I
Первая мысль Тая: Аш подстроил это. Он слушает Одри и закрывает глаза без сил. Он забирается пальцами под очки и трет веки. Он попадает в капкан. Тай спрашивает: — Ему не помогут в центре? На другом конце трубки — болезненная тишина.II
Тай пытается объяснить Бетти, почему ему нужно к Одри. Пытается, будучи одетым, когда Бетти выходит из детской. Она обнимает себя руками и спрашивает: — К Одри, которая волонтерка?.. — Да. Бетти не то чтобы против вампиров. И не то чтобы не знает Одри: они встречались несколько раз. Но Бетти держит нейтралитет. Она читала, о чем пишет Тай, и не осуждает Одри за выбранный ей образ жизни. Бетти лояльна настолько, чтобы сказать: «Хорошо, я понимаю тебя. Ты тоже меня пойми». Но обычно Бетти молчит. Она молчит, потому что считает это опасным. Тай покидает квартиру с ее молчанием. И с молчанием — уже своим — заходит в аптеку. Он просит систему для переливания инфузионных растворов и, убрав пакет в глубокий карман пальто, едет к Одри.III
Аш отказался от крови. Дважды. И дважды, когда предложили. Тай испытывает по этому поводу злую досаду, а не удивление. Но Одри — растерянна. Она все плакала Таю в трубку: «Ты не понимаешь, Тай, я порезала себе руку, а он отказался… Ты видел, чтобы вампир вот так отказывался?» Тай видел. Одри вспомнила об этом с опозданием и тут же добавила: «У Эль была причина… У Аша — нет. Он бы не навредил мне». Таю кажется: Аш его мучает. Как будто знает. Как будто чувствует, что одно это — его отказ пить — выкрутит Таю нутро. Тай заходит к Одри с этим чувством — как будто его пропустили через мясорубку. Он застывает на пороге комнаты и смотрит на Аша. Тот лежит на полу — и почти не дышит. Одри объясняет: — Он отказался лечь на кровать. Таю физически невыносимо — видеть. Возвращаться в прошлое. Он отворачивается. — И давно?.. — Третий день… А кажется, что Аш не пил дольше. Слишком сильно похудел. Вампир способен голодать не больше недели, если не впадает в анабиоз. Одри говорит: — Я не знаю, что делать. Тай пересиливает себя, проходит в комнату и присаживается рядом на колени. Аш поднимает руку — истончившуюся, с туго обтянутыми кожей, тонкими пальцами. Тай ловит ее в воздухе. Пытается расслышать, что говорит Аш, потому что звука почти не выходит: — Тай… ты можешь?.. Тай ждет, что он продолжит, и всматривается в него с вопросом. Пока не замечает на истончившейся шее маленький, едва заметный знак… Он поворачивает голову Аша рукой и размыкает губы. У Аша под ухом египетский иероглиф — охраняющий глаз. — Одри…IV
Гас не может помешать Таю. Даже когда тот, вымыв руки и закатав себе рукав рубашки, просит Одри: — Не наложишь жгут? Гас спрашивает: — Больше нет вариантов? Оставить его умирать? Например. Тай с Одри игнорируют просто потому, что заняты. Одри спрашивает: — Достаточно туго? — Вполне. Дай мне стакан. — Не дезинфицировать? — Нет, просто чистый. Одри перемывает все равно. — Обязательно так заморачиваться? — не понимает Гас. Одри отвечает: — Он не пьет с руки. — «Не пьет с руки», — передразнивает Гас. — Мы думаем, что он из братства. Гас замолкает на секунду. И спрашивает уже без ехидства: — Эта вампирская секта не миф? Я думал, их истребили. Тай отвечает: — Не всех. Он обрезает трубочку, отделяя роликовый зажим, который регулирует скорость подачи раствора, и кладет этот обрезанный край в стакан. — Подержу? — спрашивает Одри. — Думаешь, она поднимется? Не из артерии же беру. — На всякий случай… Попадешь в вену сам? Тай не отвечает на вопрос, он просто вводит иглу. Прозрачная трубочка краснеет — и первые капли торопливо падают в стакан. — Не свернется? — спрашивает Одри. Тай вздыхает. Он пытается говорить как можно мягче: — Одри, я не занимаюсь этим каждый день. Я без понятия. — Ладно, прости… Я просто думаю, что, может, было бы лучше перелить в пакет… Тай откидывается на спинку стула. Ему нужен аналог «священной чаши», а не гемакон. К тому же Тай не понимает: — А у тебя есть? У Одри, конечно, нет. Она молчит, а потом беспокоится: — Не слишком быстро течет? — Не думаю, что это долго продлится… — Скажешь, если закружится голова? Гас, дай мне коробку конфет. Там лежат в шкафчике, шоколадные. Тай усмехается. И впервые за долгое время шутит: — Все-таки для того, чтобы подсластить кровь… Одри слабо улыбается. А потом ненадолго сжимает руку Тая, восстанавливая крепкую связь между ними. — Мне очень жаль, Одри. Она больше не плачет. Но Тай знает: ее мучает чувство вины.IV
Аш выходит в кухню. На голос и запах. Выходит ослепший от яркого света, держится за стену одной рукой, другой — за ребра. Он слабый, едва стоит на ногах, надсадно и часто дышит. Одри указывает Гасу на лавалампу с подоконника. Гас вздыхает и подает. Заодно Одри просит его: — Пожалуйста, выключи верхний свет. Когда Аш входит, в кухне — рыжий полумрак. Он оседает на колени перед Таем. Тай говорит: — Это очень плохой способ встретиться… Аш упирается лбом Таю в живот, и Тай, помедлив, касается свободной рукой его шеи. Спрашивает: — Анх? Аш слабо кивает. — Одри, подашь еще стакан? Одри с опозданием понимает, что Тай хочет отдать Ашу то, что уже есть. Набралось не больше трети, но давление поутихло и кровь идет теперь медленней. Ждать, пока наберется до конца, нет смысла. Одри опять перемывает новый стакан, вытряхивает в раковину воду, перемещает трубочку. Тай отпускает Аша, протягивает кровь. — Держи. Аш шепчет: — Сначала ансате… — Держи. Аш берет стакан обеими руками и склоняется над ним, вдыхая запах так, как если бы он терял от этого запаха сознание. Но, скорее всего, сознание он теряет от кислородного голодания: Одри сказала Таю, что у Аша сильно повреждены ребра. Тай обмакивает пальцы в собственной крови и рисует на белом лбу крест — как символ жизни. А затем петлю из этого креста наверх — как символ вечности. — На латинском, надеюсь? Я не знаю древнеегипетский. — In perpetuas aeternitates, — подсказывает Аш. Помедлив, Тай повторяет за ним по-латински: — На вечные времена. Аш пьет. Не из священной чаши — из стакана. И долгие десять секунд раздаются только его судорожные глотки. «Лава», вытянувшись, отрывается — и поднимается вверх. В кухне стоит какая-то зловещая ритуальная тишина. Пока Гас не говорит: — Все, с меня хватит. Он убирается. Потом слышно, как хлопает входная дверь. Аш лакает кровь со стенок — и мучается, что стакан глубокий. На Одри накатывает какое-то странное угнетающее впечатление от увиденного. Она смотрит на Тая, чтобы он ее успокоил. Но Тай не успокаивает. Тай — не сводит с Аша глаз. Тай — прикасается к древности.