Пятьдесят попыток Серого

Котков не отпускает Серёжу в отпуск на первой неделе июня, и эту несправедливость решено запивать в любом баре на Серёжин выбор — вместе с прочими ужасными притеснениями, творимыми самодурским начальством. Их список уточняется прямо по пути в бар. Серёжа бухает в основном пиво и дома; и чтобы кутить в московских барах, зарабатывает пока недостаточно (говорили же друзья — езжай в Питер). Поэтому он впадает в панику и вместо того, чтобы хаять начальство вместе со всеми, спускаясь в метро, отчаянно гуглит и просит помощь друга. Тихон отвечает первым, сразу и чётко: адрес, часы работы и "не забудь паспорт, Серенький", будто они каждый день в телеге переписываются, а не познакомились полгода назад на чьей-то вписке. Если б Роман Игоревич отпустил его тогда, может, и по-другому бы всё сложилось. Серёжа бы обгорел до слезшей кожи на плечах, встретил девочку на пляже (или всё-таки мальчика?), так и не попробовал Куба либре и никогда бы не целовался с бородатым барменом в темноте закутка за барной стойкой. Нет, всё-таки Серёжин начальник — мировой мужик! Серёжа вообще обычно за словом в карман не лезет, но сегодня просто блистает («Пиздит как не в себя», — недружелюбно замечает Никита, ещё в начале вечера положивший глаз на Любу, работающую за стойкой, и которому Серёжкино сегодняшнее остроумие сильно мешает). Они засели вокруг неё втроём, и каждый стремится очаровать девушку рабочими шутками про айти, уровнем в Геншине и умением пить. Надо ли говорить, что ни в том, ни в другом, ни в третьем они не сильны? — Люб, я вернусь через часик? Бородатый мужик появляется будто из ниоткуда, да такой красивый, что прелести гордой и суровой Любы мигом вылетают из Серёжиной головы. — Здорово, ребят, как отдыхается? — Это наш владелец, Дима, — представляет их Люба, и Серёжа приветственно кивает вместе со всеми остальными. — Мальчики отдыхают, Дим. Вали, я тебя отпускаю. Царственности её жеста могла бы позавидовать сама Екатерина II. Продолжая вполголоса переговариваться с ней, мужик — Дима — вытаскивает из-под стойки сумку и кожаную куртку, что тут же делает его в разы краше. Особо не скрываясь, Серёжа окидывает его взглядом, оценивает, как ладно сидят на нём джинсы. У Серёжи во рту разом пересыхает, и он подносит ко рту бутылку пива, чтобы промочить горло. Дима вдруг поднимает голову и встречается с ним взглядом. Глаза у него озорно блестят, что Серёжа расценивает как хороший знак для себя лично и, прекрасно понимая, как его губы выглядят вокруг горлышка пивной бутылки, запрокидывает голову, подставляя под его заинтересованный взгляд длинную бледную шею и дёргающийся кадык. Прикончив бутылку, он демонстративно облизывается и с вызовом смотрит на Диму в ответ. Может, ему до сих пор и не везло на мужиков, но Серёжа точно знает, что он может быть тем, ради кого стоит отложить рабочий перерыв. — Повторишь? — Он обращается непосредственно к Диме и улыбается своей знаменитой акульей улыбкой во все тридцать два зуба. Тот сначала кивает, как с удовольствием замечает Серёжа, достаточно заворожённый представлением, а потом мотает головой, указывая на Любу, и снова прячется где-то под стойкой. Серёжа приподнимается на стуле, но всё равно может разглядеть лишь только тёмную шевелюру и краснеющие кончики ушей. Крутые бородатые бармены в косухах тоже умеют легко смущаться. Как это мило. — Пиво — это по моей части, — объясняет ему тем временем Люба, гремя батареей бутылок. — Димка у нас коктейльный профи. — Вкусно, наверное, — льстиво тянет Серёжа не потому, что понимает что-то в коктейлях, а просто чтобы поддержать разговор. Когда Дима высовывается из-под стойки, он его снова ждёт. Дальше вечер идёт как-то совсем по накатанной. Дима остаётся, но вместо того чтобы отпустить вместо себя Любу, тратит весь свой перерыв на Серёжу во всём его великолепном бесстыдстве. А Серёжа пользуется его взаимностью и без зазрения совести монополизирует Диму и его время: флиртует, подаётся вперёд через стойку к нему ближе, переходит на интимный шёпот, пока тот смеётся его шуткам (Дима закрывает лицо рукой в фейспалме, но Серёжа видит за его широкой ладонью ослепительную улыбку) и тонет-тонет-тонет в Серёжкиных глазах. Ощущение скорой победы ударяет в голову почище алкоголя. Склад за баром оказывается даже не складом, так, узким коридорчиком, заставленном ящиками с пивом до потолка, и когда Дима подталкивает Серёжу в грудь, тот под их яркий перезвон больно ударяется лопатками. Целоваться с бородатым мужиком оказывается так же странно, как Серёжа себе представлял, но одновременно — гораздо приятнее. Дима придерживает его голову, нежно положив пальцы одной руки ему на челюсть, а другой грубо оттягивает отросшие волосы на затылке, запрокидывая Серёжину голову так, чтобы обоим было удобнее. Серёжа для разнообразия только и рад подчиниться. Их поцелуи выходят агрессивными, мокрыми, и оба они, кажется, не хотят останавливаться примерно никогда. Серёжа продолжает улыбаться Диме в рот и дышит часто-часто, в восторге от того, как у него удачно всё вышло. Дима не открывает глаз, слишком занятый тем, что облизывает ему нёбо, гладит язык языком, колко, сладко, ещё, ещё. Серёжа прикусывает его нижнюю губу и пытается застонать, но ему тут же зажимают рот ладонью и предупреждающе шипят: «Тсс! Тихо» — и смотрят прямо глаза в глаза, и этот жест у Димы отчего-то тоже выходит очень сексуальным. Возможно, Серёжа легкомысленный, но он точно знает, что уже немножко влюблён. Дима просовывает колено ему между ног, и он снова подчиняется: это ново, страшно, заводит как-то по-бешеному. Серёжа не знает, куда девать руки, поэтому бездумно гладит его по спине, спускаясь всё ниже и ниже, пока не находит опорную точку в виде Диминой задницы, и ухватившись за неё, толкается вперёд, притираясь вставшим членом к его животу. У Димы тоже стоит, и он, наконец оторвавшись от Серёжиных раскрасневшихся губ (с этой стороны, целоваться с бородатым мужиком — это прям беда, думает тот позже, рассматривая себя в зеркале в туалете бара) и расстёгивает пуговицу на так понравившихся Серёже джинсах. Не сводя с Серёжи глаз, он облизывает его ладонь и опускает её вниз, позволяя проникнуть за резинку белья. Тут-то их и застаёт разгневанная Люба, которую Дима в субботу вечером бросил на произвол судьбы одну в полном клиентов баре. Пока Люба ворчит, отвернувшись от них, они смеются и бросают друг на друга обжигающие взгляды. Дима торопливо застёгивается, напяливает фартук, целует Серёжу ещё раз — совсем по-другому, нежно, и у Серёжи коленки подгибаются. Шепчет: — Дождёшься меня? Моя смена заканчивается в два. Остаётся только кивнуть. Серёжа сейчас и правда готов прождать его хоть сто часов (с последним утверждением категорически не согласен его член, но, вопреки расхожему убеждению, Серёжа все-таки обладает самостоятельной силой воли), поэтому он отправляется в туалет освежиться и отлить. Когда он возвращается, его ждёт ещё один удар, как выяснится позже — фатальный. Потому что Дима наконец по-настоящему встаёт за стойку, и это пиздецки красиво. Прям искусство. Серёжину смерть зовут Куба либре: золотой ром, лаймовый сок и кола сверху. Оказывается, что ребята давно свалили, и Дима усаживает его в «своём» углу у стойки, закатывает рукава и начинает с ловкостью волшебника орудовать бокалами самых разных форм и размеров, бутылками с ярким алкоголем, мензурками, шейкером, длинной коктейльной ложечкой и, что потрясает Серёжу просто до глубины души, — штукой, которая поджигает ваш напиток. От подобной красоты у Серёжи встаёт ещё крепче, о чем он не забывает шёпотом поведать Диме, поэтому ему срочно нужно выпить. Дима великодушно мешает Серёжин первый коктейль и тем самым рушит все свои шансы на весёлое продолжение вечера. Потому что Серёжа очень быстро упивается в хлам. После рабочей субботы, нескольких бутылок пива и несостоявшегося секса крепкий алкоголь с сахаром выводит его из строя на раз-два-три: Серёже очень быстро становится весело, а затем сонно, а затем единственное, что он помнит, — это сочувствующий Любин шёпот «Димка никогда не приглашает домой пьяненьких» и то, как Тихон угощал его кофе (а как тот здесь очутился?), пока Серёжа набирал Ванин номер, чтобы тот забрал его домой. На утро он просыпается с больной головой и твёрдой уверенностью, что там, вчера, в баре — это была его судьба. Он не уверен на все сто процентов, но кажется, выставляя его из бара, Дима посоветовал ему попробовать ещё раз. И ради его красивых глаз (и задницы) Серёжа действительно готов повторить попытку хоть сто раз. Хотя он вообще-то везучий. Возможно, ему хватит всего пятидесяти.