Вкус дня

При желании все начала могли летать со скоростью света, одним взмахом двенадцати крыльев преодолевая тысячи километров. Проклятия были, пожалуй, даже быстрее. По крайней мере, Селена однажды смогла обогнать гнавшегося за ними Светлейшего Отца. В отличие от Эндимиона. Гелиос не солгала, когда сказала, что в Ватикане его примут, как своего. На самом деле, Эндимион даже растерялся, когда священнослужители поклонились ему, а сам папа римский поприветствовал его... ...не по-английски... ...не на латыни... ...Эндимиона приветствовали на священном языке, на первом языке мира, на том, который он никогда не надеялся больше услышать. В Ватикане говорили на чистейшем языке Атлантиды. Впервые за долгое время ангел проникся уважением к людям, к священнослужителям, которые, как оказалось, знали об этом жестоком мире куда больше, чем принято считать. И впервые Эндимиона поразило истинное влияние Гелиос. Она не только была героиней легенд, не только прославилась, как великий военноначальник и прекрасная женщина. Она настолько укоренилась в умах людей, что они трепетно хранили все те знания о мире, что она им дала, и ждали её возвращения. А пропала Гелиос две тысячи лет назад. Неужели и такие непостоянные существа, как люди, чего-то стоят?.. Папа посмотрел на Селену и, что удивило Эндимиона, спрятал от неё серебро под одеждами. — Вашу спутницу осмотрит кардинал. Кардинал ждал их в архивах. Он сидел за горами раскрытых книг по богословию, писал что-то острым пером и едва слышно бурчал себе что-то под нос. В основном матом. В основном — про какого-то "сраного Ришелье". — Кардинал Артемис. Кардинал поднял взгляд на вошедших, и его ясные глаза обожгли Эндимиона светом полной Луны. Чёрные, неровно остриженные волосы, белоснежная кожа, и те же черты лица, что и у Селены. Гелиос отправила Эндимиона к своему проклятию. — Так, — вздохнул Артемис, поднимаясь из-за стола. — Вижу ты безоружен. Какое совпадение — я тоже! Артемис проскользил вглубь архивов и порылся в одном из закрытых шкафов. Ангел ожидал, что проклятие достанет меч, однако тот принёс лишь бутылку вина и бокалы. Эндимион посмотрел на вино, потом на Артемиса, потом на папу и на задремавшую Селену в своих руках. — О, моя бестактность! — Артемис хлопнул себя по лбу. — Тысячу лет не видел родственников. И... я не помню её. Она хоть научилась общаться с помощью речи? — Нет. — Мелюзга. Артемис прокусил вены на запястье и влил в горло Селены пару капель холодной крови. После этого она, наконец, приобрела чёткие человеческие очертания. — А теперь — за знакомство, — Артемис с улыбкой поднял бокал. — Чёрт тебя знает, кто ты, но раз ты пришёл в гости... — Кардинал! — оборвал его папа. — Вы ругаетесь при ангеле божьем! — ...то оставайся под моим кровом, хоть до конца времён, — после этого Артемис прожёг взглядом папу. — Я старше тебя на четыре тысячи лет, и ты не проявляешь ни малейшего уважения к работающим пенсионерам! — А вы — абсолютная бестактность! Что здесь, что в работе! Это надо додуматься — захрапеть на исповеди! Эндимион вскинул брови. — Разве ты спишь, как нормальный человек? — Ангел, — процедил Артемис, — не беси меня. Он махнул рукой на мягкую кушетку, убрал с неё книги и позволил уложить спящую Селену. Эндимион так привык видеть враждебность высших рас друг к другу, что спокойствие Артемиса его удивляло. Он не сразу вспомнил, что проклятия, какими бы отвратительными и жуткими ни были, всегда создавали большие, крепкие семьи. — Как тебя зовут? — Уицилопочтли. — Язык свернёшь, — пробурчал Артемис. — Значит, Гелиос всё же отыскала тебя. Она жива? — Я отдал ей Америку. Артемис присел. — Как?! В смысле?! И меня не пригласили на новоселье?! Какая неблагодарность! Артемис воздел руки к небу и выругался на незнакомом языке так неистово, что папа зажал руками уши. — Пойду я подальше от этого богохульства... Вскоре Артемис вновь обратил внимание на Эндимиона. Он прислонился спиной к столу, сел на одну из книг. — Значит, после стольких лет, в моих землях снова появилось светлое начало, — он ненадолго замолчал. — Мои условия те же. Ты не трогаешь меня и позволяешь заниматься исследованиями, я не воскрешаю высших вампиров. — За всё это время ты разве не успел изучить абсолютно всё в этом мире? — Ну... — Артемис игриво улыбнулся. — Есть много других миров. Эндимион в один глоток выпил вино из бокала. — По рукам. Однако знакомство с эксцентричным учёным было не самым странным. Спустя какое-то время он почувствовал зов. Ангел был готов к чему-то подобному. В конце концов, в Северной Америке он был единственным началом, а Евразия для его влияния была слишком большой. Его призвали на нейтральные земли. Земли, не принадлежавшие ни Гелиос, ни Хорсу — грубая, заметная граница меж их владениями. Когда Эндимион прилетел на ничейную территорию Уральских гор, мир вокруг был ослепительно белым от выпавшего снега. Ангелу было плевать на холод, однако люди порой оглядывались на парня, идущего сквозь метель в одной толстовке и джинсах. Он толкнул дверь в дом, откуда раздавался навязчивый зов. И увидел пятерых. Пятеро, чьи волосы сияли лучами утреннего Солнца, а в глазах навсегда остался его летний зной. Громила в тяжёлой зимней шубе — явно Хорс, живущий где-то в неприветливой Сибири. Строгая бизнес-леди в очках и деловом костюме — похоже, Белен, живущая в Англии. Сурья прибыл из Индии на встречу в дорогостоящем длинном пиджаке с причудливыми серебряными узорами. Последним, кого узнал Эндимион, был Ян-Ди — по алым, традиционным для Китая одеждам. А вот невысокую девчонку он не узнал. — Уицилопочтли, — произнёс Хорс. Его голос гремел, подобно грому. — А мы ждали, что ты придёшь в юбке из травы, — его грубое произношение ничуть не портило резкий, бесформенный первый язык. — Тогда прошу прощения, что разочаровал. Хорс хмыкнул, когда Эндимион подошёл к круглому столу, сел за него, окинул всех пристальным взглядом. А они — его. И всё-таки девчонку он так и не узнал. — Ты... младше меня? — вскинул брови Эндимион. Незнакомка сидела, болтая ногами на стуле. Её непослушные волосы вились во все стороны, а большие, невинные глаза в насмешке сощурились. — Мы с Гелиос появились с разницей в полтора месяца, и я — старшая, — проворчала она. — А зовут меня Митра. Только сейчас Эндимион заметил, что на коленях Митра держала меч в ножнах. Да и вообще, все начала, как и он сам, прибыли вооружёнными. Хорс — с секирой, Белен — с цепом, все остальные — с мечами. — Не пойми неправильно, — произнёс Хорс. — Отец научил нас не доверять друг другу. — Н-да. Это точно. — Но мы взяли оружие не для тебя. Видишь ли, зов дошёл и до Японии, и до Египта. Эндимион застыл, когда дверь в помещение вновь с шумом открылась, впустив внутрь холодный ветер. Начала оскалили клыки, подскочили, выхватив оружие. Эндимион обернулся, и увидел лицо, от которого все его надежды обращались в прах. Ра был самым старшим из живых начал. Он сильнее всех внешне был похож на родителя, и его фанатичная преданность Отцу вызывала и восхищение, и отвращение. Он был также прекрасен, как и опасен, его глаза сияли Солнцем, а волосы тянулись за спиной длинным шлейфом. — Не приближайся, — прошипела Белен сквозь зубы. — Отброс, — процедил Ян-Ди. — Там, где ступаешь ты, засыхают реки и гибнут цветы. — А ещё рожа у тебя тупая, — вставил Хорс. — Так бы и срезал. Ра только улыбнулся в ответ, и его улыбка была острее кинжала. — Я приветствую младшего брата, — проговорил он, впившись взглядом в Эндимиона. — Скажи мне, сияет ли наш Отец всё также ярко? Эндимион сощурился. Ра не требовал однозначного ответа, он ждал долгих и нудных речей о величии Светлейшего. — А похож ли я на того, кто достоин его сияния? Ра вновь окинул его взглядом, после чего воцарилось долгое молчание. Хорс расхохотался, закинув тяжёлую секиру на плечо. — Ещё подросток, а уже заставил заткнуться этого престарелого мудака. Эй, Аматерасу, долго будешь стоять столбом? Представься. — С удовольствием. Спокойное выражение схлынуло с лица Ра, и впервые за свою долгую жизнь Эндимион увидел, как это омерзительное лицо исказилось в ужасе. Аматерасу во всей божественной семье прославился как добряк, шутник и самый быстрый мечник. Неудивительно, что Ра его опасался. Аматерасу был для него не просто достойным противником. Он был самым опасным. Катана Аматерасу просвистела солнечным лучом и врезалась в хопеш Ра. И, судя по безмятежному лицу Аматерасу, он намеренно высек искры из лезвия врага. Аматерасу прибыл в строгом чёрном костюме с галстуком. — Прошу прощения за опоздание, — улыбнулся он. Ветер трепал его длинные волосы. — Навещали с Цукиёми нашего внука в сто двадцать шестом поколении. Кстати, недавно он стал импера... Ра увёл катану в сторону и сделал выпад, целясь золотым лезвием в сердце противника. Аматерасу обрушился на него вихрем, пуская кровь, разрывая сухожилия, лишая возможности видеть. Он бил не золотом, его катана была обыкновенной — стальной. Но бил Аматерасу так быстро и свирепо, что раны Ра кровоточили, не переставая, а кровь вспыхивала пламенем. Ра расправил крылья, отступая. Аматерасу же не стремился убить его, только напугать и прогнать. — Кто ещё прервёт мой рассказ о внуке? — ангел обернулся, смахнув с катаны пламя. Его братья и сёстры, отойдя от шока, издали единый вздох облегчения. Эндимион попытался представить среди них Гелиос — и не смог. Она явно либо пошла бы в атаку на Ра, либо ругалась бы с ним. — Слышал, Отец тоже признал недостоиным, Уицилопочтли, — произнёс Аматерасу. — Да, — ответил Эндимион. — Увидел меня с проклятием и взбесился. — Знаешь, — хмыкнул Аматерасу, — а у нас много общего. Я бы пригласил тебя в Японию, но, боюсь, инстинкты обрушатся на меня, и я тебя разорву. Правда, братик Ян-Ди? — Заткнись. Во имя всего прекрасного, что есть в этом мире, заткнись. Начала не сдержали смеха. Эндимион не знал, как и при каких обстоятельствах произошла стычка между двумя соседствующими ангелами, но победитель был очевиден. — А что насчёт Ра? — спросил Эндимион. — Он вернётся. — Да. И мы должны быть готовы к этому. Мои земли ближе к нему, чем твои, — произнесла Митра. Когда она встала в полный рост, Эндимион увидел, что она в два раза меньше его. — Не бойся. Вместе мы убьём этого урода! — она воинственно сжимала в кулачке рукоять меча. — Не прощу ему смерть Атума, — поправила очки Белен. — Даже если он нападёт лунной ночью, я приду на помощь. — Нас и без того истреблял папаша, — вздохнул Хорс. — Я живу в другом часовом поясе. Когда у тебя ночь, Почтли, я буду бдить. И надеюсь, что ты поступишь так же со мной. — Моя страна беднеет, потому что я забираю всё золото на войну с ним, — склонил голову Сурья. — Можете положиться на меня. Я обеспечу оружием всех. — Из-за него я перенёс слишком много лишений, — нахмурился Ян-Ди. — И видят внешние боги, нет существа безумнее и разрушительнее, чем братоубийца. Он никогда не возродится в моих глазах. Я тысячи лет назад отринул все чувства, но ни простить, ни перестать ненавидеть Ра я не в силах. Мой меч — ваш меч. Клянусь своей жизнью и жизнью после неё. Сказав это, он опустил оружие на круглый стол. Его примеру последовал каждый. Семь ангелов, семь генералов, семь детей бога. И семь недостойных, бросивших вызов Солнцу. Всю жизнь Эндимион боялся, что однажды этот день настанет. Однажды ему придётся покинуть уютную тень и уничтожить источник своего древнего ужаса. Но теперь, в кругу семьи, он чувствовал себя невероятно могущественным. Он — воитель, он — первый вождь ацтеков, он — последний сын жестокого бога. И звали его не Эндимион. Он — Уицилопочтли Истак Мишкоатль. И его боль, его страхи, его разрушенная жизнь однажды окрасятся кровью на мече. Кровью бога этого грёбанного мира. *** Под доспехами изнурённое, разрушенное гневом тело Гелиос как будто лишилось мышц. Кости тела и белесые шрамы выделялись на нём особенно ярко, медленный пульс не прощупывался. Гелиос не была ранена золотом, но регенерация при этом будто не желала работать. Тиамат скрипнул зубами, сорвал с её шеи медальон Кроули и швырнул его в стену. Плевать, сколько стоила магическая вещь, плевать, что Дагон будет рвать и метать, если камень внутри медальона треснул. Если Гелиос из-за него погибнет, Тиамат не оставит от Дагона мокрого места. Сжимая бледную, ледяную руку Гелиос, Тиамат осторожно, боясь повредить ей, вливал в неё грехи. Начал он с гордыни — потому что его ангел легко мог потягаться в спеси с самими белыми демонами, а заканчивал завистью — потому что никто не мог тягаться с Еленой Троянской ни в красоте, ни в силе, ни в остроумии, а потому и завидовать ей некому. Но не чувствовал отклика. И, пока Тиамат спасал душу Гелиос, её тело восстанавливала кровавая ведьма. Давно, целую вечность назад её алая тень вгрызалась в тело Тиамата и наполняла его тяжёлой, холодной, отвратительной кровью. Сейчас же на её операционном столе была та, кто однажды убил Тиамата. И своей смертью убьёт его во второй раз. Криста Паи стояла, опустив руки на подол кроваво-красной мантии, и выглядела до того сосредоточенной, что Тиамат невольно испытал к ней благодарность. Другие существа не волновались из-за Гелиос. В конце концов, она же дочь бога, высшее существо, пережившее и золотую стрелу в глазу, и две тысячи лет забвения. Что с ней могло случиться? Первому ублюдку, который так отозвался о состоянии Гелиос, Тиамат одним ударом выбил четыре зуба. Криста не боялась ни перелома челюсти, ни увечий. Да и Тиамат вряд ли смог бы ранить старшую ведьму. По крайней мере, сейчас у него не было для боя с ней ни инструментов, ни причины, ни желания. — Тиамат, — вздохнула ведьма, закрыв глаза. — Меня следовало предупредить, что её кровь горит на воздухе. — ...прошу прощения, — с хмурым видом проворчал он, — госпожа Паи. — Её тело хорошо усваивает кровь ангелов. Восстановление пойдёт быстрее, если она будет кусать только их, но... — Но? — ...мой брат Проксима рассказал тебе об особенностях межвидовых браков? Тиамат сощурился, вглядываясь в лицо старшей ведьмы. Когда-то давно, целую вечность назад, эта женщина его пугала и восхищала. Сейчас же он не испытывал по отношению к ней ровным счётом ничего. Столкновение между Антарес и Гелиос наглядно показало Тиамату, что все бессмертные — дети, заигравшиеся в могущество. Криста Паи — не исключение. — Ты прав, — произнесла она, переведя взгляд на лежавшего на койке ангела. — Сейчас не время. Тиамат не заметил, когда Криста ушла из комнаты, не помнил, когда от усталости и изнурения уснул, не выпуская из руки ладонь Гелиос. Но, когда к ним в комнату зашёл Проксима, демон подскочил и направил в отца ружьё. Проксима замер, поднял раскрытые ладони и улыбнулся. — У тебя всегда были потрясающие рефлексы. Тиамат глухо вздохнул и убрал оружие. — За окном день, — демон потёр воспалённые глаза. — Ты почему не в убежище? — Потому что, — Проксима лучисто улыбался, сверкая клыками, — у меня есть то, в чём нуждается Гелиос. Потому что я хочу стать вторым вампиром, которого она не будет ненавидеть. Ах да, и потому что, как бы сильно я ни любил Кристу, я не дам ей кровь начала. Тиамат склонил голову набок. И, пока его с трудом соображающий мозг переваривал информацию, Проксима подошёл к капельнице и сменил пакетик донорской кровью ангела на такой же, но с жидкостью, которая поблёскивала золотыми искрами. — Кровь Митры, — Проксима постучал ногтем по трубке, по которой текла кровь начала. — Знаешь... все родственники Гелиос, да и она сама, достаточно высокие. А вот Митра... полторашка. Тиамат невольно прыснул. — Когда мы встретились, я думал, что меня разыгрывают. На Востоке Митре кланялись, как свирепому воину, восходящему Солнцу, божественному пламени, судье... как мужу, чей рост был выше гор! А, когда Митра пришла ко мне в шортах и бесформенной футболке, я потерял дар речи. Демон смотрел на названного отца, слушал его, но с трудом погружался в диалог. Обычно Проксима мог отвлечь его своей пространной болтовнёй, байками, но не сейчас. Тиамат слишком устал, был слишком опустошён, слишком... Он невольно почесал рану на груди и только сейчас обратил внимание, что она не затянулась. — ...какого хрена? — нахмурился Тиамат. — Боже правый, — вздохнул Проксима. — Тиамат, ты бессмертен всего пару месяцев, а уже забыл, что нас тоже легко убить. — ...почему она не затягивается? — Гелиос говорила, что стены дома, где ты был, "нашпигованы золотой пылью". Ты просто ею надышался. Тиамат дважды моргнул, вглядываясь в лицо названного отца. Очевидная мысль пыталась пробраться в его воспалённый мозг, но её отталкивала глухая пелена шока. — Тиамат, — Проксима улыбнулся. — Ты был смертен и уязвим, когда сражался с Бетельгейзе. Демон похолодел. — И тебе удалось сделать то, чего не добился я. Ты победил короля, — Проксима на мгновение замер, глядя на Тиамата до того добрым взглядом, будто демону снова было пять лет, будто он впервые назвал вампира папой. — Сын... не передать словами, как я горжусь тобой. Тиамат перестал дышать. В детстве он мечтал услышать эти слова, грезил, что из демонического бастарда превратится в кого-то значимого, сильного, могущественного. Он тренировался, не жалея себя, работал, рискуя жизнью, лишь бы чувствовать себя значимым для отца, лишь бы Проксима им гордился, а Дагон — кусал локти. Но сейчас Тиамат не чувствовал, что достоин похвалы. Он так глупо попал в плен, так опрометчиво сражался, и победил благодаря случайности. И потому в ответ на улыбку отца, Тиамат опустил голову и провёл ладонью по лицу, сгорая от стыда. — Ну-ну, — Проксима вздохнул. — Идём. Нужно вывести золото из твоего тела, пока будущая леди Центаури не очнулась. — С чего ты взял, — произнёс Тиамат, и его горло сдавил спазм. — Что она вообще... за меня... — Тиамат, — вампир подошёл, взвалил руку демона себе на плечо и вывел его из комнаты так легко, будто нёс тряпичную куклу. — С твоими собратьями боятся воевать даже самые жуткие твари. Ты думаешь, я поверю, что самое упрямое существо в мире сдастся, если ему откажут? Тиамат прорычал в ответ, когда Проксима втащил его в соседнюю комнату. — Я должен быть с Гелиос. — Ты ей ничем не поможешь, если умрёшь рядом с её постелью. Перед глазами рябило. Сейчас они находились в одном из подземных поместий Дагона, но с тем же успехом могли прибыть и в заброшенный подвал — в своём состоянии Тиамат не ощутил бы разницы, до того он был слаб и с таким трудом осознавал реальность. Поэтому, когда Проксима заставил его прилечь, глаза демона сами собой закрылись, мышцы обмякли, сон придавил его свинцовой тяжестью. Проснулся же Тиамат от тёплых, осторожных прикосновений. Сначала жаркие пальцы скользнули по его скуле, потом по губам и, наконец, по тому месту на груди, где демон сам себя полоснул мечом. Он невольно улыбнулся, хотя и продолжал притворяться спящим. А потом Гелиос коснулась места укуса Селены, и Тиамат подскочил от тысячевольтного электрического разряда ревности. Он открыл глаза. Лицо ангела было спокойным и равнодушным. Но это нормально — она даже в ярости внешне оставалась неэмоциональной. — Твою мать, — прохрипел он. — Ты можешь хоть раз не делать больно? Гелиос сощурилась, надавив на место укуса большим пальцем. — Которая из вампирских сук это сделала? — Гелиос, — он сжал её руку, поднёс к лицу и потёрся щекой о жаркую ладонь. — Я сам попросил об этом Селену. — За каким хером? — За таким, — сощурился он, — чтобы стать снова смертным, чтобы сдохнуть среди вампиров и не позволить одной ревнивой стерве пойти из-за меня на самоубийство. Четыре высших вампира и начало! О чём ты думала?! — О том, — процедила она, — что не могу потерять такого тупоголового кретина, как ты. Тиамат потерял дар речи. Его хвост так туго обвился вокруг ноги Гелиос, что ему впервые стало больно от напряжённых мышц. Пожалуй, только в этот момент он наконец осознал, как много она для него значила. Но, что более важно... Демон потянулся к ней, провёл когтистой рукой по лицу, осторожно убрал за ухо золотистые волосы. И, подавшись вперёд, мягко боднул её средним рогом, прежде чем поцеловать. ...теперь он верил, что это чувство было взаимным. — Я — тупоголовый? — прошептал он, покрывая поцелуями её лицо, стискивая девушку в объятиях, укрывая тяжёлыми крыльями. — И это говоришь ты, после того как нацепила медальон Кроули? — Нужно же давать тебе повод дразнить меня, — произнесла она, ноготками задевая чувствительное основание крыльев. — Верно, лордёныш? Демон улыбнулся, вглядываясь в её глаза, и только сейчас понял, как сильно тосковал без озорного блеска в них, без насмешливости, без надменности. — Как ты себя чувствуешь? — Как будто надирала задницу паре вампиров, — она потёрлась носом о его шею. — Ты из-за меня сражался с Бетельгейзе? — Да. — Лордёныш, — Гелиос вздохнула, взглянув ему в глаза. — Я не нежная принцесса, ради которой нужно одолевать дракона. — Знаю, — Тиамат провёл пальцем по её нижней губе. — Ты от дракона не оставишь ни чешуйки. Ангел кокетливо вытянула губки, от чего по затылку демона вновь пробежали мурашки. — Гелиос... разве я мог не сразиться с ним после того, как увидел все твои шрамы? — Не придавай им большого значения. — А кома на две тысячи лет? — С каждым может случиться. — Засранка, — он улыбнулся, крепче сжимая её в объятиях. — Снова дразнишься? — Разумеется, — она повела плечом. — За это ты меня и любишь, лордёныш. Тиамат сощурился и невольно пустил по венам Гелиос страх, потом гнев. С другими грехами он решил повременить — в конце концов не все из них полезны, притягательны и безвредны. — Знаешь, — произнесла ангел, проведя ладонью по его груди, — я нашла в этом доме горячий источник... — И не нашла первым делом меня? — Ты так сладко спал, — она вновь кокетливо вытянула губки, — что я разрывалась между двумя желаниями... — Какими же? — Оставить тебя в покое и, — она улыбнулась, с жаром выдохнув ему на ухо, — разбудить тебя минетом. Тиамат ненадолго замер, но спустя мгновение вздрогнул, вообразив своё пробуждение. Его тело слишком красноречиво отозвалось на грубый, вульгарный флирт Гелиос. Настолько красноречиво, что у демона закружилась голова, когда ангел сжала ладонью обозначившийся на брюках бугор. — Видимо, так тебя следует будить каждый день. — Я после твоих выдумок не могу работать. — Сочту за комплимент, лордёныш. Она поднялась и, скользнув пальцами по руке Тиамата, потянула его за собой, заставила встать. Демон вздохнул, окинув взглядом кровать. С этой женщиной он давно забыл, что секс может быть и скучным, и тихим, и в темноте, и под одеялом. Впрочем, нельзя сказать, что он жаловался. Тиамат прильнул к Гелиос, провёл ладонью по талии, прижав девушку к себе, мягко прикусил кожу шеи. И ощутил вкус её похоти. Дразнящий, сводящий с ума, солнечный — тот самый, который хотелось пить, и которым невозможно было напиться. Тиамат скользнул когтями ниже, легонько задел чувствительную кожу между бёдер. — Тише-тише, — прошептала Гелиос, изгибаясь от его ласк, поцелуев, прикосновений. — Мы же не дойдём до источника. — В жопу источник, — прорычал Тиамат, стискивая мягкую грудь, разрывая тонкую ткань накидки, сквозь которую прощупывались отвердевшие соски. — Я хочу тебя, а не плавать. — Ммм... тогда мне придётся убежать от тебя. — Только попробуй. Гелиос игриво улыбнулась и, выскользнув из объятий Тиамата, сбежала, виляя бёдрами. Она могла двигаться со скоростью звука, могла за секунду оказаться на другом конце света. Могла. Вот только сейчас ангел хотела, чтобы её догнал демон. И от этой мысли Тиамат закусил губу и рванул следом за ней. Один раз ему удалось схватить её за подол накидки, во второй он почти поймал её за руку. И всё же догнать Гелиос, сорвать с неё одежду и повалить на пол ему удалось только на больших, гладких камнях горячего источника. — Поймал, — прорычал он, стискивая её запястья, дрожа от возбуждения. Гелиос глухо выдохнула, изгибаясь под его телом. Тиамат склонился, провёл языком по соску, прикусил ореол. И едва смог дышать от потока манящей, одурманивающей похоти. Чёрт. Этот поток энергии был таким диким, таким свирепым, что Тиамата затрясло, голова закружилось, а сердце лихорадочно колотилось в груди. Как же это не похоже на гнев и страх, до чего же сильно это опьяняло... Тиамат дёрнулся, когда Гелиос ноготками провела ему за ухом. Он и раньше часто чувствовал себя рядом с ней беспомощным мальчишкой. Сейчас же это ощущение лишь усиливалось. — Как мило, — улыбнулась она. — Обычно ты дрожишь только когда кончишь трижды... Тиамат потянулся к её губам, припал к ним долгим, ласковым, до боли нежным поцелуем. Ему нужна была передышка. Нужно было привыкнуть к той энергии, которой в избытке наполняла его Гелиос. Он не сразу понял, что поглощал каждый её грех, что был всецело открыт для её чувств. И с каких пор он стал таким... таким... ...таким ласковым, таким нежным? Демон оборвал поцелуй, тяжело дыша, жмурясь от стыда и ткнувшись в лоб ангела центральным рогом. Дыхание Гелиос тоже было неровным, её грехи, пробудившиеся после тяжёлого боя, перетекали в Тиамата неровным, интенсивным потоком. — Ты... — прошептал он, соприкасаясь с ней губами, — столько язвишь, но я схожу с ума от твоей похоти... Гелиос сощурилась, игриво улыбнувшись, демонстрируя клыки. — Ты догадался, что я тебя хочу, только после того как стал всегрехом? Или мне следовало раньше сказать, что за две тысячи лет никто не возбудил меня сильнее? — Тебе, — демон склонился, прикусив её шею, — давно пора умолять меня быть с тобой нежным. В ответ Гелиос схватила его руки и перекатилась, взобравшись на Тиамата сверху. — Значит, сходишь с ума от похоти, — промурлыкала она, скользнув пальцами по месту, где раньше была рана, по прессу, к пряжке ремня. От переизбытка грехов его тело стало до того чувствительным, что демон дрожал от малейшего касания. — Мне следует быть аккуратной? Впрочем... ты часто терял сознание во время секса. — Я бы посмотрел на тебя без трёх литров крови... Улыбка Гелиос стала игривой, коварной. — Лордёныш, я всегда могу дать тебе свою кровь, и ты сможешь кусать меня, когда захочешь. Тиамат улыбнулся, скользнул ладонями по бёдрам Гелиос, звонко шлёпнул по ягодице. — Я и без того бессмертный, — он мгновение помедлил. — Скажи честно, ты так сильно хотела меня, что с первой встречи решила присвоить себе. — Не помню, — ответила она, издевательски медленно расстёгивая ремень, стягивая с Тиамата остатки одежды, — чтобы ты мне сопротивлялся. Демон приподнялся, перехватил руки ангела, подался вперёд и поцеловал её. — Погоди, — надломленным голосом произнёс он. — Дай мне... изучить эти... силы... — Изучишь на практике, — промурлыкала она, до крови прикусив нижнюю губу Тиамата, прежде чем грубо, властно поцеловать его. На самом деле демон опасался, что всё могло закончиться слишком быстро. Из-за новых сил и долгого воздержания он стал чувствительным, словно неопытный юноша. Гелиос же было на это плевать. Она пробовала его на вкус, впивалась ногтями ему в плечи, вдавливала его в плоские, широкие камни источника. И от страсти ангела, от её грехов, демон быстро потерял голову, быстро забыл о своих опасениях. Он вновь перекатился, чтобы оказаться сверху, но в итоге они оба с шумным плеском свалились в горячую воду. Было неглубоко, но Тиамат испугался и невольно замахал крыльями, пытаясь взлететь. В итоге он только поднял брызги. Гелиос засмеялась, её мокрые волосы прилипли к шее, к плечам, к груди. — Хороший способ отвлечения, — улыбнулась она, вновь прильнув к нему, скользнув ладонью по мокрому плечу, убрав за спину рыжие волосы. — Но от меня ты всё равно не убежишь. Сказав это, Гелиос толкнула его на плоский, гладкий камень и взобралась сверху, зажав его бёдра своими. — И даже не заставишь меня встать на колени? — выдохнул Тиамат, прижавшись к груди Гелиос, прикусив отвердевший сосок. — Если тебя так тянет поболтать, — прошептала она, — то я схожу за кляпом. Демон вцепился когтями в её ягодицы и в следующее мгновение не сдержался и вошёл в неё. Глубоко, грубо. С губ ангела сорвался томный протяжный стон. А от обилия похоти Тиамат едва ли не трепетал. Грех разливался по телу тёплыми, пульсирующими волнами, струился по венам слабым зарядом электричества и возвращался вновь в тело девушки, заставляя его пылать, делая его слишком чувствительным, слишком уязвимым. — Твою... — голос Гелиос был нежным, тонким, высоким. — Как... как ты это делаешь?.. — Я же сказал, — ухмыльнулся Тиамат, языком лаская чувствительный, покрасневший ореол. — Мои силы нужно изучать. Она задрожала, изгибаясь в его объятиях, пытаясь отстраниться, чтобы хоть немного перевести дух, сбить нарастающее, болезненное возбуждение. Вот только демон не позволил ей сбежать. Он впервые чувствовал своё превосходство над нахальным, бойким ангелом и не собирался прерывать удовольствие. — Нгах... — Гелиос, — выдохнул Тиамат, прикусив её плечо, наслаждаясь реакцией на неторопливые толчки. — Здесь вода не такая мокрая, как ты. — Хах... мф-ф... Больше он не смог говорить. Ангел ладонями упёрлась в его плечи и двигала бёдрами так умело, так быстро, что демон издал протяжный стон. Вода с каждым толчком издавала громкий плеск, исходила волнами, билась о два разгорячённых тела. Плоть Гелиос была непривычно горячей и сжимала Тиамата до того крепко, так туго, что парень едва мог соображать. В таких условиях новые силы не изучить. Но кое-что демон всё же ощущал. Грехи вливались в него интенсивнее, стоило ему задеть головкой одну крохотную точку в её теле. То же самое он почувствовал, когда скользнул пальцами ниже пупка и грубо сдавил клитор. — Амгах!.. Гелиос изгибалась, дрожала в его руках, дёргалась, стоило ему слишком грубо прикусить сосок. Тиамат инстинктивно двигался ей навстречу, мягко надавливая на позвонки. Он целовал её грубо, прикусывая кожу, присасываясь, оставляя следы, которые заживали спустя пару мгновений. Его дыхание стало таким же хриплым, таким же надрывным, как у Гелиос, их резкие, глухие стоны и плеск воды отдавались эхом от стен пещеры. С каждым толчком напряжение становилось всё более невыносимым, давящим, болезненным. Пока, наконец, не разразилось взрывом экстаза. Тиамат изогнулся, когтями вцепившись в ягодицы Гелиос, стиснул зубы, не способный даже издать стон. Его трясло. Похоть явно отличалась от гнева и страха. От этих грехов Тиамат не чувствовал такой эйфории, от них он никогда не становился таким уязвимым, таким чувствительным и таким хрупким. Он был так силён, и в то же время именно в этот момент был в полной власти Гелиос. — Лордёныш... — Хах..? — С этого дня, — прошептала она, прервавшись на долгий, глубокий поцелуй. За время заточения Тиамат уже забыл каково это — когда его пробовали на вкус, — я не просто не дам тебе работать. Я не отпущу тебя даже покурить. Он, тяжело дыша, прислонился спиной к гладким камням источника, пальцами скользя вдоль позвонков Гелиос, не отрывая взгляда от её лица. Тиамат не нашёлся с ответом — до того оглушала и одурманивала его похоть. Если другие грехи приносили удовольствие и насыщение, то этот был сродни наркотическому опьянению. Это не Гелиос не слезет с него в ближайшее время. Это он не позволит ей слезть. — Я только выбрался из плена, — хмыкнул он, — чтобы попасть в новый? — Ну если ты видишь всё в таком свете, — вытянула губки Гелиос, пальцем выводя круги у него на груди, — я могу тебя связывать, пытать и унижать. — Как же хорошо, — выдохнул он, прижимая её крепче к себе, — что ты прекрасно понимаешь мои намёки. — А ты понимаешь мои? Гелиос скользнула взглядом по его губам, по шее, по двум укусам — своему и Селены. Тиамат цокнул языком и убрал мокрые волосы за спину. — Тебе лишь бы пожрать. — Сказал лордёныш, который бесится, когда я кусаю кого-то ещё. — Бесит, когда ты ковыряешь клыками какого-то мудака, а потом лезешь к моей чистой шее. Он ждал новой шпильки от Гелиос, но её не последовало. Вместо этого ангел склонилась, обнажила клыки и впилась ими в то самое место, где Тиамата укусила Селена. Демон не знал, что было больнее: укус, потеря крови или безумная, вероломная, давящая ревность начала. *** Прошло какое-то время, прежде чем Тиамат узнал, что Гелиос стала жалованным демоном. Поначалу он не придал значения тому факту, что её называют чемпионом, но потом насторожился. Слишком часто, слишком настойчиво к ней обращались подобным образом, в то время как сама Гелиос не спешила это комментировать. А, когда Проксима рассказал ему, что Гелиос расправилась с самой королевой демонов, Тиамат схватился за голову. Раньше у него была хрупкая надежда, что Дивена одобрит его решение жениться на ангеле. Сейчас же эта надежда стёрлась в пыль. Дивена никогда никого не прощала — высокопоставленные демоны впадали к ней в немилость, стоило им только обыграть её в шахматы. И, пока Тиамат решал, как ему поступить, Гелиос получила приглашение на переговоры. — Надо же, — произнесла она, читая письмо, разложив его на спине Тиамата, водя ноготком по строчкам. — И даже бумага не отравлена. Властные сучки теряют хватку. — Что там сказано? — пробурчал Тиамат, дёрнув крыльями, мешая Гелиос читать. — Политические переговоры, — ответила она, — на которых, как правило, скучно до усрачки, — она помедлила. — Тебя, кстати, Дивена тоже приглашает... сидеть по правую руку от её трона. Тиамат встретился с Гелиос взглядом. Обычно по правую руку от правящей особы сидел либо советник, либо казначей, либо доверенное лицо. Потому демон выхватил письмо у ангела и прочёл его сам. — Какого хрена она задумала?.. — Демоны считают тебя Аменти, — Гелиос улыбнулась, коснувшись пальцем его нижней губы. — И Дивене придётся либо признать твоё влияние, как мессии, либо воевать с тобой за власть. — Мне нахрен не нужна её власть. — Объяснишь это местному населению, — она опустилась рядом на кровать, пытаясь освободить ногу от хвоста Тиамата. Демон же притянул ангела к себе, прикусил шею. — Лордёныш... вы же тысячи лет ждали бессмертного повелителя. Чтобы не уступать ни вампирам, ни ангелам. — Ещё подождём, — прошептал он, забираясь ладонями под её шёлковый халат, — у меня есть дела поважнее. — Неужели? — промурлыкала она. — И какие же? — Вылюбить одного жалованного демона так яростно, — прошептал он на ухо, — чтобы ей не захотелось ни драться, ни нападать. — О? Ну, тогда ты халтуришь, — ответила Гелиос, обдавая его своей солнечной, медовой похотью. Тем не менее, в назначенный день они вдвоём отправились на переговоры. Гелиос — в чёрном военном кителе, строгих брюках и туфлях на высоком каблуке. К ремню она пристегнула ножны меча и пару метательных ножей. Тиамат окинул её долгим, оценивающим взглядом. Предполагалось, что строгая, закрытая одежда должна была сделать Гелиос менее привлектельной, однако эффект был прямо противоположный. В военной форме Елена Прекрасная стала только сексуальнее. Тиамат был в одеждах Дагона: тёмно-синяя рубашка с пышными кружевами на воротнике и рукавах, в пуговицах которой сверкали сапфиры, прямые чёрные брюки, тяжёлые ботинки, которые топали по полу так шумно, что создавалось ощущение, будто у демона не ноги, а копыта. Всё это было броско и страшно непрактично. К тому же, при Дивене и Дагон, и Проксима, и даже Феба заставляли Тиамата принять синий облик. — Отец, — со скучающим видом произнёс Тиамат, когда слуга зачёсывал его иссиня-чёрные волосы назад. — Что я должен знать о межвидовых браках? Проксима вскинул брови, но потом просиял улыбкой. Сейчас он оделся неприлично броско — в вельвет, кружево и сверкающие безделушки. Вампирского герцога пригласила на переговоры сама королева вампиров. — На самом деле, — Проксима склонил голову набок, — есть пара нюансов. Ты полукровка, а Гелиос питается кровью. Поэтому, если хочешь, чтобы у вас родился синий демон, ты должен давать ей свою кровь как можно чаще, принимая синий облик. Тот же принцип работает и с красной расой. Ну а если вам захочется маленького ангелочка... — Отец, — нахмурился Тиамат, — я тебе в жизни не прощу, если Дагон узнает, что синих можно возродить. — Я ему, разумеется, не скажу. Но приглядывай за Гелиос. Мне кажется, Дагон уже доводит её до белого каления с просьбами укусить себя. — Размечтался, — хмыкнул Тиамат. — У Гелиос только один корм. Проксима потерял дар речи. — Подумать только... раньше ты считал это позором. — Раньше я ни разу не умирал и никому не проигрывал, — он закрыл глаза, откинувшись на спинке стула. — Да и... не любил. — О? Мне следует обидеться, сын? — Ты понял, что я имею в виду, — закатил глаза Тиамат. — Не утрируй. Проксима понял. Но это не спасло Тиамата от шпилек названного отца и его драматичных вздохов. Умолкнуть вампир смог только когда к их маленькой компании присоединилась Гелиос. Она взяла Тиамата под руку, а его хвост, что ожидаемо, обвился вокруг её щиколотки. Демоны предлагали привязать непослушную часть тела к ноге под брюками, или же примотать её телу, но Тиамат был против. Он давно перестал скрывать свои чувства к этой женщине и, более того, хотел, чтобы другие видели, что она занята. Особенно после того, как Гелиос стала получать пылкие письма от демонических поклонников. Кого-то впечатлили её боевые навыки, кто-то забыть не мог о меритии, кто-то грезил об укусах ангела, о её красоте, её голосе... Гелиос тут же выбрасывала эти письма. Тиамат же их читал и пополнял список потенциальных врагов. Сам он тоже оказался в центре внимания демониц. Лорды предлагали ему своих дочерей если не в жёны, то хотя бы в наложницы, кто-то напрашивался к нему в казначеи, в советники, в прислугу. Тиамат же, слушая льстивые речи демонов, никак не мог выкинуть из головы то, как к нему обращались, когда он был обыкновенным бастардом-полукровкой. Даже Дагон стал лояльнее. Дагон, отдавший Тиамата в руки самого опасного хищника из существующих. Хищника, который, вновь витая в облаках, лбом впечатался в дверной косяк. Тиамат ждал саркастичного комментария от Гелиос, но его не последовало. За всё то время, пока демон был в плену, ангел так сильно привыкла к чудаковатому Проксиме, что уже не придавала значения его странностям. Хмурилась иногда, когда он к ней обращался, но не огрызалась. Вся её нелюбовь к вампирам, как правило, доставалась Дейну. Они выбрались на поверхность из подземного города, сели в машину с личным водителем. Проксима добирался до места переговоров на личном автомобиле, а машину с водителем для Тиамата и Гелиос предоставил Дагон. И, пока они сидели на заднем сидении, ангел гладила демона под рубашкой, опустив голову ему на плечо. — Скажи, — выдохнул он ей на ухо, когтями выводя круги на её руке. — Что так сильно тебя завело именно сейчас? — Мой лордёныш в парадной форме, — она улыбнулась, надавив на пряжку ремня. Тиамат сжал губы в линию, скосив взгляд на водителя. — Как думаешь, переговоры пройдут успешно, если я без конца буду ёрзать, гладить тебя ногой под столом и всё время расстёгивать пуговицы на кителе? Тиамат прерывисто выдохнул, когда она, улыбаясь, пальцами провела вдоль ширинки. — Как же сильно ты ненавидишь переговоры. — Как же сильно ты заводишься, — улыбнулась она, прижавшись к нему грудью, — стоит мне только намекнуть. — Если я тебя проигнорирую, — он провёл когтём по линии челюсти Гелиос, по шее, ключице, — ты меня свяжешь и изнасилуешь. — Как грубо, — она потёрлась носом о его шею, ладонью сдавив обозначившийся на брюках бугор. Тиамат вздрогнул. — Неужели ты думаешь, что мне нужно связывать тебя, чтобы изнасиловать? — В участке, — Тиамат изогнулся, когда Гелиос забралась ладонями ему под рубашку, задевая ноготками обнажённую кожу, — ты меня приковала к клетке. — Ты и не сопротивлялся, лордёныш. Гелиос скользнула пальцами под ремень его брюк, но Тиамат вовремя перехватил её руку, сплёл пальцы. Ангел встретилась с ним взглядом, и демон улыбнулся, увидев её недовольство. Елена Прекрасная всегда получала всё, чего хотела, а, сталкиваясь с отказом, превращалась в свирепую валькирию. Раньше Тиамат думал, что своей непокорностью доставляет удовольствие ей, но на самом деле ему самому слишком сильно нравилось когда она нападала. Гелиос опасна, жадна как до крови, так и до ласк, и потому каждый рискованный секс с ней вызывал у Тиамата жгучий поток адреналина. Дразнить её — сумасшествие. Но демон никогда и не утверждал, что он здравомыслящий. — Генерал, — прошептал Тиамат, — вы излучаете столько похоти... должно быть, ваши трусики уже вымокли насквозь. — Не переживай, лордёныш, — она завела его руку к себе в брюки, прижала пальцы к нижним губам. — На мне их нет. Демон хамовато улыбнулся, пальцами надавливая на разгорячённую плоть, выводя круги. Гелиос глухо выдохнула, когда по её коже скользнула его дразнящая, обжигающая, до боли приятная сила. — Не наизучался? — шепнула она, ёрзая от его ласки. — Наоборот, мой генерал, — Тиамат ласково прикусил мочку уха. — Теперь я прекрасно знаю, что вам нравится. — М-м-м, — она изогнулась, когда демон пальцами проник внутрь и медленно загнул их. — Что-то не по... хоже. — Продолжай, — он скользнул языком вдоль её шеи, надавил на ключицу. — Я страшно возбуждаюсь от твоей лжи. Тиамат не спешил. С недавних пор ему понравилось растягивать удовольствие, доводить Гелиос до крайнего возбуждения — когда она, не выдержав, обездвиживала его, взбиралась сверху и причиняла ему боль грубым, почти насильственным актом любви. И сейчас демон тоже хотел довести её до того состояния, наплевав и на переговоры, и на водителя, и на правила приличия. Тиамат скользнул ладонью под её китель, провёл когтями по отвердевшему соску. Гелиос простонала сквозь сомкнутые губы, сильнее сдавливая его пальцы. Рукой она скользнула по его бедру, резко расстегнула ширинку брюк, сдавила пальцами головку. — Притормози, — выдохнула Гелиос, — спи. Водитель послушался её приказа. — Ты же, — прошептал Тиамат, ловя губами её губы, — никого не стесняешься. — Он — демон, — ответила она, на мгновение оборвав поцелуй, — а ты не собираешься жениться. Тиамат хмыкнул, ладонью грубо сдавив её клитор. Гелиос ахнула, вздрогнув в его объятиях. — Мой генерал, — демон склонился, грубо прикусил её шею, — разве я не говорил, что вы от меня не отделаетесь? — Вот дерьмо... Говоря это, ангел будто бы небрежно скользила ловкими пальцами вдоль его члена, больше дразня, нежели доставляя удовольствие. Тиамат шлёпнул её по ягодице свободной рукой. — Вон из машины. — Ты не смеешь мне приказывать, — сказала она, мягко сжав яички. — Вон, — выдохнул он, пустив по её телу разряд гнева, страха, — из, — в дело пошли гордыня и ревность, — машины, — прорычал Тиамат, наполнив тело Гелиос жгучим голодом и головокружительной похотью. К некоторым грехам ангел не привыкла, не могла им сопротивляться, не могла подавлять их. Но и приказа демона она не послушалась, несмотря на то, как свирепо его грехи отзывались в ней. И потому Тиамат не выдержал. Он набросился, повалил Гелиос на сидение, впившись в губы голодным, жадным поцелуем. Он закинул её ноги себе на плечи, спустил высокие брюки и вошёл глубоко, грубо, резко. Будь Гелиос обычной женщиной, ей бы стало больно от такой ретивой любви. Но она каждый раз провоцировала его не сдерживаться. И каждый раз Тиамат уступал ей. — Гххах!.. Когда ангел попыталась толкнуть его, чтобы оказаться сверху, демон одной рукой сжал её руки над головой. Пальцами второй он скользил по её телу, небрежно задевая самые чувствительные, самые интимные места. С каждым толчком автомобиль, стоявший на обочине, покачивался, с каждым толчком причёска Гелиос теряла прежний вид, а с алых губ срывался тонкий, несдержанный стон. Она изгибалась под ним, выкручивала руки, даже пыталась освободиться, при этом целуя Тиамата так глубоко, с таким желанием, что у него кружилась голова. Жар её тела, её влага, её похоть — всё это до того распалило его, что он не сразу заметил, как рогами оставил царапину на двери машины, а когтями вспорол обивку. Впрочем, Гелиос отличилась сильнее — она каблуком разбила стекло автомобиля. Обычно похоть Гелиос во время оргазма обрушивалась на Тиамата водопадом тёплых солнечных лучей. И в этот раз это чувство настигло его дважды. Разумеется, на переговоры они опоздали. Они прибыли, и Гелиос, до этого сжимавшая руку Тиамата и опустившая голову ему на плечо, ушла к ангелам — к народу, который теперь официально принадлежал ей. По правую руку от неё должен был находиться десятикрылый ангел Кетцалькоатль, по левую — восьмикрылый Кавиль. Первый долгое время был кем-то вроде заместителя генерала, который однажды заключил перемирие с вампирами. О втором же Тиамат не знал ничего. Должно быть, Кавиль просто хорошо скрывался — в противном случае ему бы не удалось прожить восемьсот лет. Тиамата же, как и Дагона, ждала королева демонов. — Ах, моя прекрасная королева, — улыбнулся Дагон, — ваша красота затмевает Солнце, а ум острее ножа убийцы. Но Дивена прошла мимо, не обратив на него внимания. Её взгляд был прикован к Тиамату, и её грех обрушился на него лавиной, подгибающей ноги и клонящей к земле. Раньше Тиамат не устоял бы перед мощью Дивены. Раньше любой белый демон мог подчинить его своей воле. Сейчас же на её гордыню он ответил своей. — Значит, это правда, — нахмурилась Дивена. Даже в гневе она была прекрасна, словно падшая богиня. Белоснежные волосы, белая кожа, насыщенные розовые глаза, сияюшие из тьмы склер. — Ты в самом деле подчинил себе целое войско. — Не скажу, что оно мне было нужно, — ответил Тиамат, — но другого способа угомонить трио воюющих стерв я не придумал. — Как ты со мной разговариваешь, Этана? — Как подобает вашей правой руке: критикую и направляю на верный путь. Или вы передумали сажать меня рядом с собой, Дивена? Имена королевской семьи были священными, их не смел произносить демон низшего статуса, и потому Дивена дрогнула, услышав его. — Знаешь, почему красные демоны невыгодны для политики? Из-за вашего непомерного эго. Каждые переговоры вы заканчиваете военным положением. — Я не развязал ни одной войны, Дивена, — он сощурился. — И, если вы ждёте, что я подниму восстание, чтобы оспорить власть, то я сделаю это только в одном случае. Если хоть один волосок упадёт с головы Гелиос или наших детей. Дивена опешила. — Я женюсь на ней, — Тиамат перевёл взгляд на Дагона. — И воспринимай это, как хочешь. Ну а что касается вашего одобрения, Дивена... — Благословляю. Тиамат очень медленно приподнял бровь. — Я не одобряю межвидовые браки, — ответила Дивена с крайне невозмутимым видом, — и после твоего, я уверена, ко мне в ноги бросятся другие любители кровососов. Но Гелиос — чемпион, а ты — Аменти, — последнее слово она произнесла сквозь зубы. — И запретить тебе жениться — значит бросить вызов богу, которого мы так давно хотели обрести. Пока я не найду настоящего Аменти, ты можешь спать спокойно. Это понятно? — ...как ты можешь быть такой щедрой и при этом сдирать три шкуры на налогах? — Это не я. Это мой дорогой советник. Больше, не говоря ни слова, Дивена круто повернулась на высоких каблуках и прошла за дверь. Тиамат крепко сжал кулаки. Его обдал густой, давящий, разрушительный страх, исходящий от Дагона. Раньше силы отца заставляли кровь стынуть в жилах. Сейчас же Тиамат не чувствовал ничего. Он победил короля вампиров, его будущая жена — самый жестокий монстр на Земле, его признали богом, да и самая свирепая вампирская королева к нему благосклонна. Отец — чудовище, но далеко не опасное. — Что? — Вообще-то, — начал Дагон, — я раньше тебя решил, что ты женишься на Гелиос. — ...чего? — Сам подумай: у моего рода власть над подземельем и над днём. Осталось только, чтобы мой внук вышел достаточно обаятельным, чтобы очаровать вампирскую королеву. У неё как раз разлад в браке... — Ты из кожи вон лез, чтобы лишить меня жизни, а теперь ею распоряжаешься? — Раньше, — Дагон вздохнул, и его лицо стало до того печальным, что Тиамат впервые ощутил к нему укол жалости, — у меня было больше надежд, а у тебя — больше сестёр, больше братьев... Я был не прав, Тиамат, когда обошёлся с тобой так жестоко. Не права была и твоя мать, когда не оспорила моё решение. Мне жаль. Тиамат нахмурился и посмотрел в сторону. — Абзу всё ещё жив. — Шансов нет, — он вздохнул и надолго замолчал. — Идём. Ни к чему заставлять королев ждать. Тиамат отвернулся. Он не мог смотреть на отца. Всю свою жизнь он испытывал к своему высокопоставленному родителю страх и ненависть, но теперь, услышав долгожданные извинения, увидев боль Дагона, чувствовал... Грусть? Боль? Волнение? Тиамат не знал. Чувства встали комом в горле, грехи отскакивали искрами от кожи, а он сам терялся и в мыслях, и в эмоциях. Дивена скосила на Тиамата взгляд, когда он сел от неё по правую руку. Её советник, золотой демон Аварития, не обратил на Тиамата никакого внимания, но обдал его таким потоком алчности, что демона прошиб холодный пот. — Получается, вы мой старший брат, — хмыкнул Тиамат. — Аваритиа Центаури. — С приютом Центаури меня связывает только моё постыдное прошлое, — елейно улыбнулся Аваритиа, — которое я давным давно отринул. Вам бы тоже следовало, молодой лорд, если хотите удержать власть. — В вопросе удержания власти, — вмешалась Гелиос, — я большой эксперт. Аваритиа встретился с ней взглядом, и Гелиос демонстративно провела пальцами по рукояти меча. — А также эксперт в манипулировании психикой, — ответила королева вампиров Антарес. Справа от неё сидел Проксима, слева — огромный, пышущий злобой мужчина с покрытыми чешуёй руками. Тиамат имел дело с оборотнями и с первого взгляда определил, что перед ним дракон. Ангетенар и Дейн стояли за спиной Антарес. Ими она демонстративно пренебрегала. — Скажи, Гелиос, не разумнее ли было убить меня сразу? — Моя королева... — прошептал Дейн. — Ваши слова ранят глубже ножа, — произнёс Ангетенар. Тиамат хмыкнул. Эти двое шли на всё, лишь бы Антарес обратила на них внимание. — Нет, Антарес, не разумнее, — Гелиос подалась вперёд. — Без тебя мне пришлось бы иметь дело с двумя ревнивыми королями и, возможно, двумя новыми истеричными королевами. Их бы объединила ненависть ко мне, в их подчинении были бы и живые трупы, и оборотни, и весь арсенал Проксимы... А раз ты жива, я жду всего лишь гражданской войны вампиров. Короля два, и терпеть друг друга они не смогут. — Прошлой ночью я видел нашего многоуважаемого Дейна на кладбище, — улыбнулся Ангетенар. — Он уже заранее выкопал для себя могилу. — Нет, Ангетенар, — сощурился Дейн. — Я пришёл туда, чтобы воскресить ваше мужское естество. Увы, даже лучший некромант не может поднять то, что так давно лежит. Тиамат закрыл рукой глаза, давясь от смеха. — Боюсь, ваши глаза недостаточно привыкли к темноте, и вы перепутали моё естество со своей гордостью. Примите мои соболезнования. Не каждый способен пасть так низко, чтобы его мужское эго сравнивалось с вялым органом. — Так, — Антарес закрыла глаза и подняла ладонь вверх. Скалящие клыки короли мгновенно успокоились. — Мы собрались здесь с другой целью. — Честно говоря, я бы лучше послушала их, — хмыкнула Гелиос, подпирая голову рукой. — Они ведь уже вошли во вкус... — Гелиос, — обратилась к ней Дивена. — Вы планируете жить в подземных городах? — Планирую зарегистрировать там одно из своих ночных убежищ. — Одно из?.. — У меня всегда было много резиденций, — она пожала плечами. — Не вижу смысла это менять. Возражения? — Есть возражения, — произнесла Антарес. — Твои убежища должны находиться не ближе чем за пятьсот миль от моих. Гелиос кокетливо вытянула губки. — Я всё равно прилечу в мгновение ока и заплету тебе косички. — Лос-Анджелес принадлежит мне, — продолжила Антарес. — Гренландия — Ангетенару Эридани, Нью-Йорк — Дейну Стивенсону. Ты можешь посещать эти земли, но тебе запрещено организовывать там постоянные ночные убежища. Считай это условием нашего мирного соглашения. — Идёт, — ответила Гелиос. — Мне принадлежит Флорида. И по всему континенту я запрещаю убивать ангелов любого звания. Мои солдаты примут казнь лишь от моей руки и умрут с достоинством. После этих слов во взглядах Кетцалькоатля и Кавиля отразилось нечто похожее на восхищение. — Мне принадлежат города под землёй, — продолжила Дивена. — Вы обе — желанные гости на моих территориях, как и ваше ближайшее окружение. Но моя благосклонность не смягчит наши строгие законы по отношению к вам. Демоны не должны погибать от острых клыков и грубой силы бессмертных. Гелиос встретилась взглядом с Тиаматом. Он невольно коснулся пальцами места первого укуса. — Наш недавний военный конфликт, — начала Антарес. — Я хочу загладить вину перед Тиаматом Центаури. "Просто дай по жопе своему бывшему, и я буду доволен". Антарес на секунду осеклась, услышав его мысли. Ангетенар окинул его надменным взглядом, явно намекая, что из-за мирного договора будет появляться в подземных городах Флориды как можно чаще. — Тиамат Центаури, — вздохнула Антарес. — При дворе ночи ты не встретишь отказа, о чём бы ты ни попросил. — Антарес, — Тиамат настолько опешил, что не сразу вспомнил, как к ней обращаться. — Просить я могу о многом... — Можешь, — улыбнулась она, и её улыбка была сладка, словно грех. — А ещё ты знаешь, как просто впасть ко мне в немилость. Спроси у моих королей. Тиамат кивнул и закрыл глаза. — К тому же, — произнесла Антарес, — я не видела среди своего войска всех Центаури. Вы хитро устроились, герцог, выделив воинов как мне, так и Гелиос. — Ваше Величество, — ответил Проксима, опустив руку на сердце. — Для меня нет большего счастья, кроме как служить вам, а ваша жизнь — высшая ценность для меня. И нет лучше способа сохранить её, кроме как поставить на шахматную доску мудрого генерала, который и оспорит ваши решения, и не причинит вам вреда. Порой умение Проксимы льстить поражало даже Тиамата. — Я достаточно слушала ваши речи, герцог, — нахмурилась Антарес. — В своём приюте вы воспитываете убийц нежити. Каждый год вы будете отдавать мне самого лучшего, самого способного. И так продлится до тех пор, пока вы не заслужите моё прощение. Решение королевы не понравилось Проксиме, но и возразить он тоже не имел права. — И что же ты с ними сделаешь? — спросил Тиамат. — Я понимаю твои чувства, Тиамат Центаури, — ответила Антарес. — Но мои решения касаются только меня. — И детей, которых ты отбираешь у родителя? — Эти дети растут, чтобы стать пушечным мясом. И не говори мне, что ты сам не был готов умереть от острых клыков. Тиамату было нечего возразить. Темы для переговоров были исчерпаны. Королевы заключили второй хрупкий мир и зная вздорный нрав и обидчивость каждой из них, Тиамат сомневался, что спокойствие продлится долго. В конце концов, Антарес станет скучно, Гелиос вновь развяжет Троянскую войну, а Дивена найдёт настоящего Аменти. Думая об этом, Тиамат чувствовал только усталость. Как много на него навалилось с тех пор, как он встретил Гелиос. И со скольким ему ещё разбираться, когда он всё-таки станет лордом? Вернуться в дом Дагона они с Гелиос решили пешком. Она тут же взяла его под руку, проигнорировав желавших с ней пообщаться ангелов. Демон принял человеческий облик, оправил рыжие волосы, опустил руку в карман, где всё это время лежал бархатный футляр с обручальным кольцом. Когда Гелиос набросилась на него в машине, Тиамат боялся, что коробочка вывалится. Сейчас же он ждал подходящего момента. Они молча шли по тротуару мимо людской толпы, под золотистыми лучами Солнца. Переговоры намеренно проходили днём — Антарес стремилась в лишний раз показать вампирам, что Солнце её больше не жгло. В тишине, не обращая ни на кого внимания, они добрались до парка, где молодожёны в окружении толпы гостей праздновали свадьбу. — Лордёныш, — Гелиос провела пальцем по его ладони. — Зачем на свадьбах невесты кидают букет, если им нельзя никого убить? Тиамат хохотнул. — Ты язвишь или действительно не знаешь? Она вытянула губки, не желая отвечать и признаваться в невежестве. — Так поймай его, — хмыкнул Тиамат. — Только не телекинезом. Вздохнув, Гелиос перевела взгляд на невесту, вставшую спиной к своим многочисленным, готовым ловить букет подругам. Ангел вытащила из-за пояса нож и метнула его с большого расстояния с такой силой, что лезвие просвистело в воздухе. Девушки замерли, когда пышный букет, летевший в их руки, вдруг сменил траекторию и пришпилился к стене. — Извиняться не буду, — произнесла Гелиос, подойдя. Она легко выдернула нож из стены и забрала букет. — Это моё. Она вернулась к Тиамату с привычной улыбкой победительницы. — Ну? И что же значит этот веник? — Это значит, что на мой вопрос ты ответишь согласием. Она вскинула брови. Однако, когда Тиамат опустился перед ней на одно колено и протянул раскрытый бархатный футляр, недоумение в её лице сменилось удивлением. — Гелиос, — впервые за долгое время пульс отдавался в ушах Тиамата, а страха он излучал так много, что им можно было убивать. — Скажи... ты выйдешь за меня? Она сжала губы в линию, впервые демон видел своего ангела растерянным, нерешительным. Он был готов к отказу. Как бы болезненно это ни было, но он был готов и принять её "нет", и вновь побороться за сердце Гелиос, заставить её передумать. В конце концов, он — демон. Самая упрямая тварь на плане... — Зачем ты спрашиваешь, если уже знаешь ответ? — Я, — он прочистил горло. От волнения голос Тиамата звучал хрипло, — хочу услышать его. Гелиос улыбнулась. — Да.