Каждый год без исключений осень подступала медленно, неторопливо, а затем быстро и неожиданно окутывала окружающий мир — или, по крайней мере, так казалось Иллуми Золдику, который внимательно наблюдал за неприметным воробьём, кружившим над молодой берёзой, с той же концентрацией, с которой выслеживал своих жертв, прежде чем покончить с ними. Птичка, радостно чирикая, перелетала с ветки на ветку, словно вот-вот начнёт вить гнездо. Он вспоминал, как часами наблюдал за птицами — в основном ласточками, — мерцающими между деревьями в саду поместья Золдик. В то время он был очень мал и часто гладил сторожевого пса Мике, тогда ещё щенка, по животу. Строительство гнёзд начиналось весной, когда природа просыпалась и сбрасывала пелену зимней стужи, заново перерождаясь. Он вздохнул, пытаясь отбросить досадное чувство, и продолжил идти по мокрым мощёным улочкам.
Вопреки распространённому мнению, старший из детей Золдиков не ненавидел людей и общественные мероприятия. Выходить в свет было весело, а Иллуми нравилось веселиться. Но встреча с Хисокой с утра пораньше не интерпретировалась им как нечто веселое. Даже сейчас он не до конца понимал, почему согласился на его расплывчатую просьбу.
"Иллу, у меня есть одно занятное дельце, мне понадобится твоя помощь~" написал он, отчего Иллуми закатил глаза, но отказывать не стал. Он согласился, потому что Хисоке, вероятно, нужно было от кого-то избавиться, или же он опять попробует поприставать к нему. Если первое, то Иллуми был бы не прочь выпустить немного пара. А если второе — Хисока станет его персональной грушей для битья. Впрочем, последнее было маловероятно, так как обычно Хисока в более грубой форме излагал свои…
романтические намерения.
Иллуми содрогнулся от отвращения.
Хисока, без сомнения, был одним из самых неординарных и, к лучшему или к худшему, постоянных аспектов его жизни. В контексте того, что Иллуми воспитывался именно так, как полагается первенцу и потенциальному наследнику (пусть и недолго) престижной семьи Золдик, то такой подход к их взаимоотношениям мог показаться странным. Однако мужчина с ярко-рыжими волосами, едва касающимися плеч, и раздражающей, почти перманентной улыбкой не шел ни в какое сравнение с безумием его повседневности.
Для Иллуми тренировки являлись лишь частью ежедневной рутины, а поместье Золдик, каким бы оно ни казалось роскошным и загадочным для посторонних глаз, было просто-напросто домом. На стенах виднелись отметины, показывающие, как изменялся его рост по мере взросления, а сад простирался на долгие мили, создавая свой отдельный маленький мирок. Иллуми дни напролёт проводил в саду, запоминая каждую веточку, прямо как голубокрылые ласточки с раздвоенными хвостиками, которые тоже могли назвать это место домом, даже если всего на несколько мимолетных мгновений.
Он вспоминал, как они улетали на зиму, сбиваясь в клинья, в поисках более тёплых мест. В детстве он с нетерпением ждал их возвращения. В свободное от тренировок время он следил за постройкой гнёзд, зачарованно наблюдая, как птички неустанно носили ветки и листья, облагораживая свои домики, где вскоре должны были вылупиться птенцы, — их находчивость в весеннее время была поистине восхитительна. Летом они беззаботно летали по бескрайнему голубому небу, щебеча мелодии, которым любил подпевать маленький Иллуми.
А осенью они
ждали.
Они все ещё летали и пели, но Иллуми замечал перемену в их настроении, когда птицы сидели на ветках с взъерошенными перьями и сложенными крыльями. Все листья и травинки в саду знали, что это лишь вопрос времени, что рано или поздно они встрепенутся и покинут эти края.
Но больше всего его угнетало то, что птицы улетят и будут петь свои песни в
других местах.
В то время в жизни Иллуми не было никакого движения. Просторные комнаты, длинные коридоры, старинные двери и затхлые подземелья были всем его миром. Его вытаскивали из однообразия будничных дней только тогда, когда его матери в который раз хотелось пройтись по магазинам или когда отец стал брать семилетнего Иллуми с собой на деловые поездки и миссии.
Благодаря редким вылазкам он понял, что вне поместья жизнь идёт полным ходом. Он лицезрел всю её широту из иллюминатора самолёта, окна поезда и сидя на крепкой спине ослика в каком-то контактном зоопарке Йорбинского континента, пока Кикио делала фото на память. Как-то раз, ему, маленькому мальчику с огромными тёмными глазами, бледной кожей и маленькими ручками, впервые довелось заказать кофе у баристы: тогда дедушка взял его с собой в большой город, а он умудрился потеряться — до этого он никогда не бывал в больших городах с их высокими небоскрёбами и яркими неоновыми вывесками.
Всё вокруг шевелилось, иногда бодро и яростно, иногда лениво и томно; жизнь кипела в каждом уголке.
А
его мир, наоборот, — подумалось ему, пока он стоял, уставившись на другой конец улицы, глядя на поднявшего руку Зено, — словно всё время находился в ожидании зелёного света.
Даже эти хрупкие маленькие ласточки, которые в большинстве своём не проживут и десяти лет, ежегодно покидали сады и драгоценные гнёзда, а он оставался на одном и том же месте.
Со временем он перестал обращать на них внимание и холодное чувство тоже осталось позади. А когда он повернул за угол и увидел ожидающего его Хисоку, совсем перестал об этом думать.
Он проигнорировал укол раздражения, пронзивший его изнутри.
Хисока стоял у фонтана, как они и договаривались. Рыжие волосы не были уложены, джинсы и бордовый свитер не так бросались в глаза, как другие его наряды. Ко всему прочему — он беседовал с двумя дамами среднего возраста, и, когда повернул голову и увидел Иллуми, его раздражающая улыбка растянулась ещё шире — без макияжа, с ужасом осознал Иллуми.
— Иллу, — поприветствовал он, превратив глупое прозвище в ещё более глупую мелодию. Если он заметил недовольное лицо Иллуми, то не подал виду. — Неужели ты пришёл, — восхищённо продолжил Хисока.
Шли они неспешно, по пути Хисока пинал маленькие кучки оранжевых листьев. Они давно не виделись — последние несколько месяцев Иллуми был поглощён работой, не сильно стараясь выпутаться из вереницы семейных обязанностей, — но Хисока выглядел так же самодовольно, как и обычно, поэтому Иллуми решил, что у него всё было в порядке.
Не то чтобы его это сильно заботило.
— Да, — медленно начал Иллуми, — я же сказал, что приду, разве не так? — Хисока нахмурился и закатил глаза.
— В последний раз, когда ты написал мне ‘
О да, конечно, мой дорогой, я буду там’, — на этом моменте он без какой-либо на то причины повысил голос на октаву выше. — Я прождал тебя в ресторане целый час!
— Я не знал, что ты зарезервировал столик, — выпалил он немного униженно, немного виновато, промямлив упрямое «
и я не называл тебя ‘мой дорогой’», просто чтобы прояснить ситуацию, но Хисока проигнорировал его.
— Так что да, Иллу, я
приятно удивлён.
— Как скажешь, — пробормотал Иллуми, ловя взглядом коричневый листок, плывущий по осеннем ветру и боле не обращая внимание на надутое лицо Хисоки. Ему вдруг подумалось, что он, подобно этому листку, бесцельно бредёт сквозь дни, стараясь не позволить раздражающей компании выбить его из колеи.
— А кого мы убиваем?
Хисока остановился. Иллуми не смотрел вперёд, поэтому уперся носом ему в спину.
— А?
Иллуми, не слышавший его явного замешательства, тихо прошипел. Он чувствовал себя вяло: в последнее время он недосыпал, к тому же на улице похолодало, поэтому всё ощущалось вдвойне чувствительнее, — он просто хотел домой. Хисока нагнулся, неуклюже приподнял его подбородок и мягко поцеловал в нос. Иллуми отстранился, сморщился и нахмурил брови. Иногда, в такие моменты как этот, когда Хисока не пытался затащить его в постель, он старался окружить его заботой. Очень странное сочетание. Как-то слишком по-домашнему, учитывая, что Хисока, насколько ему было известно, вырос в полном одиночестве.
— Что? От поцелуя тебе полегчает, — сказал он как ни в чём не бывало. Вдруг Иллуми почувствовал себя двенадцатилетним мальчиком со сломанной кистью, с ободранными коленками и улыбкой, которая выглядела неуместно на фоне мокрых от слёз щек.
— Так что там насчёт убийства? Ни о чём таком я не писал.
Иллуми моргнул — воспоминания как ни бывало. Хисока вытащил телефон и начал листать их переписку, состоящую из длинных сообщений с кучей эмодзи от него и коротких, односложных ответов, если он вообще отвечал, от Иллуми. На самом деле он предпочитал звонки, так у него лучше получалось передать свои эмоции — Хисока осуждал его за это.
Иллуми вытянул шею и заглянул в телефон Хисоки, чуть не прижимая свою щеку к его, — Нет, написал, смотри, — любезно указал Иллуми. — Вот, ты сказал, что тебе нужна моя помощь на миссии.
Хисока промолчал.
— Я имел в виду другое. — Иллуми уловил усмешку в его голосе, и, отстранившись, был встречен зубастой ухмылкой.
— Ох.
Увидев его выражение лица, Иллуми по-совиному моргнул. Его мать так же смотрела на него после первого заказа, но её глаза, в отличие от медово-золотых с морщинками по краям, были скрыты визором.
— Иллуми.
— Да?
Проходившая мимо маленькая девочка небрежно посмотрела на странную парочку, в голове её пролетела мысль, что парень повыше, с ярко-красными волосами, выглядел так, словно был влюблён. Затем, больше не обращая на них внимания, ушла восвояси.
Иллуми же, перекатываясь с пяток на носки, не сильно думал о Хисоке.
— Надевая ярко-жёлтый джемпер, ты серьезно планировал кого-то убить?
Иллуми, чувствовавший маленькую занозу обиды, лишь пожал плечами. Никакой цвет не мог встать между ним и аккуратно исполненной техникой убийства — даже если яркие не совсем соответствовали настрою — ведь так или иначе его иглы всегда были при нём. Но удовольствие в словах Хисоки, необъятное и очевидное и слишком сильное для такого простого момента, вынудило Иллуми сдаться.
За несколько лет Иллуми понял, что иногда нужно просто сдаться.
— Ну и в чём суть миссии?
Хисока громко прокашлялся и вдруг посмотрел на него очень серьёзно, тяжело положив руку на его правое плечо. Иллуми стиснул зубы и ждал подвоха.
— Я купил квартиру, и ты нужен мне, — он приблизился, Иллуми мог видеть подрагивающие уголки его рта, которые Хисока держал изо всех сил, только бы не расплыться в ужасной ухмылке. — Чтобы выбрать интерьер.
Пару секунд они просто молча смотрели друг на друга, потом Иллуми цокнул и накрыл ладонью глупое лицо Хисоки. У него было много вопросов, но, если честно, ему очень не хотелось разбираться ни в туманных ответах, ни в явной лжи. К тому же, это не имело большого значения.
В конце концов, Хисока был пиздец каким странным.
— Хисока, — проворчал он, гневно выговаривая каждую букву, звучало так, словно в этом слове заключался корень всех его проблем, что время от времени являлось правдой.
Почувствовав язык Хисоки на своей ладони, он вскрикнул и убрал руку, затем, нахмурившись, начал усиленно вытираться о его бордовый свитер. На самом деле Иллуми изобразил большее отвращение, чем на самом деле чувствовал — он вырос с ещё четырьмя младшенькими и Мике, поэтому маленькая шалость Хисоки не сильно отличалась от того, к чему он привык. Например, Киллуа нравилось кусаться. Он думал, что это мило, однако Кикио не разделяла его взглядов.
— Зачем ты меня притащил? — презрительно прошипел Иллуми.
— Месть, — самодовольно провозгласил он, губы растянулись в такой широкой улыбке, что больно было смотреть. Серьёзно, Хисока ни капельки не изменился.
— За то, что кинул тебя?
— За то, что кинул меня.
Иллуми нахмурился, словно ребёнок, которого прогнали с детской площадки. Его взгляд метался вокруг, пока не зацепился за тот же коричневый листок. Печальный и мокрый, теперь он лежал в грязной лужице. Он снова повернулся к Хисоке: ленивое самодовольное выражение не сходило с его лица.
Он подумал, что Хисока похож на лужу.
~<∙>~
Стояло ранее утро, и ни один из мебельных салонов ещё не был открыт, поэтому они бродили по округе, пока не зашли в кафе. Иллуми смотрел в окно, в то время как Хисока мило улыбался баристе, возившемуся с кассовым аппаратом. Он понимал, что Хисока продумал всё с самого начала: позвал его раньше, чем нужно, чтобы провести с ним побольше времени. По сути, он мог уйти в любой момент, но, вспоминая, как Хисока дулся на него недели две из-за того, что Иллуми не пришёл на то странное свидание, воздержался. Обиженный Хисока — далеко не самая приятная компания. И дело не в том, что он избегал его или не разговаривал с ним — нет. Он каждый божий день отправлял ему голосовые сообщения, жалуясь на то, что Иллуми так и не пришёл. Было просто грустно. Иллуми слушал всё.
— Взбодрись, — сказал Хисока, пододвигая к нему чашечку капучино, Иллуми лишь искоса посмотрел на него. — Ну же, хватит придуриваться, ты ведь не с врагом дружишь.
О капучино он упомянул лишь единожды, так, ненароком, на одном затянувшемся задании, куда Хисока явился без приглашения. Они ночевали в мерзком, захудалом мотеле. Хисока перемешивал их кофе, плечи изнывали от усталости. В комнате была только одна кровать, поэтому пришлось делить её друг с другом. Хисока спросил, не хочет ли он заняться сексом, и издал возбужденный тихий звук, когда Иллуми пнул его между ног.
— Может, ты и не враг мне, — он оторвал взгляд от стола, замечая, как пристально за ним наблюдает Хисока. — Но и не друг.
— Конечно нет, — Иллуми вопросительно посмотрел на него. — Мы
лучшие друзья, прямо как Гон и Киллуа.
— Не шути так, — серьёзно предупредил Иллуми, но улыбка Хисоки казалась обескураживающей. — Так или иначе, убийцам не нужны друзья.
— Пиздеж, — произнёс он, улыбаясь. Всегда улыбаясь.
Иллуми не удосужился ответить.
Они пили молча, и Иллуми закрыл глаза. Терпкий аромат кофе повис между ними. Их ноги переплелись в небольшом пространстве под столом, но Иллуми не возражал.
Хисока спросил его, не займется ли он с ним сексом, и тогда он возразил.
~<·>~
Их вкусы в интерьере, мягко говоря, не совпадали. В то время как становление Иллуми прошло в роскоши, означающее, что у него напрочь отсутствовало понятие границ в бюджете, то бедная юность Хисоки вообще не подразумевала наличие такового, поэтому им было крайне трудно найти золотую середину. Иллуми подходил к персидским коврам, старинным картинам, осматривал зеркала, обрамлённые драгоценностями, и мелочи из золота и серебра. Хисока был более приземлённым и проявлял больше интереса к кроватям и шкафам.
— Разве в твоей квартире нет базовых вещей? — спросил Иллуми, обращая внимание на особенно дорогую на вид люстру. Заметив приближающуюся консультантку, Хисока взял Иллуми за локоть и зашагал со смесью страха и беспокойства.
— У меня есть… стандартные принадлежности, знаешь… плита, стиральная машинка и всё прочее, — Хисока обернулся, у него чуть сердце в пятки не ушло, когда он понял, что она все ещё идёт за ними. — Но кроме этого ничего.
Иллуми понимающе помычал, и на его лице внезапно появилось очень решительное выражение.
— Тебе обязательно понадобятся кухонные тумбы, — серьёзно произнёс Иллуми. Хисока нервно улыбнулся. На днях он сломал ребро, так что участие в боях на небесной арене отменялось. Такими темпами ещё немного и он разорится, потому как, в отличие от Иллуми, он, блять, не купался в деньгах.
—
Кухонные тумбы? Разве одной не достаточно?
Иллуми уже вырывался из его хватки и оборачивался — консультантка, которая ходила за ними по пятам, чуть не врезалась в него.
— Мадам, — настоятельно сказал Иллуми. — Нам нужно осмотреть ваши самые лучшие кухонные тумбы.
Несмотря на то, что ему это было ни к чему, Хисока признался, что неестественное и в то же время искреннее влечение Иллуми к дорогой атрибутике было очаровательным.
~<·>~
Весь день прошёл в мелких спорах. Хисока слышал, как пять человек называли это
«ссорой влюблённых», но Иллуми был слишком увлечён кроватями с балдахинами и не обращал внимания ни на глупые комментарии, ни на покрасневшие кончики ушей Хисоки. Они сошлись на одной столешнице, Иллуми начал ворчать по этому поводу, но сдался, когда Хисока напомнил ему, что это
его квартира. Хисока отказался от кроватей с балдахинами, Иллуми был в замешательстве, но спорить не стал. Они задержались в отделе электротехники, где широкоэкранные телевизоры с высоким разрешением разом показывали документальный фильм о жуках. Иллуми не мог оторваться от богомолов.
Хисока подумал про себя, что так он общается со своими давно потерянными сородичами.
~<·>~
Когда они закончили, солнце уже заходило, серые тучи плыли по небу, а Хисока наблюдал, как чёрные пряди Иллуми развевались на ветру. Иллуми шёл впереди, затем изящно развернулся и-
-и наступил на лужу своими жёлтыми резиновыми сапогами, обливая Хисоку грязной водой. А сам
смеялся, смеялся
над ним, маленький ублюдок. Он смотрел на румяные щёки и озорные глаза, пока две вороны пролетали над ними.
В тот момент он решил купить кровать с балдахином. Может быть, тогда Иллуми наконец согласится переспать с ним.
А может и нет.
~<·>~
Когда Хисока впервые встретил Иллуми, он многое неправильно понял. Старший из детей Золдиков не был холодным и отчуждённым, скорее неуклюжим и социально неловким, если до этого доходило. Но он был силён, очень силён. Хисока до сих пор помнил тонкую фигуру юного Иллуми, двигающуюся быстро и ловко, пока на заднем плане звучала напряженная и страстная классическая музыка, которую он никогда не слышал прежде, и кровавые пятна: на платьях, на костюмах — везде, везде только не на рубашке Иллуми. Хисока чувствовал себя слегка возбуждённо и немного влюблённо- но в целом преобладало первое, наверное.
Тогда Иллуми был похож на бога. Неземной и неприкасаемый.
Потом в один прекрасный день, спустя годы их знакомства, Хисока увидел его в толпе после поединка на Небесной Арене — он пригласил его просто так, а Иллуми как раз был неподалёку, поэтому решил зайти. Он поднял большой палец в знак поздравления, прежде чем молча уйти.
Хисока заметил, что он был в кроксах.
Тогда он наконец перестал цепляться за свои фантазии и перестал сравнивать Иллуми с богом.
~<·>~
— Документалка о жуках? А как же та про птиц, которую мы смотрели в прошлый раз?
Противоречивый — хорошее слово для описания Иллуми Золдика. Ему не нравилось, когда кто-нибудь находился рядом с ним или трогал его, но недостаток элементарного такта и прямолинейность означали, что он постоянно нарушал личное пространство Хисоки. Пусть Моро этого не показывал, но ему было не очень комфортно, когда подобное случалось вот так вдруг — переплетённые ноги под столом, подбородок на его плече, рука, тянущая его за запястье и так далее — простое, платоническое, без единого намёка на нечто возбуждающее и при этом нервирующее.
Иллуми вырос в семье. Конечно, не в самой нормальной, но всё же семье, может быть поэтому он не придавал значения случайным моментам физической близости.
Хисока же, напротив, вырос совсем один. Не было никакой страдальческой плаксивой истории, просто он не привык к такому.
И вдобавок ко всему, Иллуми, неохотно общавшийся с Хисокой, кажется, оценил его квартиру, которую доделали через месяц после их похода по салонам, и посему время от времени бесполезно слонялся вокруг, как кот.
Хисока решил не задавать лишних вопросов. В любом случае он не был против его компании.
— Сейчас её не показывают, это всё, что я смог найти, — Иллуми обнял свои колени и повернул голову, пристально глядя на него.
— Хисока, принеси одеяла.
Он цокнул и устремил свой взгляд обратно к экрану. Там как раз показывали его давнего знакомого, богомола. А если точнее, двух богомолов.
— Иллу, я ещё не купил их.
Иллуми возмущённо сморщил нос. Странно, принимая во внимание тот факт, что однажды он выдавил кому-то глаз, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Это было горячо.
— Тут невероятно холодно. Расставляй приоритеты правильно, инвестируй в одеяла.
Хисока разразился смехом.
— И это я слышу от кого-то, кто вертится вокруг своей семьи, словно собачка на поводке, зная, что он никогда не станет наследником. Ты забавный, Иллу, — громко усмехнулся Хисока.
Может быть это их рассорит. Иногда он не мог держать свою жестокость в узде, несмотря на то, что ему нравился Иллуми со всей своей неловкостью и всеми недостатками. Даже так нездоровое, жгучее ощущение, вгрызавшееся в живот, не давало ему остановиться.
Кроме того, Иллуми справится. Он считал, что Иллуми сможет справиться с чем угодно.
Но единственной реакцией, какую он смог выдавить из него, не считая резкого вдоха, было моргание.
— Сейчас я верчусь вокруг
тебя.
К Хисоке подкралась мысль, что богомолы вот-вот начнут спариваться. Он наклонил голову, теперь смотря на ассасина, сидевшего рядом с ним на диване.
— Ты забавный, Иллу, — повторил он, в голосе чувствовалась мягкость, перемешенная с чем-то очень напоминающим симпатию. Он отвернул взгляд, игнорируя свою тошнотворную сентиментальность, и уставился на экран.
Они определённо занимались сексом.
— Мы могли бы обняться, если ты не против, — предложил он. Иллуми бросил на него недоверчивый взгляд. Может секс жуков возымел бы на Иллуми хоть какой-то эффект, но потом самка откусила голову самцу, и Хисока не мог определить, потерялся ли настрой или наоборот усилился. Иллуми всё так же не отлипал от экрана.
— Они так делают иногда, — промямлил он, прижимаясь к коленям. Хисока на мгновение задумался.
— А ты так делаешь, иногда?
Повисло молчание.
— У меня не было секса.
— Ох.
Хисока позволил теме погрузиться в его мысли. Иллуми Золдик, убийца со стройным, сильным телосложением и великолепными чёрными волосами — девственник. Иллуми Золдик, мужчина в оверсайз тай-дай свитере, с пугающими глазами, со свисающим пучком на затылке и грызущий ноготь на большом пальце — да, забудьте, в этом есть смысл.
— Знаешь, я мог бы быть твоим первым. Я бы принёс лепестки роз и прочую чепуху, всё что нужно, чтобы соблазнить тебя, — вышло очень серьёзно, будто он не шутил, что было плохо, потому что он не шутил.
Иллуми повернул к нему голову, упираясь щекой о колени. Он одарил его маленькой, ребяческой улыбкой.
Хисока незаметно поправил брюки.
Иллуми спокойно смотрел на него, думая о бойком воробье, которого видел утром. В отличие от насекомых и в отличие от Хисоки птицы спаривались и строили свои гнёзда только весной.
Без ведома обоих, Хисока начал гнездиться рано.
