Behind The Scenes

Чонгук выжидает подходящий момент. Ждать приходится долго. Потому что рядом постоянно кто-то есть, а ему нужно поговорить с Чимином с глазу на глаз. Проходит целая неделя. Чонгук уже не надеется, что чудо произойдет, но оно происходит: Тэхён неожиданно сваливает на встречу с друзьями, прихватив с собой скучающего Хосока и обещая познакомить его с красивыми и свободными, как ветер, девчонками. Намджун и Юнги так и не вернулись из студии — очень увлечены написанием новых треков. У Сокджина сегодня важный и ответственный вечер: у него клановое сражение в очередной ролевой, и пока из-за закрытой двери в его спальню не раздастся победный вопль или вой поражения, лучше к нему не соваться — живее будешь. Чимин в комнате один. Сидит за столом и работает на компьютере. Готовится к прямой трансляции с фанатами — он всегда к этому очень ответственно относится, заранее подбирая интересные темы для обсуждения. Помимо обсуждения их личной жизни, остающейся за кадром, которая волнует всех в первую очередь. Чонгук стучится (он с первого раза учится на своих ошибках). Чимин разрешает войти. Он поворачивается к нему на офисном стуле и улыбается, радуясь тому, что Чонгук решил его навестить. У Чимина есть немного времени, так что он приглашает его сесть на диван, куда Чонгук и присаживается. — Готовишься, хён? — спрашивает он, кивая на комп. — Ага. Хочешь присоединиться? — улыбается Чимин. Он никогда не против участия Чонгука в своих ви-лайвах. Чонгуку не всегда удается на них расслабиться, но обычно болтать с Чимином о всякой ерунде весело. Один Чонгук вести онлайн трансляцию с фанатами все еще не решается, хоть руководство мягко намекает каждый раз, что как бы надо и типа как давно пора. — Я хочу поговорить, хён, — сразу берет Чонгук быка за рога, пока не передумал. — Хорошо. — Чимин немного удивлен и озадачен. Для него это что-то новое: Чонгук добровольно изъявляет желание с ним поговорить. Ему становится любопытно, о чем именно. Чонгук неловко пытается начать: — На той неделе, на интервью… Ты сказал, что тебе всегда было очень одиноко на Рождество… Не знаю, имею ли я право спрашивать, но… Почему? У тебя ведь есть семья. Вы не праздновали вместе? Чимин больше не улыбается и смотрит на него тревожно долго. Так долго, что Чонгук уже жалеет, что открыл рот, и отводит глаза почти сразу. Ему жарко и душно от этого прямого, тяжелого взгляда. Когда Чимин такой, Чонгук в самом деле себя донсеном чувствует перед своим взрослым и суровым хёном. Не стоило затевать этот разговор по душам… Кто Чонгук такой, чтобы лезть в душу к Чимину? — Ты ведь единственный ребенок в семье? — спрашивает Чимин, хоть и знает ответ. Чонгук кивает. Ему все еще ссыкотно встречаться с Чимином глазами. Он чувствует себя малолетним дурачком — такого только пожалеть, по головке погладить, простить и отпустить. — По тебе видно, — хмыкает Чимин. Он на вопрос Чонгука не отвечает, и тот, честно говоря, этому рад. Храбрость продолжать лезть, куда не звали, стремительно тает. Чонгук обдумывает план побега. — А у меня брат младший есть, почти твой ровесник, чуть помладше. — Да, я знаю, — зачем-то говорит Чонгук. Словно хочет Чимину показать, что вовсе ему на него не насрать. И он запоминает все, что Чимин говорит и что другие рассказывают о нем, Тэхён особенно. Чонгуку и записывать не нужно: он любую информацию о Чимине впитывает моментально, как губка, и сразу заносит куда-то на подкорку, откуда ее уже ни стереть, ни выкинуть. — Мой братишка… — Чимин отчего-то умолкает. Чонгук решается взглянуть на его лицо. Чимин сидит, глядя в полузанавешенное окно, и Чонгук безошибочно идентифицирует это выражение лица: печальной задумчивости. Не самый приятный разговор об одиночестве, семье и Рождестве… Чонгук дурак. Не надо было лезть со своим любопытством… Только в любопытстве ли дело? — Он болен, — наконец произносит Чимин и смотрит на Чонгука. Тот старается его взгляд выдержать, и когда уже почти хочет отвернуться, Чимин снова поворачивается к окну, собираясь с мыслями. — Он родился таким — недоношенным и слабым, с проблемами с дыханием и костями. Что-то аутоиммунное. Врачи сразу сказали, что шанса его выходить мало. Но родители за него бились до последнего. Мне тогда было два с половиной года, я, конечно же, ничего этого не помню… — Чимин опускает голову, рассматривая свои сцепленные руки. Тэхён об этом не рассказывал. Когда Чонгук его расспрашивал о семье Чимина, Тэхён отвечал, что брат у Чимина прикольный, они бы с Чонгуком точно подружились. Тэхён ему даже фотки показал. На них младший брат Чимина больным вовсе не выглядел. И на Чимина он тоже почему-то совсем не похож. — У меня хорошая семья, — внезапно говорит Чимин как-то виновато, будто пытается оправдаться. Хотя Чонгук и не утверждал, что плохая — он вообще никакой оценки не давал. Но у Чимина семья — это больная тема. Чонгук понял это еще со слов Тэхёна. И с одной стороны, ему страшно, потому что это очень личное и любое неосторожное замечание может привести к катастрофе, а с другой, он дико рад тому, что Чимин готов ему открыться. Чонгук не может говорить за Чимина, но по его ощущениям и убеждению, они очень сильно сблизились за последние месяцы. Как Чонгук перестал вести себя, как малолетнее быдло, а Чимин не стал припоминать ему это. Практически все время Чимин и Чонгук проводят вместе: и на репетициях, и на тренировках, и на ночных посиделках, и на утренних пробежках. И для Чонгука это очень, очень важно и ценно. И хотя у него есть страхи и опасения, он таки решается поговорить с Чимином о его семье. И Чимин отвечает, потому что Чонгуку доверяет. Чонгук хочет стать к нему ближе, и Чимин впускает его в свою жизнь — ту, какой ее не знает, наверное, даже Тэхён. — Мои мама и папа очень хорошие. — Чимин пытается убедить в этом скорее себя, чем Чонгука, который только молча смотрит на него. — Но все мое детство… Они постоянно были с братишкой. Ему требовалось больше внимания, заботы и времени, чем мне… Эти постоянные визиты в больницу, ночные кошмары, травмы… Они очень уставали. Это я сейчас понимаю. А тогда, когда был младше и глупее… Он не договаривает. Чонгук и так понимает. Ставит себя на место Чимина и представляет, каково быть старшим братом для такого ребенка. — Сейчас я рад, что они моего братишку вытянули и подарили ему ту жизнь, которую он заслуживает, — улыбается Чимин, и эта улыбка искренняя. Чонгук уже хорошо различает, когда Чимин проявляет свои чувства и эмоции, а когда играет на камеру. — Не представляю, как одиноко и скучно мне было бы без этого маленького засранца. — Но ты сказал, что тебе было одиноко, — едва слышно произносит Чонгук. Чимин вздыхает. Он выглядит грустным. — Как это объяснить… — Он кусает губу изнутри, пытаясь придумать, с чего начать. — Мои родители любят меня, я это знаю, но… я никогда не чувствовал их любви. — Ему неловко. Он думает, что кажется неблагодарным. Но хочет быть честным с Чонгуком. — Родители никогда ничего мне не запрещали. Мне всегда казалось, что им нет до меня никакого дела. Я делал, что хотел, а они мне позволяли, потому что… — Он нервно пожимает плечами. — Им было все равно. Они постоянно бдили за братом, направляли его, поддерживали, а я был предоставлен самому себе. И это здорово, когда ты взрослый. Но когда ты ребенок или подросток… Не знаю, если честно, как у меня ума хватило не убиться или еще какую-нибудь глупость не сделать… Мне хотелось иногда. Просто чтобы их реакцию вызвать. Но вряд ли бы у меня получилось. Чонгук зажимает ледяные руки между колен. Сердце гулко бьется по скованным ребрам. Он чувствует боль Чимина, как если бы она была его. Но совершенно не знает, как Чимину помочь и поддержать. Он слишком маленький и неопытный для таких разговоров… Черт, не стоило и начинать. — Знаю, что не должен это говорить, тем более тебе, но… — Чимин чувствует необходимость выговориться. Он видит, что Чонгуку не по себе, но тот все еще сидит, пускай и молча, и не уходит. — Я рос — и вместе со мной росла моя ненависть к брату. Я терпеть его не мог. У него было все, чего не было у меня. Внимание, любовь и забота родителей, все эти игрушки, которые ему по первому требованию приобретались, его интеллект… Он очень умный, ты знаешь? Гениальный — я не побоюсь этого слова. Из-за невозможности развить свое тело, он развивал все эти годы свой мозг. А я, как болван, падал с крыш, ломал себе что-нибудь в драках и делал опасные приземления на боевых... У нас с братом до сих пор не все гладко, но я взрослею, и мне становится проще принимать вещи, которые я не могу изменить. Я отпустил ситуацию, когда уехал в Сеул. Вне дома я правда стал скучать и по родителям, и по братишке. Мне стало проще с ними общаться. Иногда… я даже скучаю по ним. Чонгук слушает Чимина, не отрываясь. Он смотрит на него и иногда почти не дышит, весь замирая — и телом, и внутри. То, что сейчас между ними происходит… Он не может этого объяснить словами. Просто знает: это значит охренеть как много. И Чонгук испытывает и волнение, и радость. Но в то же время… Совсем не такую историю он ожидал услышать от всегда улыбающегося, неунывающего и энергичного Чимина, который старается поддержать и позаботиться о каждом. Чонгука догоняет запоздалое осознание. Он анализирует прошедшие месяцы. Думает о том, какими все они, мемберы, были одинокими. И только благодаря появившейся близости и командной работе, они зашли так далеко. Но дальше — глубже. И в одиночку им не выжить. Чонгук всю свою жизнь был очень одинок. Школьных друзей у него не было. Да и друзей в принципе. Но когда он встретил мемберов и Чимина… Чонгук только сейчас понимает, что Чимин все это время был так же одинок, как и он. Они нашли поддержку друг в друге, разве не так? — Твой хён был таким… — Чимин нервно смеется. — Я действительно зря тебе это все рассказываю, ты и так обо мне не самого лучшего мнения. — Нет! — вырывается у Чонгука громкий возглас. Он смущенно прокашливается и добавляет тихо: — Неправда. Я восхищаюсь тобой. — Было бы чем, — слабо улыбается Чимин. — У меня столько проблем было — и сколько я проблем создавал окружающим… Все время чувствовал себя недостаточно хорошим. Не таким хорошим, как мой брат. Загонял себя на тренировках, совершал глупости, не заботясь о своем здоровье, учился сутками напролет, как одержимый ботаник… И даже когда стал лучше всех, все равно чувствовал себя недостаточно идеальным, чтобы заслужить родительские любовь и похвалу. — Чимин криво усмехается. Ему жаль себя прошлого. И все же это его прошлое. Оно сделало его тем, кем он является сейчас. — Наверное, я бы еще в средней школе кончился. Но мне повезло, что в моей жизни появился Наставник. Судьба это или нет, но в самый критический момент у меня сменился учитель тхэквондо. Мой новый Наставник не только помог мне голову в порядок привести, но и примирил с самим собой. Без него… не знаю, что со мной бы было. Твой хён был таким... отбитым. Совсем. — По тебе сейчас не скажешь, — честно признается Чонгук, если Чимина это утешит. — Я рад, — улыбается Чимин уже не так вымученно. — В общем, как ты понял из моего сопливого рассказа, все семейные праздники и традиции прошли мимо меня. Как старше стал, отмечал их в стремных компаниях, а не дома. Домой мне никогда возвращаться не хотелось. — А как сейчас? — осторожно спрашивает Чонгук. — Ты сказал, что у вас с родителями наладились отношения… Чимин неопределенно пожимает плечами. — Мне проще быть с ними, когда между нами расстояние, — честно отвечает он. — Когда я им сказал, что хочу стать трейни, они к этому отнеслись прохладно — в принципе, как и ко всем моим решениям. И в то же время… Не знаю, выдохнули с облегчением, что ли? Мне кажется, они считают, это лучше, чем если бы я спился или скурился… Хотя и не понимают, в чем удовольствие дрыгаться под дурацкую музыку и быть размалеванной певичкой. Чонгука слова Чимина немного задевают, хоть к нему не имеют никакого отношения. И задевают даже не его лично, а словно он поставил себя на место Чимина и представил, каково это — в такой семье родиться и вырасти. Чонгук и не думал никогда, насколько ему повезло с родителями. Хоть у них и случались конфликты по мере взросления Чонгука, но мама и папа всегда и во всем его поддерживают. И даже глаза закрывают на то, что у него с учебой не клеится особо, потому что из-за группы не до нее попросту. — Но ты все равно решил заняться танцами? — Чонгук пытается разобраться. Для него это важно — понимать Чимина. Даже если понять его иногда очень трудно. — Наставник сказал, что я должен заниматься тем, что мне нравится, — улыбается Чимин тепло. — Вместо того, чтобы столько времени и сил тратить впустую, пытаясь быть тем, кем меня хотят видеть, я должен приложить усилия и терпение и стать тем, кем я хочу быть. Я прислушался к его мудрому совету. И только среднюю школу закончив, в тот же вечер после выпускного взял свою собранную заранее сумку с вещами и свалил в Сеул — с мыслью, что больше в Пусан никогда не вернусь. Эта идея… меня успокаивала. Неважно, какие трудности ждали меня впереди. Я больше не хотел оглядываться назад. Чонгук тихо Чимином восхищается. Он бы на такое никогда не решился. Потому что он нежный цветок из домашней теплицы, трепетно взращенный в лучших условиях своими заботливыми родителями, а Чимин… Он поэтому такой независимый и сильный, потому что всю жизнь мог полагаться только на себя. Для Чонгука единственное странно: как Чимин остается таким позитивным, отзывчивым и понимающим? Обычно из детей с такой предысторией совсем другие люди вырастают. — Не страшно было бросить все и уехать вот так в другой город? — Чонгук хочет услышать историю целиком, если Чимин готов ему ее рассказать. — Немного, — признается Чимин. — В Сеуле найти себе место было непросто. Но у меня было много друзей, которые мне очень помогли, особенно в первое время. Плюс, хорошие оценки, рекомендации со старшей школы и пусанского отделения Академии, где я занимался современными танцами… Да и я успел здорово прокачаться, так что меня без экзамена приняли в Академию. С этим у меня проблем не возникло. Мне даже дали комнату в общаге и стипендию платили. Это было хорошее время... — Чимин улыбается ностальгически. Очень красиво. Чонгук не дышит. — У меня появились друзья, которые разделяли со мной интересы, упоротые они, правда, были, но тем веселей. С Тэхёном познакомился, опять же. Мой сосед с ним койками махнулся, и мы с Тэ начали в общаге в одной комнате жить. Было прикольно, Тэ тогда еще был скромнее и меньшего о себе мнения, хотя трейни уже до мозга костей. И учеба тоже не в тягость стала, мне даже начало нравиться учиться, и направлений в танцах я успел много попробовать. — И в итоге остановился на контемпорари? Почему? — жадно спрашивает Чонгук. — Душа жаждала полета, — смешливо отвечает Чимин, лукаво улыбаясь, отчего у Чонгука сразу начинает шалить пульс. А старость вроде нескоро… Страшно представить, что дальше будет. — Контемпорари научил меня мягкости, плавности, умению концентрироваться на важном и отпускать ненужное. Как тэквандо, только без насилия. Меня до сих пор здорово успокаивает бездумно двигаться под классическую музыку. А не только бешено колбаситься на последнем издыхании, как мы делаем. — Эй, — якобы обиженно произносит Чонгук. Ну что за наезды! Хорошо они танцуют. Всем нравится. — Я шучу. — Чимин улыбается шире и уже не выглядит так, словно только час назад из Пусана вырвался в пугающую неизвестность чуждого мегаполиса, где никого не знает и где никто его не ждет. — Я рад, что я здесь. С вами. Наверное, это будет первое Рождество, которое мне захочется провести дома. — Я слышал, парни хотят куда-то пойти отметить. В караоке, что ли, — говорит Чонгук сконфуженно. Он не уверен, что ему удастся переубедить мемберов и уговорить их остаться дома, чтобы Чимин насладился хотя бы раз в жизни светлым семейным праздником… — Тоже неплохо, — одобряет эту идею Чимин. — Неважно где, главное с кем. Мой дом там, где вы. У Чонгука от его слов перехватывает дыхание и отчего-то немного щиплет в переносице. Это один из тех моментов, когда Чимина хочется обнять крепко-крепко и не отпускать никогда, но Чонгук парализован страхом и не может пошевелиться. Он себя люто в этот момент презирает — за то, что слабак и трус. Потому что у Чимина взгляд, будто он уже целую жизнь прожил, а у Чонгука до сих пор в голове одни золотые блестки и мыльные пузыри. Чонгук как никогда раньше чувствует дистанцию между ними — пропасть, обрыв, которые ему не преодолеть, не перепрыгнуть. Он такой маленький, ничего из себя не представляющий, а Чимин… Совсем не тот, кем Чонгук его привык видеть и считать. И ему становится грустно и тоскливо. Он совсем не знает, что ему сделать, чтобы повзрослеть поскорее. Он должен больше работать, больше трудиться и стараться стать лучше. И в танцах, и в пении, и брать пример со своих старших хёнов. С Чимина в первую очередь. — Я бы хотел быть таким, как ты, хён, — внезапно признается он. Уши пылают смущением. Чимин мягко и понимающе улыбается. — Лучше будь собой, Гукки, — ласково говорит он ему. — Ты и так замечательный. Уникальный. Второго такого, как ты, нет на всем белом свете. Я бы не хотел, чтобы ты становился кем-то другим. Я люблю тебя таким, какой ты есть. И после этих слов, сказанных ему Чимином, Чонгук кончается. Он вдруг вспоминает резко, как они напились вместе с Юнги и как разбудили Хосока. И как Чимин сказал перед сном, что любит его. А Чонгук ответил: “И я тебя”. “Я люблю тебя, Пак Чимин”, — бьется набатом в голове осознание. Глубокое и совсем не детское. Чонгук заталкивает его как можно дальше. Он еще не готов. Ему еще многое предстоит сделать, прежде чем он сможет сказать это Чимину, без страха и сомнений смотря ему в глаза. Чонгук должен стать лучшей версией себя, стать достойным любви Чимина, которую тот и так согласен ему дарить — безвозвратно и безвозмездно. Чонгук понимает, что хочет стать тем человеком, который сможет подарить Чимину любовь, заботу, тепло, внимание, поддержку и защиту, которых ему так не хватало все его детство. Пора переставать херней страдать, браться за ум и начинать пахать. И над своим поведением Чонгуку необходимо работать в первую очередь. Он больше не должен расстраивать, обижать или разочаровывать своих хёнов — и Чимина особенно. Пора взрослеть и становиться мужчиной, Чон Чонгук. Мужчиной, которым Чимин сможет гордиться.