На привязи

      Нет, и все-таки это глупость.       Я смотрел на металлический браслет на запястье, который то и дело привлекал внимание легким зудом под ним с непривычки. Рюдзаки сам по себе, конечно, странный, но это переходило все границы. Когда он сказал, что я буду помогать ему двадцать четыре часа в сутки — последнее, что я мог бы предположить, что он и в самом деле прикует меня к себе наручниками, и мне придется постоянно быть с ним рядом.       И мы ведь не роботы — нам нужно умываться, принимать душ, справлять нужду... Как он это все себе представляет?       Он вдруг встал с кресла и куда-то направился, а я не успел сообразить, что и мне стоило бы подняться — цепь натянулась, и мы по инерции дернулись в сторону друг друга.       – Прости, Лайт, – он шагнул назад и посмотрел на меня своим пустым акульим взглядом. – Ты не мог бы пройти со мной?       Как будто у меня был выбор.       Я встал с кресла и поплелся за ним. Наверняка он идет за очередным пирожным или вазочкой с мороженым. Мог бы и Мацуду попросить.       Но Рюдзаки прошел мимо кухни, и до меня дошло.       – Серьезно? – я остановился и дернул за цепь, останавливая и Рюдзаки. – Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой в туалет?       – А что в этом такого? – в его голосе слышалось удивление, но глаза все так же ничего не выражали. – Ты никогда не посещал общественные туалеты с писсуарами на расстоянии полуметра друг от друга?       – Мы не в общественном туалете.       – Это ничего не меняет, – пожал плечами Рюдзаки и продолжил путь.       – Это просто глупо, – вздохнул я, но последовал за ним и отвернулся, как только мы оказались в туалете, и вытянул руку назад, чтобы он мог устроиться с «удобствами».       – Ты не мог бы подойти еще немного?       Я опустил голову, но все же сделал шаг назад, надеясь, что ему будет достаточно.       – Мне правда жаль, что приходится идти на такие меры.       – Я в этом не уверен, – возразил я. – Ты продержал меня в камере почти два месяца, тогда как знал, что убийства продолжаются, теперь это. Ты явно... – меня прервала струя, разбивающаяся о фаянс, и я снова вздохнул, но закончил: – явно наслаждаешься происходящим.       – Есть всего несколько вещей, от которых я получаю удовольствие. И я совершенно откровенен, когда говорю, что подобные меры его мне не приносят, – он застегнул ширинку и подошел к раковине.       – Подожди, – нахмурился я и повернулся к нему лицом. – Ты что, хочешь признаться в том, что ты психопат?       – Нет, эмоции я испытываю, просто держу их при себе, и часто они... – он замолчал и уставился в одну точку, – туманны.       – Тебе бы больше спать, – хмыкнул я.       Рюдзаки посмотрел на свое отражение и оттянул веки.       – Возможно, ты прав.       – Кстати, о сне. Ты спишь мало — я вообще не уверен, спишь ли ты, учитывая твое извечно сонное состояние, но мне для нормального функционирования необходимы восемь часов сна в сутки — как мы решим этот вопрос? – я позвенел цепью, приподнимая руку и демонстрируя цепь Рюдзаки в отражении зеркала.       – Я возьму ноутбук в спальню, – пожал плечами Рюдзаки.       – И я буду спать под стук клавиш?       – Я постараюсь быть тихим.       – Ну да, – вздохнул я, выходя вслед за ним в коридор.       – Ты голоден? – он без предупреждения свернул в кухню, и нас снова едва не рвануло друг к другу, но в этот раз я успел среагировать. Если он и дальше так продолжит, то мы однозначно обзаведемся синяками и ссадинами на запястьях.       – Нет.       – Мороженое?       – Спасибо, обойдусь, – я прислонился к кухонному столу и скрестил руки на груди, наблюдая за Рюдзаки.       Если бы мы встретились на улице, я бы отшатнулся от такого, как он. Неопрятная одежда, сутулость, волосы, которые, кажется, пару лет в одной комнате с расческой не были, эти тени под глазами, стеклянный взгляд — то ли просто наркоман, то ли наркоман без дома. Наверное, если его помыть и приодеть — он будет очень даже привлекателен. Интеллект бесспорно был привлекательным.       Интересно, его хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь рассматривал, как сексуальный объект? У него явные проблемы с социализацией — он вообще способен подойти к девушке и пофлиртовать? Или он пользовался услугами эскортниц? Проблем с деньгами у него не было, и это был самый простой способ получить желаемое без необходимости понравиться.       – Идем? – он отвлек меня от размышлений, и мы вернулись в штаб.       Рюдзаки занял свое место и тут же зачерпнул мороженое пальцем. Пещерный человек. Мне было страшно смотреть на клавиатуру перед ним — из-за того, что он постоянно ел сладкое руками, она была в преотвратнейшем состоянии. Иногда я задавался вопросом, как она вообще еще работала, и клавиши не слиплись от такого количества сахара вперемешку с грязью и пылью. Конечно, тут явно прибирались — по утрам клавиатура выглядела чистой, но за день снова становилась ужасающей на вид.       И мне спать вот с этим в одной постели?       Нет уж, ну нет! Он не посмеет лечь рядом со мной, предварительно не помывшись. Дважды.       – У вас с Аманэ свидание сегодня?       – Я тебе уже говорил, что у нас с ней несерьезно, так что никакое это не свидание.       – Но она не оставит тебя в покое, если ты не навестишь ее.       – Мы не навестим ее, – поправил я и позвенел цепью — я намеревался при любом удобном случае напоминать, насколько эта идея глупа.       – Раз у вас с ней несерьезно — мое присутствие не испортит настроение.       – Ей это расскажешь. – Хотя в этом я был с ним согласен: если Рюдзаки будет постоянно находиться рядом, то Миса не полезет целоваться. Это определенно было плюсом.       – Может, все же воспользуешься?..       – Не начинай, – прервал его я и развернулся к нему лицом. – Если бы ты был в моем положении — ты бы воспользовался ситуацией?       – Ради благого дела? – уточнил Рюдзаки, встретив мой взгляд.       Я поверить не мог, что слышал от него подобное. С другой стороны, этот психопат продержал меня в камере два месяца — ни о какой морали и порядочности и речи быть не могло.       – Знаешь, я удивлен, что у тебя так мало друзей. И доброжелателей в целом, – покачал головой я и вернул свое внимание экрану монитора.       – В самом деле? – будто бы искренне удивился он — я даже снова посмотрел на него, чтобы проверить.       – Нет, Рюдзаки, это был сарказм, – плоским голосом ответил я, не увидев совершенно никаких эмоций на лице. Словно машина.       – Понятно.       Я даже рассмеялся от его серьезности. Абсолютно ненормальный.       Но он поднял тему, о которой я не желал думать, и это испортило настроение похуже наличия цепи, сковывающей меня с Рюдзаки. Свидание с Мисой. Конечно, мне было приятно, что в меня влюбилась известная девушка, но все же ее внимание было чересчур навязчивым. И она хотела больше, чем я готов был предложить. Она была красивой, но все портилось, когда она открывала рот — ее порой непроходимая глупость убивала, и по этой причине долго находиться с ней в одной комнате было невыносимо, а ее тонкий, визгливый голосок вгрызался в мозг, точно циркулярная пила, со скрежетом режущая металл.       Нет, сегодня я не готов весь день выносить присутствие Рюдзаки, и вместе с тем слушать недовольство Мисы полвечера.       – Я отменю свидание.       – Это ее расстроит.       – Спасибо за предупреждение, специалист по романтическим отношениям, – раздраженно ответил я. – Это тоже был сарказм, если что.       – Я понял.       Да как же, понял он.       – Я хочу пить.       – Сходи налей себе чего-нибудь, – махнул рукой Рюдзаки, и даже звякнувшая цепь на руке не смутила его. – Ты мне пока не нужен.       Он сказал это таким тоном, будто я отпрашивался у него. Он совсем потерял связь с реальностью?       Я перехватил цепь покрепче и с силой дернул за нее — так, что Рюдзаки развернуло на вращающемся кресле в мою сторону.       – Я сказал, что хочу пить, – повторил я и еще раз дернул за цепь. – Я не отпрашивался у тебя, точно комнатная собачонка.       – Хорошо, идем, – бесцветным голосом ответил он и поднялся с кресла, будто его совершенно не трогало происходящее. Как же это раздражало!       – Есть уйма способов следить за мной, так неужели этот — самый надежный? Ты мог бы нацепить на меня камеру, жучки — что угодно...       – Изображение и звук можно подделать, так что лучшим способом остается мое непосредственное наблюдение за тобой.       – И ты будешь смотреть, как я принимаю ванну, сплю, мастурбирую?       – Ты мог бы и воздержаться от последнего, – пожал плечами Рюдзаки. – В остальном...       – Ты два месяца держал меня в камере — сколько тебе нужно наблюдать за мной, пока я прикован к тебе? Полгода? Год? Если ты импотент — это исключительно твои проблемы, но мне нужно иногда уединиться, – прошипел я. – Вообще-то, я бы сделал это уже сегодня — если ты не заметил, когда наблюдал за мной круглосуточно через камеру, то я ни разу не притронулся к себе за все время нахождения в заточении. Откровенно говоря, у меня совершенно не было сил и желания, но я немного отдохнул, обстановка изменилась, мое настроение тоже...       – Что ты хочешь от меня, Лайт? – Рюдзаки остановился и посмотрел в глаза. – Одного я тебя не оставлю, – категорично заявил он — я даже опешил от такого напора.       – То есть, ты собираешься смотреть.       – Если ты не можешь воздержаться от чего-то подобного на время следствия... – он не закончил и пожал плечами.       – Мне нужно снимать напряжение. Я, в отличие от тебя, живой человек.       – Я тоже живой, но для меня это не проблема.       – Потому что у тебя встает, только когда ты ловишь очередного преступника, а кончаешь, только когда его закрывают в тюрьме! – выпалил я и снова дернул за цепь, чеканным шагом направившись в кухню.       – Если тебе это так необходимо... – войдя следом за мной в кухню, продолжил Рюдзаки, но я прервал его:       – Заткнись! Просто заткнись. – Его меланхоличный тон раздражал даже больше, чем натянутая между нами цепь. Он как будто завтрак обсуждал, а не свою попытку вторгнуться в мою интимную жизнь.       – Я не увижу ничего нового, если тебя это беспокоит, – все же закончил Рюдзаки, и я едва не выплеснул ему в лицо стакан воды.       – Ты вообще не видишь границ, верно? Не понимаешь, о чем я и почему меня это так раздражает?       – Понимаю, – возразил Рюдзаки, – Но обстоятельства вынуждают меня не обращать внимания на подобного рода границы. Если бы я всегда следовал общепринятым правилам — я бы никогда не стал тем, кто я есть, и никогда бы не поймал столько преступников.       Я хмыкнул и подошел к нему вплотную, заглядывая в холодные бездонные зрачки:       – Тогда чем же ты лучше них? – тихо спросил я и направился к выходу, снова дернув его за собой. Если кто из нас и будет собачонкой на привязи, то точно не я. Но я просчитался, решив, что он не станет сопротивляться — он дернул меня на себя так, что я пролил воду из стакана на грудь.       – Я ловлю преступников, и если для этого нужно немного побрать их свободы — что ж, пусть так.       – Тогда у вас очень много общего с Кирой, – максимально отрешенным тоном ответил я, стараясь не показывать, насколько меня взбесил его поступок. – Перелови их всех для него, а он их убьет — вы станете лучшей парой мстителей в мире, – я взял полотенце и промокнул им ткань рубашки.       – Нет, в таком случае, он станет последним преступником, и я посажу его в тюрьму.       – Нет, – улыбнулся я, кинув полотенце на кухонный стол. – В таком случае, последним преступником будешь ты, и единственным различием между вами будет то, что он окажется за решеткой, а ты останешься на воле. Ты готов отобрать у человека свободу, чтобы доказать его невиновность, но даже после двух месяцев заточения, ты все еще сомневаешься в моей невиновности и продолжаешь лишать меня свободы под видом недоверия. Знаешь, Рюдзаки, я начинаю думать, что ты даже хуже, чем Кира — он, по крайней мере, не мучает своих жертв, а сразу убивает. Это даже почти гуманно. Ты же сводишь с ума своим постоянным присутствием, своим пустым взглядом, своей отвратительной неряшливостью и просто невыносимой прямолинейностью. С тобой ни пытки утоплением не нужны, ни травля собаками. Ты же знаешь, что признания, данные под давлением, могут быть какими угодно и далеко не всегда являются истиной?       – Ты считаешь нашу ситуацию пыткой?       – Нет, – протянул я, – ни в коем случае. Я считаю нашу с тобой ситуацию совершенно естественной, нормальной и даже в каком-то смысле романтичной. Идем, – я налил себе еще один стакан с водой и в этот раз подождал, когда Рюдзаки выйдет из кухни первым, чтобы снова не пролить все на себя. – И да, мои последние слова тоже были сарказмом.       – Я начинаю в нем разбираться, – кивнул Рюдзаки.              До конца дня мы разговаривали только по делу, и даже в этом случае диалоги были сухими и короткими — я вообще старался не смотреть в его сторону, чтобы лишний раз не раздражаться. Получалось плохо: каждый раз, когда он или я забывали о том, что нас соединяет цепь, мы дергали друг друга с кресел, пытаясь встать, чтобы размяться или сходить в туалет, или налить себе кофе. Большую часть времени мы были наедине — все остальные почти весь день проводили в участке и присоединились только к вечеру, и это определенно было хорошо: мне было предостаточно неловкости с самим Рюдзаки, и совсем не хотелось видеть косые взгляды остальных, явно иногда задумывающихся, каким образом мы с Рюдзаки решаем вопрос посещения туалета. Особенно стыдно было перед отцом. Последнее, чего бы мне хотелось — чтобы он думал о таких деликатных моментах моей жизни.       Но ужаснее всего оказалось то, что мы с Рюдзаки не смогли оставить все эти смущающие и раздражающие подробности исключительно между собой. Вечером, когда я категорично заявил, что не собираюсь ложиться спать без предварительного приема ванны, Рюдзаки вызвал Ватари, чтобы тот расстегнул браслет на моем запястье — иначе я бы не смог снять рубашку. Мне даже в голову не приходило, что я не смогу раздеться с этим проклятым браслетом на руке.       Ватари молча дождался, когда я разденусь по пояс, и едва я отбросил рубашку в сторону, он потянулся к моему запястью, но я отстранил руку — они с Рюдзаки настороженно уставились на меня, будто я из кармана автомат достал и направил на них.       – Снимай футболку, – приказал я, посмотрев на Рюдзаки. – Даже не думай, что я пущу тебя в кровать, если ты перед этим не смоешь с себя сахар и крошки от сладостей, которые явно где-то на тебе есть.       – Я могу сидеть в кресле рядом.       – И тогда я не смогу перевернуться на другой бок? – предположил я. – И ты даже во сне будешь терроризировать меня? Нет уж. Раздевайся.       Рюдзаки покосился на Ватари, но все же снял с себя футболку. Я не стал дожидаться просьб или угроз и протянул руку, позволяя Ватари застегнуть браслет — если я хотел поскорей избавиться от этой штуковины, стоило играть по извращенным правилам Рюдзаки.       Ватари оставил нас, и я продолжил раздеваться под пристальным взглядом Рюдзаки и саундтреком в виде набирающейся в ванну воды. Он сел в кресло у ванны — даже сейчас заняв эту странную позу курицы на жерди — и по привычке приложил большой палец к нижней губе. Теперь он напоминал насильников-извращенцев, которые перед тем, как перейти к изнасилованию, заставляли жертву делать что-то постыдное, пока насильник наблюдал и ублажал себя рукой.       – Рюдзаки, – позвал я, надеясь хоть немного отвлечь его от разглядывания моего тела.       – Да? – ответил он, не поднимая глаз.       – Мое лицо выше.       Он встретил взгляд и удивленно приподнял брови:       – Я знаю. Что ты хотел?       – Ты выглядишь, как извращенец, когда так пялишься, пока я раздеваюсь.       – Прости, я задумался, – покачал головой он.       – Надеюсь, о деле, а не о моем члене? – скинув с себя последнюю одежду, спросил я и забрался в ванну, пока Рюдзаки таращился в пространство.       – О члене? – переспросил он и все же скользнул взглядом по моему телу под водой. Надо было пены добавить. – Нет, это меня не очень интересует.       – В самом деле? – не удержался от вопроса я. – Не имею в виду конкретно себя, но тебя действительно не интересует секс?       – Секс с мужчинами?       – Секс вообще, – поправил я.       – Секс, как продолжение рода, не очень интересен. Даже скучен. Даже то, что есть огромное количество вариантов, какой именно сперматозоид оплодотворит яйцеклетку, скучно, потому что человека определяет не только набор хромосом, но и что его окружало, что влияло на него, пока он рос. Я не уверен, что убийцами рождаются, а потому для меня это скучно.       – А секс, как способ получения наслаждения?       – Явно переоценен.       – Так ты девственник? – каким-то образом мне удалось избавиться от просившейся наружу насмешки в голосе.       – Нет. Но я считаю, что секс занимает слишком много места в умах людей. В твоем вот тоже, – он посмотрел на меня, и я впервые увидел что-то напоминающее улыбку на его лице.       – Так значит, если я сейчас начну дрочить — у тебя не встанет? Раз тебя настолько не интересует секс?       – Непроизвольные реакции организма ничего не значат. И они имеют свойство сходить на нет.       – То есть, ты из принципа проигнорировал бы собственное тело, только чтобы доказать мне, что секс тебя не интересует? – усмехнулся я. – Ты невероятно упрямый, Рюдзаки, – покачал головой я и расслабился в горячей воде, прикрывая глаза. Может, мне даже удастся забыть, что он сидит рядом. Было бы неплохо.       – Тебя привлекают мужчины? – Плакала моя надежда забыть о его существовании хотя бы на минуту.       – Тебе-то что? Ты ведь отвергаешь саму идею секса ради удовольствия.       – Просто поинтересовался. Этой информации о тебе у меня не было.       – И лучше бы тебе ни с кем ею не делиться. Мы ведь друзья? – я открыл глаза и посмотрел на Рюдзаки. – Друзья сохраняют секреты друг друга.       – Почему это секрет?       – Потому что это мое личное дело. Как, в общем-то, и мастурбация, но раз уж мы с тобой настолько близкие друзья, что ходим в туалет, держась за руки, то рано или поздно ты бы все равно об этом узнал, потому я и поделился с тобой. Я даже думаю, что если отмыть тебя, причесать и одеть в чистую одежду, то я посчитаю тебя привлекательным.       – Это тоже сарказм?       – Нет, сейчас я искренен. Но это не проблема, если ты переживаешь, что я стану приставать, пока ты спишь. Я не маньяк и могу вести себя цивилизованно.       Рюдзаки кивнул, а я снова прикрыл веки.       Может, это и будет проблемой, но только не проблемой Рюдзаки, а моей. Если не обращать внимания на его отсутствующий взгляд и синяки под глазами, то его лицо было даже симпатичным. Острый подбородок, широкие скулы, даже его бледность — мне определенно нравились. Тело, из того, что я успел заметить, когда он разделся и до того, как принял свою птичью позу, тоже было вполне привлекательным. Проблема его постоянного нахождения рядом могла бы решиться сама собой, не будь он такой принципиальной и рассудительной ледышкой.       – Так тебе поэтому не нравится Аманэ?       – Она не нравится мне по другим причинам, но я буду благодарен, если ты отвлечешь ее собой.       – На мой взгляд, романтические отношения еще более переоценены, чем секс.       Я рассмеялся.       – Просто найди себе кого-то, не знаю, сними проститутку на ночь и проведи время в свое удовольствие. Насколько бы сильно и настойчиво поп-культура ни продвигала секс и насколько бы он ни был переоценен, секс — это приятно. Оргазм снимает напряжение нервной системы, перезапускает ее, и вообще, с ним связана куча различных реакций организма, которые положительно влияют на здоровье. Может, тебе поспать наконец удастся. Или настроение улучшится, и ты перестанешь быть таким непроходимым ослом. Или это положительным образом повлияет на твои умственные способности. В любом случае, тебе явно нужно отвлечься от поиска Киры, так проведи время с пользой для себя.       – Тратить время на такое, когда Кира убивает людей?       – Когда у тебя в последний раз был секс? – я все же открыл глаза, хотя совершенно не хотелось. Как и вести этот глупый разговор, но я сам виноват — сам его начал. – Раз уж ты не можешь вспомнить, – продолжил я, когда Рюдзаки не ответил, но явно задумался, – это было очень давно. Поверь мне, за те пятнадцать секунд, что ты потратишь, ничего не случится. А если кто и умрет — ну, успокой себя тем, что этих пятнадцати секунд тебе бы вряд ли хватило для того, чтобы поймать Киру. Или даже понять, как его поймать, раз уж ты до сих пор не смог этого сделать. Не в пику твоим умственным способностям — просто констатация факта. Нужно уметь расслабляться. Я понимаю, что тебя переполняет чувство собственного величия и незаменимости, но, надеюсь, ты понимаешь, что незаменимых нет, а потому не стоит изводить себя и работать на износ. Да и потом, переловить всех все равно не получится.       – Но большинство — можно, если не тратить время, как мы сейчас, – ощетинился Рюдзаки, и я усмехнулся, даже не думая вылезать из ванны. В ближайшие полчаса я отсюда точно не вылезу.       – Нужно было попросить Ватари принести тебе ноутбук.       – Ты бы все равно отвлек меня глупыми разговорами.       – Ох, ну прости, что отвлекаю тебя. Замолкаю.       Рюдзаки тоже затих, и я расслабился — настолько, что даже задремал: меня разбудил звон цепи о борт ванны, когда моя рука соскользнула в воду.       – Тебя устроит, если я приму душ? Я не способен потратить столько времени на пустое отмокание в воде, – Рюдзаки почти брезгливо посмотрел на меня, все еще лежащего в воде, и я премило улыбнулся:       – Безусловно.       Он продолжал пялиться, а я сделал вид, что изучаю тюбики и бутылки на полке — и для кого это все выставлено, если Рюдзаки, кажется, вообще не принимал душ? Этот этаж занимал он, и это точно было для него, но какой смысл? Хотя, на моем этаже полки тоже были забиты всевозможными средствами гигиены и косметикой, и бо́льшая часть из всего этого мне не была нужна — вероятно, каждый этаж снабжали одинаково, для всех.       Я дотянулся до одной из бутылок с шампунями — намеренно медленно, лениво даже, выдавил немного на ладонь и так же нехотя принялся вспенивать шампунь в волосах. Рюдзаки наблюдал за мной, но сейчас его взгляд меня совершенно не волновал — пусть смотрит, сколько влезет, ускоряться я не собирался. Хотя вид у него был такой, будто еще немного, и он окунет меня в воду, чтобы смыть шампунь и вытащит из ванны силой.       – Нужно было тебе взять с собой что-нибудь поесть. Из сладкого.       – Потерплю.       – Тебе разонравилось мое общество? – наигранно удивился я. – У меня есть решение, – я протянул запястье с браслетом, но Рюдзаки покачал головой:       – Перестань, Лайт, ты же знаешь, что я не поддамся на подобные несерьезные уловки.       – Я просто шутил, – пожал плечами я и продолжил вспенивать шампунь.       Он молча дождался, когда я помоюсь, и даже подал мне полотенце без просьбы с моей стороны. Прямо-таки гигантский жест, учитывая, насколько он непробиваемый остолоп относительно всего, что касается вежливости и учтивости.       Я обернул полотенце вокруг бедер и прошел вместе с Рюдзаки к стеклянной душевой — он даже пододвинул ближе к двери кресло, на котором сидел минуту назад. Я сел в предложенное кресло, хотя мог бы войти вместе с Рюдзаки в душевую и сесть внутри на небольшой скамейке, но решил, что подобную маленькую месть можно отложить для более подходящего момента, а сейчас с него будет достаточно и того, что я буду пялиться на него таким же маньячным взглядом, пока он будет снимать джинсы и трусы. Хотя, конечно же, я смотрел на него не без любопытства и оценки — я ничего не мог с собой поделать. Если бы не два месяца заточения — этого бы не было, так что, отчасти, это вина и Рюдзаки тоже, и ему не в чем меня винить.       Я проследил за ним взглядом, когда он вошел в душевую, но он делал вид, будто не замечал меня. А, может, он и правда забыл о моем существовании, снова потерявшись в своих мыслях. Мне это было на руку — я мог без опасений внимательно рассмотреть его тело. Его осанка и слегка мешковатая одежда создавали впечатление худобы, если не сказать хуже, но на деле у него было вполне приличное тело для того, кто почти всю жизнь проводит перед экраном монитора и постоянно ест сладкое. Все мышцы на месте — я даже разглядел кубики пресса на животе. Удивительно.       Он включил воду, и стекло между нами быстро запотело, но мне все равно был виден его силуэт, и я пустился в фантазии, как бы это выглядело отсюда, с моего места, если бы я сейчас вошел в душевую, встал позади него, поцеловал... Как бы наши тела из-за конденсата на стекле стали казаться единым целым, если бы я взял его сзади.       Я втянул воздух сквозь стиснутые зубы и отвернулся. У меня так встанет, а я обещал Рюдзаки вести себя прилично.       И все же интересно, как он себя поведет, если я примусь мастурбировать? Будет просто сидеть и смотреть? Его тело никак не отреагирует — или отреагирует, но он, как и намекнул, проигнорирует его призыв?       Может быть, сказать ему, что он недооценивает секс просто потому, что у него не было хорошего опыта? Или, что ему стоит попробовать секс с парнем — может, ему не нравится секс с девушками, потому что он гей, но не осознает этого? Судя по всему, он не особо задумывался о себе и собственных чувствах — у него как будто постоянно нет на это времени, так может ему стоит дать шанс сексу со мной, чтобы разобраться в самом себе?       И о чем я только думал? Неужели действительно строил планы по соблазнению собственного надсмотрщика? Это уже Стокгольмский синдром? Или банальная реакция на долгое отсутствие секса? Второй вариант устраивал меня больше.       Рюдзаки вышел из душевой и обтерся полотенцем, не особо пытаясь прикрыться. Возможно, как и с совместным посещением туалета, он не видел в этом ничего странного, но для меня, после всех моих мыслей, это было слишком, и я старательно отводил взгляд от его бедер, ягодиц, небольших ямочек на пояснице — и в целом от спины.       – Ты надеваешь пижаму для сна? Мне стоит позвать Ватари?       – Нет, не стоит. Меня устроят одни лишь пижамные штаны. – Еще раз звать Ватари, чтобы он задавался вопросами, что происходило в ванной за время его отсутствия, совершенно не хотелось.       – Хорошо. Тогда идем?       Я согласно кивнул и поднялся из кресла.       Похоже, это испытание продлится даже дольше, чем все время заточения...