Sanguis malōrum ex corpore ejus effundet

I’m a phantom of flesh and fantasy, A machine with a soul in agony. Is there anything left to save of me? Be my remedy! All I want is to feel your love break through, Every piece of my heart belongs to you, With a kiss we will paint a flawless view Of a moonlight rendezvous. Я призрак — плоть плоти фантазии злой, Машина с истерзанной жизнью душой. Пока еще можно хоть что-то спасти, Прошу, помоги мне покой обрести! Лишь только любовь мне на свете мила, И преданность сердце сжигает дотла. В пылу поцелуя мерещится мне Ночное свиданье при полной луне. Beast in Black, «Moonlight Rendezvous»

      Тревога не отпускала Саундвейва с самого заката.       Старскрим написал ему еще днем — или, точнее, ранним вечером, часа в четыре. Спросил, можно ли встретиться, возможно, собирался поделиться последними новостями. Саундвейв уже давно его не видел, а переписывались они исключительно на нейтральные, нормальные темы. Саундвейв давно его не видел, но не знал точно, когда вернется с работы, поэтому предложил зайти к себе домой и подождать там, пригласил его — ключи у Старскрима были, уже год как были; он даже иногда оставался у Саундвейва — переждать светлое время суток, пожить несколько дней, пока не найдет себе новый временный приют. К тому же следующий день был выходным, и Саундвейв вполне мог себе позволить проговорить полночи. Старскрим согласился, и больше не писал — собирался дожидаться заката в анабиозе, как и полагается нормальному вампиру.       Так, во всяком случае, Саундвейв решил поначалу. Но солнце зашло, а Старскрим все еще не давал о себе знать. Не спросил даже, как делал обычно, нужно ли Саундвейву что-то из продуктов. Не то чтобы Саундвейв сам не мог зайти в магазин, но на Старскрима, из природного, очевидно, любопытства стремившегося делать повседневные вещи, контактировать с людьми, ощущать себя частью мира, к которому перестал полноценно принадлежать уже очень давно, это было не похоже.       К тому времени, когда Саундвейв наконец освободился и вышел на улицу, тревога превратилась в полноценный страх. Глупо, глупо же — Старскрим мог просто устать, мог давно не пить крови и думать только о том, как избавиться от жажды, мог задержаться по каким-то своим делам. Старскрим все еще был вампиром — сильным, быстрым, способным за себя постоять. Хитрым и осторожным, продумывающим все наперед. Прожившим уже несколько человеческих жизней. Явно не нуждающимся в его защите.       По дороге домой Саундвейв почти смог убедить себя, что Старскрим всего лишь задержался. Может, покупал кровь, может, встречался с кем-то — но был вполне в порядке, просто занят.       Обнаружившиеся в прихожей Старскримовы куртка и ботинки разрушили эту теорию до основания.       Саундвейв окликнул его — и не получил ответа. И вот это было не похоже на Старскрима гораздо больше, чем все остальное. Саундвейв напрягся, прислушался — а потом достал из кобуры пистолет. Против решившего напасть вампира — а то, что Старскрим успел нажить себе врагов и среди вампиров, давно не было секретом — не особенно поможет, конечно, но… Саундвейв все еще знал наизусть достаточно молитв, в его квартире все еще было спрятано достаточно оружия специально против вампиров, а вот при встрече с желающим навредить человеком пистолет будет очень кстати.       Он толкнул дверь в комнату, единственную, к счастью; окинул ее взглядом: пустая. Свою квартиру Саундвейв специально обставил так, чтобы спрятаться в ней было негде. Стараясь ступать как можно тише, проверил санузел — с тем же результатом. И двинулся к кухне, прекрасно понимая: вампир уже давно услышал бы все его перемещения. Услышал бы не только шаги, открывающиеся двери — но даже сердцебиение, стук заходившегося в непонятном самому Саундвейву страхе сердца, отдававшийся у него в висках.       На кухне не оказалось ни собиравшегося напасть вампира, ни человека — только Старскрим. Лежащий на полу в луже крови среди осколков стекла.       На какое-то мгновение время застыло. Сам Саундвейв окаменел — и только мысли в голове проносились, казалось, со скоростью света. Кровь, в которой лежал Старскрим, была не его. Взгляд выхватил на столе еще три пакета с ней — обычная кровь, человеческая, не темная и гнилая вампирская…       Саундвейв убрал пистолет, бросился к Старскриму, перевернул на спину, склонился над ним. Впервые по-настоящему увидев, каким же бледным, каким прозрачным, каким… мертвым он выглядит. Потянулся к вороту рубашки — только сейчас обнаружив, что успел испачкать руки в разлитой по полу крови, — расстегнул верхнюю пуговицу и прижал пальцы к шее. Холодной как лед. Старскрим не дышал — все правильно, вампиры не дышат, и температура тела у них — как у мертвецов, которыми они по сути и являются, но пульс у них есть. Слабый, медленный, такой легко не заметить, легко принять бессознательного вампира за труп…       Пульс был. Саундвейв не сдержал вздох облегчения: пульс был, Старскрим просто был без сознания, такое со всеми может произойти — и живыми, и мертвыми, он просто отключился, выронив бокал с кровью и упав посреди кухни, вот и причина всей этой пугающей картины.       Только почему это случилось со Старскримом? Неужели проклятая жажда так его доконала, что он потерял сознание, не успев сделать и глотка крови? И достаточно всего лишь вскрыть один из оставшихся пакетов и влить ее ему в рот?.. Или…       Саундвейв похолодел, глядя на ожоги у Старскрима на щеке, на губах, в уголке рта… на шее, где он своими перепачканными в крови пальцами только что проверял пульс.       Кровь. Кровь была отравлена, кровь стала для Старскрима чем-то сродни кислоте, а он, уже давно мучимый жаждой — настолько, что даже не убрал сразу в холодильник остальные пакеты, — не думая, отпил этой ядовитой крови…       Саундвейв отшатнулся. Потом подавил эмоции — задвинул их подальше, чтобы не мешали. Его самообладания хватило на то, чтобы тщательно, с мылом отмыть руки от этой отравленной — святой водой? — крови, достать аптечку, разложить на столе стерильную марлевую салфетку, бинт, антисептик. Затем он взял нож с подставки — как раз позавчера точил, кто же знал, что так пригодится? Обработал его и руку и снова опустился рядом со Старскримом.       У него был пульс. Слабый и медленный вампирский пульс все еще был, Старскрим был жив — насколько это понятие к нему применимо, — а значит, была надежда, что с помощью крови, нормальной, не ядовитой крови он сможет регенерировать достаточно, чтобы хотя бы его не-жизнь не вызывала опасений. Что делать дальше, где достать еще, потому что Саундвейв при всем желании не сможет дать достаточно и остаться в живых, — все это можно будет решить потом.       И он протянул руку к приоткрытым обожженным губам и, стиснув зубы, с силой полоснул ножом по основанию ладони.       У него, очевидно, поднялось давление — потому что кровь потекла неожиданно обильно, закапала Старскриму в рот. Саундвейв опустил руку чуть ниже и даже не задумался о том, что будет, если крови он потеряет слишком много.       …И ничего не произошло. Несколько мгновений, несколько таких ужасно долгих мучительных мгновений Саундвейв вглядывался в лицо Старскрима — неестественно бледное, заострившееся, юное и старое одновременно, ничего не выражающее, мертвое — и пытался увидеть хоть какую-то реакцию. Хоть что-то. Потому что если не сработает… если не поможет, если уже слишком поздно, если Старскрим — окончательно — умрет… То что? Что Саундвейв потеряет, кроме старого знакомого и проводника в вампирское сообщество, сильно упрощающего ему работу?..       Он потеряет Старскрима. Почему именно это его так пугает — можно будет разобраться позже.       Спустя эти мгновения Старскрим вдруг издал сдавленный хрип — а потом обе его ледяные руки вцепились Саундвейву в ладонь. Он прижал ее к губам, припал к ней, словно к горному источнику, начал глотать кровь так отчаянно, так жадно, словно и правда был заблудившимся в лесу, спустя долгое время скитаний нашедшим драгоценную воду… В другое время, с любым другим вампиром Саундвейва передернуло бы. Сейчас ему было все равно. Он не чувствовал боли в порезанной руке, едва замечал движение губ — его волновало только то, что Старскрим был жив и приходил в себя.       Спустя, казалось, вечность Старскрим наконец открыл глаза, мелькнул и погас в холодной зелени красный отсвет — а потом медленно, словно (словно?) с трудом отвел ладонь Саундвейва ото рта. Зажал порез с силой, совершенно неожиданной для кого-то, только что пребывавшего на грани жизни и смерти. Вполне ожидаемой от вампира, пребывающего на этой грани всегда.       — Хватит. Я выпью тебя досуха. — Он сел, закашлялся. Выплюнул что-то похожее не то на сгусток крови, не то на кусок одного из внутренних органов — приглядываться не хотелось. Оперся было рукой на пол, но угодил ей в начавшую темнеть лужу и, зашипев, быстро отдернул. — Или заражу, если еще не заразил. Промой и обработай.       Саундвейв высвободил руку, зажал рану сам — и, помедлив, осторожно встал. Его пошатывало — не сильно, вряд ли Старскрим успел выпить крови больше, чем он мог себе позволить потерять. Но все же пошатывало: как когда-то давно, когда он еще в молодости сдавал донорскую кровь. Только тогда он делал все по правилам, выспавшись, нормально поев, не на залитом кровью полу, пытаясь привести в чувства полумертвого вампира. Тогда он мог сесть и отдохнуть. Тогда ему не было так страшно.       Он открыл кран, убрал палец от раны, подставил ее под струю — кровь и вода, смешиваясь, хлынули в слив, и Саундвейв едва поморщился. Клыками Старскрим его не касался, даже в таком состоянии не касался, но вампирский яд все равно ведь мог попасть внутрь. Неважно. Если ценой за не-жизнь Старскрима было его собственное обращение, в полноценного ли вампира или же безмозглого упыря — Саундвейв эту цену был готов заплатить. Почему-то правда был готов.       К тому времени, когда он обработал порез, накрыл его марлевой салфеткой и попытался наложить нормальную давящую повязку одной рукой, Старскрим, цепляясь за мебель, поднялся на ноги. Его шатало еще хуже, чем самого Саундвейва — но руки, забравшие бинт, были твердыми, а наложенная повязка — действительно давящей.       Пару секунд они стояли друг напротив друга молча. Саундвейв — пытаясь отдышаться, Старскрим — просто смотря куда-то в пустоту остекленевшим взглядом. Потом он тряхнул головой:       — Сядь. И посиди спокойно. Не хватало еще, чтобы ты в обморок свалился, — голос у него был не похожим на обычный. Хриплым и сипящим одновременно, как будто говорить Старскриму было тяжело. Ему и было — если вспомнить, что он выпил разбавленной святой водой крови, а святая вода вампиров жгла сильнее кислоты.       Саундвейв послушался — в основном потому, что у него и правда начала сильнее кружиться голова, а ноги стали ватными. Он смотрел, как Старскрим сам отмывает руки от крови, кривясь, чуть шипя — руки у него тоже были обожженные. Потом тот, перешагивая через осколки и кровь на полу, поставил греться воду, выудил из шкафа кружку, бросил в нее пакетик чая, высыпал туда же добрую половину сахарницы — Саундвейв не стал ничего говорить про это кулинарное извращение. Движения у Старскрима были заторможенные, неправильные — совсем не похожие на его обычную грациозность и несвойственную людям быстроту.       Впихнув Саундвейву кружку в руки, Старскрим свалился рядом. Закрыл глаза и затих. Саундвейв разглядывал свою кухню, выглядящую так, словно она стала местом преступления — а она им и стала по сути, — пил невыносимо приторный чай и тоже молчал. Подло, как отвратительно подло и как невероятно эффективно — сам он до такого ни разу и не додумывался, предпочитая действовать напрямую, не вмешивая в свое дело никого — ни торговцев кровью, ни других людей, ни, тем более, самих вампиров. Кроме, разве что, Старскрима лет шесть назад, но он тогда сам предложил помощь — хотел доказать, что причастным к зашкаливающему количеству убийств вампиром был не он.       — Вот ублюдки, — прохрипел Старскрим, будто услышав его мысли. — Хитрые ублюдки. Они же специально дождались, когда я одурею от жажды, ждали, пока я не просижу без крови подольше. Хороший план — я хлебнул этой дряни от всей отсутствующей души, сжег себе все внутренности и отключился, и должен был загнуться от банальной жажды. Все предусмотрели, кроме того, что меня будет кому найти. И кроме того, что этот кто-то сообразит, как помочь.       — Знаешь, кто это сделал?       — Нет. — Старскрим откинулся на спинку дивана, по-прежнему не открывая глаз. — Добрая половина вампиров Аякона могла бы, среди людей тоже немало желающих найдется. Надо потрясти с этим вопросом Свиндла. Вряд ли он сам. Ему или пригрозили, или заплатили, чтобы он подсунул мне эту пакость. Его счастье, если первое.       «Его счастье, если первое»… Саундвейв был готов лично побеседовать со Свиндлом, устроить ему разговор по душам с пристрастием, но это могло и подождать. Сейчас, пока никто не знает, что Старскрим жив, пока Старскрим у него, он в безопасности. Вампир в безопасности дома у охотника на вампиров — смешнее жизни анекдота не придумаешь. Саундвейв допил чай, поставил кружку и повернулся к нему. Старскрим открыл глаза — услышав или почувствовав, очевидно, каким-то своим вампирским сверхчувствительным осязанием его движения.       — Тебе нужно снять одежду и смыть кровь.       Старскрим кивнул — и не шевельнулся. Он все еще выглядел плохо: слабым и измученным, и Саундвейв не понял, как он это определил — более мертвым на вид тот не стал. И направление его взгляда Саундвейву совсем не нравилось.       — Ты ведь не до конца восстановился?       — Не до конца. И пить все еще ужасно хочется.       Саундвейв поднялся и решительно скинул все оставшиеся пакеты с кровью — без всяких сомнений, такой же отравленной — в раковину, а потом вспорол их все тем же ножом.       — Я не хочу умирать, — едва слышно сказал Старскрим. — Я не хочу умирать, а где достать кровь — не знаю. Твоей мне не хватит. Мне придется…       Убивать людей. Насчет того, что Старскрим не делал этого раньше, Саундвейв иллюзий не питал. В том, что он никогда не был одним из тех, кто убивает больше нужного, — был вполне уверен. Старскрим с появлением донорской крови стал просто слишком прагматичным, чтобы наживать себе лишние проблемы. Саундвейв был доволен и этим.       — Не придется, — коротко и решительно отозвался он. — Найдем выход.       И выход Саундвейв действительно искал: пока ходил набрать воды, пока доставал упаковку одноразовых полотенец. Торговцев кровью кроме Свиндла он не знал — да и того знал только косвенно, через Старскрима. А пойти покупать кровь у него, будучи человеком — отличить-то несложно, если знаешь, куда смотреть, — слишком подозрительно. Свиндл может сообщить об этой странности тем, кто пытался избавиться от Старскрима, кто-то может узнать Саундвейва по описанию, вспомнить, что их видели вместе, — и тогда пропало их преимущество, пропала Старскримова безопасность…       Почему ему была так важна безопасность Старскрима, Саундвейв не понял до сих пор.       Пальцы у Старскрима дрожали, плохо слушались и едва гнулись, когда он расстегивал рубашку. Саундвейв терпеливо дождался, пока он с этим справится — а потом перехватил его руку, когда Старскрим попытался просто сбросить рубашку с себя: пропитавшаяся кровью ткань прилипла к обожженной коже, и ее пришлось бы отдирать с мясом. Саундвейв отмачивал ее, отделял понемногу; Старскрим морщился, сжимал зубы, но не издал ни звука, пока безнадежно испорченная рубашка не полетела на пол.       Тело у него было безволосое и жилистое, ни капли, казалось, жира, одни мышцы, кости и ледяная гладкая кожа — бледная, почти прозрачная, отдающая не то синеватым, не то пергаментным цветом сейчас, когда Старскриму не хватало крови. Бросился в глаза жуткий рваный шрам в основании шеи. Саундвейв впервые видел его целиком, но знал происхождение: Старскрим рассказывал когда-то, в один из их бесконечно долгих ночных разговоров. Его обратили случайно — он должен был умереть тогда, обескровленный до последней капли, но как-то, сам не поняв как, смог дать достойный отпор голодному вампиру, смог отбиться от него и сбежать — истекая кровью, почти теряя сознание. А потом пришел в себя следующей ночью. Уже мертвым.       У Саундвейва что-то сжалось внутри, когда он увидел Старскрима без одежды — что-то непонятное ему самому, какая-то странная легкость под ребрами. Саундвейву было некогда размышлять, что это.       Он стер оставшуюся кровь — полотенце было теплым, Саундвейв специально набрал такую воду, зная, что вампирам все время холодно; Старскрим подставлялся под его касания, сам того, по-видимому, не замечая, чуть вздрагивал под ними и тянулся, тянулся, тянулся — словно хотел как-то урвать побольше тепла. Саундвейв подавил неожиданное желание, чтобы между его рукой и кожей Старскрима не было полотенца, желание прикоснуться по-настоящему — глупое и непонятно откуда взявшееся желание. В конце концов, Старскриму от этого просто будет больно.       Потом они кое-как совместными усилиями выпутали Старскрима из брюк. Что делать дальше, Саундвейв был не очень уверен — кровью пропиталась, казалось, не только вся одежда Старскрима, но и он сам, ему бы по-хорошему вообще под душ, а он едва на ногах держится…       — Дальше я сам, — хороший знак. Раз в Старскриме проснулась обостренная гордость — не вампирская, вполне человеческая — значит, он правда приходил в себя. — У тебя есть что-нибудь, во что можно переодеться?       — Тебе же не станет теплее в одежде.       — Теплее не станет, да, но, знаешь ли, то, что я однажды умер, еще не повод щеголять новым платьем короля.       Саундвейв едва слышно хмыкнул на это и ушел за одеждой, прикрыв за собой дверь, предоставив ему личное пространство. Зашел в комнату. Прислонился к стене. И попытался унять почему-то сходящий с ума пульс. Старскрим это заметил, конечно, услышал, почуял — и тактично не подал виду. Не спросил, что с Саундвейвом такое — а Саундвейв и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос.       Когда он вернулся, Старскрим уже привел себя в порядок и теперь сидел, подтянув к груди ноги, свернувшись почти в клубок. Худой, болезненный, весь в ожогах. Саундвейв не позволил себе испытать к нему жалость — не хотел унижать его этим.       А еще он, похоже, смутился больше самого Старскрима.       — Тебе будет не по размеру, — предупредил он, протянув Старскриму вещи — домашнюю футболку и брюки.       И отвернулся, чтобы дать ему спокойно одеться.       Старскрим был выше. Шире в плечах, но у́же в бедрах. Футболка, для Саундвейва свободная, ему должна была оказаться более-менее впору, а вот брюки — коротковаты и держаться только благодаря ремню. Саундвейв машинально думал об этом, чтобы отвлечь воображение, зачем-то упорно цепляющееся за вид острых ключиц и мертвенно-бледной кожи.       Он слышал, как Старскрим поднялся. Слышал шорох ткани по коже и… действительно жалел, что Старскрима она не согреет.       — Поворачиваешься спиной к вампиру? — неожиданно произнес Старскрим. Саундвейв не вздрогнул только чудом — но не из-за смысла слов, а оттого, что голос у Старскрима был по-прежнему хрипло-сипящим, дающимся через силу. Обычно мягкий, высокий, почти мальчишеский — сейчас он звучал как будто из склепа. — Как непрофессионально.       — Если бы ты хотел меня укусить, ты бы давно это сделал. Возможностей было достаточно.       — О, поверь, я хочу. Ты даже не представляешь, насколько сильно, — голос Старскрима вдруг зазвучал над самым ухом: тот подошел, беззвучно, неслышно. — Знаешь, я ведь так давно не пил живой крови. Теплой, настоящей. Столько лет не пил. А когда ты напоил меня своей…       Он склонился ниже, пока говорил это: к самой шее, почти касаясь губами, и воздух, вырывавшийся изо рта при речи, холодил Саундвейву кожу. Саундвейв подавил желание обернуться и посмотреть на его лицо. Потому что если он так сделает, то Старскрим и впрямь решит, что он его боится. Старскрим тихо и невесело усмехнулся:       — Начинаю понимать, почему ты на нас охотишься.       После этого Саундвейв все же повернулся — медленно, спокойно. Поднял на него взгляд и в который раз повторил:       — Не на вас. И даже не на тех из вас, кто убивает, чтобы жить. На тех, кто пользуется вашими способностями ради развлечения.       — Велика ли разница? Я же все равно вампир. Оживший мертвец, мерзкий кровососущий монстр и все такое.       — Велика. Разница. Ab abusu ad usum non valet consequentia, как известно.       Старскрим моргнул. Потом попытался рассмеяться, но быстро сорвался на хрип.       — Вот в том числе и за это я тебя люблю. С кем еще в наше чудовищное необразованное время можно поговорить на этом прекрасном незаслуженно забытом языке?..       Саундвейв попытался отогнать все ту же странную легкость в груди, снова возникшую при его словах. И не смог.       — Я не говорю, ты же знаешь. Просто кое-что помню.       На кухне пришлось хоть немного убраться. Старскрим пытался помогать, но пользы от него — шатающегося от слабости, не могущего прикоснуться к крови, искренне старающегося не испачкать в ней же одежду — было немного. Саундвейв не возражал — ни против помощи, ни против ее бесполезности. Только всеми силами игнорировал накатывавшую усталость: хотелось лечь и уснуть уже наконец. Неужели он больше не может работать как прежде? Неужели это… старость?       Как легко, имея дело с вампирами, забыть, что ты смертен.       Он еще раз окинул взглядом кухню: здесь, конечно, нужна полноценная уборка, но с этим можно и повременить. Потом обернулся на Старскрима и неожиданно для самого себя спросил:       — Зачем ты изначально хотел встретиться?       Старскрима вопрос, похоже, застал врасплох — он ответил не сразу. Неохотно, как будто стыдился признаться:       — Просто захотел тебя увидеть. Мне из людей и поговорить-то толком не с кем больше.       Саундвейв почти не удивился тому, как испугало его одиночество, сквозившее в этих словах.       — А в итоге устроил тут это все, — Старскрим неопределенно дернул головой и как-то странно, вымученно усмехнулся — хотел бы извиниться, да чрезмерная гордость не позволяла. — Веселый у тебя выдался вечер.       — Все нормально. Я рад, что ты был здесь, когда выпил эту кровь.       — Рад?       — Сделай ты это в другом месте…       Продолжать не было нужды.       Старскрим старался этого не показывать, но ему все еще было плохо. Той крови, которой с ним поделился Саундвейв, не хватило даже на то, чтобы полностью регенерировать, не говоря уже о жажде. Жажда его прикончит. Полноценно охотиться в таком состоянии он не сможет — особенно если вспомнить, как он сам был обращен. Саундвейв мог бы ему помочь, но он прекрасно понял за все годы работы в полиции, что участвовать в убийстве — любом — означало наследить, а допускать этого нельзя. Это Старскрима официально просто не существовало — на него выйти не могли. А если выйдут на Саундвейва… Кто тогда остановит вампиров, выходящих за рамки допустимого?       Если они не придумают, где достать кровь, Старскрим умрет вот так, в огромном городе, полном людей, у каждого из которых достаточно крови, чтобы спасти ему жизнь…       Нет. Если они не придумают, где найти кровь, Саундвейв отдаст еще. Вскроет вену, даст Старскриму напиться, а потом вызовет врачей. Скажет, что точил нож, а тот соскользнул. Что недооценил серьезность раны и не смог вовремя остановить кровотечение самостоятельно. Саундвейв был человеком. Он на помощь медицины рассчитывать мог.       Сколько крови он может потерять без угрозы для жизни?..       — Среди вампиров есть кто-то, кому ты доверяешь? — наконец спросил он.       — Нет. Среди людей — тоже. Ты после сегодняшнего, пожалуй, исключение.       Неожиданно для себя он обнаружил, что готов почти на что угодно, лишь бы оправдать это доверие. Лишь бы и дальше быть исключением.       — Слипстрим?       — Она не покупает кровь. И ей я не вполне доверяю.       — Тандеркрекер? Скайварп?       — Обоих нет в городе. Оба не стали бы ради меня рисковать.       Перечислять остальных общих знакомых Саундвейв не видел смысла. Старскрим, очевидно, и правда не мог себе позволить такую роскошь, как доверие.       — Видишь? — спросил Старскрим, натянуто ухмыляясь. — Похоже, в этот раз я действительно в полной и беспросветной заднице.       — Нет, — отрезал Саундвейв. И достал телефон.       Он сделал всего один звонок. Сказал, что нужна помощь. Спросил, может ли он приехать. И — получил согласие. Все-таки у привычки постоянно кому-то помогать были и плюсы.       — Жди здесь. Если повезет, привезу кровь. Повезет чуть меньше — тех, кто может ей поделиться.       — А если не повезет совсем?       — Найдем выход.