***
Розария привыкла к простоте и скудному образу жизни. Излишества ее нервировали. Ее келья в соборе была лишена каких-либо украшений. Жёсткая кровать, небольшой стол с кучей рабочих заметок в ящиках и комод, в котором хранился один только ненавистный церковный наряд. Удобства развращают. Ты привыкаешь к ним, становишься зависим от них. Дом Итэра был полон удобств, и это отталкивало Розарию. Но в доме Итера не было приставучей Барбары и сестер, не понимающих, что такое личное пространство. Это подкупало Розарию. Как и погреб дома, заполненный с помощью Кэйи лучшим образцами Мондштадского вина. Как и библиотека, поражающая разнообразием литературы. Со временем плюсы перевесили груз убеждений, и Розария заметила, что стала появляться в доме-чайнике с завидной регулярностью. К ее удивлению, это не сказывалось на работе отрицательно. Да, комфорт позволял ей набраться сил, но она, верная своим убеждениям, решила ограничивать себя. Уже пару недель она жила так, как-будто никакого дома-чайника не было. Она знает меру и не забывает, кто она на самом деле — копьё которое должно быть острым. — Сестра Розария? Я надеялся увидеть тебя в совершенно другом месте, честно говоря… — Насмешливый и наигранно весёлый голос капитана Ордо Фавониус прозвучал у нее над ухом. Они достаточно часто пили рядом. Не вместе, нет. Просто рядом. Вместе пьют Сайрус и Джек. Они травят байки, гулко чокаются пивными кружками, а потом Джек тащит Сайруса на себе в гильдию. Розария и Кэйа пили рядом. Капитан кавалерии относится к тому типу людей, которые выпив становятся еще нахальнее, чем были. Однако если он подсел к ней, то, либо у него есть для нее дело, либо он хочет выпить в тишине. А Розария любит пить молча. — Что на этот раз, сэр Кэйа? — спокойно ответила она, делая очередной медленный глоток. — Собственно, ничего необычного — нахальный тон Кэйи сменился на вполне спокойный, — хороший дом у Итера, тебе не кажется? — Неплохой. — Думаю, он приложил много усилий к тому, чтобы порадовать своих гостей, — усмехнулся Кэйа, делая небольшой глоток коктейля. Розария не ответила. Объяснять очевидные вещи она не любила. Они сидели молча, пока она допивала бокал вина. Возможно, Кэйа прав. Дом Итера действительно приятное место, в которое стоит возвращаясь. Но она боялась. Боялась размякнуть. Привыкнуть к мягким подушкам. Стыдилась, что начала сомневаться в своей цели. Мондштадту нужны, такие как она. Она его острое копьё. Ей нельзя привыкать к свету. Она не сможет стать «молодой». Ножка бокала тихонько цокнула по поверхности стойки, раздался глухой стук закрывающейся двери, Розария вышла из бара и направилась в сторону собора. Город купался в утреннем свете. Солнце только начинало приподниматься над горизонтом, и всюду были длинные тени от стен и домов. Редкие промежутки, заполненные светом, заставляли щуриться. Теплые лучики целовали холодную кожу и дарили то самое ощущение безмятежного счастья, которое дарит хорошее вино. У дверей собора Розария остановилась и, прикрыв глаза, замерла. Вот она, непостижимая участь «молодых». Ходить под солнцем, радоваться, забывать боль и обиды… Это не ее судьба. Но она продолжала наслаждаться рассветом. Мондштадт — город ветров, свободы и песен. Так говорится. Для Розарии это город надежды и тепла. И чтобы их защитить, она готова вытерпеть самые страшные морозы. Площадь перед собором отлично видна с часовой башенки штаба рыцарей. Можно спокойно рассмотреть витиеватые ручки дверей собора, кучки листьев, принесенные ветром, и, конечно же, необычную служительницу. Кэйа усмехнулся и надкусил бутерброд с сыром. Не самая приятная закуска, но все-таки лучше, чем ничего. — Итэр был прав…***
Итэр был прав. Розария не была просто оружием. За свое небольшое путешествие по землям Мондштадта и Ли Юэ он повидал множество самых разных людей и немного начал понимать, как устроен мир вокруг. Например, владельцы Пиро глаза бога, хоть и обладают неугасимой энергией, но, чаще всего, являются людьми наивными и немного поверхностными. Огонь горит, поджигает сухую траву, но мороз добирается до самых глубоких корней. Покорившие холод, способные подчинить его своей воле, как правило не те, кем кажутся. Ты ожидаешь увидеть личность прозрачную и холодную, как кусок хрусталя, но на самом деле это пламенное сердце, облаченное в глыбу льда. Итэр был прав. И Кэйа думал об этом снова и снова. Они действительно похожи. Они могут понять друг друга без слов. Это все очень занятно. Но что в этом проку? Прав ли Итэр в своем желании помочь им забыть на некоторое время о той глыбе льда что защищает хрупкое сердце? Или права Розария? Солнце взошло уже достаточно высоко. Поднялся ветер. Колокол собора оповестил жителей города о начале нового дня и отвлёк капитана от его размышлений. Кэйа потянулся, вдыхая полной грудью, и развел руки в стороны. Приятно не думать ни о чем хотя бы несколько минут в день. Лёгкий хлопок, и, подгоняемый потоками ветра, тетрадный лист прижался к груди Кэйи. Что? Он быстро прочитал, хмыкнул себе под нос и спрятал в карман жилета. Кто бы мог подумать… Кэйа вернулся в штаб с улыбкой чуть более странной, чем обычно.***
Когда вам говорят о ценителях поэзии, кого вы представляете? Розария представляла наивную юную девушку в углу библиотеки, краснеющую от любовных куплетов. Или изящного мужчину, который в кругу не менее изящных друзей, обсуждает секреты, скрытые в загадочных стихах гениального поэта. Или на худой конец Хосе, который в очередной раз пытается что-то спеть. Но не себя. Поэзия — развлечение для «молодых». Несмотря на это убеждение, у Розарии были свои особые отношения с искусством слова. Ещё в ранние годы ей попадали в руки сборники стихов. Она поражалась тому, что существуют люди, способные мыслить рифмами и складывать обычные слова в приятный слуху узор. Особенно на фоне шайки бандитов, часто не способных договориться, какой суп варить. Длинные и выразительные куплеты вдохновляли ее. Некоторые из них она учила наизусть, но ее опекуны не могли оценить это увлечение по достоинству. Она и сама пыталась писать, но результат ее не радовал. Годы шли, судьба занесла ее в Мондштадтский собор. Она продолжала время от времени излагать мысли и чувства в стихах, особенно во время прогулов. Толстая тетрадь с беспорядочными записями продолжила свое существование даже когда Розария стала сестрой. Иногда ей просто нужно было излить душу, и она писала. Конечно же, она не считала это поэзией. Нет. Поэзия это прекрасные и возвышенные строки, посвященные любви или истории. Ее же сочинения были полны боли — того, что она не доверяла никому, кроме бумаги. В последние годы она делала записи, лишь когда не могла выговориться или пойти в таверну.***
— Кэйа, проснись! Джинн попыталась вытащить отчёты из-под головы задремавшего капитана. — Вы опять не спали ночью? Кэйа приподнялся и зевнул, отвечая с привычной слащавой интонацией: — Прошу прощения, действующий магистр. Отчёт, который вы просили… — Давай без формальностей. Я уже ищу его… А что это? Я не знала, что ты пишешь стихи. — А, ха-ха, это попало ко мне в руки совершенно случайно. Я нашел его занятным и оставил. А что думаешь? — усмехнулся Кэйа. — …в этой тьме беспросветной, кромешной. Хм. Достаточно… печальные строки — закончив читать, Джин вернула все бумаги кроме нужного ей отчёта на стол. — Тебе следует больше отдыхать. — Как и тебе, — капитан улыбнулся, прищуривая глаза. Джинн вышла. Отдыхать? Хм. Почему нет? Он свернул листочек с «печальными строками», вернул его в карман и подумал о доме Итэра. Ничего страшного не произойдет, если он поспит немного и прогреется на солнце. К тому же, в прошлый раз он принес туда несколько бутылок вина трехлетней выдержки. Магия адептов сработала, перенося капитана кавалерии, на зелёную лужайку перед домом путешественника.***
Рассвет выбил Розарию из привычного ритма. Нехорошо. Ей следует сосредоточиться на важных вещах. Она заперлась в комнате и сняла сапоги. Заснуть не получалось. Она решила сделать то, что она всегда делала в подобных ситуациях — достать тетрадь. Она не считала себя сентиментальной, но любила пересматривать старые записи. Воспоминания грели ее душу, помогали понять себя лучше. Она потянула за ручку ящик стола и хаотичная кипа бумаг вывалилась на пол. Тетради на месте не было. Эмоции, и без того терзавшие Розарию, переполнили ее сознание. Кому потребовалось влезать в ее стол и вытаскивать дурацкую тетрадь? Она бы поняла, пропади например шифр Фатуи, но он был на месте и сейчас нагло лежал на голенище ее сапога. Она закурила. Возможно, это просто глупое стечение обстоятельств, и сестры снова что-то перепутали. Пытаясь убедить себя, что ничего важного не произошло, Розария рассортировала бумаги, сожгла несколько ненужных, остальные сложила в стол. Окурок тонкой сигареты ощутимо нагревался, грозя прожечь перчатки. Она устала. От церковного хора, от пьяных вусмерть приключенцев, от Фатуи, численность которых только росла. От косых взглядов. От жёсткой кровати. От себя. Она затушила окурок о столешницу. Ладно, сегодня можно. Розария закрыла глаза, и вокруг нее разлился золотом солнечный свет мира внутри чайника.***
«Печальные строки» не давали покоя капитану кавалерии. Парящие по ветру заметки, письма и нотные листы в городе вина и песен не редкость, но уж слишком необычным был этот экземпляр: «Шаг. Два. Три. Пыль и камни сменяют брусчатку. Мы остались одни, Нет смысла пытаться попрощаться. Выйдешь за стену и двинешься в путь, На восход направляясь поспешно. Я останусь стоять и молчать В этой тьме беспросветной, кромешной. Есть ли смысл кричать, догонять? Что мне делать, увы, я не знаю. На восход я идти не могу, А во тьме лишь гнию, умираю…» В его сознании мелькали воспоминания о том времени, когда он получил свой глаз бога. Лицо юного Дилюка, искаженное болью потери. Кровь и дождь… Он поморщился. Не стоит об этом думать. Солнечный свет проникал сквозь прикрытое веко. Солнце… Он вспомнил темный силуэт Розарии на залитой солнцем площади перед собором. Какие странные мысли. Стихотворение могло быть зашифрованным посланием о месте встречи. За свою практику он видел парочку таких произведений. Но ему не хотелось так думать… По крайней мере не сейчас. Ему вообще не хотелось думать. Он здесь чтобы отдохнуть, да? Он сделал глоток. Волны с легким шелестом накрывали берег, ветерок играл в траве и листьях. Тепло окружало Кэйю снаружи и наполняло изнутри. Что ещё можно пожелать? Он не заметил как задремал, прижимая листок ладонью к траве.***
В доме путешественника было пусто. Сначала Розария обрадовалась, но спустя полбокала поняла, что ей невыносимо хочется услышать хоть чей-то голос, способный отвлечь ее от собственных мыслей. Раз сегодня тут нет других гостей Итэра, придется довольствоваться песнями ветра и птиц. Розария вышла из дома. Солнце садилось. Пожалуй, фонтан подходящее место, чтобы отдохнуть. Она не сразу заметила капитана кавалерии, дремавшего под яблоней. Забавно… Утром она уже видела его в «Доле Ангелов». Она присела на одну из скамеек и снова закурила. Черт, лучше бы он не спал. Любое словоблудие в духе Кэйи сейчас бы сгодилось. Она задумалась, вспомнила рассвет и тепло на коже. Это всегда так приятно и так чуждо. Её взгляд внезапно выделил силуэт бутылки в руке капитана. — Ну-ка, сэр Кэйа, поделись с сестрой вином… — усмехнулась под нос Розария, затушив недокуренную сигарету. Она ловко выудила бутылку из-под руки капитана и сделала пару глотков. Неплохо. Но нельзя расслабляться. Возвращая бутылку назад, она заметила бумагу под ладонью Кэйи. Может, рыцари нашли что-то полезное, раз уж он принес это сюда и читал? Любая зацепка, связанная с Фатуи, ей бы пригодилась, как никогда. В тот момент, когда злополучный листок практически был у не в руках, раздался сонный, но по обыкновению надменный голос капитана: — О, неужели сестра Розария решила заранее прочесть мою исповедь? — Он отпустил листок и потянулся к бутылке. Розария замерла. Она сидела молча, не сводя с бумаги глаз. — В чем дело? — спросил Кэйа. — Ты был в соборе… — …что? — Зачем тебе это? — Прости? — Какое дело капитану Ордо Фавониус до этого? — нахмурилась Розария — К тому же, что ценного в этой бумажке? Минутная ярость прошла, и звук собственных слов отрезвил ее. Розария снова почувствовала усталость. Этот день поставил ее в ужасно глупое положение. И это называется отдых? Кэйа смотрел на нее серьезнее обычного. — Вот уж не знаю, что это на самом деле. Кто-то из рыцарей нашел это на крыше штаба… — продолжил он в обычной своей манере, — Но мне казалось, там есть какая-то загадка. Она пытаясь смять бумагу. — О нет-нет, хе-хе, — Кэйа выхватил злополучный листок из ее рук, — это остается одной из моих зацепок, уж прости. Я должен все проверить. Ты понимаешь… Она не слушала. Ее взгляд проходил сквозь капитана и устремлялся в сиреневую даль, где пару секунд назад за горизонтом скрылся солнечный диск. Это послужит ей уроком. Ее слабость создала проблему, которая грозилась стать открытым конфликтом. Она выдала свою связь с проклятым листком. Он не поверит правде… Кэйа закончил рассуждать о работе рыцаря и уставился на нее, явно собираясь атаковать. Голубой кристалл на его бедре ожил… — Ого, Итэр, смотри! Они оба здесь! Приве-е-ет! Со стороны мостика раздавался звонкий голос Паймон и звуки шагов. Кэйа наигранно улыбнулся и помахал рукой.***
Розария знала методы Кэйи, его уловки и манипуляции. Догадывалась о его прошлом, но никогда не спрашивала напрямую — понимала, что правды не услышит. Во всяком случае, покровительство одного архонта позволяло провести аналогию между ними. А еще его пьяные выходки: он вел себя как человек, уставший хранить боль в себе. Ей казалось, она немного понимает Кэйю. Но все же Розария знала его методы. Им снова суждено встретиться. Оставив Итера и Паймон болтать с Кэйей, она покинула чайник. Что делать? Можно пойти к Джинн, но капитан все равно решит сам во всем разобраться. Остаётся лишь ждать встречи. Что же, возможно так будет проще и лучше. К тому же, она устала. Она зашла в «Долю Ангелов» за бутылкой любимого вина и забралась на городскую стену. Помимо трех огромных мельниц в городе, на стенах Мондштадта было еще несколько небольших ветряных колес. Их назначение слабо интересовало Розарию. Единственное что важно для нее — в тени от лопастей можно спокойно наслаждаться видом на город, не привлекая к себе внимания. Со временем она поняла, что ветряные колеса обслуживают редко, и устроила в каменной кладке башенки небольшой тайник. Там хранилось ее оружие: уродливые, окровавленные клыки. Будь они на виду, то непременно бы портили образ «светлого зверя». Она достала копье. Привычными движениями проверила остроту наконечников и целостность древка. Все в порядке. За спиной на крыше дома раздались кошачьи голоса. Розария вдруг подумала: а что, если это ее последний вечер здесь, в объятьях теней любимого города? Что, если это вообще ее последний вечер? Она ждала, наслаждаясь вином, ветром, влажной прохладой вечернего озера и видом темных силуэтов крыш на фоне золотого неба.***
Кэйа с раннего детства полагался лишь на опыт и здравый смысл. Он не мог по-другому. В мире, где ты должен носить маску, чтобы выжить, нельзя полагаться на чувства. Раз за разом холодный рассудок не подводил его. Сейчас же он чувствовал что-то необычное, что-то, что пыталось затуманить его рассудок. Поболтав с Итэром о всякой чепухе, он вернулся в штаб Ордена. Надо узнать правду. Прикрепив к поясу меч с символикой ордена, он вышел из кабинета. — Сэр Кэйа! Я вас везде ищу! — Ноэлль буквально бежала ему навстречу. Неужели за пару часов отсутствия у Ордена образовалось так много неотложных дел? — Прошу прощения, Ноэлль, но я спешу — бросил Кэйа не останавливаясь. — Я не задержу вас. Вот! Это вам просила передать действующий магистр Джинн! — девушка протянула небольшой конверт и спешно ушла, стоило капитану взять его в руки. Маркировка «Важно». Внутри та же тетрадная бумага и знакомый почерк. Он стал читать: «Холодный день, холодный год, Голодный ветер ищет жертву, Мороз до сердца достает, Но сердце холоднее ветра…» Внизу странички красовалось непонятное пятно, и прочесть конец было невозможно. Что? Недоумевая, Кэйа взглянул на следующий листок: «Много лиц искалеченных болью, Много шрамов и много смертей. Тяжела эта странная доля. Много прожито дней без вестей. Много сделано в приступе боли. Я не буду просить отпустить, Тишина вместо слов покаяния, Только жизни багровая нить, Оборвавшись окончит страданья» Уже не пытаясь анализировать ситуацию, Кэйа вытащил последний листок. К его удивлению это была белая бумага для документов ордена, и почерк принадлежал Джинн. «Сэр Кэйа, Я знаю, что ты стремишься выявить любую угрозу и предотвратить ее, но иногда стихи — это просто стихи. Эти листки нашла Лиза в библиотеке после проветривания. Они очень похожи на то, что ты показал мне утром. Думаю, кто-то писал их без злого умысла. Даю тебе выходной день сегодня. Прошу, посвяти его сну и отдыху, а не поискам и без того несчастного поэта. Джинн P.S.: Когда я дописала эту записку, пришла Эмбер. Он рассказала, что ветер разбросал по крышам множество листков со стихами, и принесла еще пять штук. Это подтверждает мою теорию.» Кэйа сделал глубокий вдох, перечитал записку Джинн еще раз и потер виски. Какая глупость…***
Розария пила часто, но не много. Два-три бокала хорошего вина было достаточно, чтобы немного расслабиться и в то же время не потерять самообладание. Сегодня ей хотелось выпить больше, но она терпеливо ждала встречи, которая была неизбежной и, возможно, решающей. Солнце село. Так странно было наблюдать два заката подряд. Но ничего не поделаешь — время в чайнике Итэра имело свой ход. Кошачий хор, стих, оставшиеся его музыканты молча наблюдали с крыш за редкими прохожими. Розария часто вздыхала, погруженная в свои мысли. Ей давно стоило бы сжечь этот памятник собственной уязвимости, но она не задумывалась над этим. Она всегда была одна и не привыкла прятать вещи, выбрасывать их, уничтожать, чтобы другие не нашли. Но почему эта именно эта тетрадь? Как он решил выбрать ее среди хаоса в ящике стола? Или он не врет, и к нему попал только один тот лист? Слишком много чести этой дурацкой штуковине. С башенки штаба Ордо Фавониус спикировала темная фигура. Розария вздохнула и сжала древко копья на коленях. Сейчас. В груди саднило чувство обиды и злости на свою слабость. Она была готова увернуться от удара в падении, увести схватку по лестнице за башенкой прочь от стен города… Кэйа ловко приземлился в паре метров от нее. Он был безоружен. Розария изумленно уставилась на него. Она была готова ко всему, кроме этого. Он молча уложил планер, сел рядом и протянул ей конверт с пометкой «Важно». Не понимая ровным счетом ничего, все еще готовая сражаться Розария неловко открыла конверт одной рукой. Вид страничек злополучной тетради заставил что-то в ее горле сжаться в ком. Она отложила копье и открыла бутылку. Несколько непривычно больших глотков привели ее в чувство. Она протянула вино Кэйе и сжала конверт в руках. Какая глупость…