Две ложки сахара и никаких сливок

Две ложки сахара и никаких сливок. Тихон повторял это себе каждый день как мантру. Две ложки сахара. Никаких сливок. Если его спросить, Тихон уже и не помнил, какой кофе любит он сам. Последний год он не пил что-то другое. Только свежий кофе, две ложки сахара, никаких сливок. На вкус слишком сладко и терпко, царапает горло, но он все равно пил. Потому что такой кофе любил Ваня. Он пил его каждое утро на завтрак и ничего не ел, потому времени никогда не хватало. Они все время опаздывали. Янковский бегал по всей квартире, находу собираясь и матерясь так, что позавидовал бы самый прожжённый сапожник. Тихон обычно смеялся с него, собираясь так же в три прыжка. Лучше было только, когда они жили в соседних (а по факту в одном) трейлерах на съемках «Топей». В то время Ваня себе позволял по утру пить не кофе, а чай с лимоном. Молоко он не выносил ни в каком виде. Они вместе курили, лежа на сеновале и шутили, что совсем стали деревенщиной. А потом сидели у огня. Ваня мерз, Тихон отдавал ему куртку, пока сам ползал и собирал кирпичи, чтобы сварить тому кофе. Ради такого дела пришлось даже турку купить. И здесь было вечное: две ложки сахара и никаких сливок. Это же себе твердил Тихон, когда стоял у гроба, сжимая до побеления костяшек стаканчик. Стаканчик с кофе для того, кто его уже никогда не выпьет. Слезы текли против его воли, противно собираясь у крыльев носа, затекая в рот, стекая по подбородку. Он обещал себе, что не будет рыдать, а сам не сдержался. Ваня лежал в гробу с улыбкой, но выглядел таким уставшим. Бледная кожа, глубоко залегшие под глазами синяки, тонкие руки — это было на него так непохоже. И все-таки он улыбался. Мать Вани не хотела, чтобы Тихон приходил. Она так и не смогла принять те отношения, что их связывали. В любом другом случае Жизневский бы отступил, принял бы ее решение, но… другого случая просто не будет. А он не мог не попрощаться. Наша страна не дала сделать это так, как ему хотелось бы. Поэтому он просто подошел и положил белый цветок тому в руку. — Прощай, — голос дал петуха, но Тихон все-таки справился. А после отошел в дальний угол, пытаясь совладать с эмоциями. Выходило отвратительно. Какая-то часть его мечтала сбежать отсюда, расталкивая всех и бежать до тех пор, пока ноги не откажут. Лишь бы только не думать. Лишь бы не видеть. Когда-то перед съемками Ваня сказал, что боится играть Дениса. Есть дурное поверье, что актер умирает как герой, которого он играет. Тихон тогда сказал, что это глупость, а роль — отличная возможность пробиться. И что Ваньке еще долго предстоит коптить воздух. И они оба рассмеялись. А через четыре месяца Ваня сказал, что у него опухоль мозга. В 29 лет и уже четвертая степень. Все зашло слишком далеко, было поздно делать хоть что-то, врачи разводили руками. Прогноз был неутешительный — сделайте то, что хотели бы сделать до конца. Осталось не так много. Сначала у Вани была истерика. А потом он пропал на три дня, сказав, что уедет к маме. Где он на самом деле был, Тихон так и не узнал. Когда тот вернулся, он спросил прямо: останется ли Жизневский с ним? Он не умолял, не уговаривал. Его голос был спокойный, глаза — сухими. И все-таки в них таился страх. Тихон остался, был с ним до самого конца. Опухоль, в начале никак не проявляющая себя, разом проявилась на последних стадиях. В конце Ваня уже не вставал с кровати, мало разговаривал и много спал. Когда он просыпался, Тихон делал ему кофе и скудный обед. Ваня не доедал и его. А Тихон каждый раз молился, чтобы тот снова открыл глаза. И прямо сейчас он смотрел на то, как его любимого человека опускают в глубокую сырую яму. Он не слышал, что говорят вокруг — все слилось в шум, какофонию звуков. Он сжимал чертов кофе, который купил, сам не зная зачем. Он ушел оттуда последним. Стоял, смотрел на свежую могилу, тонну цветов и не мог найти в себе силы двигаться дальше. Все это было какой-то безобразной шуткой. Но у жизни были свои планы и ужасное чувство юмора. Холодный дождь отрезвил. Он выпил залпом остывший кофе и побрел прочь. На следующие три месяца Тихон выключил телефон, задернул шторы и закрылся дома. Он заказывал еду доставкой и бесконечно просил принести кофе. Подушка хранила запах Вани всего пару дней, а потом безнадежно выветрилась. Хотя он все равно ее не менял, привычно обнимая ночью. По-другому засыпать не удавалось. А потом однажды встал с утра, выпил кофе и понял, что так продолжаться дальше не может. Надо жить дальше. Надо хотя бы попытаться. Он сбрил отросшую бороду, привел в более-менее что-то похожее на порядок волосы, выстирал футболку и джинсы и включил телефон. Как и ожидалось, миллионы звонков от агента, друзей и прочих. Тихон просто смахнул их в сторону — объяснять, что с ним произошло и где он, не было ни желания, ни времени. Но на последнем сообщении остановился — оно было от самого Тихона. Ничего не понимая, мужчина ткнул на него. Почти сразу же на всю страницу высветилось видео. Жизневский почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз. На него смотрел улыбающийся Ваня. Тихон ткнул на «плей». Если ты смотришь это, то меня уже нет. Ну, либо я еблан, который забыл отменить отправку. Но, в целом… это неважно. Ты сейчас подавлен, разбит, убит. Я знаю тебя и знаю, что ты будешь делать. Хоронить себя вместе со мной. Но, Тихон, так нельзя. Ты жив. И ты должен жить дальше, несмотря ни на что. Потому что, хотя бы, я так хочу. Пусть для начала будет это. Сегодня начинается кастинг на «Майора Грома», на который я очень хотел попасть. Не попаду. Но так может у тебя выйдет? Хватит уже питаться всякой херней, бери себя в руки и иди. Ты талантливый актер, мир должен тебя увидеть. Я верю в тебя. И всегда люблю. Ваня коснулся рукой телефона с той стороны, и запись закончилась. Некоторое время Тихон сидел молча, глядя перед собой. А потом поднялся, оделся и поехал на кастинг.

***

На улице лил проливной дождь и хлестал по лицу колючий ветер. Тихон засунул руки в карманы, натянул почти до подбородка капюшон и упрямо шел вперед. Он думал закурить, когда вышел, но спустя три сигареты стало очевидно, что идея была обречена на провал. Так что он просто отпихнул ногой бычки, привычно растрепал волосы и пошел дальше. Мимо проезжали машины, поднимая волну брызг. Жизневский сильнее кутался в куртку, вжимая подбородок в ворот. Разумным решением было бы поехать на такси или вызвать машину, но Тихон хотел успокоиться. Из мыслей никак не шло то видео. Сдавшись, он достал телефон, воткнул наушники и нажал на «плей». На экране снова высветилось лицо Вани. Он был такой, каким помнил его Жизневский до болезни — улыбчивым, веселым, пышущим здоровьем. Кто бы мог подумать, что в его голове опухоль уже размером с грецкий орех? Ваня привычно наклонял голову и изгибал губы в улыбке. Он смотрел прямо в камеру, а Тихону казалось, что ему в душу. Он говорил, а Тихон шел, периодически стирая капли с экрана. Закрой глаза — и кажется, будто Ваня идет рядом, говорит что-то, делится сплетнями. Тихон прикусил костяшки пальцев, сдерживая слезы. Хотя две из них все равно предательски скатились по щекам. С детства не плакал, а тут как прорвало. Тихон остановился и убрал телефон. Подняв голову, он наткнулся на золотые купола. Раздался колокольный звон. Церковь. Губы Тихона скривились, и он заткнул уши наушниками, прибавляя шаг. Когда-то давно он был верующим. Когда-то он даже благодарил Бога, когда тот послал ему Ваню. А потом послал ему рак в 29 лет, без шанса на выживание. Вот так вот просто. Алкаши, которые пропивают свою печень каждый день и просто так коптят воздух, живут, а Ваня — нет. Его Ваня, который мухи не обидел за свою жизнь. Его Вани больше нет. А у Тихона… у Тихона нет больше веры.Если их любовь была таким грехом, так почему Ваня? Почему он?! Покарайте Жизневского! Он ведь поцеловал его первый, он ведь принес те драные лилии, которые так любит Янковский. Любил. Любил, блять, лилии. Тихон спрашивал себя об этом миллион раз. Он приходил и рыдал на его могиле, дома едва не бился в истерике, но не находил ответа. Поэтому он прибавил громкость и прибавил шаг. Нет в нем больше веры. Только когда церковь скрылась из виду, Тихон понял, как сильно он промок. Мокрые пряди падали на лоб, тонкие ручейки текли по носу. Заболело горло. Вздохнув, мужчина осмотрелся и заметил кофейню. Наверное, стоило купить кофе и чуть согреться. Кивнув своим мыслям, Тихон пошел в ее сторону.

***

Скрипнула дверь, и зазвенел колокольчик, оповещая о прибытии нового посетителя. Молодая девушка, стоящая за кассой, подняла голову и расплылась в приветливой улыбке. Желтый свет от стойки делал ее кожу несколько болезненной на вид, так что Тихон непроизвольно вздрогнул. Кивнув ей, Жизневский снял куртку и повесил ее на облупившийся деревянный крючок. Практически сразу же под ней накапала лужа. Тихон смущенно кашлянул, но девушка опередила его: — Все в порядке, не переживайте! Через пять минут придет уборщица. Садитесь, Вы совсем замерзли. Тихон снова кивнул (боже, у тебя что, язык отнялся?) и сел за ближайший к окну столик. Обычный белый стол, коими полнится все питерские кафе. Стул был несколько просиженный, но все равно мягкий, а солонка и перечница, хотя и выглядели здесь нелепо, по-своему создавали уют. Сам того не заметив, Тихон расслабился и откинулся на сидении. Бариста («Марина» — прочитал на бейджике Тихон) которое время не трогала его, давая собраться с мыслями. Она протирала барную стойку, промывала кофемашину (отчего та забавно шипела) и выставляла свежеиспеченные булочки. В конце концов, Тихон сам к ней обратился: — Можете посоветовать что-нибудь из выпечки? — Конечно! Возьмите круассан, он только из печи. Пальчики оближите. Или киш, если любите посытнее. — Знаете, давайте оба. Да, я возьму оба, — Тихон постарался улыбнуться приветливо. Хотелось верить, что он еще не окончательно разучился разговаривать с людьми. Девушка в ответ кивнула и что-то записала в потрепанном блокноте. — Что будете из кофе? — Эспрессо, две ложки сахара и никаких сливок, — на автомате ответил Тихон. — Может попробуете… — Нет, — резковато перебил ее мужчина. — Не нужно. Две ложки сахара, никаких сливок. Марина поджала губы, а потом дежурно улыбнулась и отошла к стойке. — Я позову, как все будет готово. Жизневский промолчал в ответ. Откинувшись, он углубился в телефон — надо же узнать, что хоть было в мире за эти месяцы. На какое-то время повисла тишина, нарушаемая только шорохом и писком машин да шумом за окном. Но продлилась она недолго — снова скрипнула дверь, впуская еще одного промокшего до нитки посетителя. Тихон сидел к входу спиной, так что не видел, кто пришел. Да и интереса не было. А меж тем парень скинул плащ и пошел прямиком к стойке. Расплывшись в улыбке, он оглядел меню и затараторил: — Мне, пожалуйста, раф с карамелью и взбитыми сливками. А из еды… что-нибудь совсем не сладкое. Сэндвич с семгой? Звучит отлично, давайте. Тихон невольно услышал его заказ и усмехнулся — Ваня бы никогда такое не выбрал. Более того, сказал бы, что это самый тошнотворный тандем на свете. Невольно захотелось посмотреть на покупателя. Тихон развернулся, облокачиваясь на спинку и прищурился. Сердце пропустило удар. Возле барной стойки стоял Ваня собственной персоной. У Тихона затряслись руки, и зашумело в ушах. Поднявшись на трясущихся ногах, он кинулся к парню, хватая его за плечо. — Ваня! Развернув его к себе лицом, Тихон невольно отступил назад. — Мужик, ты чего? — с настороженностью спросил незнакомец, выставляя вперед руки. — Извините. Я обознался. Простите. Вы похожи на моего…друга. Извините. Парень перед ним не был Ваней, хотя и был похож как родной брат. Только сейчас Жизневский заметил, что тот огненно-рыжий. Ваня был медным, но не настолько рыжим. Да и черты лица у этого были крупнее, выраженнее, что ли. Хотя чертова прическа была такой же, как и комплекция, и глаза. Тихон вздохнул, сел на место и уронил голову на руки. Дерьмовая была идея. Зря он вышел на улицу и все это задумал. Слишком мало времени прошло, он еще не успокоился — вон, на людей кидается. Скрипнул стул, и рядом кто-то сел. Тихон поднял голову. Не-Ваня ему улыбнулся и подвинул его заказ. — Там сделали два, и я решил, что тут сложно ошибиться. Так что вот, — он неловко подвинул кофе и бумажный пакет к Тихону. — Не хотел навязываться, но ты сидишь у единственного столика, где есть батарея. А я жутко замерз. Словно в подтверждение своих слов, парень (не-Ваня) протянул вперед руки. Красные с мороза, они мелко дрожали. Тихон улыбнулся и подвинулся, освобождая место. — Прошу. — Спасибо. Я Сережа, кстати, — представился парень, пока двигал стул. Облокотившись на батарею, он издал стон удовольствия и закрыл глаза. Тихон наблюдал за всем этим со смешанными чувствами. Будто опомнившись, не-Ваня (Сережа, — поправил он себя мысленно) протянул руку. — Тихон, — запоздало ответил мужчина. — Очень приятно. — Взаимно. Спасибо, Тихон. Ты может быть спас будущую звезду российского телевидения. — Правда? — Тихон выгнул бровь и засмеялся. Сидящий перед ним парень, казалось, не заметил сарказма в его голосе, и активно закивал. Придвинувшись ближе, он стал рассказывать: — Я шел на кастинг на новый фильм. Может слышал? "Майор Гром: Чумной доктор», — Сережа говорил, а сам руками рисовал в воздухе плакаты. В своих мыслях он, видимо, уже давно там получил главную роль. — Такие еще комиксы были. Отличные, я тебе скажу, комиксы! И я там хочу играть гения, миллионера, плейбоя, филантропа — короче, Сережу Разумовского. — Его зовут как тебя? — Ты только это знаешь, да? Ну, да, его зовут как меня. Надеюсь, кстати, что мне это сыграет на руку. Но вообще это оооочень интересный персонаж. Хоть, повторюсь, и целиком русский. — Русское — не всегда плохое. Есть ведь неплохие фильмы. — Например? — Ну, хотя бы из последнего «Огонь». Разве плохой фильм? Сережа активно закрутил головой. — О, я смотрел его! Я, правда, пьяный был, но все помню. Если честно, когда кудрявый умирал, я плакал навзрыд. Очень уж душещипательная картина. Тихон едва сдерживал хохот. Прикрыв рукой лицо, он смотрел на него и трясся в беззвучном смехе. Сережу это обидело. Нахохлившись, он сложил руки на груди. — Ну, правда, трогательный момент был! Вот сразу видно, что ты не прочувствовал его. — Да как тебе сказать, я его прожил, можно сказать. — Да как же, ага. Стой, о чем ты? — Вообще-то я и есть тот кудрявый. Его, кстати, по фильму Максом звали. Лицо Сережи выражало крайнюю степень шока. Он открыл рот, смотрел на Тихона и долго хлопал глазами. Не сдержавшись, тот рассмеялся, откинувшись на стуле, отчего чуть не разлил кофе. Откусив круассан, пробубнил с набитым ртом: — Видел бы ты сейчас свою рожу, восходящая звезда. Сережа подался вперед. — Так ты — Тихон Жизневский? — Собственной персоной. — Стой, так ты тоже на прослушивание? — Вроде того. — А почему ты сразу не сказал? — Да тебя перебить невозможно было. К тому же, ты интересно рассказывал. Сережа смущенно кашлянул и отпил из своего стакана. — Ну, да, есть такое. А ты на кого пробуешься? — Я не знаю, если честно. Но не на Разумовского. — Как это? Ты идешь и не знаешь на кого? — Я только с утра узнал о кастинге. Это… была просьба, чтобы я пришел. — Аааа, — протянул Сережа. — А просьба была… — Не надо, — оборвал его Тихон. — Не хочу об этом. Сережа кивнул и замолк на полуслове. Повисло неловкое молчание. Тихон вдруг почувствовал перед парнем вину за свои резкие слова — в конце концов, тот ведь не виноват, что все так случилось. Он ведь даже не знал. Чтобы как-то разрядить обстановку, Тихон подвинул к нему свой киш. — Твой сэндвич был каким-то мизерным. Бери, бариста сказала, что он вкусный. Начинающим звездам нужны силы. А пока ты ешь, может расскажешь мне, что вообще за фильм и кто там есть? А то, и правда, иду туда, не знаю куда. Ты бы здорово меня выручил. Тем более до прослушивания у нас еще… —Тихон глянул на часы. — Два часа. Сережа расцвел на глазах. Кивнув, он подвинул к себе тарелку и начал рассказ. Остаток времени они провели в приятной беседе.

***

Из кафе они вышли, когда до прослушивания оставалось где-то десять минут — как раз хватит, чтобы добежать. Сережа сунул руки в карманы и перекатывался с пятки на носок. Тихон закурил и первым нарушил молчание: — Еще раз спасибо, что просветил. Мне аж прям неловко. Вообще, оказывается, действительно достойная задумка. Сережа махнул рукой и передернул плечами. А потом привычно убрал волосы, нацепив солнцезащитные очки. Тихону это показалось забавным. Солнцезащитные очки в Питере. Но парню даже шло. Был в нем какой-то шарм, и что-то такое особенное, цепляющее. Кто знает, может он, и вправду, восходящая звезда? Тихон протянул ему ладонь. Сережа с готовностью пожал ее. Рука была теплой, а пожатие — крепким. — Надеюсь, мы оба пройдем. Мне кажется, мы будем гармонично смотреться. — Ну, надеюсь, что так. — глянув на часы, Тихон добавил: — Приду завтра. Не люблю с наскока, мне нужно подготовиться и морально настроиться. Сережа явно был расстроен подобным ответом. — Ну, сам знаешь, людей будет много… Обидно, если на роль кого-то возьмут. Тихон докурил сигарету и затушил бычок о мусорку. — Все просто — значит, это была не моя роль. Мое от меня не уйдет. Счастливо, будущий Разумовский. Отсалютовав ему от виска, Тихон развернулся и побрел прочь. Впервые за долгое время на душе было спокойствие. А еще ему отчего-то очень уж захотелось получить эту роль. Так что по пути Жизневский завернул в барбершоп, а после решил отправиться по магазинам. Его гардероб стоило явно сменить. Он был уверен, что Ваня бы оценил. И если уж выполнять его волю, то выполнять полностью.

***

На следующий день они столкнулись уже в съемочном павильоне. Тихон читал кусок сценария, готовясь к прослушиванию, когда прямо перед ним возник Сережа и плюхнулся в кресло рядом. — Ты все-таки пришел. Тихон отложил бумаги и улыбнулся в ответ, протягивая руку. Сережа с жаром пожал ее. На его лицо упали пряди, которые он тут же сдул. — Ага. Ну, как? Сережа довольно расплылся в улыбке. — Я Разумовский! Официально. — Мои поздравления. Молодец. — Грома еще не выбрали, так что ты как раз вовремя. Сейчас выбирают Волкова, а потом, надеюсь, что они поразятся твоей игрой и схватят с руками и ногами. Тихон засмеялся, качая головой. — Мне бы твою уверенность. — Да что уж та… О, это тебя! Горошко указал пальцем на дверь, а потом подтолкнул Тихона к ней. Когда тот обернулся, Сережа улыбался и прижимал к себе два кулака. Жизневский усмехнулся и привычно отсалютовал ему. Как и предсказывал Сережа, его взяли. Он даже не успел толком дочитать кусок, когда Трофим вскочил и хлопнул в ладоши. — То, что нам нужно! Берем! Зовите Разумовского. Если они еще и с ним сойдутся, то каст будет полным. Через пару мгновений в павильон зашел Горошко. Нет, зашел Сергей Разумовский. С трясущимися руками, в непомерно большой рубашке. Он не смотрел ни на кого. Сел на место и вцепился в банку с газировкой как в спасательный жилет. Тихон сел напротив. — Так зачем Вы здесь? — он поднял на него глаза, силясь унять дрожь в пальцах. Тихон оглядел его с ног до головы, прежде чем произнести: — Хотел задать пару вопросов про Чумного Доктора. — Странно, меня уже опрашивали. Человек из органов, ну, такой, — он рукой провел по лицу, изображая оскал. — С улыбкой. Тихон замолчал, судорожно думая, что ответить. Сережа сглотнул и отставил бутылку, но тут же сложил руки в замок. — Да Вы не волнуйтесь, — Тихону показалось, или он задержал взгляд на нем несколько дольше положенного? — Я Вас не выдам. Чем больше людей занимается делом Чумного Доктора, тем лучше. И их снова прервал звук аплодисментов. Режиссер встал со своего стула, повернулся ко всем и с довольной улыбкой сказал: — Господа, позвольте вам представить наших главных героев фильма, — он развернулся, окидывая рукой Сережу. — Сергея Разумовского и, — он указал на Тихона. — Игоря Грома! Все, замечательно. Так, на сегодня все свободны. Встретимся завтра, начнем съемки. Так, Гром, ой, то есть Жизневский, а ты к гримерам. — Кудри состригать? — Кудри состригать. — кивнул Олег. Тихон вздохнул и кивнул в ответ. Что ж, искусство требует жертв. В его случае всего лишь кудрей. Когда он вышел, за ним пулей вылетел Горошко и кинулся его обнимать. — О, я так рад, я так рад! Поздравляю, Тихон! Жизневский на автомате приобнял его, похлопывая по спине. — Да будет-будет, это только начало. — Да, я понимаю, для тебя это привычно, а у меня… — он взялся за голову, массируя виски. — Черт, я в таком впервые. Аж мурашки. — Привыкай, звезда. — Смеешься? Его взгляд был таким серьезным и таким умоляющим, что Тихон просто не мог его сейчас расстроить. — Нет. Конечно, нет, — А после, сам того не ожидая, вдруг добавил: — Может выпьем кофе сегодня? Все равно все свободны. Почему-то он думал, что Сережа откажется. А тот, на удивление, с готовностью кивнул. — Я только заберу куртку. Пройдемся? — Да. Погода отличная. — В кои-то веки.

***

Погода, и правда, была отличной — солнечно, безветренно, но не жарко, как в других городах России. Близость Невы задувала прохладу и свежесть, а птицы что-то пели даже в черте города. Люди спешили — кто на работу, кто — с нее. У большинства на лицах была угрюмая задумчивость, но все-таки попадались и те, кто так же, как и парни, наслаждались солнцем и редким теплом. В такие моменты Тихон вспоминал, почему он так сильно любил Питер. И все-таки это была первая весна, которую Ваня не увидел. А он так хотел еще раз посмотреть на листья. Грезил о них, пока лежал. Тихон сидел рядом и рассказывал ему, как они поедут по разным странам, как будут есть пиццу в Испании, гулять по Риму, а оттуда махнут в Лондон. Ваня морщился и говорил, что в Лондоне слишком мокро, и если Тихону не хватает сырости, то он может выйти на балкон. Обычно после таких разговоров они смеялись. Оба знали, что этим планам уже не суждено сбыться. Но все равно мечтали. До самого конца. Тихон помнил, как они ходили вместе. Как Ваня едва не подскакивал и говорил, что в воздухе весна. Как купил самые дурацкие очки и требовал у Тихона надеть их. Жизневский тогда отказался. А сейчас шел с ними на глазах. Хорошие очки, большие. Верни все назад, он носил бы их, не снимая. Но вот сейчас Тихон идет, а Ваня нет. И он вдруг подумал, что обязательно сходит на могилу сегодня. Сережа шел рядом, что-то болтая и активно жестикулируя. Признаться честно, Тихон половину не слушал. Но само присутствие парня не давало упасть в пучину депрессии. Иногда Сережа прерывался, долго смотрел на Тихона, собираясь с силами, чтобы что-то спросить, но в итоге молчал. А через несколько секунд начинал говорить по новой. И Тихон был ему благодарен. У него не было ответов на вопросы Сережи. Они зашли в ту же кофейню, потому что, как сказал Горошко, это отличная традиция. А кто такой Тихон, чтобы спорить с традициями? Они снова заказали, как и тогда: Сережа — что-то дико сладкое, а Тихон — эспрессо с двумя ложками сахара и без сливок. И пока Горошко воевал со своим обилием взбитых сливок, Тихон медленно помешивал ложкой кофе. — Как ты учишь обычно текст? Тихон поднял голову, удивленный вопросом. — Сильно заранее. Ну, в этот раз так не получится. Чаще всего я вручную переписываю его. Иногда на несколько раз. — Ооо, — протянул Горошко. — Интересно. Я обычно вслух бубню. А потом кошке рассказываю. — У тебя есть кошка? — Ага. Моя главная фанатка. Муркой зовут. — Аристократичное имя, — хмыкнул Тихон. — Ей подходит. Она простая и ласковая. И мурчит много. Вот и… — он повел рукой в воздухе. Тихон улыбнулся. Сережа оказался очень интересным собеседником — начитанным, сведущим во многих отраслях. Разговор незаметно перетекал от одной темы к другой, пока на столе менялись чашки. Парень был не из тех, кого легко заткнуть за пояс, так что местами он очень яро отстаивал свои убеждения, едва не переходя на крик. В такие моменты он был особенно живой — с раскрасневшимися щеками, взлохмаченными волосами и блестящими глазами. Тихон замолкал и наблюдал за ним. Что-то в этом было. В итоге они напились кофе так, что у обоих стало покалывать в пальцах и кружиться голова. Так что было принято решение идти домой и готовиться к завтрашнему дню. Обменявшись номерами на прощание, они махнули друг другу и разошлись в разные стороны.

***

Тихон опустился у надгробия. Проведя рукой, он почистил камень, а после положил на него цветы. Лилии — Ваня их всегда любил. Тихон как-то ему сказал, что они жутко вонючие, а Янковский ответил, что они так отпугивают не-своих людей. Больше Тихон так не говорил. А сейчас сам носил их каждую неделю. На могиле выросла трава. Маленький ровный рядочек. Иногда он замечал, как возле надгробия сидят белки. Похоже, они любили Ваню даже после смерти. Тихон почувствовал, как щиплет глаза, а в горле собирается ком. Сев на небольшую лавочку, он долго смотрел на фотографию. Ваня такой улыбчивый. Ваня счастливый. Еще бы живой был. Жизневский встал на колени, положив руки сверху. Почему-то так становилось легче. Так казалось, что они рядом. А на деле холодный камень царапал пальцы, оставляя ссадины. По щекам снова полились две дорожки слез. — Знал бы ты, как сильно я скучаю. Знал бы ты, как сильно ты мне нужен. Ты сказал мне жить дальше, и я пытаюсь. Но я во всем вижу тебя. Иногда мне кажется, что этот город душит меня. Мне хочется сбежать. Но куда бы я ни шел, я везде ищу тебя, — он остановился, закрывая лицо руками. — Я не религиозный человек, но я надеюсь, что этот мир не последний. Я надеюсь, что мы еще встретимся. Только этим я и живу, если честно. Он провел рукой по фотографии, обводя пальцами такие родные черты. — Ты лежишь, а я вот хожу. Хотя иногда так хочется закопаться рядом с тобой. И будь, что будет. Но я справляюсь, слышишь? Я все равно держусь. Я даже на тот фильм попал. Я теперь Игорь Гром. Даже без кудрей, представляешь? Ты бы на это посмотрел. А еще я кое-кого встретил. Тихон сел, облокачиваясь о камень и закрыл глаза. — Я его с тобой перепутал. Вы так похожи внешне, внутри совсем разные. Он пьет просто ужасный кофе, — он засмеялся, вытирая слезы. — А еще радуется всему как ребенок. Наверное, он бы понравился тебе. Я надеюсь. Знаешь, мы иногда с ним после работы ходим кофе пить. Ничего такого, просто кофе. Но с ним как будто легче становится. Как будто легкие расправляются. Он говорил еще с час, пока окончательно не стемнело, а сам он не замерз. Тогда Жизневский встал, отряхнул руки, провел ладонью по камню и ушел, не оглядываясь. Зная, что снова придет через неделю.

***

Шло время. Деревья окончательно оделись листвой, а весенние цветочки сменились на луговые травы. Кончилась весна, началось лето. Теперь они ходили в обычных футболках, изредка накидывая сверху что-то вроде ветровки. В кафе их уже узнавали, так что заказ было делать совсем не обязательно — им и так все приносили. Сережа все больше рассказывал о себе, а Тихон все чаще улыбался. Теперь он не ходил каждую неделю на могилу. Ходил раз в две, иногда в три. Но все равно неизменно нес белые лилии. Понемногу становилось легче. Боль никуда не делась, но она будто притупилась, отошла на задний план. И он учился с ней жить. Ваня знал, что так будет. Знал, что терапия сценой — лучшая терапия.

***

Сережа в тот день был какой-то особенно молчаливый. Тихон помешал кофе, а потом осторожно тронул его за руку. — Эй, ты в порядке? Сережа дернулся, взглянул на него, а потом кивнул. Отпив из чашки, он пару раз порывался что-то сказать, но каждый раз останавливался. И чем больше они сидели, тем мрачнее он становился. В конце концов Тихон не выдержал и отодвинул свою чашку. Сложив руки в замок, он спросил: — Что случилось? — Да все нормально. — Не ври. Вижу, сказать что-то хочешь. Говори. Сережа посмотрел на него нескольких долгих секунд, а потом выдохнул и спросил чуть тише: — Может быть мы бы поужинали? — Ты голоден? — Эмм… я не в том смысле. — А, — ответил Тихон, наконец-то осознав. Сережа разом как-то сжался и вцепился в свою чашку. Не знай, так Тихон бы сказал, что перед ним Разумовский, а не вечно счастливый, энергичный Горошко. Улыбнувшись, он накрыл его руку, вынуждая посмотреть на себя: — Я думаю, что это отличная мысль. Можно завтра тебя пригласить после съемок? Сережа встрепенулся и счастливо улыбнулся. — Я буду рад.

***

Их свидание пролетело незаметно. И если вначале оба смущались, то в конце уже оба смеялись и шутили. Сережа сам не заметил, как пересел поближе к Тихону, а потом и вовсе оказался рядом с ним. Жизневский коснулся коленом его ноги. Горошко положил голову тому на плечо. Тихону не хотелось, чтобы он ее убирал. Когда он подвозил парня до дома, то тот задержался в машине. Сережа смотрел на свои руки и улыбался. — Спасибо за ужин. Это было… Договорить ему не дал Тихон, утягивая в поцелуй. Не все же делать только Сереже? Губы у Горошко были мягкими, теплыми и потрескавшимися в уголках; дыхание теплым и отдающим мятой. Тихон положил ладонь ему на щеку, поглаживая большим пальцем. Он нежно прихватил губами нижнюю губу, втягивая своими и чуть прикусывая. Сережа подался вперед. Его волосы на ощупь мягкие и шелковистые. Тихон зарылся в них пальцами, чуть сжал у корней прядки, вырывая у парня стон. Сережа перевесился через ручник, прижимаясь ближе. Неотстегнутый ремень безопасности впился в шею, натирая до кровавых следов, но парень не обратил на это никакого внимания. Он приоткрыл рот, впуская в него язык Тихона. Тихон оторвался от него только, когда дыхания совсем не стало хватать. Сережа раскрасневшийся, с припухшими от поцелуев губами смотрел на него расширившимися зрачками и улыбался. В свете луны пятна Горошко почти не видны, но те немногие, на которых падал свет, собирались в причудливый узор. Сережа не был идеальным. И именно это нравилось Тихону в нем больше всего. — Я уж думал, что ты не решишься, — сказал Сережа, взъерошивая волосы. — Давно ждал? — Со второй чашки кофе. Почти отчаялся. — Прости. — Оно того стоило. — он пожал плечами и нашарил в кармане пачку сигарет. Достав одну, он повернулся к Тихону: — Я могу.? — Пойдем, лучше на улице. Тихон открыл дверь, и Сережа отзеркалил его жест. Улица встретила сырым холодом и запахом тины. Жизневский обошел машину и встал рядом с Сережей. Тот безуспешно чиркал зажигалкой. Тихон достал свою, поднес к кончику сигареты Сережи и поджег. Тот прикурил и благодарно глянул на мужчину. Тихон тоже закурил. Какое-то время они стояли, думая каждый о своем. А потом Тихон обнял его за талию, прижимая к себе. Разошлись они глубоко в ночи. Это был первый вечер, в который Тихон ни разу не вспомнил о Ване.

***

С Сережей было легко. Сережа всегда был радостным, счастливым как золотистый ретривер. В нем была своя «батарейка радости», как любил это называть Тиша. Да, Тихон Игоревич перешел в Тихона, а потом и в Тишу. А в совсем редкие момент и вовсе в Тишеньку. Сначала, конечно, ворчал, но потом привык. Сережа не умел создавать уют, не умел нормально готовить, но зато мог из очень странных цветов составить неплохой комплект одежды, мог найти правильные слова и отлично шутил. С ним можно было сидеть на крыше ночью и пить пиво с шавермой, можно было гонять на машине и танцевать в клубе до утра. А еще с ним можно было встречать рассветы, смотреть слезливые фильмы и вспоминать моменты из далекого (а у Сережи не очень) детства. Впервые со смерти Вани, Тихону хотелось о ком-то заботиться. Хотелось отдавать свою кофту, когда холодно, хотелось узнавать, как он чувствует себя и добрался ли до дома. Он завел привычку заходить по утрам в кофейню и брать два кофе — самый сладкий раф с карамельным топпингом и американо с двумя ложками сахара и полным отсутствием сливок. Когда Марина повторяла заказ, Тихона что-то болезненно кололо в сердце. Но он кивал и улыбался. А потом быстро бежал к студии, где его привычно у входа ждал Горошко с сигаретой между пальцев. И его улыбка напрочь стирала утреннюю хандру. Сережа оставался у Тихона. Последний месяц так точно. Когда это случилось впервые, Сережа весь вечер был как на иголках: вяло ковырялся вилкой в ужине, иногда невпопад отвечал и все время нервно перебирал браслеты на запястьях. Тихон пару раз спрашивал, что случилось, но Сережа только отмахивался — мол, на работе устал. Жизневский не верил, но в душу лезть не имел привычки. Захочет — скажет. Понятно стало, когда Сережа засобирался в душ. Он подошел сзади к Тихону и обнял его за талию. Провел носом по шее, поцеловал за ушком, встав на носочки, а потом ласково шепнул: — Идем со мной? Тихон повернулся в объятиях и погладил парня по плечам. Тот выглядел как зверек, попавший в капкан. Тихон провел ладонью по волосам, убирая отросшую рыжую прядку за ухо. — Иди сам, Сереж. Я пока не готов. Ты очень красивый, сексуальный, у тебя отличная фигура. Ты мне нравишься. Но пока нет. Сережа после этого выдохнул и закрыл глаза. Судя по поджатым губам, он расстроился, но виду не показал. Тихон поцеловал его в щеку, прижимая к себе. — Дай мне время, ладно? Вместо ответа Сережа хмыкнул и обнял его. Тихон понимал, что это несправедливо по отношению к парню, что прошло уже достаточно времени, но сделать с собой ничего не мог. По сути, они даже не встречались, хотя Сережа явно хотел. Они не разговаривали об этом. Жизневский пытался, но каждый раз, когда он открывал рот, перед глазами вставал Ваня и грустно улыбался. И Тихон замолкал. И хотя прошло уже почти полтора года, у него все еще было ощущение, что он изменяет Янковскому. После каждой такой попытки он шел на кладбище и долго сидел, то протирая памятник, то убираясь, то просто разговаривая. Ваня улыбался с гранита счастливо, а Тихона тянуло рыдать. В такие моменты все его иллюзорное счастье разбивалось вдребезги, оголяя душу. Он все еще не смог пережить.

***

В один из визитов Сережа наткнулся взглядом на фотографию, прикрепленную к шкафу в спальне. На ней Тихон стоял в обнимку с каким-то парнем и улыбался в камеру. А тот смотрел на него так влюбленно, нежно, преданно. Сережа знал этот взгляд. Он тоже так смотрел на Тихона. Вот только тот так не обнимал и не смотрел в ответ. К горлу подступил комок. Хорошего настроения как ни бывало. Сославшись на головную боль и общую слабость, Сережа тогда ушел. Весь вечер он провел, сидя на холодном балконе, куря одну за другой и запивая дешевым пивом. Руки тряслись, а запах никотина, казалось, въелся в кожу. Вместо того, чтобы отпустить и успокоиться, Сережа нашел инстаграм Тихона. Пролистав чуть вниз, он наткнулся на фотографии того самого парня. Много фотографий. И на всех они вместе, на всех в обнимку. И пусть все это было под эгидой крепкой дружбы, Сережа-то прекрасно знал, что это на самом деле. Он всю ночь разглядывал этого парня, болезненно кривя губы. Он на него похож. Пиздец как. Вот только если этот Ваня был аристократичным и утонченным, то Сережа был всего лишь его блеклой копией, китайской подделкой. Ни красоты, ни статуса. Хотелось рыдать. Навзрыд, как в детстве, обняв себя за коленки. Внезапно он почувствовал себя лишним, ненужным, преданным. Пришло озарение — он просто замена. Замена, потому что последние полтора года фоток не было. Тихон вообще мало что выставлял. Да и не улыбался на тех немногих фотках. Тогда Сережа зашел на страницу Вани, ожидая там фотки с девушкой. Ведь иначе как объяснить то, что Тихон так и не убрал ту фотографию? Только неразделенная любовь. Увы, в нашем мире гетеро пары и стереотипы выживают гомо любовь, даже если та кажется действительно крепкой. Но у Янковского не было ничего. Сложилось впечатление, что аккаунт вообще брошен. В любом случае, это ничего не меняло. После того случая Сережа больше не пытался перейти к чему-то большему, не задавал вопросов. Зачем? Все ведь и так понятно. А слышать это лично было выше сил. Сережа презирал себя всеми фибрами души, но сил закончить все так и не нашел. И если для Тихона он был всего лишь заменой Вани, то для Сережи Тиша заменил весь мир. И в этом была вся проблема.

***

Съемки были окончены, и у них был примерно месяц перерыва. Тихон, признаться, последние две недели отчаянно ждал окончания. Как ни крути, съемки отнимают много сил как душевных, так и физических. Ну, и хотелось наконец-то слезть с вынужденной диеты и нормально поесть. Сережа его настроения, напротив, не разделял. Он конца откровенно боялся. С окончанием съемок, вполне вероятно, окончились бы и их недоотношения. А зачем он Тихону? У него таких, наверняка, миллион. Это если они не помирились со своим дражайшим Ванечкой. Сережа хоть и обещал себе, все равно иногда поглядывал с надеждой на шкаф. Какая-то глупая часть души надеялась, что однажды он все-таки увидит там их совместную фотку. Но реальность была неумолима — с фотографии все еще улыбался Ваня Янковский. А потом он нашел под одной из фотографий комментарий Тихона: «Не понимаю, как ты пьешь эту бурду — сладкий кофе без сливок ужасен». И тогда встала еще одна часть пазла. Сережа тогда все-таки не сдержался и ревел в ванной, обхватив себя руками за колени. Неделю он избегал Тихона, пока тот не пришел к нему домой с булочками, кофе и пакетом из любимого ресторана Горошко. И тот снова поплыл, ненавидя себя всеми фибрами души. И снова он все простил и слова не сказал, хотя внутри все рвалось и ломалось. Он улыбался, шутил, ел булки и облизывал пальцы от корицы. На вопросе о том, что случилось, только махал рукой и говорил, что приболел. Тихон не спрашивал дальше и просто кивал. Конечно, нет, Сережа ведь не Ваня. Сережа в норме и ладно. Горошко натягивал улыбку и переводил тему.

***

На последнем банкете Жизневский подошел сам, пока Сережа болтал с Димой. С ним было хорошо — теплый, участливый и жалостливый — он будто понимал, что творится с Сережей и пытался поддержать как мог. Парень был ему благодарен. Это не сильно помогало, но все равно становилось легче. Он завидовал Диме белой завистью — он любил и его любили. Наверняка, у них дома не было чужих фоток и напоминаний о прошлом. Сережа таким похвастать не мог. Влюбляться не в тех — это буквально кредо по жизни. Тихон подошел ближе, чем следовало бы обычным друзьям, посмотрел на Сережу, а потом спросил: — Поедешь со мной на море? Сережа хотел сказать, что вообще-то у него тоже есть дела, планы и прочее. И что они вот с Димой уже договорились поехать на шашлыки, снять там пару интервью и наконец-то расслабиться. Горошко вообще думал о том, чтобы закончить эти отношения (или то, что должно было бы ими быть). Сережа хотел сказать все это. Хотел поставить точку. А вместо этого пожал плечами и улыбнулся: — Почему нет? Когда и куда? — Через три дня на Кубу. Я взял нам билеты и забронировал отель. Я скину тебе на почту. А пока, — он глянул на часы на руке, а потом оглядел по очереди Диму и Сережу: — Боюсь, мне пора. До встречи. Дим, — он кивнул и пошел на выход. Сережа какое-то время молчал. А потом залпом опрокинул шампанское из бокала в себя. Вздохнув, он сел рядом с Чеботаревым. Тот погладил его по плечу. — Думаешь, что я идиот? — Ты молод и влюблен. Мне грустно от того, что это видят и понимают, похоже, все, кроме него. А еще мне грустно, что на свете столько людей, но ты выбрал того, кто не слишком готов открыть свое сердце. Сережа невесело усмехнулся, опуская голову. Против воли защипало глаза. — Любовь зла. — Да, — согласился Дима. — Но поэтому, отчасти, и прекрасна.

***

Ему не суждено было поехать в аэропорт. Сережа всем сердцем любил Питер и его дожди, но впервые в жизни они его предали. За два дня до поездки Горошко попал под ливень, пока ходил в местный магазин за хлебом и молоком. И хотя домой он возвращался бегом, все равно промок и замерз до костей. И даже горячая ванна и стопка водки не спасли положение — на второй день появились сопли, заболело горло, а в день отлета он свалился с температурой 39. Сил хватило только на то, чтобы написать Тихону смс с извинениями и пожеланием хорошего отдыха. Внутри все болезненно сжалось, а в горле встал ком — простая ангина лишила его всякой надежды на совместное будущее. У него и так почти не было шансов, но теперь их нет и вовсе. Конечно же, тот хорошо отдохнет. Конечно, он найдет себе кого-то здоровее, красивее, лучше. Может быть… может быть этим кем-то будет его Ваня. Чем не причина помириться? Совместный отдых объединяет. Сережа читал это в дурацких журналах, которые так любит бросать Даша. Сережа думал об этом, пока засыпал, рассматривая узор на обоях. Ему так сильно хотелось верить в то, что эта поездка все изменит. А в итоге он сам все испортил. От размышлений отвлекла короткая трель телефона. Вытирая текущий нос и жмурясь от яркого экрана, Сережа открыл сообщения. Последнее было от Тихона. Ладно Парень вздохнул и отложил телефон. Подтянув к себе колени и укрывшись одеялом, он закрыл глаза, пытаясь унять озноб и дрожь. Наволочка практически тут же промокла от слез. Только сейчас Горошко заметил, что плачет. Разозлившись сам на себя, он их вытер тыльной стороной ладони, прикусил до крови губу и швырнул телефон в стену. Тот ударился и с треском упал на пол. По экрану расползлись две некрасивые трещины. Починка встанет в круглую сумму, но Горошко об этом не думал. Отвернувшись к стене, он зажмурился, пытаясь восстановить дыхание. А потом сглотнул скопившиеся слезы, выдохнул и постарался заснуть. Выпасть из этого мира на какое-то время и подлечиться — не такая уж и плохая идея. Явно лучше, чем изводить себя мыслями и домыслами.

***

Он проснулся от запаха курицы и морса. Так пахло в детстве, когда мама по выходным готовила обед, а на улице шел дождь. Сережа прибегал с прогулки голодный, уставший и замерзший. Мама тогда помогала стянуть большеватую куртку, целовала его в нос и розовые щеки, а потом отправляла в ванну мыть руки. На батарее в кухне всегда лежали вязанные носочки, которые она натягивала сыну на ноги, пока тот уплетал курицу с картошкой, заедая холодным огурцом. Последний раз так было 10 лет назад. Сережа открыл глаза. Он неожиданно оказался накрыт еще одним пледом. Сережа привстал на локтях. Скромный завтрак был убран с журнального столика, на котором теперь стояла вазочка с лавандой. Горошко протянул руку, касаясь маленьких фиолетовых цветов. На губы непроизвольно наползла улыбка. Только один человек на свете знал, какие цветы ему нравятся. Только один человек мог почувствовать, что он заболел, устал, расстроен и ему нужна помощь. И курица с морсом. Сережа потер лицо, замотался в плед и пошел на кухню, шлепая босыми ногами по холодному полу. — Мам? На него обернулся Тихон, толкущий в небольшой кастрюле картошку. Жизневский улыбнулся, а потом нахмурился. — Не совсем она. Ты зачем встал? Тебе лежать надо. Я сейчас доготовлю и сам тебе все принесу. Иди назад, почти все готово. Сережа смотрел на него, пытаясь понять, он еще спит или у него галлюцинации. Не слушая Тихона, он подошел к стулу и сел на него, подбирая под махровый плед ноги. По всем законам логики и бытия, Тихон Игоревич должен быть сейчас где-то над океаном по пути в жаркую Кубу. Но вместо этого он стоял на обшарпанной кухне Сережи в его маленькой питерской квартире и готовил ему картофельное пюре. Сережа сглотнул и закрыл глаза. — Пахнет вкусно. — Не обещаю ресторанные изыски, но должно быть неплохо. Это то немногое, что я умею готовить. Главное в курице убрать все жилки, в морс добавить достаточно сахара, а в пюре перебить все комочки. Так, ну, вроде бы готово. Сейчас будем есть. Уверен, что не хочешь вернуться под одеяло? Сережа отрицательно качнул головой. — Почему ты здесь? Тихон раскладывал еду по тарелкам, выбирая кусочки получше Сереже. Глянув на него через плечо, он удивленно ответил так, будто Сережа сморозил редкостную глупость: — Потому что ты написал, что заболел и тебе плохо. Как я мог тебя бросить? — А билеты? — Они сгорели, — он пожал плечами, а потом постучал ложкой о кастрюльку. Подхватив тарелки в руки, Тихон перенес их на стол и поставил одну перед Сережей, а другую — на место рядом. — Хотел попросить перенести наш тур, но у них дальше мест не было. Так что мне вернули большую часть стоимости. Да это неважно. Жалко, конечно, что не поедем в бархатный сезон, но ничего, поедем в другое время. А теперь меньше спрашивай, больше ешь. Нам тебя на ноги надо поставить. Сережа смотрел на него, не в силах поверить в происходящее. Губы подрагивали в улыбке. Протянув руку, он провел пальцами по хлопковой рубашке Тихона, будто убеждаясь, что тот настоящий. Тот поднял голову и вопросительно выгнул бровь. Сережа улыбнулся и покачал головой. А потом взял в руку вилку и наколол самый большой кусок курицы. Брызнул сок, капая на картофельное пюре. Зачерпнув его немного, Сережа отправил в рот и едва не заскулил от восторга. Это действительно было очень вкусно.

***

Тихон задергивал шторы и расправлял себе постель на кресле (спать с Сережей он наотрез отказался, аргументируя тем, что не будет его стеснять на диване, пока тот болеет). Сережа сидел на диване, поджав под себя ноги. Он переводил взгляд с Тихона на цветы, покусывая губу. Но потом все-таки спросил: — Как ты узнал, что я люблю лаванду? — Так же, как и получил ключи. От тебя. Ты тогда пьяный был, попросил довести тебя до дома. Ну, и пока разблокировал телефон, я увидел у тебя на заставке лаванду, — Сережа непроизвольно выдохнул — сейчас оба его экрана совершенно глупо украшал Тихон. — И ты сказал, что из всех цветов любишь только ее. Мол, она эстетичная и поэтичная. Цитата, между прочим. Ключи я хотел вернуть потом, но ты сам сказал оставить. Ну они и лежали все это время у меня в коридоре. Тихон накрыл все сверху пледом, а после подошел к Сереже. Сев на край кровати, он коснулся тылом ладони лба. — Все равно горячий. Ложись. — Хотел бы я услышать эти слова в другом контексте, — сказал Сережа и тут же больно прикусил себе язык. Тихон посмотрел на него, едва заметно улыбаясь. А потом наклонился и поцеловал парня в угол губ. — И так тоже будет. Только поправься. Сережа кивнул, сполз вниз и устроился поудобнее. Усталость брала свое. — Мне приятно. И цветы, и обед. Это было очень вкусно. — Я хотел, чтобы эти мелочи обрадовали тебя. Не коктейль на Кубе и не свежий кокос, но что имеем. Вывернувшись из кокона, Сережа серьезно посмотрел на него. — Это даже лучше. Тихон потрепал его по рыжим волосам и не стал спорить. Притушив свет, он сидел рядом до тех пор, пока рыжий не засопел.

***

Если бы у Тихона спросили, какого хрена он делает, он бы не смог дать внятный ответ. Он и сам толком не знал. Не знал, зачем поперся к Сереже, не знал, зачем ляпнул про Кубу. Хотел ведь просто поговорить. А потом увидел надежду в голубых глазах, подрагивающие в улыбке губы. Мельком увидел и осуждающий взгляд Димы (хотя тот, конечно же, никогда бы ничего не сказал, верный своему правилу не лезть в чужую жизнь и судьбу). И слова сами собрались в предложения в момент, когда в голове красной нитью вспыхнула мысль о Кубе. Когда-то давно он хотел туда, но это было так давно, что уже забылось и покрылось пылью памяти. А сейчас, глядя на выцветающие рыжие прядки Сережи, вдруг вспомнилось. И ужасно сильно захотелось. Ни с кем-нибудь, а только с Горошко. Тот сомневался. Тихон видел это в поджатых губах, в нахмуренных бровях. Но согласился. Тихон искренне обрадовался. Мерзкий внутренний таймер, отсчитывающий их время, будто получил новый предел. Тик все еще слышался, но был не таким оглушающе громким. А потом случилась болезнь. Тихон сидел в комнате ожидания в аэропорту, то и дело поглядывая на вход, когда пришла та смс. Первой мыслью было, что парень просто передумал и не нашел лучше идеи. Но против нее восставало все нутро, кипя негодованием — Сережа бы так не поступил. Не в его характере. Да и последние сутки он только и говорил о поездке. Вывернул весь шкаф, а потом еще и еще раз. Жизневский его подкалывал, что он собирается, как минимум, на прием к британской королеве, а не на отдых. А тот смеялся по facetime, строил рожи и показывал факи. Нет, он не мог дать заднюю. Второй мыслью было, что действительно что-то произошло. Сережа заболел. И ему нужна помощь. Ему нужен Тихон. Дальше его мысли переключились с обдумывания причины на варианты помощи. Как минимум, Сережу надо было накормить, обеспечить лекарствами и заботой. Выяснив, что возле дома Горошко есть пятерочка (старая, обшарпанная и с вечно недовольными бабками 24/7), мужчина забил в такси его адрес, подхватил свою сумку и пошел на выход. До дома Сережи он доехал за час; в магазине потратил еще минут тридцать, придирчиво выбирая курицу первой свежести (чему его научила в свое время мать). Тут, правда, встала проблема, — Жизневский явно не мог нормально рассчитать силу нажатия и буквально продавливал каждую упаковку, — так что, в конце концов, он просто взял ту, которая выглядела получше и пошел дальше. Купив овощи, сухой кисель (при виде которого во рту уже появляется кисловатый привкус), жаропонижающие и сосалки для горла, а также прочие мелочи, Тихон почти бегом побежал по нужному адресу. Уже занеся руку, чтобы постучать, он в последний момент остановился, здраво рассудив, что парень может спать. Нашарив ключи (само собой, они упали в самое дно, и мужчине пришлось перебирать все вещи, смешивая их в кучу и тихо матерясь под нос), он с тихим скрипом открыл дверь и зашел внутрь. Как он и предполагал, Сережа спал. Выглядел он болезненным и уставшим — под глазами залегли глубокие круги, черты лица обострились, и даже во сне лицо было напряженным. Присев возле парня, Тихон коснулся его лба. Горел. Первой мыслью было разбудить его и дать жаропонижающее. Второй (более правильной) — дать поспать столько, сколько нужно. Организм лучше знает. Станет хуже — вмешается. А пока Жизневскому было чем заняться. Он наводил порядок, раскладывал продукты и думал, что приготовить. Когда Тихон проходил мимо, он заметил, что Сережа замерз и закутался в одеяло по самый подбородок. Он накинул на Сережу свою кофту, а сам пошел искать еще одно одеяло. К счастью, искомое нашлось во втором открытом ящике. Так что Тихон заменил кофту на пуховое одеяло и подоткнул его посильнее. Парень под ним распрямился, лицо его разгладилось. Тихон улыбнулся и погладил его по волосам. На секунду ему показалось, что Сережа прижался к руке. Но тот крепко спал. Хорошо. Сон — лучший доктор. На кухне его, собственно, и нашел Горошко. А потом был ужин, прием лекарств и снова сон. И только лежа Тихон вдруг понял, как сильно устал за день. Но глядя на Сережу, он подумал, что все это было не напрасно. И оно того стоило. Этот парень стоил заботы и внимания. Засыпая, он думал о том, что приготовить завтра, что стоит вызвать врача, а потом купить еще лекарств. Он думал о том, как сделать так, чтобы Сереже полегчало.

***

Дни сменялись днями. Сереже не сразу, но стало легче. На второй день пришел врач, долго слушал его, осматривал, что-то спрашивал и умно кивал головой. А после выкатил огромный список лекарств, дал рекомендации и сказал, что придет снова через три дня. Уже стоя в темном коридоре, Тихон шепотом спрашивал его, все ли так плохо, тщетно стараясь унять дрожь в руках. Пожилой доктор положил морщинистую руку на плечо мужчине и чуть сжал. А потом, кряхтя, так же шепотом ответил: — Простуда. Ничего страшного, но лучше перебдеть, чем недобдеть, а, юноша? Жизневский почувствовал, как стальная рука отпускает его горло и становится легче дышать. Выдохнув, он кивнул, сунул под вялые протесты в карман доктору зеленую бумажку, а потом побежал до ближайшей аптеки. Судя по количеству купленного, его можно было не просто записать в постоянные покупатели, а даже перевести в оптовые. Сережа вылупился на пакет, медленно переводя взгляд с одного на другой. — И это все я должен выпить? Я теперь, видимо, питаюсь только таблетками? — Не все сразу. Не умничай, тебе от них становится легче. А питаешься ты супом, который я сейчас приготовлю. Так, давай, время пить твои любимые лекарства. Сережа поморщился, выпятил губу как ребенок, но после послушно все проглотил. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он заметил: — До чего же они гадкие. — Лучше раз потерпеть, чем валяться с температурой под сорок. На это возразить было нечего. Поведя плечами, Сережа залез под одеяло. Уже когда Тихон выходил из комнаты, он сказал: — Спасибо. Тихон улыбнулся и кивнул в отражение на шкафу.

***

Через неделю состояние Сережи стало гораздо лучше. И хотя остались общая слабость и боль в горле, на смену зеленоватой бледности пришел здоровый румянец, а температура больше не повышалась. Теперь Тихон засыпал не под стук зубов и не вскакивал каждый час, чтобы проверить парня. Горошко теперь мирно сопел во сне, а иногда даже похрапывал, что особенно умиляло Жизневского. Но спали они все так же на разных кроватях. И это совсем не добавляло настроения рыжему. Сначала это было обусловлено болезнью Сережи и его метаниями по всей кровати, а потом просто привычным распорядком. Он хотел предложить спать вместе, позвать к себе, а потом вспоминал ту фотографию — и слова застревали в горле. А Тихона, казалось, все устраивало. В свободное время они разговаривали, пили чай, ходили на недолгие прогулки (на которые Сережу закутывали как капусту) и смотрели фильмы. Сережа улыбался и все больше походил на себя прошлого. Особенно сильно он любил истории Тихона про студенчество. Тот охотно делился. Он вообще любил рассказывать обо всем, кроме работы в кино. А Сережа инстинктивно понимал, что расспрашивать не стоит. Про Ваню Тихон вспоминал ночью, оставаясь в одиночестве. Тот, кто говорит, что время лечит боль — ничего не знает о боли. Оно лишь притупляет ощущения, но боль всегда остается в глубине сердца. Как шрам, как безобразное напоминание о безвозвратно ушедших временах. Но в одном все люди все-таки были правы — постепенно становится легче. Шаг за шагом. И боль уже не разрывает на части, а лишь покалывает и разливается неприятными мурашками по телу. И хотя они не спали вместе, Тихон все чаще останавливал на Сереже взгляд, рассматривая его. Нет, они с Ваней совсем не похожи. Рыжие волосы, улыбка с ямочками на по-детски пухлых щеках (которых так стеснялся сам Сережа, но так любил Тихон), причудливый узор пятен на лице и плечах, смех и яркие глаза так поразительно отличались от аристократично утонченной натуры Вани. Они были разными. Но оба прекрасными.

***

— Ты куда-то собираешься? Сережа привстал на локте, наблюдая, как Тихон ходит по комнате. Час назад заходил доктор и, после непродолжительного обследования, торжественно заключил, что Сережа абсолютно здоров. А слабость пройдет в ближайшие дни. И сейчас, пока Тихон собирался, в груди Горошко зарождалась паника. Тот посмотрел на него, а потом, пожав плечами, ответил: — Домой. Сережа сглотнул ком, а потом выпалил быстрее, чем следовало: — У меня болит голова. С утра была температура. Тихон удивленно спросил: — Так ты же сказал доктору, что все хорошо. — Забыл, — Сережа посмотрел на него, а потом добавил: — Я не уверен, что справлюсь сам. Ты не мог бы задержаться еще на пару дней? Тихон положил сумку, а потом подошел и сел рядом с парнем. Сережа старательно разглядывал узор на обоях, скрестив руки на груди. Жизневский протянул руку и погладил его по плечу, а потом и вовсе обнял. Сережа перевел на него взгляд и, чуть помедлив, подался на касания. — Вообще-то я просто хотел съездить домой, чтобы взять сменные вещи. Я в одном и том же уже неделю хожу. Не хочу, чтобы от меня воняло, как от скунса. — А сумка зачем тогда? — А в чем, по-твоему, я должен был их везти? — А, — Сережа тряхнул головой, закрывая челкой покрасневшее лицо. — Ну да. Точно. — Так что я собираюсь еще немного позлоупотреблять твоим гостеприимством. — Ты мог бы остаться чуть на побольше, чем на немного. — Тогда я возьму чуть больше одежды. Зубная щетка у меня уже есть. — Да, хорошая мысль, — Сережа облизнул пересохшие губы, а потом добавил, помедлив: — Знаешь, на кресле неудобно спать. А у меня отличный диван. Там… там хватит места на двоих. Тихон наклонил голову и по-лисьи взглянул на парня: — Так у тебя же температура была. — Да, знаешь… 36,8 — не температура. А может вообще градусник просто тряханул. — Тогда хорошо. Возможно… — … мне понадобится не только одежда? — закончил Тихон. Сережа покраснел, а потом посмотрел ему в глаза и утвердительно кивнул. Тихон погладил его по щеке. — Я думаю, это отличная идея.

***

Время текло медленно и тягуче. Электронные настольные часы, будто издеваясь, сменяли цифры неспешно и будто бы нехотя. Сережа гипнотизировал их какое-то время, а потом сорвался, нашел сценарий и начал учить роль. Слова совсем не шли в голову, мысли разбредались, так что приходилось прочитывать одно и тоже по три раза. Через полчаса Сережа бросил попытки, признав занятие бесполезным. Чуть позже он пытался читать. Та же проблема. Пытался убираться (чистый дом — чистый ум), но в итоге только разлил воду и трижды перенес книги с одного места на другое. В конечном итоге Горошко снова упал в кресло и уставился в потолок. Звонить Тихону он бы не стал — выглядело бы, как минимум странно. Он уехал не так давно. Или.? Сережа встрепенулся и с надеждой посмотрел на часы. А после разочарованно застонал — часовая стрелка передвинулась всего лишь на одно деление. Наверняка, Тихон только доехал домой. Будто читая мысли, телефон брякнул. Стянув его с тумбочки, Сережа не сдержал улыбки. Новое сообщение. От Тихона. Все, я уже собрался. Выдвигаюсь обратно. Думал по пути заехать купить какой-нибудь еды навынос. Что будешь? Сережа улыбнулся сильнее. Сердце застучало сильнее. Заправив выбившуюся прядь за ухо, он отпечатал ответ: Я бы съел что-нибудь типа пиццы. Но не принципиально. Вок, роллы, бургеры тоже хорошо. Почти тут же прилетело: Принято. Буду через два часа примерно. Уже скучаю:) Тихон — неисправимый дед. Ну кто еще в 21 году будет отправлять печатные смайлики? И все-таки Сереже это нравилось. Отложив телефон, он довольно потянулся. В голову пришло, чем он займется оставшееся время. Старательно стараясь не краснеть, он нашел все нужное и скрылся в туалете. Не самое приятное занятие, но вечер с лихвой должен был перекрыть все неприятные ощущения. Сережа будет готов. У него все будет идеально.

***

Когда Тихон перешагнул порог квартиры, он невольно выдохнул. Ощущение дома и пресловутой крепости было нужно даже такому большому и сильному мужчине как он. Дом есть дом. Покрытый пылью за неделю отсутствия, все с той же грязной чашкой в раковине, которую он не успел помыть перед отъездом и с теми же соседскими скрипами, которые сопровождают каждую квартиру. Тихон молча поставил сумку, прошел по всей квартире, лег на кровать и уставился в потолок. — Что я делаю? — спросил он в потолок. Пока он был у Сережи, все, что происходило, казалось правильным и разумным. Сережа болел, а Тихон ставил его на ноги назад. Там они были одной системой, двигались вместе, заканчивали слова друг за другом. Но стоило ему остаться одному, и сомнения снова навалились. Мысли сменяли друг друга одна за другой, все сильнее накручивая Тихона. Через десять минут от хорошего настроения не было и следа. Тихон повернул голову, и наткнулся на фотку Ванечки, где тот жмурился от солнца и обнимал Тихона. Сердце больно кольнуло. Он не был на его могиле уже месяц. Пойдет завтра же. Но где-то там в Москве его ждал рыжий Сережа. Тихону стыдно перед ним, реально стыдно. Он встретил гиперактивного, веселого, суперживого парня. Сережа мог и прыгать, и танцевать, и морды корчить на камеру. Но с тех пор, как он связался с Тихоном, он все больше закрывался в себе и угасал. И ведь Жизневский же видел, как тот пытался тянуться к нему, как делал шаги навстречу. Но каждый раз, когда Горошко оказывался в его объятиях, перед глазами вставал Ваня. И Тихон просто не мог. Вообще никак. Как перебивало. А теперь Сережа даже не пытался. Хотя он видел, что рыжему очень хочется. Коснуться, обнять, прижаться. Каких же усилий ему стоило попробовать сделать еще один шаг, открыться и довериться. И теперь вместо того, чтобы выбирать вино, рубашку на вечер и цветы, Тихон лежал на кровати и вспоминал свою мертвую любовь. Захотелось кричать. Сжав до побеления костяшек подушку, Тихон вцепился в нее зубами, крича так громко, как только мог. Голосовые связки напрягались на грани разрыва. Завтра у него обязательно сядет голос, и не получится избежать вопросов. Но когда все в жизни летит под откос, стоит ли цепляться за нормальность? Зачем? Зачем он это сделал? Зачем связался с Сережей? Зачем увидел его? Тихон! Проснись! Сережа не Ваня. Сережа никогда не станет Ваней! Ты никогда больше не увидишь этот игривый взгляд, русые волосы, наморщенный нос и заразительный смех. Ваня мертв. И это уже не изменить, можно только смириться. Но Сережа жив. Сережа полон жизни, энергии и надежды. Он не такой аристократичный, не закидывает голову так, как Ваня… зато он отлично танцует. Снимает на телефон все, что видит, корчит морды и показывает язык. И просто бесподобно играет. Его пятна Тихон мог разглядывать часами, когда тот спал и не пытался их закрыть очками или тоналкой. И хотя Сережа ему не верил, Тиша правда считал, что ему они идут. А когда Сереже было плохо и била температура, Тихон вообще неотрывно сидел рядом, гладил по волосам пальцами и промачивал лоб холодной тряпочкой. В конечном итоге произошло то, чего Тихон так боялся и от чего и бежал. Тихон любил Ваню. И время никак не изменило этот факт. Но Тихон, похоже, влюбился еще и в Сережу.

***

Прокричавшись в подушку, Тихон встал, умылся ледяной водой, выпил горячее молоко с медом (горло уже саднило), а потом собрал вещи. Все это время он думал только о том, что ему может понадобиться и какой кухней они сегодня вечером будут угощаться. Ни единой мысли о Ване. Как только Янковский пытался пробраться в его голову, Тихон жестко обрывал все мысли. Он хотел было даже убрать ту фотку, потянулся к ней, но в последний момент одернул руку. Не настолько он еще готов со всем попрощаться. Вздохнув, он открыл дверь, забрал оттуда вещи и закинул в сумку. Он достал было с дальней полки неоткрытую упаковку презервативов, но, подержав их в руках, положил обратно. Лучше купить новые. Тихон поехал в магазин, а оттуда в пиццерию, рассудив, что свежая пицца всегда в тему. Да и под вино хорошо идет. Когда-то давно он спросил у Сережи, какое тот больше любит. Рыжий без промедления ответил, что белое. Жизневский тогда внутренне истерично хохотнул — можно было и не спрашивать. Ваня любил красное. Жизнь, видимо, считала удивительно смешным подкидывать Тихону двух очень похожих внешне, но совершенно отличающихся внутренне людей. Помучавшись выбором в пиццерии, Тихон решил взять и стандартную пепперони, и с ананасами (которую, зная странные вкусы Сережи, тот вполне мог любить). Загрузившись в машину, он отписал еще одно сообщение рыжему, что едет, а потом мягко тронулся со стоянки.

***

Дорога до Сережи заняла всего-то полчаса. Тихон подъехал, поправил рубашку, отросшие кудри (с темной краской на концах) и забрал пакеты. Вдох-выдох. Как школьница перед выпускным, ей-богу. Пошел. Сережа встретил его в коридоре. Забрал пакеты, заправил прядь волос за ухо (на укладку которых потратил почти час!) и собирался уйти на кухню, когда Тихон задержал его за локоть и притянул к себе. Сережа замер, а потом окончательно сократил растояние. Губы Тихона накрыли его губы. Сережа коротко выдохнул и закрыл глаза. Сердце застучало сильнее, а кончики пальцев задрожали. Тихон запустил пальцы в рыжие волосы, оттягивая их у корней. Губы Сережи сухие, с трещинками по уголкам. Сам он податливый, неожиданно нежный. Жизневский провел рукой по его спине, погладил кончиками пальцев ребра сквозь кофту и остановился на пояснице, не спускаясь ниже. Тогда Горошко привстал на носочках так, чтобы руки Тиши опустились ниже. Взглянув на секунду в глаза, он снова поцеловал его, приоткрывая рот. Тихон помедлил секунду, прежде чем подхватить парня под бедра и прижать к стене. Приоткрыв рот, он сплел их языки. Сережа, не сдержавшись, застонал в поцелуй, обвил рукой плечи Тиши, запустил другую в волосы. Оторвавшись на мгновение, Тихон прошептал: — Мы поужинать хотели. — Я пиццу люблю больше холодной. Спусковой крючок. Последние тормоза спали. Подхватив его посильнее так, чтобы тот обхватил ногами Тихона за талию, Жизневский понес парня в спальню, по пути скидывая с себя обувь. И плевать на пакеты возле входа. Никуда не денутся. Желание разгоралось все сильнее и сильнее. Стало вдруг нестерпимо жарко, а на обоих было слишком много одежды. Упав на мягкие простыни, Сережа привстал на локтях, снова целуя Тихона. Тот торопливо отвечал, расстегивая на себе рубашку. Сережа пытался помогать, но по итогу только мешал и путался в пальцах. Психанув, Тихон оторвался от него на секунду, сдергивая ее через голову. Следом за ней полетела кофта Сережи. А потом Тихон ненадолго замер. — На теле тоже. Красиво. Сережа сначала не понял, а потом посмотрел на себя и покраснел. Ебучие пятна. Как он мог забыть? Непроизвольно закрывшись руками, он выдавил из себя улыбку и тряхнул головой. Тихон медленно, но уверенно отвел его руки. Поцеловал его в шею, вызвав рваный выдох, а потом повел языком ниже, до самой ключицы, которую прикусил, оставляя след. Над правой грудью расползались причудливые белые пятнышки, похожие на алебастр в темноте. Тиша прикоснулся к каждому поцелуем, а затем обвел по краю языком. Сережа под ним почти не дышал, во все глаза наблюдая. Еще никто и никогда не делал так. В лучшем случае просто делали вид, что не замечают. В худшем… в худшем он вставал и уходил, а потом пытался глупо не разреветься от обиды. Но Тихон был другим. Тихон был ласковым, гладил там, где нужно, целовал, где хотелось. От его касаний тело плавилось, становясь податливым, а дыхание сбивалось. Все страхи, все кошмары разом отступили, уступая место доверию и желанию. Это Тихон. Он не обидит. Тихон поднял голову, взглянув в глаза Сережи. Тот дышал глубоко, зрачки расширились, а джинсы в определенном месте вполне однозначно вздыбились. Он поцеловал его в обе груди, вбирая в рот по очереди соски, перекатывая языком горошинку. Парень гортанно застонал. Тихон опустил руку ниже, обвел пальцами пресс, дорожку волос и положил ладонь на ширинку. Сережа приподнялся и остановил его руку. — Подожди. Позволь мне..? Тихон кивнул, а потом перекатился на место рядом с ним. Сережа перекинул через него ногу и навис сверху. На мгновение встретился взглядом, провел пальцами по щеке, а потом нежно поцеловал, прежде чем спуститься ниже. Ширинка и ремень поддались почти сразу, так что Сережа стянул штаны с Тиши полностью, оставляя того в одном белье. Нет, он и раньше видел его таким, но никогда так близко. Облизнув губы, он широко лизнул головку сквозь ткань. Тиша пах возбуждением, немного потом и духами. Подцепив резинку зубами, Сережа потянул ее вниз, обнажая член и два крупных яичка с мелкими завитками. Сглотнув подступающую слюну, приблизился, вбирая в рот по очереди каждое из них. Член Тихона касался лица. Отстранившись, Сережа подул на головку, а после обхватил ее губами. Языком коснувшись уретры, он перешел ниже, старательно вылизывая ствол (попутно вспоминая все приемы, которые прочитал и увидел в порно), помогая себе руками. Судя по стонам, пока он все делал правильно. Нашарив рукой ладонь Тихона, он взял ее и положил себе на голову. Облизнув губы, он оторвался, глядя снизу вверх. — Ты можешь попробовать больше. Я этого хочу. Тихон потянул его на себя, целуя глубоко, жадно, страстно, сминая ягодицы парня в ладонях. А потом снова мягко, но уверенно надавил на голову. Когда тот опустился и взял в рот член, Жизневский сжал его волосы посильнее у корней и двинул тазом на пробу. Сережа, сдерживая рвотный позыв, пропустил член в горло, плотно обхватывая губами. Чуть привыкнув, он сам стал двигаться навстречу, двигая головой в такт толчкам Тиши. Через пять минут таких фрикций (когда Сережа почти не чувствовал челюсть), Тихон прижал его голову сильнее и, в голос застонав, кончил. Горошко, давясь, проглотил и откинулся на кровать, тяжело дыша. Тихон почти сразу оказался рядом. Гладя по волосам, по щекам, он поцеловал его нос, слипшиеся ресницы, щеки, а после и губы, несмотря на вялое сопротивление Сережи. — Что-то не так? — Ну я же, ну… — Мое же, — пожал плечами Тихон, притягивая парня к себе в новый поцелуй. Сережа с готовностью ответил, обнимая того за плечи. А потом спросил: — Сможешь еще? — Еще как. К тому же, — он указал глазами на вставший член Сережи. — Ты еще далеко не все. Серый, ты как далеко готов зайти? Знаю, вопрос вообще не романтичный, но я не могу не спросить. Сережа поцеловал его в нос и наклонил голову. — Я хочу все. Ты у меня не первый, но у меня очень давно никого не было. — У меня тоже. Сережа улыбнулся счастливо, прежде чем прижаться лбом ко лбу. Он надеялся на это, но требовать этого не мог. В конце концов, они ведь даже не в отношениях. Какие уж тут требования? Горошко тоже мог вильнуть хвостом, тем более были красивые девчонки. А Даша (милая Даша!) так вообще души в нем не чаяла. Но нет. Не екало, не откликалось. Зато на Тихона еще как. От мыслей отвлекли руки и губы Тихона. Он целовал его, пока стягивал с парня джинсы. Когда под ними не оказалось белья, Тихон выгнул бровь. Серёжа просто ответил: — Я сегодня не только ужинать собирался. Избавившись от остатков одежды, они переплели ноги, прижимаясь так близко, как только возможно. Серёжа целовал его, гладил по волосам, а Тихон эти поцелуи перехватывал и с лихвой возвращал. Впервые за долгое время он чувствовал себя счастливым. Нависнув над Серёжей, он прикусил нежное место за ушком, тут же зализывая укус. Несмотря на недавний оргазм, собственный член снова стоял. Раздвинув коленом ноги Горошко, он подложил под ягодицы ему подушку, приподнимая. Парень сглотнул скопившуюся слюну и развёл ноги сильнее. Тихон закинул его ногу себе на плечо, покрывая поцелуями икру, коленку и выше, переходя на внутреннюю часть бёдра. Серёжа под ним постанывал, не зная, куда деть руки. Тихон нашарил смазку и выдавил себе щедро на пальцы. Серёжа невольно напрягся. Жизневский поцеловал его в бедро, поглаживая свободной рукой: — Не зажимайся. Я буду очень нежен. Серёжа кивнул и постарался расслабиться. Тихон касался ануса круговыми движениями, чуть надавливая, но не проникая внутрь, пока парень не задышал спокойнее. Сначала в нем оказался один палец, а через пару минут и второй. Серёжа действительно был узким, очень узким. И от этого вело. Тихон согнул пальцы, меняя угол, и в этот же момент Серёжа в голос застонал. Тихон ещё пару раз надавил на простату, вызывая еще стоны. Спустя еще пару минут подготовки Серёжа вполне был готов. Нависнув сверху, Тихон поцеловал в шею, отвлекая, пока сам приставил член. Входил медленно, давая передышку. Несмотря на всю подготовку, Сережа тихо зашипел, вцепляясь короткими ногтями в плечи Тиши. Тот успокаивающе целовал того в шею, пока медленно проникал внутрь. Пара медленных толчков — и он вошел совсем. Сережа застонал, прикрывая глаза. Тихон двигался в нем нежно, выцеловывая взмокший висок, слизывая капельку пота между ключицами. Сережа водил руками по спине, закинув одну из ног ему на поясницу. Тихон гладил по ней ладонью, пока во время одного толчка Сережа не застонал, расслабляясь. Изменив угол проникновения, мужчина ускорил движения так, чтобы каждый раз проходить по этой точке. Сережа стонал, жмурился, царапал ему плечи и спину при особенно сильных толчках, подавался навстречу и шептал, чтобы тот не останавливался. Тихон вбивался в податливое тело, выдыхая сквозь нос от узости, от нереальности ощущений. Сережа будто был создан для него. Когда он почувствовал, что близок к финалу, то опустил руку Сереже на член, двигая по нему в такт рваным толчкам. Парень зажмурился, подаваясь то на руку, то на член, а после со стоном кончил, максимально сжимаясь. Толкнувшись еще пару раз, Тихон последовал за ним, кончая глубоко в него. И только в этот момент в голове пролетело: «Черт, резинки…». А после этого не осталось ничего, кроме приятного опустошения. Уткнувшись лбом в плечо Горошко, он перевел дыхание, облизнул пересохшие губы и вышел из него. Сережа посмотрел на него осоловевшими глазами, а потом потянулся, укладывая голову на грудь. Обняв того, Тихон прочистил горло и несколько виновато сказал: — Я забыл о презервативах. Надо было спросить о… — закончить он не успел, заткнутый прижатым к губам пальцам. Сережа улыбнулся и поцеловал его в угол челюсти. — Так даже лучше. Он потерся носом о его макушку и шепнул: — Тебя в душ понести или сам пойдешь? Сережа фыркнул недовольно и закатил глаза. — Я не принцесса. Дойду. Но дай еще пару минуточек. А ты, прекрасный принц, не убежишь с утра? — и хотя он тщательно старался это скрыть, волнение в голосе все-таки проскользнуло. Тихон приподнял его за подбородок и взглянул в глаза. А потом поцеловал долго и нежно. Еще до того, как он произнес, Сережа знал ответ. — Я останусь с тобой. И Горошко очень хотелось верить, что это обещание.

***

Утро настало как-то до неприличия быстро. Косые солнечные лучи били в лицо, заставляя морщиться. После минутной непродолжительной внутренней борьбы Тихон со вздохом поднялся и зашторил окно. Потянувшись, он зевнул, почесал на щеке след от подушки и повернулся обратно к кровати. И остановился, рассматривая спящего Сережу. Тот сейчас совсем не был похож на Ваню. Разметавшиеся рыжие волосы, все еще немного влажные с ночи, чуть приоткрытый рот и сжатое между ног одеяло создавали удивительно милый образ. Во сне он казался еще моложе, совсем мальчишкой, вчерашним студентом. А впрочем… оно ведь так и было. Тихону вдруг стало так стыдно. Почему-то в погоне за собственными чувствами он напрочь забыл о том, что Сережа на порядок младше него. И, к своему стыду, он сейчас вдруг осознал, что тот в его неполные 24 поступает умнее, взрослее и осознаннее, чем Тиша в свои почти 33. Вздохнув, Жизневский повел плечами, отгоняя непрошенные мысли и вернулся в постель. Поправив подушку, он придвинулся поближе к Сереже. Закинув на него руку, Тихон прижался, утыкаясь носом куда-то между лопаток. Сам того не заметив, он провалился в сон. И уж точно не увидел, как расслабленно опустились плечи Сережи, который старательно пытался не показать, что не спит. Когда Тихон заснул покрепче, Сережа накрыл его руку своей и только потом тоже заснул. Следующее их пробуждение было почти в полдень. Сережа проснулся первым. Повернув голову и скосив глаза, он посмотрел на спящего Тихона. Не ушел. Не ушел! Пряча улыбку, он повернулся и положил руки под голову. Тиша тихо похрапывал. Прядь волос упала ему на нос, отчего тот периодически недовольно морщился во сне. Сережа убрал ее за ушко. Не сдержавшись, он провел по волосам, пропуская кудряшки сквозь пальцы. В этот момент Тихон открыл глаза и встретился с ним взглядом. — Если парень не сбегает от девушки поутру, то, значит, она может рассчитывать на второе свидание. Дилемма: применимо ли данное правило, если парень просыпается с парнем? Особенно, если они оба вчера были трезвыми и прекрасно все помнят. Тихон усмехнулся. — Для того, кто только что проснулся, ты говоришь слишком длинные и сложные вещи. Но вообще да, применимо. И один из этих двух сейчас пойдет в душ, а потом приготовит завтрак. Тосты будешь? Сережа расплылся в улыбке. — Буду. — Хорошо. Но сначала кое-что еще. — и прежде, чем Горошко у него успел что-либо спросить, он повалил его на подушки и нежно поцеловал. Вопрос как-то сам собой отпал.

***

Он не забыл про кладбище. Сложно о таком забыть, когда это была буквально первая мысль с утра. С осознанного утра. Пока они завтракали, Тихон смотрел пробки и прикидывал, как лучше добраться. Сережа вяло ковырялся в тарелке и ждал, пока тот закончит. До этого он пытался что-то рассказывать, но практически сразу же замолчал, видя, что Тихон не слушает. Посидев так еще пару минут, парень все-таки спросил: — А что ты смотришь? — Уже ничего. Смотрел новости и пробки. — Ммм, — глубокомысленно протянул Сережа, проглатывая шутку про то, что новости по утрам смотрят только старики. — А куда поедешь? Тихон кашлянул и отвел взгляд. — Надо по делам. Сережу неприятно кольнуло внутри. Почему-то он не сомневался, что у дел есть вполне определенное имя, начинающееся на «Ва» и кончающееся на «Ня». Он кивнул и пожал плечами. Дальше спрашивать было просто глупо. Очевидно, Тихон не собирался посвящать его в свои дела. А он уж было размечтался. Но тут Тихон сам отложил вилку и накрыл его руку своей рукой. Сережа на него посмотрел. — Я сегодня вернусь или очень поздно, или буду у себя. А завтра приеду. Я знаю, звучит ужасно. И… когда-нибудь я тебе расскажу. Дело не в тебе. Поверь мне, дело не в тебе, ты… Сережа прижал палец к его губам, не дав договорить. — Пожалуйста, остановись. Обычно после таких слов человека бросают. А в конце добавляют: «Ты найдешь кого-то замечательного! Будь счастлив!». Ужасно, банально и слишком предсказуемо. Не хочу так. Если есть дела, то едь. Ты же вернешься. — в последнем предложении пришлось приложить все силы, чтобы оно не звучало вопросительно. Натянув улыбку, Сережа с преувеличенным интересом вернулся к завтраку. В кармане он впивался ногтями в ладонь, сдерживая рвущиеся наружу слезы. Внутри все бушевало и рвалось. Он тебе ничего не обещал. Ничего. Подумаешь, переспали! Может ему вообще похер? Мало ли, что он тебе там сказал. Слепков с члена, мой дорогой Сереженька, не делалось, журнал встреч не велся. Так что просто сцепи зубы, улыбайся и надейся, что он еще раз позарится на твою худую задницу. Или хотя бы вспомнит о ней, когда будет сегодня вечером втрахивать своего Ванечку в дорогую кровать, пока тот будет стонать и царапать Тихону спину. Аппетит окончательно пропал. Отодвинув от себя тарелку, Сережа встал, кивнул в благодарность и пошел в комнату. Наскоро одевшись, он вышел в коридор. — Я пойду пройдусь. Потом просто захлопни дверь. Или, — он помялся, а потом все-таки предложил: — Можешь взять свой комплект ключей. Тихон ответил, не отрываясь от телефона: — Не волнуйся, я захлопну дверь. Сережа сглотнул комок, а потом грустно улыбнулся. — Ну да, о чем это я. Хорошего дня. И прежде, чем тот что-то ответил, он выскочил за дверь. Нет, он не позволит никому увидеть свои слезы. Ни за что. В один момент лучшее утро в жизни обернулось катастрофой.

***

Гудки шли долго. Сережа хотел было уже сбросить вызов, как на том конце провода раздалось: — Алло? Сереж, ты чего звонишь, случилось что-то? Сережа едва не ударил себя по лбу. Точно, у Димы же ночные съемки сейчас. Он пару часов назад всего домой вернулся, упал спать, а тут Горошко со своей драмой. — Прости, из головы вылетело, что у тебя ночные. На том конце послышалась какая-то возня, а потом Димин голос прозвучал яснее: — Да ладно. Что-то случилось, или просто поболтать? — Помнишь, ты говорил, что у тебя есть человек, который может отследить телефон? — А, это когда ты напился вусмерть? Да, помню. Есть такой. А что, собираешься напиться? — Я… — Сережа взъерошил волосы, успокаивая участившееся сердцебиение. Внезапно он почувствовал себя глупо. — Не для себя. Хочу посмотреть, куда поехал один человек. Воцарилось молчание. Сережа перебирал трубку вспотевшими пальцами и ежился от налетающего ветра. — Дим..? — Это же Тихон, да? — Да. — Все снова повторяется. Он сорвался и уехал? — Все было не так. Слушай, ладно, забей. Зря я позвонил. — Да стой ты. Я помогу. Просто хочу сказать, чтобы ты еще раз подумал, точно ли тебе это все нужно. Это нездоровые отношения. Вообще. Он тебя использует. Сережа упрямо сжал губы, с каждой секундой жалея все сильнее, что вообще позвонил. Дима вздохнул на том конце. — Ладно, это бесполезно пытаться тебя переубедить. Серьезно, я вообще не понимаю, что ты такого в нем нашел. А он не понимает, как сильно ему повезло. — Мы переспали. — выпалил Сережа. — И после этого он сорвался и уехал? — Ну нет? Мы позавтракали, он обещал вечером вернуться. — Без комментариев. — Блин, Дим, ты поможешь или нет? — Уже. Скинул тебе в вотсапе номерок человека. Это будет стоить около 3000. — Нормально. — Сережа кивнул. — Спасибо, Дим. — Был бы я рядом, я бы лично ему морду набил. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. В любом случае… Серый, у меня через два дня заканчиваются съемки. Приезжай, поживешь у нас, Лиза против не будет. Сходим с тобой в бар, найдем тебе нормального мужика или девчонку, как уж сам захочешь. Мой дом для тебя всегда открыт. Хоть сегодня приезжай, только скажи, чтобы я Лизу предупредил. Она ужин забабахает. Мелкая по тебе тоже скучает, спрашивает о дяде Сереже. Сережа почувствовал, как сердце сжимается, а в глазах начинает пощипывать. На съемках «Майора Грома» он нашел не только самую сложную и болезненную любовь, но еще и самого преданного и самого лучшего друга. Дима всегда был рядом, Дима всегда был готов помочь. Дима утешал его, обнимал между съемками и подбадривал, когда Тихон в очередной раз без объяснений уходил, ни с кем не прощаясь. Дима делился сигаретами, покупал кофе на двоих. Дима говорил, что все будет хорошо. Дима познакомил со своей семьей, вместе с Сережей звонил Лизе и Иванне по facetime. Дима Чеботарев стал для него старшим братом, о котором тот всегда мечтал. — Я приеду, Дим. Как только разберусь со всем, обязательно приеду. Соберу вам посылку, на неделе отправлю. Скинь тогда индекс, ладно? Только не отказывайся, пожалуйста. Дима засмеялся. Сережа почти воочию увидел, как тот кивнул. — Иванна будет рада. Скину. Береги себя. И держи меня в курсе, хорошо? — Конечно. — Пока, Сереж. — Пока. Нажав на кнопку «отбой», Сережа открыл вотсапп. Пару минут он гипнотизировал номер, не решаясь. А потом все-таки нажал. В конце концов, он ведь всегда может отказаться. Или трубку просто не возьмут. Абонент ответил через три гудка.

***

Договориться оказалось легко — видимо, не первый раз с такой просьбой обращались. Мужчина не задавал лишних вопросов. Озвучил цену, назвал программу, а потом попросил номер. И вот через каких-то десять минут у Сережи в открытых картах медленно ползла точка с именем «Т». Эмоции были смешанные: с одной стороны, Сереже казалось, что это неправильно, с другой — ему надоело жить в неизвестности. И как бы сильно он ни любил Тихона, быть собачкой на привязи не собирался. Любит он Ваню — так пусть скажет сразу! Пусть идет к нему, устраивает отношения, будет, блять, счастлив. Сережа побитой собакой скулить будет, ненавидеть весь мир (а себя в особенности), но поймет и примет. Он надеялся, что сможет принять. Все лучше, чем так. Погруженный в мысли, он на какое-то время перестал следить за маячком. А когда снова посмотрел, то в начале подумал, что программа сломалась или телефон заглючил. Тихон приехал на кладбище. Это вообще не укладывалось в голове. Он же поехал к Ване. Или.? Нет, Тихон определенно бы сказал, если бы у него кто-то был похоронен в Питере. Он же здесь один. Вся родня, насколько Сережа знал, у Жизневского осталась в Калининграде. Но Тихон действительно был на кладбище, медленно перемещался по карте, уходя куда-то вглубь. Сережа на всякий случай сделал пару скриншотов. Не придумав никакого объяснения, он решил снова позвонить Диме. Тот взял сразу. — Ну, чего у тебя там? — Да хрен его знает, что происходит. Даже не знаю, как тебе сказать. — Попробуй словами через рот. — Он на кладбище. — Чего? — Дима аж завис на той стороне. — А что он там забыл? — Чудесный вопрос, еще бы я знал. — У него же тут никого нет из родни. — Да. — Он же не.? — Не что? — Не закладчик? Сережа нервно рассмеялся. — Наркомана мне еще не хватало. Да нет, он не нарик. Я бы видел. Да и зачем? У него нормальная зарплата. Блять, да я уже нихуя не понимаю. Я думал, он к своему Янковскому собрался, а он… — Стой, — перебил его Дима. — Как ты сейчас сказал? — К Янковскому. К Ване, блять, Янковскому. — Подожди, так это тот самый Ваня Янковский? С «Топей»? — Блять, да. Тот самый, с «Топей». Дима замолчал на какое-то время. А потом несколько тише сказал: — Тогда понятно, почему он поехал на кладбище. Надо было мне давно догадаться. — О чем ты говоришь? — Сережа перехватил телефон. Сердце било набат. Ответ крутился рядом, но никак не шел в голову. Он что-то упускал и никак не мог понять, что именно. — Дим, зачем он туда поехал? Чеботарев вздохнул. — Сереж, Ваня Янковский умер полтора года назад. У Горошко на секунду земля ушла из-под ног. Часто заморгав, он сглотнул подступивший к горлу комок и тупо переспросил: — То есть как? — Опухоль. Странно, что ты не слышал об этом. Он же внук того самого… ну, ты знаешь. — Сережа кивнул, будто Дима мог увидеть. — Они досняли «Топи» и все. Он умер месяца через три после конца съемок. — помолчав, он добавил: — Как я только не догадался, что это тот Ваня. Черт. Не прощаясь, Сережа нажал на «отбой». Он сидел, смотрел перед собой и ничего не видел. В голове не укладывалось. Руки мелко тряслись, ноги дергались. Последний раз у Сережи похожие ощущения были, когда ему сказали, что его пес Оскар умер. Сглотнув, он перевел взгляд на телефон. «Т» наконец-то остановился. Сережа провел пальцем по экрану. Телефон предложил проложить маршрут до точки. Поколебавшись секунду, Сережа нажал на «ок» и вызвал такси.

***

На кладбище было тихо, накрапывал дождь. Редкие прохожие прятались под зонтами и ускоряли шаг. Сережа мялся на входе, кутаясь в куртку. Противоречия разрывали — он хотел и боялся узнать. Облизнув пересохшие губы, он еще раз проверил, где Тихон (судя по карте, тот был дома), и только потом двинулся вглубь кладбища. Он сверялся с картой, хотя ему было это не нужно. Ноги будто сами вели в нужную сторону. Три поворота, две дорожки — и он увидел его. Серый гранитный камень с серебристыми буквами. ФИО, годы жизни и смерти. И тире посередине. Вот и все, что осталось. А над этим всем фотография молодого улыбающегося парня. Сережа присел возле могилы. У надгробия лежал свежий букет белых лилий. Протянув руку, Сережа коснулся их. На секунду ему показалось, что он ощутил тепло рук Тихона. Оглядевшись, он увидел, что за камнем лежали небольшая тряпочка и веник. Все вокруг было убрано, а на самой могиле росла короткая трава. Сережа провел рукой по надгробию, а потом по буквам. — Я ведь ненавидел тебя. Веришь? Нет, смерти не желал. Мечтал, чтобы ты куда-нибудь пропал. Я думал, что ты его мучаешь. Что не можешь определиться. И он не может. Я так часто представлял нашу встречу, думал, что скажу тебе, если увижу. А теперь вот… — он посмотрел на фотографию. — Слов найти не могу. Сглотнув, Сережа сцепил руки в замок. — Я без цветов. Извини, я не подумал. Я… я не думал, что все так. — Сережа шмыгнул носом и сел на землю. — Ты мертв. В голове не укладывается. Ты мертв… А он тебя любит. Ты бы знал, как сильно. До сих пор, Вань. Странно завидовать, но я все-таки завидую. Живых так не любят, как он тебя. Я с утра с ума сходил. Мы переспали. Наверное, ты бы меня возненавидел, будь ты жив. Хотя… будь ты жив, он бы на меня даже не посмотрел. В его сердце есть ты и только ты. А для меня… сомневаюсь, что там есть хотя бы клочок. Сережа тряхнул волосами. Прядь упала на лицо. Оттянув пальцами, он ее внимательно рассмотрел. — Рыжий. А ты русый. Мы ведь похожи. Он поэтому и стал со мной общаться. Тихон думает, я не знаю об этом. Знаю. Понял, когда впервые увидел твою фотку. Было больно, знаешь ли. Да и сейчас больно. Хах, сижу и разговариваю с любовником своего… да никого. Это я скорее любовник. Хотел тебя возненавидеть, а теперь не могу. Никак. Так что мне остается лишь просить. — Сережа привстал и снова посмотрел на фотографию. — Если ты слышишь меня, если ты видишь его, то отпусти. Дай ему жить дальше. Он ведь умирает. Медленно, мучительно, но умирает без тебя. Отпусти его. Разорви вашу связь. Неужели ты не хочешь, чтобы он был счастлив? Я не лучший человек. Но я бы все сделал для этого. Я, — Сережа поджал губы, сдерживая слезы. — Я люблю его. Потому и терплю все это. Медленно поднявшись, Сережа отряхнул джинсы от налипшей грязи и листьев. Кивнув Ване, он поправил букет и вышел за оградку. Остановившись, Горошко снова окинул взглядом могилу. — Прощай, Вань. Прости меня за злые мысли. Не оборачиваясь, он ушел прочь. Его била мелкая дрожь.

***

Тихон долго не мог уснуть. Когда он вечером собирался к Сереже, тот написал смс, что сегодня ему нужно уехать и им лучше встретиться завтра. Тихон удивился, но ответил, что ничего страшного. Больше Сережа не писал. Это было странно, и какая-то часть Тихона здорово напряглась. Но большая часть думала, что это правильное решение. Ему тоже нужно было подумать. Не включая свет, он поставил чайник. Пока тот тихо ворчал, Тихон облокотился о стену и закрыл глаза. Холод плитки отрезвлял и уменьшал головную боль. Поход на кладбище ничего не прояснил. Стало только хуже. Когда он увидел могилу, то сдерживать слезы больше не получилось. Они текли и текли, пока Тихон протирал камень, пока укладывал цветы. Ваня с фотографии улыбался, а Жизневскому хотелось выть. Чувство тоски, тщательно контролируемое до сих пор, затопило все сознание. Одиночество, сожаление, любовь и стыд смешались в дикий коктейль, накрывающий с головой. Тихон сидел у его могилы несколько часов, почти не шевелясь. Он смотрел на Ваню, мысленно рассказывая ему все, прося прощения. До этого ему казалось, что он пережил, что смог двигаться дальше. Что больше не болит. Какая иллюзия. Боль никуда не делась. Сердце все еще болезненно сжималось. Засвистел чайник. Тиша открыл глаза, поднялся и снял его. Чайный пакетик, белая кружка со сколом и ничего больше. Подтянув ее к себе, он обнял стенки пальцами, согревая. Самым логичным на кладбище было бы позвонить Сереже. Сказать ему, что все кончено (будто бы что-то начиналось) и дать парню жить нормальной жизнью. Тихон мучал и себя, и его. Сережа не заслуживал этого. Он не должен расплачиваться за чужие грехи. Но Тихон не смог. Рука замерла над контактом с его именем. Сердце внутри снова заныло, всеми фибрами души препятствуя такому решению. И он убрал телефон в карман. Но пока Тихон ехал назад, он думал, что у Горошко нет нормальной куртки. И что им стоит ее купить в ближайшее время. Ему вдруг вспомнилось, каким слабым и беззащитным тот выглядел, когда болел. А в голове стрелой мелькнула мысль, которую он боялся и гнал, как мог. Тихон боялся повторения. Он чертовски сильно боялся потерять Сережу. Выдохнув, он оттолкнул чашку и уронил голову на руки. Он окончательно запутался.

***

Уснул Тихон с рассветом. Проснулся, когда часы перевалили за шесть вечера — уставшее от недосыпа и переживаний тело требовало отдыха. Присев в постели, он потер лицо и достал мобильник. Реклама, акции, два пропущенных от продюсера, пара ответов в инстаграме и одно сообщение от Сережи. Надо поговорить. 14:15 От сообщения веяло холодом и каким-то отчаянием. На языке появился мерзкий привкус горечи. Возникло стойкое ощущение, что ничего хорошего его не ждет. Вздохнув, Тиша отписал: Буду через час. В ответ пришло короткое: Ок. Подозрения переросли в уверенность, что это было начало конца. Едкий голос внутри прошептал: «Не льсти себе. Начало было, когда ты бросил его и уехал на кладбище. Это эпицентр конца. Ты все проебал». Натянув свежую кофту, Тихон как мог пригладил кудри и поехал к неизбежному. На душе скребли кошки.

***

Эту ночь Сережа не спал. Он трижды пытался, но сна не было ни в одном глазу. В конечном итоге он бросил попытки, так что сейчас он выглядел так, будто восстал из мертвых. Три чашки кофе с коньяком только усугубили ситуацию, добавив к разбитости еще и головную боль. Расковыряв в кровь себе пальцы, он сидел на диване, ожидая Тихона. Время, будто назло, снова замедлилось до предела. В голове летали сотни мыслей. И ни одной хорошей. Мир сгустил краски, оставив только серый и бесконечное количество черного. Аргументы, факты и здравый смысл твердили, что он поступает правильно. Что так будет лучше. Так почему же так сильно хотелось вздернуться? Когда зазвонил дверной звонок, Сережа вздрогнул. Досчитал до десяти, а потом пошел и открыл дверь. На пороге стоял Тихон. Судя по его виду, эта ночь тяжелая была для обоих. — Я войду? Вместо ответа Сережа отошел и кивнул на кухню. Тихон прикрыл дверь и пошел следом. Сев за стол, он внимательно следил, как Сережа наливает чай и ставит перед ним чашку. Все это время они не проронили ни слова. Насыпав себе сахара, Сережа размешал чай, а потом с тихим стуком положил ложку на блюдце. И только тогда поднял глаза на Тихона. Тот смотрел на него, грустно улыбаясь. К глазам подступали слезы. Сережа впился ногтями в ладони, пытаясь успокоиться. Выдохнув, он медленно заговорил: — Нам нужно поговорить. — Тихон в ответ кивнул. — О нас. Хотя никаких «нас» ведь и нет. И не было никогда. Тогда я хочу поговорить о себе. — сглотнув комок, он продолжил: — О том, что я больше так не могу. Я долго надеялся, что ты сможешь меня полюбить. Я верил в это всей душой, хотел и мечтал. Я думал, что еще совсем чуть-чуть, и мы будем счастливы. Но я не видел очевидного. Сережа замолчал, пережидая очередной наплыв эмоций и подступающих слез. Тихон не проронил ни слова. — Полюбить не может тот, кто уже влюблен. Твое сердце отдано другому человеку. Там нет места для меня. Даже крошечной комнатки. И это стоит признать. Может я и похож на него внешне, Тиш, но я не он. И никогда не буду. Нельзя заменять одного человека копией его. Я не запасная деталь, не чья-то копия. Я это я, Горошко Сергей Дмитриевич, всей душой влюбленный в тебя. До кончиков пальцев, до последнего слова. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты это знал. Но я не Ваня. Мне жаль, но это так. Я никогда не стану им. Отведя взгляд, Сережа тихо продолжил: — В хирургии есть метод — удалять все радикально и быстро. И я хочу сделать так же. Иногда лучше отрубить руку, чем дать болезни сожрать все тело. С каждым днем я все сильнее и сильнее влюбляюсь, все крепче привязываюсь. Мне тяжело это дается, но пока я еще могу это контролировать. Но чем дальше, тем больше ты будешь понимать, что я всего лишь уродливая замена. Ты не любишь меня. Ты любишь его. И ты все равно уйдешь. А когда ты это сделаешь, мне будет слишком плохо. Я не уверен, что смогу это пережить. Так что… — не сдержавшись, он шмыгнул носом. — Прости, но я сделаю это первым. Я прощаюсь с тобой. Давай на этом все закончим. Вычеркнем друг друга из жизни и будем жить дальше. Пока я еще могу это сделать. Не смог сдержаться. Слезы катились по щекам, застилая взгляд. Тихон сидел напротив, понуро глядя перед собой. Все это время он молчал. И только когда Сережа умолк, прерванный рыданиями, он поднялся и подошел к нему. Присев у колен, Тихон протянул руку, вытирая дорожки слез. Каких внутренних сил стоило Сереже не прижаться к этой ладони. Все фибры души стремились к Тихону. Но он сидел прямо. — Сереж, я… — Не надо, — перебил он его. — Просто уйди. Пожалуйста, Тихон, уйди. Так будет лучше. Новые рыдания сдавили грудь. Закрыв лицо руками, он рыдал навзрыд, сотрясаясь всем телом. Слезы смешивались с соплями, некрасиво размазываясь по лицу. Когда хлопнула входная дверь, Сережа сполз на пол, обхватывая колени руками. Вот и все.

***

— Привет, Вань. — Тихон наклонился, укладывая еще один букет с другой стороны надгробия. — Это снова я. Нам надо поговорить. Ты только не волнуйся. Я сам волнуюсь. Сев на лавочку, Тихон опустил голову. — Когда ты умер, для меня померкли звезды. Я думал, что это просто красивое выражение из дешевых бульварных романов. Нет, это правда. Только красивого в этом мало. Первое время я был как под веществами. Я ничего не понимал. Дни сливались в недели, а недели в месяцы. Все это время моим единственным желанием было прийти сюда, выкопать яму и лечь рядом. У судьбы, знаешь, ужасное чувство юмора. Злое, мерзкое, отвратное. Я хочу, чтобы ты знал: я всегда любил тебя и буду любить. Ты мой лучик света, мой лучик надежды. С первого взгляда и до последней секунды я любил тебя. И за каждый день, проведенный вместе, я благодарен. Вот только их было так преступно мало. Мы должны были прожить счастливую жизнь, состариться вместе и соревноваться, у кого больше волос в ушах. Я хотел просыпаться с тобой каждое утро, столько, сколько мне отведено. Но мир жесток. И тебя у меня забрали. Знаешь, глупо, но я верю в бесконечное количество миров. А, значит, в одном из них все так и произошло. И мы там счастливы. Мы там вместе. Прекрасный мир, правда? Но я живу в другом. И я все еще жив. Я сделал много глупостей, очень много. И сейчас я обидел одного замечательного человека. Того, кто стал мне очень дорог. Мне нужно идти дальше, Вань. Я, похоже, снова влюбился. У меня появился шанс быть счастливым. Попробовать снова. Я люблю тебя. Но если я тебя не отпущу, то потеряю еще и его. Запрокинув голову, он втянул набежавшие слезы и часто заморгал. — Ты бы хотел, чтобы я был счастлив. Он — мой шанс. И я надеюсь, что я его не упустил. Я попробую все исправить. Пожелаешь мне удачи, ладно? Мне она очень нужна. Поднявшись, Тихон любовно провел пальцами по надгробию. — Когда-нибудь мы снова встретимся, Ванечка. Прощай. Вытерев слезы тыльной стороной руки, он поднялся. Вздохнув и выдохнув, он медленно пошел прочь. Из-за туч вышло солнце. Тихону вслед подул не по-осеннему теплый ветерок. Остановившись, он посмотрел наверх и прошептал: — Спасибо.

***

Дима вызвал ему доставку, несмотря на вялое сопротивление. Сережа второй день сидел на диване, тупо глядя перед собой. Сил спорить и что-то доказывать не было. Чеботарев обещал приехать завтра с утра. Сережа только попросил взять такси. Сил ехать на вокзал не было никаких. Да и желания тоже. Все свободное время он спал, а потом смотрел в стену и в потолок. Отчаянно врал Чеботареву, что с ним все хорошо, что он просто ничего не чувствует. Да, он будет в полном порядке. Плевать, и не такое переживали. Да он почти забыл уже. А ночами рвал подушку, промачивая насквозь ее слезами снова и снова. Вскакивал от кошмаров, где Тихон уходил, не оборачиваясь. Лежал без сна до утра, пытаясь согреться. Его жизнь стала просто существованием. Пустой блеклой копией. Иногда он брал телефон, с надеждой глядя на входящие. Какая-то его часть иррационально верила в то, что все это — ошибка. Что сейчас Тихон придет, скажет глупую шутку и ляжет рядом. Что того разговора просто не было. Но входящие были пустыми. В один из таких моментов, когда его накрыли рыдания и истерика, он разбил телефон о стену, а потом бил ногами, пока от того ничего не осталось. Потом рыдал еще сильнее, пытаясь собрать по кусочкам, но его было уже не спасти. С Димой они общались по стационарному. Новый Горошко так и успел купить. Обиднее всего, что на старом был номер Тихона. На новом его уже не будет. И Дима же не даст. Так и зачем ему телефон? Дима заказал доставку, и курьер должен был прийти с минуты на минуту. После часа уговоров Сережа согласился съесть пару яблок и йогурт. В квартиру постучали. Он сполз с дивана, накинул сверху плед и пошел к двери. Открыл, не глядя, и замер. В дверях стоял Тихон с цветами. С розовыми пионами. Он попытался захлопнуть дверь, но Тихон подставил ногу. Сережа посмотрел на него затравленным зверьком. Жизневский мягко, но настойчиво приоткрыл дверь. — Можно я все-таки зайду? Он хотел сказать «нет». Хотел сказать, что им не о чем разговаривать, что все уже решено и Тихону лучше сейчас уйти. Хотел. Но вместо этого шмыгнул носом и кивнул.

***

Они снова сидели на кухне. Тихон заваривал чай, пока Сережа смотрел на букет, лежащий у него на коленях. Пионы. Розовые. Цветы, которые он любил так же сильно, как лаванду. Он трогал нежные лепестки, пропуская их сквозь пальцы. Сейчас это было единственным, что держало его в реальности. Перед Сережей возникла кружка с дымящимся чаем, и он наконец-то поднял глаза. Тихон не сел, как раньше, напротив, а сел рядом. Взял Сережину руку и накрыл ее своей. Стало тепло. Сережа выдохнул сквозь сомкнутые зубы и перевел взгляд на цветы. — Пожалуйста, выслушай меня. И потом реши, что со мной делать, ладно? Я должен был сказать тебе это еще тогда, но не смог. Я так сильно облажался. Но, говорят, лучше поздно, чем никогда. Я надеюсь, что еще не слишком поздно. Ты был абсолютно прав, когда сказал, что был его заменой. По началу так и было. Это Ваня заставил меня пойти на тот кастинг. Когда я увидел тебя в той кофейне, мне показалось, что там стоит он. Я потому тебя так и напугал тогда. Прости. Когда я был рядом с тобой мне казалось, что боль отступает. Будто мы с ним снова вместе. Но чем больше проходило времени, тем лучше я узнавал тебя. Тем ближе мне становился именно ты. Я долго боялся нашей близости. Боялся, что не смогу, что отступлю, что буду думать о нем. Но когда это случилось, я думал только о тебе. Я целовал, ласкал и любил только тебя. И когда я проснулся с утра, мои мысли тоже были о тебе. Я поймал себя на мысли, что хочу так просыпаться каждый день. И теперь я уже не вижу того сходства между вами. Я должен был сказать, что еду на кладбище. Должен был рассказать тебе все раньше. Но я не думал, что ты поймешь. Я боялся тебя потерять, а в итоге сам сделал еще хуже. И ты прав. Ты во всем прав. Я метался между двух, боясь сделать этот выбор. И только когда я потерял тебя, я понял, что я потерял. Я знаю, у тебя нет причин мне верить. Но все-таки я хочу, чтобы ты знал. Сегодня утром я снова ездил туда. Попрощаться. Теперь уже окончательно. Я любил его, это правда. Но теперь я люблю тебя. И это тоже правда. И я бы хотел попробовать сделать тебя счастливым. Пусть даже на это потребуется целая жизнь. Тебя, Горошко Сергей Дмитриевич, моего рыжего лисенка. Так что вот сижу я тут перед тобой, раскрыв все карты. И от тебя последнее слово: казнить или помиловать? Сережа очень долго молчал. А потом посмотрел на него и погладил по щеке. Пропустив кудри через пальцы, он пододвинулся поближе, укладывая голову на плечо. — Эти два дня были худшими в моей жизни. Не делай так больше никогда. Тихон шумно выдохнул и обнял его, прижимая к себе. Сережа поднял голову, и его губы тут же накрыли губы Тихона. Поцелуй вышел мокрым, соленым из-за слез, но самым искренним из всех, что были. Вот теперь это было обещание.

***

Полгода спустя

Сережа насвистывал незамысловатую мелодию, пока варил кофе в турке. Сегодня был один из тех редких дней, когда у них у обоих был в театре выходной. Так что, вдоволь навалявшись, они вышли завтракать только в 4 вечера. Настроение было просто прекрасным. Задумавшись, Сережа едва не упустил кофе, но вовремя спохватился. Пока он разливал его по чашкам, его талию обхватили крепкие руки, а сзади прижалось мокрое тело. — Пахнет божественно. — протянул Тихон, вдыхая аромат полной грудью. Капли с кудрей падали Сереже на плечи, заставляя покрываться мурашками. Повернув голову, тот чмокнул его в щеку. — Иди за стол. Блинчики ждут тебя. — Со сгущенкой? — Конечно. Улыбнувшись, Жизневский сел на привычное место и стянул сразу два блина. Сережа уселся рядом. Взяв сахарницу, он хотел положить Тихону привычные две ложки в кофе, как тот мягким движением остановил его. — Знаешь, мне больше нравится без сахара. И с молоком. — налив себе в кружку, он помешал, а потом продолжил: — А еще нам все-таки стоит съездить на море. Может на следующей неделе? — Я думаю, это отличная мысль. А со шкафа на них смотрели две фотки, где Тихон целовал Сережу.