Надкроватный монстр

Сны разной степени тревожности для Серёжи были делом привычным, к сожалению. Он давно уже как-то попривык просыпаться за пару минут до будильника от собственных криков, с бешено колотящимся сердцем, с паникой в голове. Вот и сейчас он очнулся резко, только почему-то посреди ночи. И… Сон не был тревожным? Вроде как. Он не был уверен. Но чувства страха не было. И вспомнить сложно. А вот причина резкого пробуждения давила ему на грудь странной тяжестью. В голове сначала мелькнула пугающая шальная мысль про сонный паралич. Вот только в целом двигаться Серёжа, хоть и с трудом, но мог. Да и не страшно же. Он моргнул растерянно, пригляделся пока ещё расфокусированным взглядом к мраку перед собой и рукой слабо дёрнул, наткнувшись тут же на мягкие перья. — Разбудил? Или это твой сон сделал? — тихо и гипнотизирующе мягко спросил Птица, который глазами своими жёлтыми неотрывно следил за лицом Серёжи. — Ты… Что ты… — спросонья у Разумовского даже адекватных мыслей и слов не осталось, а тут вдруг Птица на нём лежит, как огромный кот прям, и смотрит неотрывно. — Составляю тебе компанию? — насмешливо протянул, только сильнее притираясь, и крыльями лениво взмахнул. — Знаешь, даже странно. До этого ты никогда не просыпался. — До этого? — понимание медленно возвращалось к нему, но вопросов было больше, чем ответов. — Птица, почему ты спишь тут… Так? И что за «никогда», ты не первый раз так? — Ага, — он совершенно спокойно отозвался, щекой потёрся о сережино плечо, удивительно разнеженный и благосклонный. — Во сне ты меня не гонишь. А мне одиноко без тебя, знаешь ли. Такие слова услышать было необычно. Серёжа и правда даже не подозревал о том, что Птица вот так с ним спал каждую ночь. И не узнал бы, если б не проснулся сегодня. И это при том, что Птица весьма ощутимо на него давил своим весом. Интересно. Но, кажется, самому Разумовскому такой контакт никакого дискомфорта не доставлял. Птицу не хотелось гнать. Только бережно по волосам погладить, приласкать. Тем более, когда тот сам в ответ потянулся к руке, глаза довольно закрыл и едва заметно улыбнулся. — Это… Странно. Но приятно, ладно, — ошарашенно протянул Серёжа, он был не против, чтоб Птица остался. — Я заметил, что приятно, — тот вдруг усмехнулся как-то игриво и прижался бёдрами к бёдрам Сергея. — Хороший сон был наконец-то, да? Информации было слишком много. Потому Разумовский не сразу заметил такую очевидную деталь. Он был возбуждён. И только с осознанием этого момента пришли и воспоминания. Да. Сон и правда был хорошим. Даже слишком. И вполне определённого характера. С каждой секундой понимания Серёжа всё больше ощущал, как стыдливо пекло щёки и шею. И в обычном случае ему было бы очень неловко, а когда на нём лежал Птица и так откровенно притирался к нему… Это было немного слишком. — Давай-ка помогу, сложно ж в такой ситуации заснуть, — благосклонно мурлыкнул Птица, который, в отличие от Серёжи, нисколько не смущался. — Стой! Что ты удумал? Птица, не смей! — Разумовский испуганно попытался вырваться из-под пернатого чудища, но так и замер, когда когтистая рука бережно легла ему на пах, сжимая член через пижамные штаны. Серёжа запаниковал, но скорей уж по инерции. Возбуждение и правда надо было бы снять. Очень хотелось. Но он не думал, что такое возможно с тем, кто был перед ним. Да и страшно было немного по той же причине. Он дёрнулся, руки смог поднять и необдуманно схватил Птицу за перья у основания крыльев. Зарылся пальцами в тёплый пух, до горячей кожи. Вцепился с силой. И это заставило Птицу притихнуть, вздрогнуть и рвано выдохнуть. — Сделай так ещё, — дрожащим шёпотом вдруг попросил он, прислушавшись к своим ощущениям. — Что? — Серёжа тоже притих, замер, посмотрел вопросительно на растерянного Птицу, просьбу он не понял. — Крылья. Схвати перья там, у основания, погладь их, да что угодно, — тот торопливо объяснился, потому что хотел попробовать ещё раз и понять, что не показалось. Серёжа медленно кивнул, хватать не стал, провёл пальцами осторожно, погладил, перебирая пёрышки. На ощупь они были очень приятными, шелковистыми. Пятернёй раскрытой зарылся опять так, чтоб и кожу трогать. Птица охнул вдруг и закусил губу. Вроде хороший знак. Потому Разумовский продолжил. От основания чуть выше пошёл, по крылу, пальцами изучая мощный изгиб. Перебирал пёрышко за пёрышком, ласково, внимательно, а кожу чуть царапал, почёсывал. И от этого у Птицы совсем сносило крышу. Он тихо простонал и дёрнулся вперёд, находя чужие губы. Целовался он жадно. Прикусил нижнюю губу, чуть оттянул её и снова прижался покрепче. Не выдержал и совсем откровенно поцеловал, запуская язык в жаркий рот. Глубоко толкнулся, торопливо, буквально трахая своим языком серёжин рот, на что тот отреагировал стоном и выгнулся в пояснице, ища контакта. Пальцы от наплыва чувств дёрнули за перья. На это уже Птица отозвался стоном. Пришлось нехотя оторваться от раскрасневшихся влажных губ, приподняться, давая свободу действиям, пока стаскивал с Серёжи штаны, освободив крепко стоящий член. Птица и сам успел возбудиться не на шутку. Его облик позволял всего-то разогнать перья с нужной части тела, оголяя её, что он и сделал. Он поудобнее оседлал открытые серёжины бёдра и притёрся к нему так, чтобы их члены соприкоснулись. Птица предусмотрительно втянул когти и обхватил оба ствола рукой, провёл торопливо, потому что терпеть было невозможно. Серёжа под ним откинул голову на подушки, застонал, подавшись бёдрами навстречу, но пальцы в мягких перьях не разжал, всё так же крепко держась: нашёл в них опору, а заодно и Птицу доводил. Птица не останавливал движения руки ни на секунду. Вязкие капли выступившего предсемени смешивались на его руке, размазывались по всей длине. Было хорошо, жарко, нестерпимо возбуждающе. Чувствуя подступающий оргазм, Птица не удержался и несколько раз зубами впился в открытое беззащитное горло, помечая своё. Это стало последней каплей. Серёжа вскрикнул, в перья вцепился со всей силой и кончил, подавшись невольно бёдрами навстречу. Птица кончил одновременно с ним, издав низкий стон, граничащий со звериным рычанием. Придя немного в себя, Серёжа кое-как смог разогнуть пальцы, выпустив мягкий пух с тихим «прости». Кажется, в последний момент он ухватился слишком сильно. И даже вырвал пару пёрышек ненароком. — Всё в порядке, птенчик мой, — расслабленно отозвался Птица, поцеловал невесомо Серёжу в губы и улёгся обратно, как было до этого их момента единения. — Никогда б не подумал, что крылья могут быть эрогенной зоной, — хрипло рассмеялся Разумовский, всё ещё до конца не веря в то, что он позволил такое сделать с собой Птице. — До этого дня я тоже не думал об этом и не знал, — фыркнул в ответ, но улыбнулся мягко. — Но мне понравилось. Очень хорошо. Спасибо. Серёжа молча кивнул, и запоздало смутился. Это было что-то странное. Но крайне приятное. Кто б мог подумать. А ещё он внезапно испугался того, что это может быть просто сон и больная фантазия его расшатанного сознания. Но свою мысль Серёжа не успел додумать, погрузившись наконец-то в спокойный и полноценный сон, нежась в объятиях Птицы. И наутро у зеркала он вспомнит об этом случае во всех красках. И поймёт же, что никакой это не сон. Потому что сон не мог искусать ему шею, оставив не только воспоминания, но и яркие доказательства на коже.