Затми меня, если сможешь

Кевин молча будит меня на рассвете. Всю ночь я гадала, что именно он хочет сообщить мне и на моей ли стороне. В конце концов, у меня нет никаких доказательств того, что он не является подсадной уткой Дианы. Вполне возможно, Кевин разыгрывает этот немой спектакль специально по ее наводке… а может быть все в точности наоборот? Парень ведет себя тихо, не задает лишних вопросов и в принципе молчалив. Это логично, ведь на каждом углу расположены десятки камер, записывающие не только каждое движение, но и слово. Если бы он являлся очередной шавкой Дианы, то был более красноречив, ведь так? А что, если мне все это лишь кажется, и этот парень просто выполняет свою работу?! Тогда почему он единственный обратил на меня внимание, когда я впервые очнулась? Почему на нем не было лица?.. Я запуталась… я ничего не понимаю… я ничего не… — Что это? — равнодушно киваю в сторону железных наручников, которые Кевин протягивает в мою сторону, как только я встаю с кровати. — Гарант безопасности корпорации во время твоего передвижения вне стен палаты, — без эмоций отвечает парень, продолжая глядеть на меня выжидающим взглядом. Удивительно, что он все еще продолжает ждать, пока я дам свое согласие одеть наручники. Почему бы не взять меня силой? — Диана опасается, что обыкновенная девчонка разнесет пол научного центра? — с презрением фыркаю, подавляя желание закатить глаза. Скрипя зубами, протягиваю руки вперед, и они мгновенно встречаются с холодным и бесчувственным металлом. Кевин за считанные секунды одевает наручники на запястья, и спустя мгновение в воздухе раздаются два тошнотворных щелчка. — Диана не боится обыкновенную девчонку, — невозмутимо произносит парень, когда мы минуем порог моей стеклянной клетки. — Она боится тебя. Я против воли подавляю вырывающийся смешок, и улыбаюсь, всего на мгновение. Можно ли посчитать это комплиментом? Сомнительно, но все же… Правое бедро по-прежнему ноет, как только я переношу на него вес. Радует только одно — боль уже не такая острая и со временем притупилась. Мониторы, располагающиеся над дверьми, по-прежнему преследуют нас на каждом шагу. Снова раздражающий серебристый треугольник, заполонивший весь город, и вызывающая надпись «Ваше здоровье в наших руках». В этот раз люди в белых халатах не так остро реагируют на мое появление. А руки, намертво скованные в железные браслеты, с непривычки начинают ныть от неудобной позы, невольно навевая времена серебристого браслета. — Куда мы идем? — Мистер Морган разве не упомянул про день правды? — спрашивает Кевин, нажимая на кнопку для вызова лифта. Он громко выдыхает и прячет руки в карманы белоснежного халата со знакомой серебристой эмблемой на груди — чертов треугольник со скрещенными английскими буквами N и С. — Он много чего говорил, всего и не упомнишь, — лениво признаюсь я. Мы заходим в лифт огромных размеров, который, вероятно, предназначен для транспортировки лежачих пациентов на каталке. Парень прикладывает персональный пропускной браслет на сенсорную кнопку с цифрой двадцать пять. Она мгновенно загорается и лифт тут же трогается с места. Бросаю беглый взгляд на браслет из белого пластика на левом запястье Кевина, который он тут же прячет под длинным рукавом халата. Прежде я лишь мельком замечала что-то подобное на запястьях остальных мимо проносящихся работников научного центра. Скорее всего потому, что все они скрывали их за плотным слоем белоснежного халата. Интересно, эти пропускные браслеты открывают все двери корпорации? — И что я там буду делать? Слушать какой-то бред, выдаваемый за правду, и ошарашенно хлопать глазками? Кевин подавляет легкий смешок и опускает взгляд, чтобы скрыть вырывающуюся улыбку. Пару секунд он поправляет тонкий черный галстук на шее, а затем пальцы добираются до стойкого воротника светло-голубой рубашки, так кстати подчеркивающей его глаза. По крайней мере, теперь я действительно убедилась в том, что он не прошел санацию. Либо научился ловко проявлять эмоции в нужных ситуациях. — А насмешки у тебя все те же, — ухмыляется парень, по-прежнему избегая моего взгляда. В воздухе раздается мелодия из трех тактов и металлический женский голос произносит название этажа, на который мы прибыли. Я выхожу из лифта вслед за ним, спустя несколько секунд поравнявшись шагом. Идти в ногу с человеком, который выше тебя как минимум на две головы — крайне сложно. — Ты знал меня еще до… до санации?! — удивляюсь я, буравя взглядом его переносицу. — Я был твоим куратором, — тут же следует от него невозмутимый ответ. — К каждому человеку, который намеревается проходить санацию, прикрепляют куратора. Я следил за твоим состоянием как во время, так и после процедуры. Но как только ты пришла в сознание и встала на ноги — мой надзор тебе больше не понадобился. — И сколько у тебя таких подопечных? — Ты была моей первой и единственной, — с легкой усмешкой произносит Кевин. Он прикладывает браслет к очередному считывателю, в воздухе раздается трехсекундный писк и прозрачные автоматические двери разъезжаются в стороны, пропуская нас вперед. — Не забывай, кем ты приходишься мисс Уокер. Судя по тому, что я нахожусь сейчас здесь — никем. Я никем не прихожусь той женщине, которая приходится мне родной тетей. Вокруг господствует мертвая тишина. Мы вступаем в просторы длинного коридора с бесчисленным количеством палат с прозрачными стенами. Практически такими же, в которой сейчас удерживают и меня. По обеим сторонам от нас в палатах лежат люди с ног до головы, усыпанные многочисленными датчиками и системами. Они лежат совсем неподвижно, облаченные в привычные белоснежные комбинезоны с термо-контролем. — Этот этаж посвящен санации, — сообщает Кевин в ответ на мое изумленное выражение лица. — Люди могут лежать здесь часами, днями, а кто-то лежит и неделями. Все зависит от индивидуальной переносимости, генотипа и ответа иммунной системы. Разве не припомнишь? Я хмуро оглядываю длинный коридор, уделяя внимание практически каждому лежачему человеку настолько, что отстаю от Кевина на приличное расстояние. — А что происходит с теми, кто не проходит санацию? — мое любопытство слетает с губ, эхом разлетаясь по бескрайним просторам коридора. Кевин стоит в самом конце, выжидающе глядя в мою сторону. Возле него уже открылась прозрачная автоматическая дверь, застывшая в воздухе, и приглашающая вовнутрь. — Ты узнаешь об этом прямо сейчас, — без лишних эмоций произносит он, кивая в сторону просторного светлого помещения. Я прохожу вперед, прожигая взглядом его голубые глаза, напоминающие умиротворенную морскую гладь. Он терпеливо дожидается пока я переступлю порог большого помещения, напоминающее процедурный кабинет, и заходит вслед за мной. Автоматические двери захлопываются позади с характерным звуком, и я разворачиваюсь, натыкаясь на Кевина, застывшего возле входа. — Добро пожаловать, Ева, — раздается надменный голос Дианы, раздающийся эхом в большом светлом помещении. Я нервно оборачиваюсь, пытаясь совладать с накрывающими эмоциями. Она удерживает руки на уровне солнечного сплетения, бросает едва уловимый взгляд на Кевина, коротко кивает в мою сторону, и медленным угрожающим шагом направляется ко мне. Сегодня на ней сидит приталенная белоснежная блуза с длинными рукавами, открывающая вид на пышный бюст. А неизменная облегающая юбка до колен с высокой талией подчеркивает острые изгибы ее худощавого тела. Светлые волосы по традиции уложены в идеальный низкий пучок, и ни одна прядка не осмеливается торчать куда-то в сторону. Все, как и она любит. Я смотрю на нее неприлично долго, буравя хмурым взглядом, и практически не ощущаю, как Кевин осторожно освобождает меня от железных оков. Он аккуратно прикасается к моей талии и мягко подталкивает вперед, молчаливо вынуждая присесть на белоснежную кушетку, обшитую кож замом. Как только руки плавно приземляются на прохладные подлокотники — Кевин медленно притрагивается к моим запястьям, заковывая одно из них в очередные наручники, которыми оборудована кушетка. Я напрягаюсь, но не успеваю дернуться в ответ, лишь настороженный взгляд выдает мою непокорность. — Тише, это для твоей же безопасности, — мягко уверяет Диана, устраиваясь в нескольких шагах от меня. Щелчок. Теперь и вторую руку лишили воли. — Что вы собираетесь со мной делать? — грубо бросаю я, оглядываясь вокруг. Я была права. Это помещение явно похоже на навороченный процедурный кабинет с бесконечными шкафчиками со стеклянными дверцами, парочкой кушеток с мягкой обивкой и даже двумя плазменными телевизорами, висящими на противоположных друг от друга стенах. Завершает весь этот неоднозначный тандем узкий длинный стол из светлого дерева, на котором расположены три огромных монитора. В них транслируется абсолютно каждая палата, находящаяся на этаже санации. Но от обычной трансляции с камер видеонаблюдения их отличает одно — в палатах абсолютно отсутствует какое-либо движение, картинка словно замерла. Люди по-прежнему лежат неподвижно, и у меня закрадываются сомнения: живы ли они вообще. — Мы — ничего, — ухмыляется Диана, наслаждаясь моей реакцией. — Пока мы дожидаемся мистера Моргана, я поясню для чего ты здесь находишься. У тебя, наверное, накопилось множество вопросов, —проговаривает она с интригой, вздергивая бровь. Затем делает паузу, бросая короткий взгляд в сторону мониторов. — На твоем месте находился каждый, кто так или иначе работает на корпорацию. Каждый человек, который носит наш белый халат, обязан знать, как и для чего работает наша компания. Так как с этого дня ты официально работаешь на нас — мы посчитали, что будет справедливо, если ты узнаешь наши принципы работы и касательно того, с чего все начиналось. Держу пари, тебе не терпится узнать зачем ты здесь находишься и что произошло с твоим организмом? — Кто тебе сказал, что я буду работать на вашу чертову корпорацию зла? — огрызаюсь я, стискивая челюсть. По ее лицу пробегает склизкая улыбка, открывающая вид на идеально ровные белоснежные зубы. — У тебя нет выбора, детка, — самоуверенно парирует она, переплетая руки на груди. — А знаешь, мне даже интересно посмотреть на твою реакцию, когда ты узнаешь правду. Да… наши люди уже сделали ставки, представляешь? — Диана едва запрокидывает голову, принимаясь ядовито хохотать. В воздухе неожиданно раздается громкий тревожный сигнал, состоящий из трех тактов. — Внимание: в палате двадцать восемь зафиксировано движение, — невозмутимо сообщает женский металлический голос из ниоткуда. — Внимание: в палате двадцать восемь зафиксировано движение. Внимание… — Кевин, — Диана тут же бросается к мониторам, кивая парню. Он беспрекословно следует в нужную палату, скрываясь в просторах коридора, пока она внимательно разглядывает пациента двадцать восьмой палаты. Пару секунд спустя она, как ни в чем не бывало, разворачивается ко мне с невозмутимым выражением лица. Ее туловище загораживает монитор, на котором на полный экран изображена палата, где зафиксировали движение. Поэтому, как бы я не старалась, я не смогу даже краешком глаза подглядеть, что там происходит. — Итак, на чем мы останови… — Почему у меня болит правое бедро? — перебиваю я, бросая в ее сторону хмурый взгляд. — Это один из наших опытов, — она мягко улыбается, словно говорит о чем-то несерьезном. Словно я, будучи ребенком, задала вопрос почему небо голубое, а трава зеленая. — Помнишь ты или нет, но военные всадили в тебя немало пуль. Любой другой человек на твоем месте, скорее всего, не выжил бы… И наши хирурги сразу же достали их… кроме одной. Ее мы решили оставить в качестве опыта, чтобы узнать, как твой обновленный организм поведет себя с ней по соседству. И, как мы и предполагали, раны от пуль на твоем теле затянулись за считанные дни, а оставшаяся пуля не представляет никакой угрозы, кроме небольшого дискомфорта. Но не переживай, если она тебя беспокоит, мы ее обязательно извлечем. Опыт, опыт, опыт… Я сдерживаю ярость в намертво сжатых кулаках и до скрипа стиснутых зубах. — Откуда у вас вода, еда, боеприпасы? — тут же вырывается у меня из груди. Раз уж сегодня день правды и Диана решила пооткровенничать, то почему бы не задать парочку интересующих вопросов? — Откуда топливо, медикаменты и бесконечное количество людей? Диана испускает короткий смешок. — Тебя интересует только это? — удивляется она, изгибая брови. — Неужели… Автоматические двери медленно разъезжаются перед очередным посетителем. Я пропускаю мимо ушей все, что она говорит. Я пытаюсь не задохнуться, хватая ртом воздух, словно рыба, грубо выброшенная на берег. Я пытаюсь напрочь слиться с мягким кожаным креслом, чтобы исчезнуть из этой комнаты и здания в целом. Я пытаюсь сдерживать нервный всхлип, когда вижу его. Аарон заходит в помещение, мельком оглядывая сначала меня, а затем и Диану. Его равнодушный хмурый взгляд обжигает, а после замораживает своим холодом и безразличием. Но больше всего меня пугает его внешний вид. Больше никаких потрепанных футболок и бордовых следов от железных наручников. Прямо сейчас передо мной стоит тот самый преподаватель анатомии, в которого я влюбилась без памяти. Уложенные темные волосы, небрежно причесанные вверх, гладковыбритое лицо, ухоженные ногти без единого намека на грязь и выживание любой ценой. Цепкий взгляд любимых серо-ледяных глаз, дорогие часы с широким циферблатом и черным кожаным ремешком. Белоснежная однотонная рубашка, выглаженная до раздражающего идеала с золотистыми запонками, черные слаксы вместо привычных потрепанных брюк карго с пятнами въевшейся пыли и… туфли. Черные классические туфли с округлым носом, начищенные воском до ослепительного блеска. И парфюм. Тот самый парфюм, который сводил меня с ума — черная ваниль. Теперь он точная копия своего отца. Я крепче стискиваю зубы, пытаясь сглатывать подступающие слезы. — А вот и мистер Морган подоспел, — деловито сообщает Диана.