Квартирант

Когда музыка из гостиной становится невыносимо громкой, Хенвон нехотя встает с насиженного места и тихонько закрывает дверь, ведущую в его комнату. Он всегда знал, что делить жилплощадь с другим человеком не так-то просто, но не подозревал насколько. До этого ему крупно везло: в большую квартиру, пусть и на окраине, никто не заселялся. Че жил совсем один в царских условиях, но все изменилось в тот момент, когда порог переступил он: хмурый парень, что любит черное. Хенвону кажется, что его душа также выкрашена в этот цвет. В любом случае он бы такому не удивился, даже бровью не повел. Им Чангюн или Ходячая дискотека, как его про себя зовет Че, являет собой нечто громкое и эгоистичное. Когда бы он не заявился домой, то за ним всегда тянулась вереница чьих-то накрашенных рук, шлейф приторных духов и прочие атрибуты девушек на одну-две ночи. Впрочем, это не всегда девушки, Хенвону так-то все равно, он лишь закрывает дверь в свою комнату поплотнее и вставляет наушники. Намного лучше читать книги или смотреть в окно на красивый внутренний дворик, чем слушать очередные не совсем искренние стоны, а еще выкрикивание имени сожителя, которое он воспринимает в свете последних событий уже несколько комично. Стоит только кому-то произнести этот простой набор букв как уголки губ Хенвона сами собой ползут вверх и остаются там на неопределенное время. Ему очень сложно сдержаться, ибо пассии сожителя специально так громко и истошно кричат, что кажется их не ублажают — режут. В первый раз, когда он услышал утробные рыки и завывания несколько насторожился, было хотел выйти и посмотреть одним глазком что же такое вытворяет сосед, но рука так и не коснулась ручки. Не его дело. Пусть им хоть руки и ноги ломает — плевать. Че никогда не беспокоился о новом квартиранте, он все также заваривал лапшу на одного, сидел до ночи на кухне и валялся на диване в гостиной даже при незнакомых людях. Ведь это и его жилплощадь тоже. Правда спать он всегда уходит к себе, не потому что не хочет мешать веселью, а чтобы развалиться на мягкой, уютной постели. Хенвон любит свою комнату, мнит ее целым миром, потому что в ней есть все необходимое: кровать, стеллажи с книгами и огромное панорамное окно. В ней везде наставлены бесконечные кружки с чаем, горшки с кактусами, а также всюду валяются вязанные носки. На полу всегда накиданы пледы, в его комнате кажется их штук пятнадцать-двадцать, они все разные: шерстяные, льняные, с длинным ворсом, вельветовые, модные и поеденные молью от времени. Хенвону нужен уют, он не может без него. В его мировоззрении и личном словаре именно плед стоит как синоним к слову комфорт. Че частенько валяется прямо на полу, потому что там мягко и удобно, а еще можно накрыться сверху воздушным одеялом, одеть мягкие носочки и с упоением читать книги до самого утра. Учиться ему не нужно — закончил, работать тоже — отпуск. С приходом нового жильца он нашел для себя удивительную вещь — музыку. Че вставлял наушники и включал какие-нибудь аудиозаписи со звуками природы, ему всегда нравилось такое. Так в добавок к уюту и приятным хобби добавились еще замечательные мелодии, ласкающие слух. Как-то раз Чангюн ворвался в его комнату, а Хенвон даже не понял, что ему нужно, они не то, чтобы закадычные друзья, но и не молчат постоянно. Иногда перекидываются парочкой слов, но не больше, да и не то, чтобы им есть, о чем поговорить. Че с интересом наблюдает как чем-то встревоженный сосед, совершенно не смотря под ноги, поскальзывается на краешке пледа и падает на пол. Он, кажется, матерится, очень громко орет, но на счастье Хенвона его отборные ругательства как нельзя кстати перебивает пение лесных птиц, наверное дроздов. Когда ему надоедает смотреть на мучения неловкого парня, он опускает глаза в книгу, меланхолично переворачивая страницу. Какая разница зачем пришел сосед, наверное, как обычно за кружками, потому что тех стало чуть больше, видимо тут затесались не только его. Впрочем, это не в первый раз — заберет и уйдет. Однако, Чангюн не уходит. Стоит и буравит тяжелым взглядом, потирает ушибленный локоть и пытается что-то сказать, Хенвон отчетливо видит, как открывается его рот, но вытаскивать из ушей наушники не спешит. Может тому не так и нужен ответ. Пришел выговориться или еще чего. Вполне возможно, что зрительного контакта будет достаточно и дверь в его комнату через пару минут закроется с обратной стороны. Постоит да уйдет. Не велика проблема. Он, кинув на соседа еще один взгляд, снова утыкается в книгу до тех самых пор пока эту вещь у него не отнимают, после чего с наглостью выдергивают наушники. — Ты нормальный? — кричит на него Чангюн. — Только что додумался задать этот вопрос? Обычно я слышу его на первых минутах знакомства. — Придурок, — все также орет сосед, швыряя в него книгу. Че лишь пожимает плечами, смотря на то, с какой силой захлопывается дверь и продолжает читать. Книга гораздо интереснее несвоевременных слов. Утром следующего дня Хенвон просыпается от громких криков, ему не хочется это слушать, такие моменты всегда максимально неловкие, но наушники и телефон лежат слишком далеко. Парень тяжело вздыхает, разваливаясь на кровати звездочкой, и обреченно пропускает через себя то, что его сосед не поделил с каким-то мужиком. Через мгновение Хенвон понимает, что это не просто ор, мешающий спать, а целая любовная драма, которую он обязан увидеть из вип ложи. Они должны ему. Испортили сон — пусть развлекают. Хенвону кажется это честным обменом, да и он никогда не стеснялся выйти из комнаты и занять выгодную позицию для созерцания, впрочем, Чангюн его ни разу не гнал с наблюдательного поста. Это особый и очень весомый плюс в их сожительстве. Они оба странные, поэтому не смущаются вести себя подозрительно и необычно. Каждый из них закрывает глаза на что-то не особо важное. Высокий парень сонно плетется на кухню, чтобы сделать себе кофе и заодно рассмотреть новую пассию соседа. Тот в последнее время его несколько удивляет, потому что бесконечный хоровод симпатичных девчонок превратился в показ бодибилдеров. Чангюн не только окончательно определился с ориентацией, но еще и с типажом. Хенвон хмыкает про себя, когда видит очередного мистера вселенную, и присаживается рядом стоит только включить кофеварку. — Это кто еще такой?! Он явно ночевал с тобой! Тут! В нашей квартире! — кричит мускулистый мужчина. — Он мой сосед! Конечно же он тут ночевал! — Между нами все кончено, мне надоела твоя ложь, — орет качок и громко хлопает входной дверью. Хенвон расстраивается и хмурится, осознавая, что его драгоценный билет в первый ряд был испорчен таким нелепым образом. Он надеялся на что-то интересное, а не на пару фраз прямиком из бразильского сериала. Шаркая босыми ногами по полу, парень флегматично наливает кофе в кружку с какими-то фиолетовыми цветочками и достает из холодильника бутерброды с колбасой и сыром. — Это моя кружка, — бесится Им, — почему ты не можешь запомнить свои? — Их довольно много, кажется около тридцати. — Так оставь парочку, как у меня! Я из чего пить должен? И с чего ты вышел именно сейчас, когда мы почти помирились? — угрюмый Чангюн садится на соседний стул и косится на сожителя. — Вы меня разбудили. Да и утром положено завтракать. — Ненормальный. Сосед хлопает дверью, ведущей в его комнату, и оставляет Хенвона с ужасным послевкусием от диалога. Ненормальный. Будто бы он сам нормальный. Каждый день приводит в квартиру кого-то новенького, отдается, растворяется в любых руках, не видит ничего страшного в этом и не слушает никого из друзей. Странный. Бунтующий подросток. Человек, который может сказать все и вся, кроме самого главного. Че косится на кофе в своих руках и больше не хочет его пить, особенно из этой чашки. Он выливает столь желаемый раннее напиток и уходит досыпать. Хенвону всегда казалось, что судьба по ошибке сделала его человеком, да и еще таким симпатичным, ему бы быть котом, на которого не вешаются толпы прохожих и не хотят его внимания. Ведь так прекрасно ютиться дома, в хорошей квартире, где хозяйка любит, но насильно не тискает. Он только бы и делал, что спал целыми днями где-нибудь на перине. Быть котом классно, не то, что человеком от которого все что-то хотят: работать, гулять на улице, быть социально активным, улыбчивым, вежливым, слушающим постоянные упреки, в которых одни и те же заученные до боли слова, что бьют по вискам и раздражают. Надо. Нужно. Так правильно. Его достали эти самые устои, он хочет вздохнуть свободно, но даже в свой законный отпуск эти самые правила мешают жить, создавая глупый распорядок дня. Ему всегда говорят во сколько просыпаться, ложиться, что есть и что не брать в рот ни в коем случае — вредно. Что нужно поддерживать свою красоту, высыпаться, пить много воды и желательно с утра, звонить родным, интересоваться тем, что ему не нравится, лишь бы не обидеть кого-то чужого. Хенвон устал от всего этого дерьма. Пусть он для Чангюна ненормальный, но это его жизнь и свободное время тоже. Отдых скоро закончится и как бы парень не упирался ногами и не бился со временем, того дня не избежать. Но все это будет потом, а пока что есть спасительные пледы, мягкая кровать, приятная музыка и книги. Хенвон сдувается как воздушный шарик, а внезапно закипевшие эмоции отпускают, он ставит мобильный телефон на беззвучный режим и проваливается в сон. — Сейчас семнадцать часов, — кто-то кричит ему на ухо, — семнадцать. Хенвон не собирается отвечать, он спит. Этот кто-то должен уйти и не мешать ему заниматься тем, чем нравится и хочется. Но тот начинает сопеть на ухо и вещать что-то о каких-то драгоценных минутах, которые безвозвратно уходят. Будто бы Че не дал понять, что ему откровенно все равно. — Хватит уже! — Чангюн хватает его за плечо, тормошит и раскрывает одеяло. Когда Хенвон приоткрывает глаза, то видит рассерженное лицо младшего перед собой. Он активно машет руками, раздражает настолько, что хочется сделать нечто, которое заставит его замолчать и в следующий раз хорошенько думать перед тем, как врываться на чужую территорию. Блестящий план созревает в голове в ту же секунду, парень сонно тянется, притворяясь, что не замечает усилий человека рядом с ним, а после ловит его руку и подносит к губам. Он перехватывает ее очень нежно, как будто перед ним сейчас находится не мужчина, а хрупкая юная леди, с осторожностью поглаживает большим пальцем на удивление бархатистую кожу и дарит невесомый поцелуй. Хенвон удерживает ладонь, не позволяя ее убрать, а самое главное неотрывно смотрит в глаза, ни капли не смущаясь. Чангюн же ничем не отличается от кролика, которого загипнотизировал удав — лишь быстро-быстро моргает пушистыми ресницами и не знает, что сказать и сделать. — Ты трахаешься без тени смущения с незнакомцами, а от безобидного поцелуя в руку застеснялся? И кто еще из нас ненормальный? Неужели я? — хмыкает Хенвон, теряя ко младшему всякий интерес и начиная взбивать подушку. — Я не просто так пристаю к тебе, ты же знаешь. — Не знаю. Ты сам все выдумал, поэтому валяй, докладывай, а я сегодня из комнаты не выйду. Че наблюдает как Им застывает рядом с его кроватью, думая, чтобы сказать такого хлесткого, но в итоге лишь смотрит с презрением и уходит. «Поджал хвост» — отмечает про себя Хенвон и опускает голову на подушку, больше не желая его видеть в своей комнате. Чангюн хлопает дверью и с горечью смотрит на мобильный телефон. Ему не хочется набирать сообщение о состоянии Че его опекунам, но придется. Он обязан, ведь именно поэтому тут и живет, а все пьянки, гулянки и бесконечные любовные драмы всего лишь издержки. С Хенвоном скучно, он не умеет долго болтать и не слушает того, что говорят. Он бесконечно упрямый. Ему хочется быть в нирване, поймать какой-то дзен и не говорить ни с кем, так ему хорошо, но не остальным. Не сказать, что Им не понимает откуда взялись волнения за парня, сидящего дома и предпочитающего в свои двадцать два быть постоянно одному, но и не считает, что подобная слежка поможет что-то исправить. Хенвон не маленький мальчик, он не беспомощный и не дикий, просто отстраненный. Видящий этот мир не так как привыкли видеть другие, ему хочется найти нечто свое, умиротворение и покой, но проблема в том, что со стороны это выглядит как вечная спячка. Чангюн на самом деле не уверен, что в правильном свете видит Че и его привычки, но, чтобы не чувствовать себя злодеем, немного романтизирует их, прибавляет важность и великую цель. Ведь не может человек спать целыми днями просто так, не так устроен сложный и поразительный организм Че Хенвона. Во всяком случае Чангюн искренне хочет в это верить. Им тяжело вздыхает, предоставляя Че самому себе, но, когда тот не выходит на завтрак и обед следующего дня, все равно нарушает его границы. Пинает мягкий плед под ногами, чтобы больше не споткнуться, уносит львиную долю чашек из комнаты, а после присаживается на краешек кровати, надеясь, что Хенвон все-таки оторвется от очередной книги и выслушает его. Чангюн упорно смотрит на него, прожигает дыры глазами, но даже подобные действия не смущают соседа, что бы он не делал, как бы не пытался добиться внимания и не орал — все впустую. Этот парень не желает его замечать, но и не гонит прочь. Уже плюс. Когда младший осторожно подползает ближе и аккуратно вынимает один наушник, его смеряют настолько ядовитым взглядом, что он тушуется и сразу же вставляет несчастный механизм обратно. Чангюн не уходит, сидит рядом с ним в позе лотоса, упорно смотря на то, как растрепанный сожитель читает книгу и молчит. Самая удивительная черта в Хенвоне — это способность концентрироваться. Если он хочет заниматься, то помешать ему невозможно. Ему ничего не остается кроме того, как уйти и написать опекунам сообщение, гласящее, что изменений нет. Это неправда, что он продался за деньги, совершенно не так обстоят дела, но Хенвону об этом рассказать никак нельзя. Он не поймет. Хенвон никогда его не понимал, не пытался даже, а Чангюн смирился и отпустил. Получая ответ на отправленную смс, парень долго думает, что написать и как отреагировать, но так и не сообразив ничего хорошего, кидает телефон в сторону и смотрит как он залетает под тумбочку. Некоторое время сидит неподвижно, непрерывно прокручивая в голове текст сообщения, а после срывается и звонит знакомым, приглашая их на самую сумасшедшую и отвязную вечеринку. Когда через пару часов тишины, квартиру разрывает громкая музыка и хохот незнакомых людей, Чангюн расслабляется и с пьяной улыбкой подмигивает странно поглядывающему на него мужчине. Они переглядываются с ним какое-то время и уже через полчаса увлеченно целуются, забыв обо всех вокруг. Тот очень хорош собой, его тело накачено и мускулисто, а в зеленых глазах горит какой-то невероятно притягательный огонек, переплетающийся с безумием. Весь оставшийся вечер они цепляются пальцами и обнимаются друг с другом, знакомятся с новыми людьми, что до сих пор рекой льются во входную дверь, а после перешептываются и смеются. Им теряет счет времени и не может припомнить, когда весь народ разошелся и в помещении не осталось никого помимо них двоих. Новый воздыхатель сжимает его тело в своих сильных руках, грубо хватает за бедра, но Чангюн не перечит, пусть берет так, как нравится. Они неистово целуются, впопыхах раздеваются и швыряют одежду по разным углам гостиной, сейчас главное страсть, что появилась между ними и то, что она не хочет потухать. Однако, даже с помутневшим от похоти сознанием, Им понимает, что есть тот самый барьер, который он не должен переступать, иначе быть беде. Вот только в подобной ситуации сопротивляться глупо, а еще очень сложно. Поэтому, когда сильные руки вжимают его голову в дверной косяк комнаты Че, он надеется, что тот как всегда слушает пение птиц на самой большой громкости и медитирует. Так будет лучше для всех. Желание подчиниться красивому мужчине слишком сильно, его нельзя утихомирить и приказать адекватным мыслям сбить определенный настрой, не получится так. Он не сможет. Все, что Чангюн чувствует сейчас это бесконечные касания рук, то опускающихся вниз, то поднимающихся вверх по его телу. Когда с бедер послушно спадает последняя деталь одежды, мир и вовсе теряет свою былую привлекательность, ведь самое важное плавиться под этими мозолистыми ладонями и просить, даже умолять, называть его по имени. Громко и четко, так, чтобы Хенвон услышал сквозь любые барьеры, будь то наушники, сон или чертов дзен. В тот момент, когда возбуждение окончательно застилает глаза, а легкие и плавные ласки начинают сменяться укусами и шлепками, Чангюн видит, как в щели под дверью загорается тусклый свет будто от фонарика, и появляется тень на самом пороге. Он не до конца понимает что это: его потаенные желания, которые вырвались наружу или же реальность. Им короткими ногтями скребется о деревянную поверхность, тем самым рисуя в воображении картину о том, что Хенвону не все равно. В эту самую минуту он ведь вполне себе может безумно хотеть секса, но не с кем-нибудь посторонним, а именно с ним. Чангюну очень нравится витать в подобных мыслях и мечтах, он хочет думать, что желанный ему человек совсем близко: стоит за дверью и задерживает дыхание, боясь помешать. С головой погрузиться в мир фантазий ему не дает любовник, который причиняет уже нестерпимую боль, Иму это не нравится, он решается сказать о сбавлении темпа и о том, что нужно действовать иначе, но замирает, приоткрывая рот в немом изумлении. Бесшумно приоткрывая дверь, Хенвон с осуждением смотрит на него: полностью раздетого, во власти другого мужчины, с алеющими губами и блестящими от слез глазами. Его тело в ту же секунду пробивает мелкая дрожь, он пытается прикрыть самые интимные места руками, но как только отрывается ладонями от поверхности стены, сразу же заваливается на нее, сильно прогибаясь в спине. Ему кажется, что хуже быть уже просто не может, позор, который он испытал сегодня останется с ним навсегда, а напоминанием об этом недоразумении будут служить отпечатки декоративной кирпичной кладки на щеке. Мало ему этого, так партнер еще настолько сильно вжимает его тело в стену, оставляя красочные синяки, которые Чангюн потом долго и муторно будет мазать всякими заживляющими кремами. С огромным усилием выставив руки перед собой и делая их опорой, Чангюн переводит взгляд на приоткрытую дверь, в проеме которой до сих пор стоит Хенвон. Он и не думает уходить, ему абсолютно не важно заметит ли его присутствие посторонний мужчина или нет. Он скользит пустым, безразличным взглядом по телу младшего и ничего не говорит. Даже не меняется в лице. А Чангюну кажется, что вот-вот тот брезгливо оттолкнет их прочь от границ своей комнаты, ведь скорее всего он вышел лишь для того, чтобы прервать назревающий половой акт. Однако, Че продолжает наблюдать за представлением, направляя свой взгляд куда-то ему за спину. Разглядывает нового ухажера и выгибается, стараясь ухватить картину целиком. Мужчина же, не прекращая ласки, хриплым голосом произносит имя Чангюна, все еще не замечая, что у их маленького похотливого представления появился зритель. Тот слишком увлечен подготовкой к соитию и не крутит головой по сторонам. Его даже не волнует то, что стоны смолкли, тишину разрывают лишь хлюпающие звуки от чрезмерной смазки, с помощью которой он тщательно разрабатывает задницу. Хенвон отчего-то начинает неприятно ухмыляться, а Им на автомате хочет скорее закрыться от колючего взгляда, что изучает самые потаенные уголки тела, но мужчина резко тянет его за талию назад, на что он вынужденно меняет позицию и упирается руками в дверной косяк, открывая себя в несколько ином свете. Ему не прикрыться в таком положении, даже ног не свести. Эта поза настолько бесстыдна и откровенна, что после такого он может больше ничего не стесняться в принципе. Его в прямом смысле трахают пальцами в задницу, грубо растягивают, вбиваются глубже, а еще кусают, оставляя метки, и вся беда в том, что от этого у него стоит колом. Такие манипуляции не просто заводят его — уничтожают. Хочется и просить большего, и наоборот остановиться, потому нельзя, неправильно, очень больно и несдержанно. Не перед Хенвоном, только не перед ним. Только вот сдерживать голос почти нереально, Им с силой прикусывает губы, стараясь проглотить очередной стон, но не может. Тот срывается с губ и в одно мгновение долетает до ушей соседа. Че стоит, облокотившись на дверной косяк, полностью высунув голову из комнаты. В его иссиня-черных волосах красиво переливается свет, играется и мерцает, Чангюн засматривается, подавляя в себе желание протянуть руку и зарыться в них. Они стоят и смотрят друг другу в глаза, так близко, совсем рядом, но на деле бесконечно далеко. Раз ближе стать никак не получается, то следует как можно дальше отстраниться, по крайней мере сейчас, так будет честно. Не может же он разорвать себя и выкинуть по частям, тем более, что Хенвону и не нужно от него ничего — просто так позабавляться, разглядывая нечто необычное. Чангюну хочется впасть в забытье и уйти в себя, хотя бы попробовать насладиться происходящем, а не держаться в неприглядной реальности, граничащей с кошмаром. Им незамедлительно начинает двигаться в такт резким движениям пальцев, что вбиваются в него и достигают заветной точки, посылая электрические разряды по всему телу. Раз вырваться из крепкого захвата не хватает сил, прикрыться и сменить позу также, только и остается что терять последние крупицы самообладания и притворяться, что все хорошо, иначе он сойдет с ума от этого безумия. Хенвон все никак не уходит, Чангюну кажется еще немного и сожитель все также беззвучно поставит на пороге маленький раскладной стульчик и будет есть попкорн, наблюдая за откровенным представлением и, возможно, давая советы и фиксируя что-то в блокнотике. Впрочем, когда Че видит, как чужак вытаскивает пальцы из тела младшего, но все также не смотрит вперед, при этом обещая подарить неземное удовольствие, то решает присоединиться. Сосед плавно приближается и чуть наклоняется, волосы на его макушке щекочут нос Чангюна, но он не планирует и на сантиметр запрокидывать голову назад, потому что хотел этого. Ему важно прикасаться к Че, хотя бы самую малость, даже вот так — кончиков волос. Хенвон с большой аккуратностью дотрагивается разных точек тела Чангюна: плеча, локтя, выпирающих ключиц. Водит по его груди пальцами, обдает горячим дыханием, вырисовывает одному ему понятные узоры. Поднимается выше, очерчивает выпирающий кадык, сжимает шею, слегка душа, но тут же прекращает и заводит уже обе руки назад. Приобнимает, поглаживает волосы на затылке и смотрит так странно, словно безмолвно крича о чем-то. Чангюн не может определить, что конкретно выражают его глаза, там намешано очень много эмоций. В будущем он обдумает, то, что увидел, а пока, набравшись смелости, пытается завлечь его: выгибается плавно, стонет не так, как раньше, а со всеми чувствами и эмоциями, старается еще больше приблизиться и внимательно вглядывается в омут черных глаз напротив. Че быстро улавливает суть, с жадностью рассматривает алеющие губы и облизывается. Издевается, дразнит, манит и провоцирует. А Чангюн поддается, глушит стоны и душит в зародыше крупицы удовольствия, получаемые от другого мужчины, прильнув к рукам Че словно мартовский кот. Хенвон тянет уголки губ наверх, ладонью сжимает его лицо, якобы проверяя все ли так, как надо. Ждет невыносимо долго, целую вечность, но в итоге все же целует. Делает это безумно нежно, осторожничает, не лезет с языком и не старается проникнуть вглубь, дарит чувства, которые прямо противоположны ощущениям боли от грубых пальцев внутри. Там все эгоистично и пошло, тому человеку плевать на него, он лишь хочет насадить красивое, молодое тело на свой член и кончить. Чангюн почти уверен, что после безликого секса он услышит нечто типичное навроде «детка, ты был невероятен», после чего больше никогда в жизни его не увидит. Будто почувствовав что-то неладное, мужчина наконец-то отрывается от его задницы, а Чангюн сильно жмурится, не зная, что сейчас произойдет и как он будет объясняться, но оторваться от столь желанных губ невозможно. Им, кажется, готов навсегда отказаться от секса и прочих плотских утех, лишь бы только не разрывать поцелуй. Эта связь для него значит слишком много. Невообразимо. В голове тотчас появляется огромный экран, как в кинотеатрах, на котором начинается обратный отсчет от десяти до одного. Если еще первые секунды проходят относительно незаметно, то каждая из последующих отмеряется оглушительно сильным гулом сердца внутри. Когда остается всего ничего, Хенвон рукой разжимает челюсть, проникая за плотно сжатые от напряжения зубы, начиная ласкать так, как никто не делал до него раньше. Может все умели целоваться подобным образом, но не считали это чем-то необходимым, когда и на малые ласки был нужный отклик. Чангюн буквально сходит с ума, он, кажется, упадет в обморок, когда на черном экране в его сознании появляется цифра один. Ждет, замирает, всем телом сжимается до размеров песчинки и не дышит. Ноль. Вакуум. Ничего не происходит, сколько не жди. Уже прошла минута или две. Больно. Это предвещало крах его привычного мира и начало чего-то нового, а в итоге пустота. Не только в его голове, но и, кажется, в сердце. Че все также целует его губы, а партнер снова возвращается к грубым ласкам. В него с силой толкаются сразу три пальца, ногти царапают изнутри, даже касания рядом с чувствительной точкой не опьяняют и не заставляют выгибаться как раньше. Хенвону и его ухажеру действительно наплевать на происходящее. У них есть цель, а все остальное, даже его чувства, не играют никакого значения, но ведь это неправильно, они же мечутся внутри загнанным зверем. Возбуждение мгновенно спадает, он пытается развернуться и вырваться из захвата, однако, Хенвон не дает. Это удивляет Чангюна больше всего прочего, порождая в голове сотни вопросов. Че настойчиво вылизывает его губы, очень медленно, тягуче и томно. Не об этом Чангюн мечтал, не о таком внимании. Не в такой момент. Ему хочется закрыться от бесконечных касаний его тела, от неправильных поцелуев и пошлых стонов, он мычит и отчаянно что-то просит, но это все тонет в их неестественном взаимодействии. Терпеть моральные и физические пытки от мужчины втихую уже совершенно невозможно, стоны и вскрики то и дело срываются с губ, стоит ему дернуть головой в сторону, не давая Хенвону поймать свои губы и снова заключить их в плен. Они удерживают его насильно с двух сторон: истязают, ласкают и заставляют пропускать через себя все те аномальные чувства, что нельзя назвать откровенными и искренними, хоть на самую малую долю правильными. Когда мужчина раз за разом давит на простату, Чангюн хрипит, откидывает голову назад и несдержанно стонет, стоит почувствовать мощные импульсы, пробегающие по всему телу высоковольтным напряжением. Перед глазами все расплывается, но он всеми силами пытается задержать свой взгляд на белом потолке и старается удержаться на ватных ногах. Чуть придя в себя, он опускает голову, растерянно ища следы присутствия Хенвона, но тот словно растворился в воздухе, будто его и не было рядом буквально секунду назад. Так нечестно. Ему бы сейчас забежать в комнату за ним, но он не смеет, лишь с непонятно откуда взявшейся силой вырывается из чужих рук и болезненных ощущений, упирается спиной в дверь, просит прощения, умоляет понять и гонит прочь. Потому что иначе невозможно, слишком больно. Невыносимо. Незнакомец что-то кричит, но Чангюн никак не может сконцентрироваться на его словах, тот швыряется вещами и разбивает любимую вазу Хенвона, в которую он ставит букеты от неравнодушных к нему дам, но все-таки уходит, показывая средний палец и желая всего самого наихудшего в матном эквиваленте. — Черт, — негромко произносит парень, прежде чем осесть на пол, плотно прижавшись спиной к двери соседа и обнимая себя за плечи дрожащими руками. В последующие часы в голове Има проносятся миллион мыслей о том красивом милом мальчике, которого он раньше знал. Тот, после переезда, стал жить недалеко от него, а их родители кажется были одноклассниками или что-то в этом роде. Они часто пересекались на улицах, а Чангюн всегда смотрел на него и не мог сказать и слова. Они знали друг друга, видели, но Хенвону был не интересен какой-то там пацан, которому не с кем дружить. Он мазал взглядом по его лицу и уходил домой, лишь кинув безразличное здравствуй, подчеркивая таким образом свою абсолютную незаинтересованность. Чангюн даже будучи подростком понимал отчего тот не хочет сближаться ни с кем, про их семью ходило много слухов, но самый популярный был о том, что Хенвон ребенок из детдома. К нему многие приставали с этим вопросом, а он никогда не убегал и не скрывал ничего, лишь отвечал, что так и есть, но и у него есть настоящие родители, просто он им ни капельки не нужен. В его глазах никогда не стояли слезы или печаль по этому поводу, однако, к своим опекунам он был равнодушен, в двадцать лет Хенвон снял квартиру и переехал, а Чангюн, казалось бы, навсегда потерял его из виду. При этом в его жизни изменилось все от начала до конца: не было больше смысла гулять по улицам — Хенвона не встретишь, не нужно было вежливо общаться с соседями и ходить в магазин около дома Че, не хотелось образовываться и развиваться. Будто часть его самого забрал и увез с собой куда-то далеко-далеко этот нелюдимый человек. Они даже не были друзьями, но оказывается этого совсем и не нужно для того, чтобы так, совершенно по-дурацки, влюбиться в него и страдать. Им никогда не пытался нарушить дистанцию между ними, лишь смотрел ему вслед и улавливал всякого рода мелочи, вот и все их взаимодействия. С течением времени след Хенвона растворился в новых проблемах и заботах, в учебе и стремлении стать кем-то важным, так и было до тех самых пор, пока как-то раз он не повстречал опекунов Че, и они не попросили его о слежке. Те не были злыми или плохими, всего лишь требовали внимания, от чего, как понял Чангюн, того воротило. Они плакались, что Хенвон не считал их родными, лишь сторонними наблюдателями, которым постоянно что-то нужно от него: любовь, искренность, забота и заинтересованность. Говорили, что волнуются о жуткой депрессии сына, на Чангюна вывалили так много информации, что он на какое-то время потерял нить событий, а вернувшись в адекватное состояние, понял, что согласился делить с ним жилплощадь. Опекуны дали адрес квартиры и обещали оплачивать счета, лишь бы только знать, что их драгоценное чадо в порядке и соблюдает правильный режим дня, живет полной жизнью и дышит. Чангюн только и думал о том, что сможет жить с объектом своей неразделенной любви бок о бок, буквально в паре шагов, мечтал, что наконец-то они станут разговаривать и делиться всякими мелочами, но нет. Ему никто не помог занести вещи, определить, где пустая комната и показать как все устроено, Хенвону было безразлично. Действительно все равно, хотя иногда складывалось впечатление, что он его жутко раздражает одним своим присутствием в этой квартире. Че изредка выходил из комнаты, ел или валялся на диване, а после снова уходил. Будто бы продолжал жить один или на крайний случай с призраком. Но стоило кому-то из гостей назвать Чангюна по имени, улыбался, но не тепло и солнечно, а будто едко и колко. Неправильно. Им очень хотел спросить помнит ли он его, ведь они пересекались так много раз, были соседями по улице шесть лет, а в итоге так и не смог, язык не повернулся, а хрупкие мечты стали разбиваться о суровую реальность. Хотя и не сказать, что Чангюн пытался сделать все, чтобы наладить отношения между ними, сначала ему было неловко и сердце замирало от подобной близости, он все ждал, что вот-вот, в этот самый момент, Хенвон подойдет к нему и скажет заветное: «Эй, ты ведь тот самый парень, да? Я тебя помню, так классно, что именно ты стал моим соседом». Но ничего такого не произошло. Это было неприятно, но делать предъявления из серии «ты мне должен» он совершенно не вправе, к его огромному сожалению. Его чувства — его проблемы. Хенвон тут ни при чем, он, вероятно, даже до сих пор не знает, как его зовут. И те странные ухмылки при упоминании его имени, возможно, лишь совпадения. Чангюн не счел нужным представляться, а Че и не спрашивал, если что-то нужно он просто начинал говорить и все. Необходимость в именах не такая уж и острая, если в квартире живут всего лишь два человека, но это злило настолько, что он решил заставить Хенвона запомнить его имя раз и навсегда. Для этого парень выбрал самый необычный способ, однако он показался ему вполне себе привлекательным, да и рабочим, ведь спустя некоторое время Че явно знал и понимал, кто такой Чангюн и что это никто иной как его драгоценный сосед. Обида и расстройство тянули Има не только в такие ситуации, в еще большие глупости, которым он с удовольствием предавался, совершенно наплевав на свою миссию. Она почти перестала иметь для него какое-либо значение, главным приоритетом стало заставить Че посмотреть на него по-настоящему. — Какой же я идиот, — задумчиво произносит Чангюн, рассматривая как в утренней чашке чая кружатся и вертятся листочки свежего чабреца и мелиссы. Он не спеша пьет горячий напиток, а после направляется в сторону комнаты Че, застывает на ее пороге и ждет какого-то чуда или знак свыше, но в итоге глупо переминается с ноги на ногу и впервые за все время робко стучится. Как и ожидалось, ему никто не открывает, а он не решается войти, стоит и повторно стучит в комнату соседа, не желая нарушать его границ после ночного беспредела. В его голове нет четкого плана действий или слов извинений, но он очень хочет услышать их от Хенвона. Пусть даже это и не совсем логично. Чангюн обхватывает холодную сталь дверной ручки пальцами, но не может зайти и отправляется на кухню, где намеревается дождаться соседа. Че все равно когда-нибудь понадобится еда и он добровольно выйдет, вот тогда и решится многое, а пока что нужно отменить все дела и ждать. Им чувствовал себя каким-то горе-сталкером, потому что выследить необходимого человека, живя с ним под одной крышей у него получалось крайне плохо, он, честно говоря, вообще не понимал, как Хенвону удается вести себя подобным образом: ни в туалет не выходить, ни на кухню, будто сожитель и не человек вовсе — какой-то робот. Чангюн от скуки думает, что во всех этих коварных пледах он не заметил биотуалет и мини холодильник, доверху напичканный едой. Это бы все объяснило, а пока что его вопросы вполне себе логичны и требуют ответов. На кухне верными спутниками, что убивали скуку, были два предмета: окно и мобильный телефон. В интернете хоть и было много всего интересного, но он никак не мог ни на чем сконцентрироваться, потому что был слишком напряжен и старался максимально прислушиваться к любым звукам, исходящим из соседней комнаты. Он ждет бесконечно долго, настолько, что в итоге засыпает прямо за столом и просыпается от звука закипающего чайника прямо под ухом. Хенвон как ни в чем не бывало сидит рядышком и смотрит на него, не собираясь ничего говорить. Во всяком случае первым. — Вчера. Зачем ты это сделал? — Чангюн сразу же прерывает тишину. — В смысле зачем? Разве тебе непонятно? — Че изгибает бровь дугой. — Ты поцеловал меня. Ты, который игнорирует мое существование в принципе. Ты, который не знает, как меня зовут, и, наконец, ты, который ничего не понимает и не желает замечать. — Не стоит настолько драматизировать ситуацию, я прекрасно знаю как тебя зовут, твои пассии орут как резанные, а ты их на это подстегиваешь, вот только зачем? Ведь я и до этого все прекрасно знал. Хотел выставить себя самым любимым и незаменимым? Или что? Я понимаю зачем тебе вечеринки, беспорядочный секс с красивыми девчонками и мускулистыми мужиками, заметь, я никогда не лезу в это и не мешаю, но так громко стонать под моей дверью перебор. Ты хотел внимания, ты его получил, радуйся, ликуй. В чем проблема? — Ты сегодня довольно-таки разговорчив. — Это ведь хорошо, не так ли? Будет что написать, так и доложи, что у Хенвона не отсох язык от ужасно неправильного образа жизни, он не только может говорить, но и еще, мать его, огрызается, того и гляди будет материться. Вот же они порадуются, представляешь? Наверное, шампанское откроют. Хотя, как знать, ведь таким образом ты отдалился от своей первоначальной цели, да? Не так-то просто меня на самом деле выжить и отправить обратно в отчий дом? — О чем ты говоришь? — кривится Им. — О реальных фактах, почему ты здесь, — Хенвон смотрит на собеседника, как на глупого младенца, которому необходимо донести непреложные истины, — мы все это время пытались выжить друг друга, разве нет? — Нет! — Чангюн хлопает руками по столу, — я никогда не хотел этого! — Выглядит наоборот: сговорился с моими опекунами, и этого не отрицаешь, они хотят меня достать из-под земли и стать приторной счастливой семьей, забывая о том, что мы не родственники. Не подумай, я не ханжа и ценю все, что они для меня сделали, на самом деле я буду вечно им благодарен и по гроб жизни обязан. Вот только реальность такова, что мы чужие люди. Я не забываю про них, навещаю, звоню, пишу, но я не собираюсь быть с ними двадцать четыре часа в сутки, постоянно оправдываясь за свой стиль жизни и стремление к размеренному отдыху. Это моя жизнь, не их, иди ты к черту со своей слежкой и режимом, меня тошнит от твоей лжезаботы. Это раз, а номер два твои вечеринки. Это отдельная тема. Думаешь мне, домашнему человеку, хочется слушать оры, визги и крики пьяных людей на постоянной основе? А звуки секса по-твоему должны ласкать мои уши? Ты ведь этим выкуриваешь меня отсюда? А, мистер Ходячая дискотека? Что скажешь? Пройдемся дальше по списку или этого хватит? — злится Хенвон. — Все не так, на самом деле… — На самом деле ты еще постоянно врываешься в мою комнату, нарушаешь границы, прилагаешь кучу усилий, чтобы вывести меня из себя и все ради чего? Ты правда думаешь, что твой беспорядочный секс заставит меня ревновать? Мои полные противоположности сделают мне больно? Ты на полном серьезе пользовался такой незамысловатой логикой? За столько лет ты не придумал ничего получше? Как вариант ты мог бы со мной поговорить, попробовать подружиться, нет? Я не агрессор и не откушу тебе руку за желание узнать как у меня дела, представляешь? Или тебя так обидело, что я спал, когда ты заселился и решил играть в крутого парня, которого любят все на свете? Ты мог бы сделать миллион простых вещей, но лишь трахался направо и налево, ожидая от меня чего-то невообразимого. А я живу по принципу зеркала: отношусь к другим также, как и они ко мне. Ты крутой парень, не нуждающийся ни в чем, что ж и я не лыком шит. Просто признаться мне было бы более правильным решением, нежели этот цирк, не считаешь? — Как давно ты обо всем знаешь? — Сразу как ты влюбился, это ведь заметно и очень сильно. Да ты и не думал скрывать эти чувства, ведь так? Я одно время даже ждал твоего признания, но это тянулось годами! Это нормально? Это ли чувства? Тебе просто нравится страдать по недоступному тебе человеку, которого ты толком не знаешь и самое странное в том, что и не пытаешься узнать, хотя в твоем распоряжении есть все и вся. Согласись, ведь это просто, но год за годом ты предпочитал действиям какую-то чепуху, а мне оставалось лишь разочарование. Это не жестоко, не нужно так смотреть. Знаешь, увидев тебя на пороге квартиры, я многое предполагал, думал, что ты наконец-то решился или что-то еще в этом роде. А ты… Ты выжить меня захотел, ну ничего себе новость. Поэтому не обессудь, что я использовал гнусные методы, чтобы проучить тебя, мне не стыдно, ведь по-другому ты не понимаешь. Не трогай меня, и я не трону твои чувства, если они в принципе существуют, и ты не прячешь за ними что-то иное, в чем сам себе никак не можешь сознаться. — Я понял тебя, Хенвон, — взгляд младшего становится затравленным, и он отводит его в сторону, — я все прекрасно понял. Хенвон хмурится, осознавая, что настолько резко высказываться не было нужды. Не стоило поднимать тему его чувств — это глупая выходка. Но сказанного не воротишь, и он лишь старательно продолжает вглядываться в глаза напротив в надежде разглядеть нечто, за которое можно зацепиться. Чангюн кажется не планирует продолжать разговор потому что на его лице не отображается ровным счетом ничего. Перестарался. И правда не стоило. Но Им сам виноват, именно он. Навязывал свои чувства, столько лет прожигал его несчастным взглядом, наблюдал издалека, искал встреч, но никогда, ни разу за много-много дней не попытался заговорить по-нормальному. Эти странные действия вовлекли Хенвона в какую-то изнуряющую игру, вначале он и правда ничего не замечал, а после хотел и жаждал услышать то, как звучит его голос, обращенный к нему. Ни здравствуй, ни остальные дебильные слова из вежливости, а то, что он чувствует и скрывает, но ничего не происходило, спустя год его откровенно начало злить такое поведение, а дальше вовсе взорвался. Или что-то внутри него разлетелось на осколки или разорвалось в клочья, сложно описать подобные чувства. Он с жадностью запоминал каждое мгновение, проведенное рядом, и ждал какого-то продвижения. Или момента, в который можно было бы самому перехватить инициативу, но не слишком явно, а как бы вынужденно. Допустим, родители бы заставили его сходить с ним в магазин или что-то такое, он осознавал глупость своих желаний, но оправдывал себя возрастом и бараньим упорством. Чангюн должен быть тем, кто сделает первый шаг, только он. Потому что так будет верно, так надо. Это он все начал, заставил обратить на себя внимание, разжалобил своими немыми просьбами и внешним видом. Приковал робостью и искренним интересом, но ничего не сделал. Может и не собирался никогда. Хотя Хенвон уверен, что хотел, ему говорили многие о том, что он смотрит на него по-особенному. Его одновременно бесило это и умиляло, но чаще всего его охватывало жуткое чувство, Че думал, что он какой-то экспонат в музее, на которого изо дня в день смотрит один-единственный посетитель, не отрывая глаз. Будто он за пыльным стеклом и к нему нельзя прикоснуться, словно, не жив и не мертв, так, какое-то бесформенное тело не достойное разговоров. Все и ничто одновременно. Чангюн душил своими безмолвием и бездействием, Хенвон уже не был уверен ни в чем, устал ждать чего-либо, просто жил, изредка думая о том, что с ним поступают нечестно. Так нельзя. Он избегал этого парня, но тот почему-то всегда появлялся на его пути и грустно смотрел, выглядел притягательно, однако, ничего не менялось раз за разом. Никогда, ни в один день. Ни на одно мгновение. Столько лет бессмысленной игры в кошки-мышки измотали его, и он сбежал. От всего и вся, а главное от Чангюна. Не хотел слышать его и видеть, никоим образом контактировать и общаться. Натерпелся и насмотрелся. Вот только на его скромное мнение тому было все равно. Хенвон даже не успел толком остыть как Чангюн снова появился в его жизни и настойчиво требовал внимания. Ему отчего-то важно было показать себя плейбоем, эдаким Казановой, вот только это ужасно глупо выглядело со стороны. Чувства, что ранее заставляли Че биться в истерике ушли, взамен их появилось упрямство и нежелание уступать. Раз Чангюну все равно, то ему тоже. Плевать, пусть трахается хоть с каждым живым существом на планете. Все нормально, покуда у него есть наушники, отлично заглушающие даже самый сильный гул и ор. — Меня тошнит от твоего жалкого вида, — кривится Хенвон. — Хорошо, я съеду, дай мне время собраться. — Помочь? — Че удивляет слабый огонек в глазах Има, дающий какую-то странную надежду, — так будет быстрее. — Не нужно, я сам. Хоть на улицу опустилась ночь и фонари уже светили во всю, Им покорно ушел за чемоданом, разложил его посреди гостиной и стал носить свои немногочисленные, исключительно черные вещи, маленькими стопками туда-сюда. Че сидел, поджав под себя ноги, и не смел оторвать взгляда от этих действий. Он не верит, что все закончится вот так, Чангюн не может уехать и вновь оставить его одного, а потом появиться и грустно смотреть, раздражать и заставлять ревновать глупыми уловками. Это не должно повториться опять. Только не снова. Хенвон внимательно проверяет не осталось ли забытых вещей в квартире, чтобы как-нибудь днем его не разбудила дверная трель, а знакомая до боли фигура с пронзительными карими глазами не стояла на пороге и не просилась зайти. Все неправильно как-то, по-дурацки, даже по-детски. Че злится на себя за то, что позволил всему зайти настолько далеко: какой-то чужак, ставший ему почему-то таким родным, делает с ним все, что хочет и не берет на себя ответственность. Они ведь даже не друзья, так, сожители, которые вынуждены видеться день за днем и пытаться сосуществовать в мире и покое, но Хенвону грустно. Очень. Именно поэтому ничего не говорит, когда замечает, как Чангюн воровато крадется с одной из его кружек в руках и быстро пакует ее в сумку, закидывая вещами сверху. — Я никогда раньше не встречал человека с настолько черной душой как у тебя, — на прощание говорит ему Хенвон, стоя в дверях, — надеюсь больше не увидимся. — Извини, я не хотел тебе вредить. — Ты не понимаешь, — он резко хватает его за руку и подносит к своим губам, оставляя на память прощальный поцелуй, — из нас двоих именно ты ненормальный. Поэтому не обессудь, это лишь моя маленькая месть. Чангюн стоит на пороге как вкопанный и даже когда Че с силой захлопывает перед его носом дверь, он все также не в силах пошевелиться. Замирает на добрых десять минут и шмыгает носом, упираясь лбом в мягкую обивку двери, но сил нажать на звонок, а уж тем более сказать что-то, совершенно нет. Да и не нужно это им. Жаль, что у входной двери нет щели снизу и он не может узнать стоит ли все это время Хенвон в прихожей, держится ли за ручку с той стороны и хочет ли переиграть, завершая разговор иначе. Сожалеет ли. Мучается как он или уже включил музыку и читает книгу. Точно включил. Это же его сущность, вероятнее всего он и думать не станет о том, что какой-то странный парень влюбился и постоянно влезал в личное пространство, а теперь вновь покинул. Чангюну будто становится холодно, он разворачивается лицом к лестничной клетке, плотно прижимается спиной к двери, а сердце бешено стучит, замирая перед колючей неизвестностью, в которой не будет Хенвона. Даже такого грубоватого и отстраненного. — Прощай, — Им поворачивает голову вбок и говорит это так громко, будто бы пытаясь докричаться до Че. «Прощай» — мысленно вторит ему Хенвон, оседая по ту сторону двери.