For the love of Mike

      Прохладный ветерок освежал лицо и даже немного избавлял от плохих мыслей. Ремешок открытого мотошлема неприятно давил на подбородок, хотя на таком серьезном мотоцикле лучше было надевать более серьезное средство защиты головы. В голове крутилось только: «А что, если...» — из-за чего паранойя усиливалась. В то же время голос разума нашептывал, что всё обязательно будет хорошо. Что еду я туда вовсе не потому, что должно что-то случиться, а мне просто вдруг приспичило. Хотя в случае чего это и правда будет подозрительно, ведь Манджиро наверняка уже заметил нетипичную для меня взвинченность.       Я втягивала носом воздух в попытках успокоиться. Настолько ушла в свои мысли, что сначала даже не сразу услышала далекие звуки сирен полицейских машин. По телу прошлась горячая волна, а тошнота подступила к горлу. Всё-таки что-то случилось. Плечи Майки напряглись, а байк зарычал еще громче — он тоже ощутил нависающую над нами беду. За поворотом скрывалась улица, на которой расположен магазин, но туда проехать не удалось, ведь полиция патрулировала квартал, а мы, несовершеннолетние, совсем не хотели проблем. Мотоцикл оставили почти сразу за поворотом, в переулке, но изображение свастики должно было отпугнуть возможных воров. Впрочем, мыслить здраво не получилось ни у меня, ни у Сано на данный момент.       Мы пробирались через толпу, непонятно откуда появившуюся в четыре часа утра на улице. Я безуспешно старалась контролировать сбившееся дыхание и колотящееся в бешеном темпе сердце. Наверное, громкие завывания полицейских сирен взволновали половину жилых домов, и те, кто был особенно любопытен или сильно хотел насладиться зрелищным арестом энного преступника, незамедлительно покинули свои жилища в легких халатах и тапочках. Кто-то, напротив, уже был одет в униформу или строгий костюм, собираясь на раннем автобусе на работу в другую префектуру. Не обошлось и без парочки пьяниц, осторожно прокрадывающихся мимо полицейских машин, — опасались неприятностей.       Майки грубо распихивал зевак, не обращая внимания на недовольных, — остановить его смогла только натянутая лента и крепкий полицейский. Впрочем, желания куда-либо ворваться у него больше и не было. Я остановилась рядом с ним и почувствовала, как всё тело оцепенело. Медицинские работники выносили из мото-магазина бессознательного парня, в котором без всяких сомнений можно узнать Шиничиро. Следом за ними выводили мальчика в наручниках, на его лице были написаны шок и непонимание. Совсем рядом переговаривались две пожилые женщины:       — Неужто этот ребенок убил кого-то?       — Нет, я слышала, полиция говорила о попытке грабежа. Что творится-то...       Похоже, Майки этого не услышал, ведь его внимание сейчас было сфокусировано только на одном человеке.       — Казутора, — сиплым голосом позвал его Манджиро, тело которого, казалось, застыло и больше не могло двигаться, — что случилось?..       Несмотря на шум толпы, арестованный мальчик услышал свое имя и повернулся к нам. Он выглядел напуганным и расстроенным, но помимо этого очевидным было еще кое-что: появление Майки явно застало его врасплох.       В это же время Шиничиро собираются увозить на скорой, ведь ему требуется медицинская помощь, а значит, что он еще жив. Эта мысль, казалось бы, должна заставить меня испустить облегченный выдох, но внутренние просчеты возможных подлостей судьбы и хитросплетений канона полностью заполнили мою голову. Я стремительно подхожу к полицейскому и решаюсь громко заявить о том, что мы родственники пострадавшего и нас надо пропустить к бригаде скорой помощи. Ханемия, которого почти усадили в патрульную машину, дернулся как от удара, но грубые руки сотрудников исполнительных органов быстро успокоили его. Моя ложь оказалась безуспешной, ведь они всё равно не разрешили детям пройти на место происшествия, почти не обращая на нас никакого внимания. Казутору тем временем увезли под звуки визжащей сирены и мерцание сине-красных мигалок. Скорая помощь уехала чуть раньше, только я не знала, в какую больницу. Оставалось лишь ждать утреннего звонка на домашний телефон семьи Сано, но Майки, похоже, всё еще с трудом воспринимал происходящее.       Небо постепенно светлело, прогоняя ночную мглу, и толпа лениво расходилась, удовлетворив свое любопытство. Только мы с Манджиро продолжали наблюдать за работой полицейских, ловя на себе их хмурые взгляды. Я вынужденно стояла рядом, ожидая, когда с мальчика спадет ступор. Аккуратно взяв его холодную руку в свою, сжала ее в надежде привлечь внимание. Он медленно повернулся ко мне, и наши взгляды встретились.       — Я не понимаю, что происходит? — спросил побледневший мальчик, слабо сжимая мою ладонь.       — Похоже, ограбление. Этот парень, Казутора... вы знакомы? — спросила я дрожащим голосом первое, что пришло в голову. Он кивнул. — Я думаю, произошло какое-то недоразумение... Нам нужно узнать, в какую больницу отвезли Шиничиро.       Темные пустые глаза Манджиро смотрели на меня недоуменно, отказываясь принимать произошедшее. Я в импульсивном порыве крепко обняла его, поглаживая спину как маленькому, и прошептала, что нужно идти домой, подождать утра, и тогда всё станет ясно.       Из Сибуи мы уехали нескоро. Весь путь до дома я чувствовала себя подавленно, ведь совсем не понимала, как поддержать своего друга. Он выглядел измученным и болезненно-бледным. Перед тем как зайти в додзё, я отписала маме сообщение, что сегодня ночую у Сано. Пожалуй, отправлять смс в пятом часу утра матери — не лучшая идея, но она работает, а значит, прочитает его не сразу.       Мы тихонько проскользнули на кухню, куда я его потащила, чтобы отпоить сладким чаем. Растерянный мальчик сел за стол, уперся в него локтями и схватился за голову. Я вздохнула, понимая, что сейчас переломный момент для Манджиро и ему требуются поддержка и переключение внимания. Две кружки горячего напитка приземлились на деревянную поверхность стола, на что мальчик совсем не отреагировал.       — Тебе нужно выпить чай и успокоиться. — Он не пошевелился. — Майки, не накручивай себя плохими мыслями, всё будет хорошо!       Я придвинулась к нему и молча отпила напиток, смотря через окно на малиновый рассвет, из-за которого всё небо стало оранжево-розовым. Не самые подходящие краски для людей, которые могут сегодня потерять брата и друга, но я спокойно смотрела в окно, абстрагируясь от реальности. Мне тоже сейчас тяжело, я тоже переживаю. Для меня в новинку чувствовать волнение за жизнь другого человека, я привыкла только к страху самой оставить своих близких людей, заставить их из-за этого страдать. Чувство вины смешивалось с депрессивными мыслями о том, что будет с Шиничиро, а впоследствии — и с Манджиро.       Ну всё, нужно было что-то делать, даже если я буду выглядеть глупой и эгоистичной. Я встала из-за стола и присела на корточки рядом с мальчиком. Он приподнял голову на шум, и мы встретились взглядами. Я взяла его руку и прислонила к своей щеке, пытаясь глазами передать и свою боль, и все свои переживания. Сано отдернул руку, но лишь для того, чтобы встать со стула и обнять меня. Я прижалась к его груди, будто спрятавшись от всех тревог, и вцепилась в рубашку, надеясь удержать это чувство безопасности.       — Прости, Хару, я херово понимаю, что происходит, и совсем не подумал о тебе, — тихий голос Манджиро прошелестел над ухом, и все мои мысли о том, что нужно помочь ему, улетучились. Вместо этого мои плечи затряслись от осознания, как мне сегодня было тяжело и больно, как я злилась на себя и как больно думать, что я, возможно, не смогу увидеть больше Шиничиро. Одинокая слеза скатилась по щеке и впиталась в футболку парня. Не о чем сейчас было рыдать — вот если окажется, что Шин... тогда и поплачу.       — Ты ведь чувствовала, что что-то не так, это из-за моих разборок мы опоздали, не вини себя, — он дрожащей рукой гладил меня по спине, пытаясь успокоить.       — Нет! — я вырвалась из объятий и возмущенно посмотрела на Манджиро. — Мы еще не знаем, что с твоим братом, так какого черта делаем? Не время распускать сопли!       Я посмотрела на часы, которые показывали половину шестого утра. Думаю, поезда метро уже начали курсировать по Токио, и можно было доехать до ближайшей больницы в Сибуе.       — Поехали в Центральную больницу, — я резко вскочила с пола и шмыгнула носом. Он тоже встал и пошел за мной в коридор, мы тихонько обулись и выскользнули за дверь. Освежающий утренний воздух будто взбодрил сонные мозги, и я собралась с духом стойко пережить любой исход нашей поездки.       В тишине мы шли до входа в метро, слушая лишь счастливое щебетание птиц и просыпающийся город. Не знаю, о чем думал Майки, но я решила, что лучше не пытаться подстраиваться под него. Это слишком тяжело — разобрать его мысли и перенаправить в другое русло. Как сказал сам Манджиро, нужно помнить о себе, ведь Шиничиро и мне дорог как наставник, старший брат, да и просто как друг. Хотя мысленно я всегда проводила черту между собой и другими людьми, в какой-то момент я почувствовала, что как только становлюсь нужной другому и мне доверяют, начинаю сближаться в ответ.       Быть наедине с собой — это то, к чему я привыкла больше всего, и в этом мире всё оставалось точно так же. Моя мама оставляла меня одну дома с самого детства, отчего уровень самостоятельности только повысился. И для меня, скорее, были непривычны чужие пригляд и контроль, чем необходимы. Но вот когда другой человек позволяет направлять его и управлять им... Мне это нравится, но в то же время я чувствую груз ответственности, можно сказать, за тех, кого приручила. Но Шиничиро вовсе не тот человек, который бы легко позволил собой манипулировать, скорее, он сам бессознательно находил слабости в людях и использовал это, по моим меркам, во благо. Такие размышления меня посещали еще после его рассказа о попытке суицида. Любой другой человек бы не понял такого откровения, но он-то знал, как сильно это затронет мои чувства, и только укрепил мои доверие к нему и привязанность к Майки. Довольно умно было таким образом заставить меня беспокоиться о чувствах Манджиро, впрочем, и без того я находила наблюдение за его взрослением невероятно увлекательным, а потому внимательно следила. Его реакции, как он общается и ведет себя — во всем этом было что-то необычное и простое одновременно. Дуализм, но я понимаю, что такое поведение происходит из скрытой психической травмы. У Манджиро не было определенных правил по жизни: всё, что было странно или порицалось обществом, могло быть оправданно. И в то же время он мог найти что-то плохое в обыденных вещах. Я не всегда успевала за его мыслями, и эта непредсказуемость — а что же он выкинет в этот раз? — постоянно впечатляла меня. И ему было со мной комфортно, ведь у меня не было жестких принципов о том, как должен вести себя человек в обществе, и шаблонного понятия о хорошей жизни. Я бы хотела попробовать всё, но, конечно, опускаться в крайность и нарушать государственные законы не стремилась.       В таких мыслях я провела весь путь до больницы и сама не заметила, как стала идти за спиной Майки. Он уверенно распахнул дверь больницы и прошел внутрь, направляясь к регистратуре. Я острым взглядом оглядела медицинский персонал, который еще не успел начать новую смену и выглядел достаточно сонным.       — Здравствуйте, у вас находится пациент Сано Шиничиро? — пытаясь скрыть волнение, мальчик негромко задал вопрос медсестре.       Она буднично поздоровалась и что-то поискала в базе, а после уточнила:       — Он находится у нас, но мы еще не связывались с его родственниками. Вы пришли с родителями?       Я напряглась от такого вопроса и разочарованно покачала головой, пока Манджиро молчал.       — Тогда ожидайте в холле, — после легкого зевка ответила женщина, маша рукой, чтобы мы отошли от стойки. Майки это не понравилось.       — Он мой брат, я должен знать, что с ним!       — Манджиро, хватит, пойдем, — я схватила его за плечо и почувствовала напряжение в мышцах. Он всё же нехотя поплелся за мной, и мы присели на свободные сиденья. Людей почти не было, только ненавязчиво играло радио, и этот фоновый шум буквально убаюкивал. Мальчик сидел рядом в своих мыслях: то ли всё еще злился, то ли уже пытался успокоиться. Я же была морально и физически истощена, ведь для меня слишком непривычно всю ночь бодрствовать, участвовать в драках и безумно волноваться целые сутки. Даже голода я почти не чувствовала — всё заглушали подкатывающая тошнота и усталость. Моя голова сама упала на плечо к Майки, а тяжелые веки медленно опустились. Я не заметила, как отключилась.

***

      Проснулась я от грохота проезжающей мимо каталки, сразу почувствовав, что шея затекла. Взглядом зацепилась за настенные часы, стрелка которых почти подошла к девяти утра. Майки тоже спал, склонив свою голову к моей, поэтому я медленно приподнялась и подложила свое плечо ему вместо опоры. Стараясь поменьше двигаться, я нащупала телефон в кармане штанов и посмотрела на сообщения. Видимо, Наоки еще не поняла, что я не дома, раз ответ от нее был только один, и то ночью.       Вдруг я почувствовала, что рядом с Манджиро кто-то сидит, и, присмотревшись, поняла, что это был дедушка Мансаку. У него был печальный взгляд, и он, что-то почувствовав, повернулся ко мне.       — Ты проснулась, Харука, — озвучил он.       Я взволнованно кивнула и потрясла спящего на мне мальчика за плечо. Он нахмурился, потер глаза и сонно осмотрел обстановку. Когда Майки встретился со взглядом Сано-старшего, от былого сна не осталось и следа. Мальчик сразу же сфокусировался на реальности и приоткрыл рот, желая что-то сказать, но ни слова так и не вылетело.       Мансаку отвернулся, в своих мыслях пребывая где-то минуту, а после с горечью и нежеланием произнес:       — Шиничиро сейчас в реанимации с отеком мозга. Врачи сказали готовиться к худшему.       По всей видимости, или вселенная испытывает меня, или же некие кармические законы вступили в действие. Теперь я понимаю, что гораздо хуже, чем узнать о смерти близкого человека. Да, это ожидание, которое сродни хождению по тонкому льду, ведь ты не знаешь, когда случится непоправимое и случится ли вообще. Треснет ли лед в следующую секунду? Пожалуй, что-то только что треснуло однозначно.       Я склонила голову и пустыми глазами принялась изучать каменный пол, не думая ни о Манджиро, ни о печально-растерянном дедушке. Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы не начать кричать от раздирающей боли и чувства собственного бессилия.       — Поедем домой. Нас не пустят к Шиничиро, пока его не переведут в другую палату, — произнес Мансаку и медленно встал с сиденья.       Манджиро крепко взял меня за руку и потянул, чтобы я следовала за ними. Моя ненависть к себе, что охватила разум, ушла, теперь только горячие слезы застилали взор, стекая по щекам вниз до ключиц.