даже если невыносимо плохо и больно ждать. Все на равных условиях.Четыре.
Невозможно понять, где выход из здания больницы: ведь твоя голова на 200% забита одним — мыслью о том, что ждёт тебя впереди. Ты не помнишь, что говорил тебе врач после диагноза. Просто смотришь себе под ноги, на пол и не можешь произнести и слова, только лишь слёзы непроизвольно бегут по щекам, которые ты даже не замечаешь, ведь ты даже не моргаешь. Не хочется разговаривать с людьми и объяснять, что у тебя случилось, когда они видят твои слёзы. В регистратуре, в холле, на уличных лавочках теперь запросто можно увидеть рыдающего человека с листками в руках. Его никто не успокаивает, и никто даже не старается хоть как-то помочь, наверное, скорее даже стараются его просто не замечать, обходят стороной: все и так знают причину слёз. Знают, что значит «смертельно болен», но совершенно не знают, что сказать человеку. Придя домой, ты выключаешь свой телефон, задвигаешь шторы, накрываешься одеялом и позволяешь себе рыдать. Пока никто не видит. Если бы о болезни ещё узнали тогда, были бы шансы? Определённо бы были. И осознавать это тяжело: как будто ты в последний момент решил поменять билет на другой поезд, который в итоге попадает в аварию. В этой кошмарной катастрофе ты остаёшься жив, тебя в тяжёлом состоянии доставляют на больничную койку. И теперь, лёжа на ней и смотря в белый потолок, ты постоянно думаешь: не купив тот билет, этого не случилось бы? Обидно? Очень. Однако это лишь очередная ловушка твоих собственных мыслей, пытающихся загнать тебя в свою же клетку, очередные поиски виноватых, очередные поиски ответов на нескончаемые вопросы «А почему? А если? А возможно?» вместо того, чтобы встать с кровати и собраться.Три.
Мы начинаем ценить жизнь только тогда, когда ощущаем дыхание смерти в спину, не так ли? Сил еще много. Диагноз кажется полным бредом: ничего не понятно и спросить не у кого. «Так это же быстрая смерть! А как же семья, дети? А карьера? Музыка? Неужели это конец?» Эти мысли уже не покидают ни на минуту, они сверлят мозг постоянно — ежечасно и ежеминутно. Только ночной сон приносит забытье, и при пробуждении, когда ты находишься еще на границе сна и яви, каждое утро чудится: «Сон! Это был просто кошмарный сон!» Но остатки сна быстро слетают, и страшная явь становится снова непереносимойДва.
Стоит ли говорить о том, что Джен ничего не сказала? Прошёл уже целый день с того момента, как она вышла из больницы. Она только недавно включила свой телефон, который тут же начал разрываться от огромного количества уведомлений от входящих вызовов, смсок и социальных сетей. Ох, как же было тяжело разлепить свои пересохшие губы, ответить на звонок и начать говорить осипшим голосом. — Алло? Дженнифер, что случилось? — Кори снова называет её полным именем. Она редко это делает, в частности, когда злится или волнуется. Интересно, что она чувствует в данный момент? Злость от того, что Джен так и не позвонила или волнение, по какой причине она не позвонила? — Ты где была? Почему трубку не брала? — Я вчера… — Леджер тут же растеряла всю свою уверенность и желание отвечать на вопрос, — Устала сильно. Мистер Браун выписал таблетки, из-за них меня вырубило, только что встала с кровати — Всё хорошо? Я ему звонила, он мне ничего не сказал и подозрительно быстро трубку положил — Всё в порядке. У меня диагноз мигрени подтвердился, — вот и первая ложь, лучше соврать, чем погружать себя в атмосферу аля: «я умираю и все вокруг это знают и пытаются меня поддержать» — до чего же жалкое зрелище. — Как это мигрень? Погоди, а лечение? Лечение другое? — Не переживай. Другое. Абсолютно другое…Один.
— Один, — Джен открывает глаза, на дрожащих ногах она устремляется прямиком на сцену, за свою барабанную установку. Шум зала усиливается и ударяет острой болью прямиком в мозг. Яркие вспышки и прожекторы слепят прямо в глаза, пронзая их словно раскалённые иглы Давай, Леджер, покажи свою игру. Бей как можно сильнее, никто ведь не будет смотреть на слабую неженку за барабанами. Так когда-то сказал Джон. Слишком душно, слишком тесно, утренний завтрак стремится вырваться наружу в самое неподходящее время. Главное попасть в ритм, главное услышать метроном. Невозможно сосредоточиться из-за собственного пульса в ушах. Давай, Леджер, настройся! Удар. Чёрт! Опоздала. Не думаю, что это кто-то заметит из зала, но у Джона будут вопросы. Удар. Давай, Джен! Ты опять не попала! Да что с тобой сегодня? Джон смотрит на меня. Но я не пойму: осуждает ли он меня или злиться? О чём он думает? Удар. Джен, опомнись, не о том мысли! Удар. Пальцы разбиваются в кровь о малый барабан, но боль вовсе не ощутима. Началась гитарная партия. Лёгкое недомогание постепенно отступает. После концерта Джон настороженно оглядывается и рассматривает Дженнифер, пока они ещё находятся все в общей гримёрной комнате, уставшие и мокрые после освежающего душа. Джен в спешке собирает свои вещи, беспорядочно заталкивая их в свой рюкзак. У неё трясутся руки. Что я делаю? — Джен? — Джон зовёт девушку, вытирая влажные волосы полотенцем. Леджер застёгивает молнию на сумке и надевает толстовку. Она что собирается сейчас уйти? — Джен! — Фронтмен берет её за руку, когда она тянется за лямкой рюкзака. — Что? — раздражённым голосом — Ты куда? — В номер. Разве не понятно? Куда мне же ещё идти поздним вечером в Нью-Йорке? — Ты не хочешь всех нас подождать? — Нет, без вас справлюсь — Даже Сэт, сидевший поодаль в телефоне, поднял свою голову и устремил взгляд в сторону друзей. Купер так и стоял, не зная, что сказать. Дженнифер ему ещё никогда так не грубила. Он крепче сжал её руку. — Погоди. Давай подождём, когда Кори примет душ и мы все вместе на автобусе доберёмся до отеля? — Джон предпринял последнюю попытку всё наладить. — Джон. Я же понятным языком сказала, что я сама доберусь до этого грёбанного отеля. Хватит меня опекать, ты мне не отец! — Леджер с силой вырвала свою руку, схватила сумку и ушла, хлопнув дверью. Купера охватила злость. Да как она смеет так разговаривать? Он стоял на месте, не шелохнувшись, холодные капли воды стекали по его лицу. — Не бери в голову её выходку, — Вдруг заговорил Сэт, — Ты же знаешь, что она не хотела этого говорить. Решила попробовать «уйти по-английски», всё-таки это у неё в крови, — попытался пошутить Сэт, ссылаясь на то, что она родилась в Англии, — Видимо, переходный возраст… — Ага, — Джон кинул полотенце на стул и сел на диван, начав поглаживать по привычке свою бороду или же для того, чтобы успокоиться. Нью-Йорк не похож ни на один город мира. Впервые Джен увидела его по телевизору у себя дома во время просмотра какой-то программы о путешествиях. По ту сторону экрана небоскрёбы этого города казались величественными и могущественными скалами, возвышающимися над густым лесом домов. Сотни театров, музеи, тысячи кафе и ресторанов на любой вкус и цвет. Центральный парк, торговые центры, знаменитая улица Таймс-сквер — всё это Нью-Йорк. Шумная жизнь не утихает целые сутки напролёт. Ночью он приобретает совсем другой вид: многочисленные огни города похожи на звёзды, мерцающие на тёмном полотне неба, придавая ему некоторую загадочность и ощущения, схожие на те, когда попадаешь в книгу фэнтези. Да и вообще все дороги ведут в Нью-Йорк, ну, по крайней мере, так говорят. Конечно, Джен понимала, что поступила неправильно и вовсе не стоило огрызаться Джону, который волновался за неё. Однако, когда ещё она сможет в последний раз вполне насладиться ночным городом мечты? Гиперопека Джона не дала бы ей в одиночку свободно прогуливаться по улицам огромного города. Музыка играла в наушниках на полную громкость. Отель, в котором они остановились находился буквально в 400 метрах от главной площади, так что у Джен была превосходная возможность побывать и на ней. На встречу ей шли люди. Их было много даже несмотря на то, что стрелка часов уже давно перешла отметку 11-ти. Ночью жизнь здесь только начиналась и длилась вплоть до 4 утра, потихоньку угасала и вновь оживала к 6 часам, когда большинство жителей собиралось на работу, занимая очереди в бесконечных пробках, дабы успеть в офис и не получить нагоняй от босса, который тоже ввиду пробок нередко опаздывал. Дженнифер ускорила шаг, ей ещё нужно было побывать на Таймс-сквере, а также желательно вернуться в отель раньше группы, хотя, скорее всего, она придёт только в первом часу ночи. Быстрая ходьба перешла в бег. Лёгкие тут же наполнились ледяным и колючим воздухом, пар шёл изо рта. Этой осенью здесь действительно холодно. Толстовка была не лучшим выбором одежды для неожиданной прогулки ночью. Она сама не заметила, как поток людей резко прекратился, перед глазами вспыхнул красный свет и впереди пронесся на бешеной скорости автомобиль, визжа шинами по асфальту. Но от последнего смертельного шага её уберегла чья-то ладонь, упавшая плечо, и она так и зависла в сантиметре от бордюра. Джен очнулась спустя несколько секунд, отступив от края, и обернулась, чтобы поблагодарить того, кто только что спас её. Однако помимо бродячей рыжей кошки, пробегающей мимо, никого сзади не оказалось. По коже пробежали мурашки и холодок прошёлся по спине. Так, чья же ладонь уберегла её от падения? Ведь прошло слишком незначительное количество времени, и никто бы не смог также быстро появиться и также молниеносно исчезнуть на пустом переулке. Разные тревожные мысли начали лезть в голову. Может, она уже начала сходить с ума и у неё галлюцинации? Доктор Браун говорил, что возможно появление галлюцинаций. Так что же, это было лишь плодом больного воображения? Но как она могла сама застыть на месте? Размышляя и забивая свою голову ненужными вопросами, Дженнифер прошла через площадь и была уже на полпути к отелю. На ресепшене её ждала молодая девушка, которая тут же к ней подбежала и встретила у дверей. — Здравствуйте, — начала она, — Вы Дженнифер Леджер, верно? — Здравствуйте. Да. — Ваши друзья просили, чтобы я сообщила им, если вы придёте, — затараторила девушка, — Ещё они передали вам ключи от номера и записку. Вот, держите, — она протянула ей ключ-карту и бумажный свёрток. — Спасибо. — Спокойной ночи. — Вам тоже, — Дженнифер немного замялась, понимая, что, скорее всего у этой девчонки ночная смена и вряд ли она будет сегодня спать вообще. Она поскорее откинула эту мысль и направилась в свой номер. Откинув рюкзак в самый дальний угол коридора Джен, раздвинула шторы. За ними оказалось окно в пол и восхитительный вид на город. Отсюда люди и машины казались маленькими мушками, ведь её номер находился на самом верхнем этаже. Эта мысль заставила её поёжится. Она не просто так пожелала себе отдельный номер в самом конце коридора, подальше от людей. На протяжении всех трёх месяцев её жизнь была сущим кошмаром, начиная с того дня, когда она вышла из больницы. Она чувствовала, как с каждым мгновением становится всё слабее и слабее, боль становится всё продолжительнее, бессонница мучает почти уже месяц и абсолютно ничего уже нельзя сделать. Лишь ждать того момента, когда уже самостоятельно не сможешь встать с кровати и просто поесть. Было ли это случайностью, когда буквально час назад её чуть ли не сбила машина? Ноги сами несли её по пути саморазрушения. Люди часто медленно убивают себя, не осознавая своих намерений покончить с собой. Они отрицают, что их действия направлены на саморазрушение либо причинение вреда самим себе. И все же их образ жизни является движением в сторону саморазрушения. Те же психические силы, которые толкают человека к прыжку вниз с небоскреба, лежат в основе таких опасных привычек, как злоупотребление алкоголем, игнорирование серьезных болезней, переедание, чрезмерная работа или хроническое курение. Также многие случаи смерти, отмеченные как несчастные случаи, часто представляют собой замаскированные самоубийства. Пыталась ли Джен остановиться в тот момент? Нет.«Take me to the roof top
I wanna see the world when I stop breathing,
turnin' blue»
Так будет лучше. Глубоко вздохнув, Джен поставила в коридоре дорожный чемоданчик, который заранее до их приезда привезли на автобусе, выключила везде свет. Взяла свой телефон в руки, убрала блокировку экрана и аккуратно положила его на видное место прямо по центру заправленной кровати. Захлопнув дери, она уверенным шагом пошла к пожарной лестнице. Что я делаю? Спустя 5 минут она стояла на краю крыши отеля. Холодный ветер забирался под одежду, касаясь разгорячённого тела. В воздухе чувствовался отчётливый запах сырости, предвещающий в скором времени дождь. Небо сегодня было необыкновенно безоблачным, так что можно разглядеть каждую звёздочку. Взглянув себе под ноги, Дженнифер увидела маленькие движущиеся точки — людей, у неё закружилась голова и сердце начало вырываться из грудной клетки. Она закрыла глаза. Почему она это делает? Спустя три месяца в раздумьях, когда же наступит тот самый день, она устала. Просто устала бояться однажды закрыть глаза и больше их никогда не открыть. Боялась, что снова полюбит жизнь, с которой всё равно в скором времени придётся расстаться. Что может быть хуже самой смерти? Так это её ожидание. Всё равно что накрыть стол, разогреть ужин и ждать, пока костлявая гостья наперевес с косой самане постучит в двери. Они её простят. Поймут. Со временем всё поймут и простят. По крайней мере, в заметках на телефоне она просила об этом. Семья. Как странно, что Леджер думает о ней впервые в этот самый момент. Лучше даже и не начинать думать, так легче. Наверное, это было ужасным поступком перекладывать на плечи друзей непосильный груз ответственности за то, чтобы передать родителям весточку о том, что теперь их дочери больше нет с ними. Шагнула вниз, в пустую бездну. Упасть легче, чем подняться. От бесконечной пустоты и спокойствия отделяет лишь один крошечный шаг. Сделать последний жадный глоток воздуха и дрожащими ногами шагнуть вниз. Горячая слеза обжигает её щеку. Сильный ветер, бьющий в лицо. Огни, пролетающие перед глазами. Темнота.