В полшаге

Правый путь ведёт на пристань, Путь окрестный слева - к югу, Но на свете нет дороги, Чтобы нас вела друг к другу! (с) Мельница, "Дороги" Сборы в дорогу не заняли много времени, и наконец Болдуин, все ещё держащий в руках малышку, сел на Ловкача. Рядом с ним на смирной гнедой кобылке устроилась Ревекка, с ней же ехал Мик - мальчишка ни за что не готов был расстаться с сестрой, и Болдуин уступил. В душе ему, как любому нормальному человеку, претила та жестокость, которую он сам и обнаружил, но он хорошо понимал, что другого варианта спасения господина у него может и не быть. Солнце клонилось к закату, когда обе лошади, наконец, двинулись в сторону Темплстоу. Первый час был для Болдуина благословением, так как, не имея детей, он и не представлял себе, насколько сложно и затратно обеспечивать мелких паршивцев всем необходимым. Пока девочка не освоилась, она сидела смирно, только иногда поглаживая холку коня и с интересом оглядываясь по сторонам. Но первый испуг давно прошёл, а дети - непревзойдённые мастера привыкания. Поэтому уже через час Болдуину пришлось сделать небольшую остановку - иначе дальнейший путь ему пришлось бы проделать, сидя в луже. Далее последовали ещё две коротких остановки - на поесть, попить и снова посетить придорожные кусты, в сопровождении сердито шипящего Мика и под неусыпным надзором самого Болдуина, у которого от этой поездки уже голова кругом шла. Кроме этого, ему пришлось ответить на миллион вопросов свойства "А кто это? А куда зайчик бежит? А как лошадки спят? А почему тому дяденьке рыцарю плохо? А можно ли вылечить его медовым отваром, как меня, когда я простудилась?" И прочее, и прочее, и прочее. Ревекка, несмотря на отчаяние, усиливавшееся по мере их приближения к прецептории, только злорадно улыбалась - по крайней мере, малышка знатно потешила их в дороге. И когда до прецептории осталось не более получаса, соскучившиеся дети вдруг оба, как по команде, запели. Оруженосец только зубами скрипел, даже на ругательства сил не оставалось. Повелительное и грозное "Замолчи!" действовало минут на пять, а потом снова начались немудрящие песни, перемежающиеся весёлым взвизгиванием. Впрочем, одна из песен запала Болдуину в душу, так как была в какой-то мере ответом на мучившие его вопросы о здоровье и будущем своего господина. Верю, найдутся все потери, За тайной дверью, Там, где у доброй сказки нету конца Чудо, придет из ниоткуда, Во сне как будто, все вспять Вернётся к нам по воле творца! (С) (Песня коллектива "Mad show boys", "Чудо из ниоткуда") Мотивчик у песни оказался на диво прилипчивый, и он мурлыкал его про себя все то время, что потребовалось на то, чтоб расседлать лошадей и устроить их пастись. Детей Болдуин, после коротких объяснений, передал удивлённо уставившемуся на него Амету, с тем, чтоб тот накормил их и отправил в одну из ближайших келий. Попутно он приказал сарацину строго следить за ними и не выпускать их из вида ни на минуту, ибо они являлись залогом сотрудничества Ревекки. При виде еврейки Амет удивлённо вытаращил глаза и потешно замахал руками, как бы отгоняя нечистого, что привело детей в восторг и он ушел, сопровождаемый детскими "А кто? А где? А зачем?.." к вящей радости Болдуина, изрядно уставшего от этого непрерывного потока сознания. Правда, Амет все же находился в более выгодной позиции, так как в отличие от Болдуина не слишком-то хорошо понимал лингва франка, на котором говорили дети. Сам же оруженосец почтительно попросил Ревекку следовать за ним и первым поднялся по винтовой лестнице в комнату, служившую пристанищем своему господину. Было уже совсем темно и в руках Болдуин нёс факел, ещё несколько факелов он зажёг и оставил их в подставках на стене. Уже на входе сердце верного оруженосца сжалось и пропустило удар. На кровати храмовника удобно устроился здоровенный котяра грязно-бурого цвета. Животное смотрело на слугу, не мигая и как бы говоря ему: «Он мой! Моя законная добыча, я пришел по его душу и не уйду, пока не получу её! Уходи, неверный слуга, жалкий человечишка! Прочь с глаз моих! Я здесь истинный хозяин!» Болдуин метнулся к кровати, стремясь схватить и выбросить за дверь мерзкую тварь, но его остановил тихий голос Абдаллы, который, как оказалось, спокойно сидел в нише высокого окна. - Господин не должен выбрасывать животное. Коты особенно угодны Аллаху; сам пророк Магомет, да будет славна его память, любил и почитал кошек, как полезных и нужных зверей, в отличие от нечистых псов. - Вот и видно, что вы, мусульмане, ни черта не смыслите в животных! - раздражённо, хоть и с некоторым облегчением в голосе, ответил Болдуин. - коты и есть нечистые твари, не имеющие понятия о преданности и любви к хозяину и не годящиеся ни на что, кроме ловли мышей и крыс. В то время как собаки помогают человеку на охоте и в доме, истинно привязаны и верны до конца. Откуда взялась эта пакость?! - Длиннохвостый друг пришел вечером, принеся под дверь огромную крысу и я счёл за благо покормить его, чтоб он и дальше охотился, и охранял наши припасы. - Зачем же его кормить, если он крыс ловит? - оторопел Болдуин - - Почтенный господин не любит кошек, вот он и не знает, что коты душат крыс, но не едят их, в отличие от мышей. Крысы, видимо, горьки на вкус. Усилием воли оруженосец отогнал от внутреннего взора видение Абдаллы, пробующего крысу на вкус и решающего, горькая ли она. Впрочем, в Палестине ели и не такое, в особенности в период голода и неурожаев, так что он решил не спорить с сарацином. - Хорошо, а почему ты позволил этой дряни залезть на кровать к нашему благородному господину? - спросил он, подходя к кровати и пристально вглядываясь в лицо лежащего. - Кот грел его, господин. Он лежал возле груди нашего хозяина и урчал изо всех сил. Я надеюсь, что его жизненная сила перейдет в хозяина, удлинив его дни и улучшив здоровье. Храмовнику сейчас определенно не помешала бы жизненная сила. В тусклом свете факела не было видно, насколько он был бледен, наоборот, отблески пламени искажали черты его лица, отбрасывая фантастические тени. Он беспокойно двигался и его губы что-то шептали, но это было бессвязным бормотанием. Болдуин, поборов понятную робость, дотронулся ладонью до лба господина, ощутив болезненный жар кожи и липкую испарину. Буагильбер, в ответ на это лёгкое прикосновение, внезапно открыл глаза и издал крик, в котором не было ничего человеческого. Скорее уж это был вой смертельно испуганного животного. Он даже попытался отползти подальше от оруженосца, подняв руку как для защиты от удара. Напуганный криком кот поспешно скатился с кровати и выбежал из комнаты, задев по дороге входящую туда еврейку.