***
Кожаные ботинки были сплошь покрыты опавшими листьями — привычка совершать долгие пешие прогулки во время листопада была приобретена еще в детстве. Поддевая мысками ботинок листву, она меланхолично размышляла. В парке почти не было людей, все местные жители попрятались в домах, а туристы уже уехали. Лишь она одна, слушая музыку через один наушник, беззаботно гуляла — ни единой злой мысли в голове, а вокруг царила природа. Телефон был новым, как и сим-карта — в контактах не было ни одного номера, по которому она сейчас могла бы позвонить. Но это не расстраивало, ведь именно сейчас начиналась новая жизнь. Мерно поддакивая в такт знаменитой песни ирландской группы, она села на лавочку, не заметив, что та не пуста. Нога на ногу, в руке телефон — и через пару минут уже расслабленная классическая мелодия вызывает колебания барабанных перепонок. Она уставилась в одну точку и замерла. Надо забыть. Надо забыться.***
— Отец впервые ударил мать, когда увидел, что она над тобой издевается. Тебе было всего два года, а она уже тебя била, — сказала слегка дрожащим голосом сестра, — может быть, ты не помнишь этого, но я помню, что папа рассказывал… Кажется, тогда у Амелии перед глазами заплясали чертики. Уже тогда? Она и правда помнила, как покачнулась мама, накрывая ладонью щеку. В её глазах горел огонь, но она бесстрашно смотрела в глаза разъярённому мужу. А ребенок — она, Амелия — кричал. Неужели так? Почему же отец её тогда не забрал? Рыжие волосы сестры пятном размывались перед глазами. Непрошенные слезы набежали на глаза, но она упорно не хотела моргать, чтобы не запачкать соленой влагой щеки. У нее в тот день был хороший макияж. Она получала наследство, и это её почти убивало. Так и не увидев ни разу более отца, теперь она стала полной сиротой — мать для нее умерла уже давно. Не подсчитать количество травм, нанесённых телу и душе. Истерзанные нервы не подлежали восстановлению. Она хотела умереть, чтобы возродиться снова. Но она свободна. Свободна. Свободна. Пусть иногда ее одолевают мысли о прошлом, но она оставила это позади. Забудь, Амелия, забудь! Главной целью теперь было вылечить эти раны. Амелия была уверена, что у нее получится, она же умная и смелая… Пришлось уехать, но этим она доказала себе, что для нее теперь не существует преград. Раньше — были. А сейчас… Да кого ей теперь бояться?***
Высокий воротник чёрного шерстяного пальто скрывал лицо практически полностью от внешнего мира, поэтому на него никто не обратил внимание, пока он неспешным шагом шутливо преодолевал километры. Небольшая лестница вела в парк. Зная весь город наизусть, он двигался по наитию, можно сказать, шел туда, куда вели ноги, а ноги хотели просто идти. Парк встретил его пустотой, но он не мог не отметить в одиночестве идущую по нему девушку. Она тоже была одета в черное пальто, но вся какая-то зажатая, с опущенной головой и дрожащими руками. Упорными движениями она отшвыривала ботинками листья на несколько метров перед собой — что придавало ей вид городской сумасшедшей. Эффект закреплял ее слегка безумный взгляд, которым она рассматривала местность — большие, широко раскрытые глаза, выдавали девушку с головой. У нее была своя трагедия. А у кого ее нет? Он сел на ближайшую лавочку. Не собирался делать этого, но что-то его заставило. Не ведая причины, почему бы ему все же не присесть, вампир расслабился и положил ногу на ногу, наслаждаясь погодой и отсутствием солнца. Это был один из немногих дней, когда грудь наполнилась необъяснимой тоской. Но Аро Вольтури не отдал себя на растерзание печали. Зачем? Разве оболочка «мира» не прекрасна? Он — повидавший слишком много — был спокоен. Стягивающая грудь тоска по чему-то неизъяснимому его не смущала. Между тем девушка села рядом с ним, ойкнула и дернулась. Он медленно повернул голову и посмотрел ей в глаза — в них отчетливо читался страх. Словно он её застал за совершением чего-то запретного… Природа человека всё же неисповедима, невозможно предугадать следующие их действия — и это ему, привыкшему к бессмертию, казалось раздражительным. Несовершенные организмы эти люди… Он поморщился и продолжил наблюдать. Испуганная девушка вжалась в спинку скамейки, нервно постукивая пальцем по экрану телефона — последней модели айфона. Аро про себя ухмыльнулся. Своим поведением и светлыми волосами она казалась слишком странной для человека. Ее сердце билось подобно птичке, пытающейся выбраться из тесной клетки — громко и как-то даже жалостливо. С этой мыслью он отвёл взгляд и стал рассматривать немногочисленные нити тумана. Опостылевший век нес с собой абсолютную скуку. Развитие человечества продолжалось, хотя Аро бы с усмешкой отмечал, что оно катится назад, с упорством ребенка, который тянется к игрушке. Век технологий и роботов нес с собой деградацию людей, извечные столкновения которых в традициях, умах и территорий грозились вылиться в серьезную мировую катастрофу, которая вампиров совершенно не напрягала. Проблема была в другом. Люди почувствовали себя богами. Его светловолосый брат начал бы охоту на слишком любопытных, кто лезет в древние достопримечательности и пытается получить свою выгоду. Кай бы точно отменно повеселился где-нибудь в горах, его характер — одновременно легкий и жестокий, очень гармонично устранял подобные проблемы. Это было забавно наблюдать. Вот что делает девочка? Усердно сидит в своем гаджете и походит на крота, копающего землю. Ее спина чуть сгорблена, глаза прищурены, сердце активно бьется о грудную клетку. Такая ничем не сможет заинтересовать мужчину. Аро понимал, что ей некомфортно рядом с ним. Только вот… почему он так много о ней думает. Разве она заслуживает? Ностальгия унесла его прочь, во времена красивых статных дам, их речи были усердием гувернанток вышколены до состояния стихотворения, глаза были всегда чуть полуопущены, а на щеках был румянец от близости мужчины. А эта… Аро снова поймал себя на мысли, что думает об этой девушке и обернулся.***
Амелия заблокировала экран телефона и уставилась на потёртую ткань джинсовых брюк, перестав весело болтать ногой. Мысли о новой стране тут же улетучились куда-то прочь, когда она уловила на себе взгляд темных глаз. Она и не заметила сидящего рядом мужчину, одетого в черное, как тьма, пальто. Она почему-то вздрогнула и слегка покашляла. Стало неловко. Тем временем, ветер стал сильнее и завыл в кронах невысоких деревьев. Амелия поежилась и снова посмотрела на соседа. Красивый, статный, наверняка высокий. Черты его лица были тонкими, но, тем не менее, завораживающими… Неужели такой типаж есть в Италии? Меньше всего мужчина был похож на светловолосого северянина, коих здесь было больше, чем полагается по статистике. Казалось бы, от такого выбора глаза у нее должны разбегаться, но все же ни один не привлек внимания. А вот темноволосый мужчина, сидящий рядом… Хотелось помотать головой, чтобы разогнать туман, стоявший перед глазами. Да, красивый, ну и что? Не ее же. Амелия встала, убрала телефон в карман и направилась разминать ноги. Она никогда не любила подолгу сидеть.***
Темная прядь волос все-таки выбилась из хвоста, чем вызвала раздражение — он не любил, когда ему что-то мешало. Движение руки, едва заметное даже для вампирского зрения, и вот волосы заправлены за ухо. Ему хотелось сидеть здесь вечно. Аро Вольтури любил: ветреную погоду, когда вокруг мало людей и, напротив, много зелени, и чем больше деревьев, тем лучше. Уходить далеко от дворца не было желания, и оно же, желание, привело его в парк. Аро бы, возможно, и злился на смертную из-за того, что не дала побыть в одиночестве, но не хотел. Или не мог. А, впрочем, разве он оставался хоть когда-то один? Что ж, оставалось закатить глаза от собственных мыслей и послать их прочь. Что за напасть — критиковать собственные думы? Ах, после Эдварда он до сих пор пребывал в замешательстве. Никогда не боявшийся, что кто-либо узнает, о чем он думает, после встречи со слишком везучим младшим Калленом, Аро частенько стал одергивать сам себя. Сейчас это казалось смешным. В этой жизни все так иронично… Шарканье ноги вывело его из транса. Он вздохнул и повернул голову в сторону звука. Девушка несколько неуклюже поднялась со скамьи и уверенным шагом направилась в сторону аллеи. Слегка полноватая в неподходящем ее фигуре пальто, она почему-то притягивала его взгляд и внимание, стоило только попасть в поле его зрения. Аро не хотел смотреть на нее, но что-то его словно… заставляло. Вампир стиснул зубы, отвернулся. Через минуту услышал, как зашуршали листья, поднимаясь в воздухе и, скрипя, обратно опускаясь на асфальтированную дорожку. Нет. Она или даст ему тишину, или умрет… Чтоб ее… Треск сухой палки. Мужской вздох. Девичий вскрик. — Что вы делаете? — ее визг остался без ответа, а далее последовали взлет девичьей руки и хрип, вырвавшийся из горла. Амелия начала задыхаться и пыталась отпихнуть руки незнакомца от себя как можно дальше, но не тут-то было! Подобно каменной статуе, его тело не двигалось с места, а крепкие пальцы впились в ее нежную кожу. Больно. Неприятно. И никого не было в парке, они были вдвоем. Сдавленное горло не позволяло кричать, ветер противно ныл в уши… А он все продолжал ее убивать. В очередной попытке отбиться, рука накрыла его руку, на что ему захотелось ее сломать… Но тут их ладони соприкоснулись, и его в один миг словно накрыло туманом. Темным, почти черным. В ее мыслях было холодно, одиноко, страшно. Сквозь промозглую темноту пробивался громкий голос женщины, мелькали воспоминания — отвратительные до тошноты и мерзкие до дрожи. Будь он человеком, сейчас его вывернуло бы наизнанку. Мерзко. Аро поморщился. Но почему ему до этого есть дело? Почему он проникся этой болью? Почему… Это насколько больно может быть юной девушке, что даже трехтысячелетний вампир оказался ошеломленным. Его рука уже более не сковывала ее горло, и, пока Амелия откашливалась, он отпустил и руку. — У вас прекрасное имя, Амелия. Древнее, — чувствуя себя глупцом, Аро продолжал, не отрываясь, на нее смотреть. Амелия выпрямилась и посмотрела на мужчину. Она боялась, руки тряслись и скрывать это уже не было смысла. Он напал на нее так резко, что ничего нельзя было понять. Почему? Зачем? Эти вопросы унес ветер. Потому что он сумасшедший. Потому что он чокнутый. Ровно через секунду Амелия бросилась со всех ног к выходу из парка. Ее сердце громко билось в его груди. Он снова хотел ее коснуться, но не мог бежать, ноги словно приросли к земле, и оставалось только смотреть вслед убегающей девушке. Что-то изменилось. И дело было не в погоде. Он стоял с совершенно растерянным видом, один в парке. Начинался дождь. Крупные капли падали ему на голову, на пальто, но вампиру было все равно. Амелия. Ему необходимо снова коснуться. Найти Амелию не составит труда, она не успела далеко убежать. Быстрым шагом, почти бегом, он покинул это место и направился за ней, следуя за тонким шлейфом ее запаха. Дорожка уже намокла, земля противно клеилась к подошве ботинок, мешая быстрому шагу. Оказавшись на дороге, Аро вытер ботинки о траву и продолжил путь девушки дальше. В город.***
Амелия бежала со всех ног, понимая, что, если он догонит, то ей конец. Но вроде никто за ней и не бежал… Амелия остановилась, чтобы перевести дух. На кого она напоролась, что такого ему сделала? Она просто стояла, шуршала листьями, и все… Какой-то маньяк! Он искал жертву и ей так повезло? Если пойдет по одному месту, то полиция найдет ее расчлененное тело в каком-нибудь парке или поле. Если вообще найдет. Продолжив убегать, она хотела попасть в любое более-менее людное место — там уж точно он не тронет. Недалеко раздался звук двигателя мотоцикла, и Амелия обернулась. Это он? Она тут же спряталась в ближайших кустах. Сердце бешено колотилось в груди от страха за свою жизнь, и мысли, что надо заявить в полицию, не выходили из головы. Надо, конечно надо, и срочно! Вдруг маньяк кинется не только на нее? Она закрыла глаза, когда поняла, что мотоцикл проезжает аккурат мимо нее. Через мгновение мотор стих и Амелия открыла глаза. Лезущие в лицо ветки мешали смотреть, и впопыхах девушка попыталась выползти из укрытия. Мокрая как курица, но почти уже спокойная, она поправила пальто и поспешила в ближайшее кафе. Она помнила, что, еще несколько поворотов, и она будет на месте, а там закажет чай, немного согреется и после пойдет в полицию… Амелия свернула за поворот… и остолбенела. Черноволосый убийца стоял прямо перед ней. Это конец? Незнакомец смотрел слишком странно. В его взгляде не было интереса. В нем было недоверие. Амелию накрыло паникой. Ей конец.***
Уже давно прошел момент, когда дождь слегка моросил, теперь вода уже вовсю противно заливала воротник, свободно затекая по нему внутрь. Аро полностью промок, и его гладкие волосы выбились из ленты — он торопился поймать Амелию. В ее карих глазах отчетливо читался страх, но ему было все равно. Аро хотел увидеть ее мысли. Снова. Он хотел знать, правильно ли понял… Это ошибка. Этого не может быть. Три тысячи лет он не встречался с явлением вечной любви напрямую и уже готов был опровергнуть этот факт с собой в главной роли, но девушка, стоявшая напротив и набиравшая в грудь как можно больше воздуха, чтобы закричать, была тому явным примером. Нет, это точно ошибка. Аро отвлеченно подумал, что она красива какой-то современной красотой: ее мягкие черты соединялись в опасное сочетание, что казалось ему почти дьявольским, похожим на него, достойным его… это просто безумие. Девушка закричала во все горло, пытаясь привлечь внимание. Вампир усмехнулся. Глупая. Он же сейчас свернет ей шею, если она издаст еще хотя бы звук. — Помогите! Помогите мне, пожалуйста! — успела она прокричать, пока рот не оказался зажат крепкими мужскими ладонями. И перед тем, как свернуть шею, он взял ее руку в свою, чтобы просто убедиться… Он посмотрел и уже не смог отвести взгляд. Она его избранница. Она принадлежит ему, а он — ей. Что-то изнутри естества давило на Аро, словно на его плечи возложили всю боль этого мира. Он бы даже родился заново, чтобы только этого не чувствовать. Вечность не может пройти без любви, но Аро Вольтури везло. Всегда везло. Тяготы вечной любви ему были слишком тяжелы, он не желал мириться с ограничениями. Его спутница, — Сульпиция, — была чертовски красива, но какой от этого прок? Он никогда не смотрел на неё влюблёнными глазами, не пожирал лицо в попытке запомнить прекрасный лик. Не хотел обнять… искренне обнять и не отпускать никогда в этой жизни. Как Амелию сейчас. И сейчас со стороны, скорее всего, был похож на последнего глупца, чем на смотрящего влюбленного. Если он не прекратит, она сойдет с ума. Но отпустить Аро не мог. Ладонь его руки переместилась выше, к подбородку, к мягкой щеке, чтобы прижать к себе. Все внутри разрывалось то ли от желания поцеловать, то ли от гнетущей боли, нарастающей по телу сверху вниз. И вот уже огонь разливается по его шее, опаляя глотку. Словно он переживает обращение заново. Словно он… перерождается… — Амелия… Она что-то пробурчала, непонимающе двигая головой. Она, как и он, стояла без движения, смотря в его глаза, редко моргая, пока не заболела голова. Стоило бы вырваться и спросить, что он от нее хочет, и откуда знает имя, но Амелия не могла справиться с крепкой мужской рукой. И из-за недостатка кислорода она начинала задыхаться. Очень быстро после этого ее рот и нос перестали закрывать и Амелия с жадностью вдохнула воздух. Сил на новый крик не оставалось, нужно было немного прийти в себя, а потом вырваться и кричать изо всех сил. Он же не убьет ее за это время, верно? Они стояли на дороге под дождем, который давно превратился в ливень. Оба промокли до нитки, и, когда его губы накрыли ее рот, Аро впервые за свою жизнь почувствовал тепло внутри тела. Невероятно. Что-то согревало, выгоняя отчаянную боль прочь. Аро углубил поцелуй, заставляя девушку слегка запрокинуть голову. Ее тело было жарким, но, он мог бы поспорить, его тоже. Руки смяли пальто, привлекая к себе ближе, потом еще ближе, пока девушка не оказалась в узком кольце сильных рук. Амелия была в неудобной позе, но это было мелочью по сравнению с нелепостью происходящего. Видимо в голову не поступило нужное количество кислорода, поэтому Амелия какое-то время отстраненным вкладом скользила по лицу мужчины. Потребовалось несколько минут, чтобы она пришла в себя и начала вырываться. Это не помогло. А дождь все шёл и шёл… Он прервал поцелуй и словно вырвался из горячего плена. Тут же стало некомфортно, и стоять в таком месте долго он был не настроен. Да и Амелия… Снова подумав, что имя ему нравится все сильнее, Аро провел рукой по светлым волосам и убрал мешавшие пряди назад. Она смотрела на него не мигая и, скорее всего, замерзла — начала стучать зубами. Внутри Аро все затрепетало сильнее, а сердце из замерзшего органа превратилось в крылья колибри, ежесекундно вздрагивая в ответ на сердцебиение девушки. Невозможно. Невероятно. Любовь. Любовь? Для Аро Вольтури никогда не существовало любви так таковой, он всегда смотрел в глаза правде жизни. Она никогда не была добра. Любовь… стало трудно дышать. Девушка была почти без сознания, и он принял самое безумное решение, которое мог бы принять когда-либо за свою жизнь. Аро рванул ворот ее пальто, оттянул в сторону ткань, и, помедлив ровно две секунды, впился зубами в нежную шею. Амелия даже не вскрикнула. Он начал понимать Маркуса. Когда собственную грудь широко открывают, чтобы вложить любовь к женщине, впихивают в самое сердце странное желание осчастливить избранницу, любить не только до скончания веков или гробовой доски, а всю вечность. Всю долгую жизнь вампира, что он будет нести после этой роковой встречи. Ему было больно. Да, и очень сильно. Отчасти это было из-за того, что наконец наступивший момент был преподнесен судьбой слишком поздно, вампир окоченел в своей ядреной матерой шкуре владыки вампиров, сурового и беспощадного, не знающего порой чести и достоинства, как крест несущего свою тяжелую ношу кровавых расправ. А что теперь все иначе? Нет. Теперь рядом с мной будет она. Вершитель судеб обзаведется супругой не только перед толпой, но и перед самим собой. Он срывал лепестки людских жизней так легко и свободно, но делал это только для себя, а сейчас… он преподнес бы ей их в собственных ладонях как знак его принадлежности к вечности ее счастья. Шел дождь. Промокший до нитки древний вампир держал в руках свою юную нареченную, которую поразил собственным ядом. Она вот-вот начнет процесс превращения. Надо торопиться домой. Больше не было ничего вокруг. Аро сосредоточился только на девушке, что стояла на пороге бессмертия. Он обучит ее всему, что знает сам, даст наслаждение и умение им пользоваться, он даст ей все, если она даст ему себя и взаимность. Во всем.***
Слегка хриплый надтреснутый женский голос разрубил напополам тишину темной комнаты: — Аро, а ты точно уверен, что… что она твоя… — и тяжело вздохнула. Но через пару мгновений, собравшись с силами, Сульпиция продолжила, — ты уверен, что она твоя вечность? — ее тон был неуверенный, подавленный и слишком тихий. Она была озабоченна тем, что поведал ей муж пару мгновений назад. Он встретил вечную любовь? Это шутка? Аро Вольтури, морально убитый, распластавшийся в старинном кресле довоенных времен, был без сил. Тонкие черты лица слегка искажены, губы замерли в оскале, а глаза сверкали как драгоценные камни. Он старался не думать, что в соседней комнате обращалась в вампира Амелия. Пальцы сильно сжали мягкие подлокотники. Шум от тяжелого платья супруги был фоном, он вслушивался в глухой стук сердца и прерывистое дыхание смертной, которое временами переходило на крики. А что, если она не переживет обращения? Что, если она оставит его? Может, стоило повременить? Ну он же не Эдвард Каллен, в конце концов. Время для людей всегда играет против, но в случае с бессмертными работает как с вином. Чем больше лет, тем лучше… Аро взглянул на Сульпицию: она тоже когда-то была несуразной девчонкой, которую вампир случайно заприметил много лет назад. Босоногая она играла с мальчишками, каждый раз покорялась, в очередной раз терпя поражение. И это ему несомненно понравилось. Сульпиция всегда стояла позади: покорная, послушная и верная. А какой будет Амелия? Как же жаль, что когда-то он не потрудился задать этот вопрос ясновидящей Каллен. Она наверняка знала ответ. Аро тронул руками лицо. Может, позвонить? Нет. Если Элис что-нибудь увидит, то Карлайл тотчас же позвонит сам. Они слишком напуганы, чтобы действовать иначе, все до единого трясутся над малюткой Ренесми. Поразительная глупость. Ей никогда не быть полноценным вампиром. И человеком ей тоже не быть, даже укусить будет невозможно. Отчаянная глупость двух молодых идиотов, которых внезапно решил поддержать мудрый четырехсотлетний Карлайл… Аро закрыл глаза. Мысли о Калленах заняли его голову ровно на пару минут, но этого было слишком мало. О чем же подумать? О Кае, что разнес в ссоре со своей женой половину библиотеки, а потом и вовсе стер с лица земли любимую часть с огромной неизвестной смертным картиной любимого художника Аро в постельных ласках? Или же о вечно спокойном Маркусе, что тихим ягненочком сидел неподвижно уже многие года без Дидимы?.. Аро поморщился. Он лишил жизни ту, которую любил больше всего на этом свете, то же самое он сделает и с Амелией, что ему помешает? А потом он станет как Маркус и свет погаснет. Нет, этого нельзя допустить. Может, девочку следует убить еще до того, как она превратится в вампира? Жестом приказав супруге покинуть его покои, он дождался хлопка двери и быстро поднялся на ноги, поправил слегка смятый от долгого сидения пиджак и направился в комнату, где за ажурным балдахином мучалась в агонии Амелия. Прошли почти сутки, обращение не было завершено и наполовину, так что он в состоянии убить еще не родившегося вампира. Это будет несложно. Но хотел ли он? Предвкушал ли он эту любовь? Или тотчас требовалось избавление дабы снова жить в размеренном тихом темпе? Аро ответа пока дать не мог. Тонкий указательный палец отодвинул ткань в сторону и Аро тут же ошеломлено вздохнул: она уже не была светловолосой, какой он знал девушку изначально, волосы были темно-каштановые, с рыжим отливом от искусственного света: его источник находился на прикроватной тумбе, что была чуть отдаленно, но вампирский глаз спокойно смог разглядеть этот феномен. Аро напрягся. Да, то была краска для волос. Только зачем ей понадобилось менять свою натуральность и заменять на искусственную дешевизну? Чтобы таким образом поменять свою жизнь? Кардинально перечеркнуть вообще все, что было раньше? Все же какая непроходимая человеческая глупость — вера в лучшее. А сейчас она запросто может не пережить обращение. И не важно, какое решение примет Аро, хотя одной частью своего существования он бы этого желал. Вот она, мертвая и холодная лежит на постели, а рядом с ней покоится его свобода. Он не тронул ее и пальцем, все случившееся не станет никому ввинятся, и, значит, Аро не будет страдать от потери любви. Что же слово такое — любовь? В нем стерты грани прекрасного, обыденная жизнь сделала из великого дара подобие образца целомудрия или же ровно обратное и полное похоти до развратного. И в ком же вина? Только ли в нем? Красные глаза буравили девушку. Будь ее глаза открыты, она бы закричала от ужаса, но сейчас у нее были заботы поважнее. Она мучалась в необходимой боли обращения, тело выгибалось в едкой муке. Скоро, совсем скоро… Амелия… Ее имя сладко проворачивалось во рту, оставляя после себя медовое послевкусие. Каждый миг стал пыткой. Каждая секунда — ожиданием. С другой стороны было чертовски приятно чувствовать этот новый путь, тело окунулось в райскую негу, от которой не хотелось отказываться. Это ловушка? Аро мало кому верил и отрывать старые скрипучие двери своего доверия не собирался. Он смотрел на ее муки и чувствовал отдаленную схожесть собственных чувств. За одно лишь это хотелось стереть наглую девку в порошок. А если уж она пойдет поперек воли… Как же отлично ему жилось без любви и всяких вечных выходящих из этого приблуд. Почему кто-то решил, что сейчас самое время? Неужто нельзя было раньше? В этот миг и эту секунду Аро смотрел на Амелию и понимал, что близится час его гибели и ее триумфа. Она еще человек, не понимает, что держит в руках желание и страсть самого великого вампира из ныне живущих. Испугается ли девушка или примет это как данность? Но ответа не было, потому что в своих мыслях она никогда ни в чем не была уверена. Параноик в человеческом теле. Обиженная несчастная птичка. Угнетенная. Амелия. Как странный цветок, что вырос в пустыне: тонкий, истощенный, но готовый к испытаниям. Это вызывало не только жалость, но и интерес. Аро был точно таким же, когда был человеком.