Я избавлю тебя от всех комплексов

      Трель громкого будильника разрезает приятную утреннюю тишину. Антон высовывает нос из-под одеяла, пытаясь вслепую нащупать телефон на прикроватной тумбе, но, сделав несколько неудачных попыток, ему приходится всё же сесть на кровати и взять в руки смартфон, слегка ёжась от холода. Наконец-то тишина. Такая прекрасная, убаюкивающая. Шастун смотрит на дисплей и тихо бубнит ругательства себе под нос. Сегодня первое сентября: снова нужно идти на уроки, выслушивать претензии от этих противных, переживших само здание школы в несколько лет, учителей. Радует только одно — это последний, одиннадцатый год обучения.       Светловолосый парень опустил ноги на ковёр возле кровати, активно залипая на свою комнату, будто бы за ночь что-то могло измениться. Всё те же серые стены, письменный стол со стулом, шкаф, окно. Нет, всё же кое-что поменялось, но не в его комнате, а в квартире и жизни в целом. Теперь он был совершенно один. Вы спросите, наверное, а где же семья? Родители, наплевав на все обязательства, собрали накануне вещи и уехали в Америку. Они оставили Антона в одиночестве, подмечая, что он «уже достаточно взрослый парень, для самостоятельной жизни». Отец и мать сказали, что будут присылать Антону каждый месяц деньги, а когда тот окончит школу, то заберут в штаты.       Весь вчерашний вечер Тоша провёл замкнувшись в себе, роняя бесчисленное количество слёз на подушку. Его жизнь и до этого была не лучше. Но об этом потом… Сейчас надо собираться.       Ступая по холодному полу босыми ногами, Антон в одних пижамных штанах дошёл до кухни, поставил чайник и направился в ванну. Уже там он бросил взгляд в зеркало: по ту сторону стекла на него смотрел осунувшийся парень с красными и опухшими от долгой истерики глазами. Он даже не помнит, когда вообще нормально спал за последний год, ведь даже на выходных и каникулах ему не удавалось хорошо выспаться.       — Какой же я урод, — сквозь зубы выплюнул Антон, опираясь об раковину. Этот день я начну с того Что опять себя ненавижу…       Его взгляд скользил по бледной коже своего худощавого тела. Оно было слишком худым, но Антону всё время казалось, что он толстый, отвратительный и мерзкий для своего существования. Подвисают живот и щёки Руки, бёдра, бока и ноги Всё не так, я совсем убогий Скинуть бы килограммов сто…       Парень глубоко вздохнул и, подняв руки, зарылся в волосах, слегка натягивая их, чтобы хоть немного прийти в себя. Он закрыл глаза ладонями и горько усмехнулся. Снова проявляет слабость, отвратительно. Антон отпускает и без того измученное лицо, переключаясь на руки: перетянутые бинтами запястья снова привлекли его внимание. Развязав марлю, он провёл холодными кончиками пальцев по белым полосам, вспоминая, откуда они появились. Шрамы белые на запястьях Заменяют давно мне счастье.       Именно таким способом Шастун пытался хоть немного почувствовать себя живым. Каждый раз, подставляя лезвие и принося себе не только моральную, но и физическую боль, он радовался, что может сейчас чувствовать хотя бы её. Другие эмоции уже давно покинули его тело, а виной тому служили постоянные упрёки родителей, насмешки и презрение со стороны одноклассников и учителей. Всё вместе превратило Антона в это .       Ему не нравилось осуждать самого себя, попутно забивая голову своим внешним видом, который и так был ему неприятен, потому, плюнув на всё с высокой колокольни, парень как можно быстрее умылся и вышел из ванной. Зайдя в комнату, он надел свою привычную одежду: чёрные широкие джинсы и огромную футболку, затем перевязал новыми бинтами запястья, взял худи со стула и, обув массивные кроссовки, вышел из квартиры. Он по привычке громко хлопнул дверью и, психуя, закрыл её на ключ. Антон вылетел из подъезда, вытащил сигареты из лёгкого на вид рюкзака и направился в сторону школы. Идти было недалеко, но за это время он вспомнил: о забытом подарке классной; о рубашке, которая сейчас глаженая висела на плечиках в шкафу; и успел выкурить несколько сигарет, которые придали ему немного бодрой смелости перед одноклассниками, в чём сейчас он нуждался конкретно.       В школе было слишком громко. Везде сновали слишком счастливые первоклассники, размахивая огромными букетами цветов, а учителя лицемерно всем улыбались. Антон, пока вахтёрша отвлеклась на беседу по телефону, прошёл через турникет и быстро нырнул в свой класс, уверяя себя, что сегодня его не должны потревожить — праздник всё-таки. Он сел за последнюю парту первого ряда, надевая капюшон на голову, а после, когда бодрость улетучилась вместе с запахом табака, улёгся на сложенные на парте руки и стал слушать не глядя.       Всё внутри у Тоши сжалось, когда он услышал слишком громкие обсуждения впереди. Эти голоса…       — О, кусок дерьма нашего класса уже здесь. Опять пришёл нас позорить? — Послышался надменный голос возле самого уха. Нависнув над ним, смеялся Морозов. Этот парень был отвратительным человеком, хулиганом и задирой, который пытался строить из себя самого крутого в классе, но на деле являлся тем ещё слабаком. Со своей шайкой таких же аморальных уродов он задирал Антона вот уже три года, а он в ответ ничего не мог поделать.       — Отвали от меня, отморозок, — рыкнул Шастун, не поднимая головы.       — А иначе что ты мне сделаешь? Ты же такой тощий, что вот-вот сломаешься, — с удвоенной силой засмеялся задира и сильно толкнул Антона в плечо, дабы позлить его, но в ответ ничего не последовало. Тоша уже привык терпеть любые его выходки. Мучаясь ещё несколько мгновений под острым, словно лезвие ножа, взглядом, он уже приготовился выдерживать новую порцию оскорблений, как вдруг в класс кто-то зашел, и все внезапно затихли.       — Сели все по местам, — послышался строгий мужской голос, но Шастун решил не поднимать головы, думая, что это охранник или другой работник школы, но уж точно не просто человек с улицы. — Эй, чудо, ты в порядке? — Антон почувствовал аккуратное прикосновение к голове через ткань и всё тот же голос, но только сейчас он звучал ласково и приятно.       — Что? — Соображать нормально парень не мог из-за продолжительного отсутствия сна. Когда он поднял голову, в его поле зрения попал океан голубых глаз напротив, которые метались из стороны в сторону, желая помочь.       — С тобой всё нормально? — также нежно переспросил мужчина, после чего послышался смех одноклассников. Антон пытался сфокусировать внимание на словах, но то и дело отвлекался на внешний вид человека, что стоял совсем рядом.       — А… Да, всё хорошо. Извините, — зажато ответил парень, краснея и отводя взгляд, а пальцы рук подверглись пытке в виде заламывания. Эти действия не ускользнули от внимания мужчины.       — Как тебя зовут? — он убрал руку с головы юноши, и почему-то от этого Антон немного расстроился. Было что-то защищающее в этом действие.       — Антон, — совсем тихо ответил мальчик, также не глядя в голубые глаза, — Шастун, — добавил чуть позже.       — Приятно познакомиться, — мужчина искренне улыбнулся. — Меня зовут Арсений Сергеевич Попов, — теперь он обратился ко всему классу, но продолжал стоять рядом с партой Антона. — В этом году я буду вашим классным руководителем и преподавать физику. Здесь есть те, кто выбрал физику для сдачи ЕГЭ? — В ответ была тишина. Антон робко поднял руку. Он был единственным человеком в классе, которому правда нравился этот предмет. — Хорошо, Антон, тогда задержись после классного часа — я скажу, когда будут занятия для подготовки к экзамену. — Парень молча кивнул, а в глазах читался ярый страх перед новым, так сказать, событием.

***

      Сегодня в расписании был только классный час — знакомство с новым классным руководителем, потому что прошлая классуха ушла на пенсию, что не могло не радовать.       За это время Арсений рассказал обо всех нюансах предстоящего учебного года, просмотрел список учащихся его класса. Также в классе выбрали новую старосту. Ей стала какая-то слишком активная девчонка, имя которой Антон даже не помнил. Слишком суетливо в кабинете: громкие разговоры, визг вновь встретившихся подруг после каникул, хвастовство парней. Шастун перевёл глаза в сторону учительского стола, за которым сидел брюнет и заполнял журнал, изредка поглядывая в сторону шумящих подростков, и постукивал ручкой о столешницу. Стучать ручкой по столу — исконно учительский приём. Зелёные глаза встретились с ярко-голубыми; в глубине радужек Шаст заметил усталость. Было понятно — Арсу тоже не нравится шум. Неожиданно Попов подмигнул Антону и еле заметно улыбнулся. Парень удивлённо хлопнул несколько раз глазками, и, покраснев от смущения, отвёл взгляд. Вот это окно конечно… Такое интересное.       Прозвенел звонок, и, наконец, эта пытка кончилась. Шастун поднялся со своего места и стал ожидать, пока все одноклассники уйдут, чтобы он смог поговорить с учителем в тишине.       — Уйди с дороги, столб, — резко толкает его Морозов и ржёт, на что Антон хмурится и, ничего не говоря, идёт вперёд.       — Ура. Тишина и спокойствие, — выдыхает Арсений, когда дверь закрывается за последним одиннадцатиклассником. Мужчина снял очки в чёрной оправе и слегка оттянул ворот белой рубашки. Сейчас Антон мог тщательно рассмотреть преподавателя: Попов был в такого же цвета, как и очки, костюме, рубашке, начищенных до блеска туфлях. Арс имел необычайно красивое лицо, а именно — небесного цвета глаза и чёткие скулы. Учитель возвращает очки на законное место и снимает пиджак, открывая вид на красивые жилистые руки.       — Да, они слишком громкие, — пытался не выдать своё загипнотизированное состояние Антон, но запнулся на середине предложения.       — Со студентами — куда проще, — усмехнулся брюнет и поднялся с кресла. Он обходит свой стол и присаживается на его край, складывая руки на груди. Антон решает забить на все правила и садится на первую парту, оказываясь прямо напротив мужчины.       — Вы преподавали в университете? — удивляется парень, пиная воздух ногами и прокручивая кольца на пальцах. Ещё одна отличительная особенность Антона от одноклассников — большое количество колец, цепей и браслетов на руках.       — Да, — кратко ответил мужчина и слегка поднял рукава. — Я вёл физику и математику в «Бауманке», — увидев заинтересованный, но одновременно робкий взгляд, продолжил Попов. — А в школу я перешёл работать, потому что пошло сокращение преподавателей, да и я «слишком молод», — вновь усмехнулся мужчина.       — А сколько вам? — спросил светловолосый, даже не подумав о том, что это не совсем вежливо с его стороны.       — Мне двадцать пять, — без стеснения отвечает брюнет. — Антон, — всё же Арсений решил сменить тему, — одноклассники всегда с тобой так общаются?       — Да, но мне всё равно на них, — на лице парня сразу отражается грусть и обида, отчего он поджимает губы и утыкается взглядом в носки кроссовок. Арсений отмечает про себя эту реакцию и уже в третий раз убеждается, что они с Антоном похожи…       — Ладно, прости, что так бестактно спросил и…       — Нет-нет, что вы! Всё нормально, — смущенно затараторил Тоша, на что мужчина мило улыбнулся.       — Хорошо. Теперь по поводу наших занятий: когда тебе удобно?       — Мне без разницы. Как будет удобно вам – так и будет.       — Понятно... Тогда, будем заниматься первую неделю каждый день, чтобы подтянуть твои знания до базы. Насколько я помню, у вас толком и не было физики из-за частых болезней Марины Павловны.       — Да, это так. Но я сам занимался, — с застенчивой гордостью сказал Антон.       — Прекрасно! Тогда завтра же покажешь мне свои записи. Где тебе будет комфортнее заниматься?       — В смысле? Мы разве не будем заниматься в классе после уроков? — недоумённо смотрел парень.       — Пока что нет. В этом году набрали слишком много первоклассников — кабинетов не хватает, поэтому некоторые классы перевели на вторую смену. Кабинеты попросту будут все заняты, — с лёгким огорчением ответил Арсений.       — Можно у меня. Всё равно кроме меня никого дома нет, — Шастун поздно прикусил язык, потому что после этих слов последовал логичный вопрос:       — А где твои родители?       — Они уехали в Америку по работе. Арсений Сергеевич, можете об этом никому не говорить? Не хочу лишних проблем. К тому же мне восемнадцать через… — Антон забавно закатил глаза и стал считать, — через семь месяцев и восемнадцать дней, — чётко отчеканил.       — Я не буду об этом никому говорить, но я лично буду проверять то, как ты живёшь, — уже более строго сказал учитель. Шастун начал паниковать: Арсений будет следить за ним, каждый день? Но для чего ему это нужно? Антон метался взглядом от одной стены к другой, пытаясь хоть как-то собрать мысли воедино. Спустя несколько секунд давящей тишины, парень поднимает глаза и спрашивает:       — Зачем вам это? - их взгляды встретились, и Тоша пропал. Он начал захлёбываться в озёрах прекрасных глаз учителя.       — Затем, что я должен следить за своими учениками. Обязанность у меня такая, — развёл руками мужчина, на что Шастун кивнул. — Тогда завтра после уроков позанимаемся у тебя. Идёт?       — Идёт, — на лице парня расцвела улыбка. Он подхватил свой рюкзак и направился к выходу из класса. — До свидания, Арсений Сергеевич.       — До свидания, Антон. — Как только дверь закрылась, Попов взял заполненный ранее журнал и направился в учительскую, предварительно закрыв класс на ключ.       — Здравствуйте, Арсений, — переступив порог сразу услышал брюнет. За столом, напротив друг друга, сидели две женщины средних лет: одна из них была учительницей химии, а вторая — физкультуры. — Как прошёл первый день? Мы слышали, что вам дали одиннадцатый класс.       — Да, так есть. Неплохие ребята, правда шумные слишком, — усмехнулся Арсений, кладя журнал на полку шкафа, а после, сел на маленький диванчик. — Все шумные, кроме Шастуна.       — О, вы тоже это заметили. Да, Антон способный мальчик, но вот только он слишком закомплексованный. Сколько здесь учится — всегда был таким. Он перешёл в нашу школу в седьмом классе: ходит постоянно в непонятной одежде; эти побрякушки у него на руках; на уроках, вместо того чтобы учиться, - рисует. Единственное, что нам, учителям, нравится в нём, то что он не портит статистику успеваемости нашей школы, — говорила химичка, попивая чай.       — А вы как-то пытались помочь ему с этим? — приподнял бровь Арс.       — Нет. Мы лишь ведём уроки. Его комплексы и проблемы – это дело его и родителей, — безразлично ответила женщина-физрук и уже с большим энтузиазмом стала обсуждать со второй учительницей какие-то вещи, которые были совершенно не интересны Попову. Сейчас в его голове было много вопросов и мыслей, но обдумает он всё дома. Совершенно не комфортно сидеть в одном помещении с этими бездушными женщинами. Арсений сдержанно попрощался с коллегами и вышел из учительской.

***

      Придя домой, Антон свалился на кровать и стал обдумывать всё, что произошло за этот день. После школы он прогуливался по городу: обошёл парк, набережную, просто разглядывал московские улицы и зарисовывал их на бумаге. Шастун достал из сумки блокнот, изрисованный наполовину, и стал рассматривать сегодняшние работы. Это были только наброски в перспективе. Парень не любил слово «скетчи». Что-то в этом слове отталкивало и обесценивало картинку, а вот «набросок» или «зарисовка» — звучало эстетичнее. Чёрные линии на бумаге складывались в очертания знакомых зданий, людей и природы. Он вырвал несколько самых удачных работ и, взяв канцелярские кнопки, прикрепил их к стене, которая была увешена другими рисунками: какие-то из них были в цвете; какие-то, быстро и схематично, запечатлели момент жизни; другие же описывали состояние Антона.       Вернувшись к кровати, он стянул свою тяжёлую, как ему казалось в конце дня, одежду и надел домашние штаны; уж слишком жарко ему было. Прошлёпав босыми ногами до кухни, Антон открыл холодильник, достал продукты и сделал себе пару бутербродов. Это будет первое и единственное, что он съест за сегодня. Шастун возвращается в комнату, берёт всё тот же блокнот и ручку. Линия за линией, штрих за штрихом, немного теней, правильные пропорции и на листе появляется идеальное лицо, повёрнутое в три четверти. Рука парня сама тянется к голубым карандашам, которые стоят в подставке на тумбочке, и добавляет необычный акцент. Теперь с полотна на него смотрят яркие, живые глаза. Эти глаза невозможно не запомнить. Мозг сделал всё подсознательно и неконтролируемо. — Ну так получилось. Случайно… — с такими мыслями Тоша расслабился, и его сморил сон.

***

      Арсений сидел на диване и смотрел телевизор. Вернее, телевизор просто создавал шум на фоне, потому что в такие моменты тишина давит. На часах уже было заполночь, а он всё ещё думал об Антоне.       Как же Тоша похож на него... Flashback       — Арсений! — раздался крик отца, который сидел за столом в своём кабинете, а Арс стоял перед ним, опустив глаза в пол. — Почему такие отвратительные оценки!? — Мужчина ударил кулаком по столу, отчего шестнадцатилетний сын подпрыгнул и съёжился от страха.       — Пап, там всего одна четвёрка, — почти шёпотом отвечал Арсений. Очередная учебная четверть, и Попов принёс родителям табель, но вот только никто его по голове за это не погладил...       — Всего!? Идиот! Мы вложили с твоей матерью много сил и денег, чтобы ты приносил нам такие результаты!? Неблагодарная тварь! — От крика отца у Арсения звенело в ушах, а на глазах наворачивались слёзы. — Ты ещё и реветь собрался? Какой после этого ты мужик? Тряпка! — В следующую секунду щёку Арса обжигает удар; это не было чем-то необычным в их семье. Он прижал руку к горящей коже и выбежал из кабинета, чуть ли не сбивая мать, которая стояла и тихо плакала у двери в коридоре, игнорируя яростные крики мужчины. Парень быстро схватил первую попавшуюся куртку и кроссовки. Он вылетел прочь из дома и просто бежал вперёд по дороге.       Несмотря на мороз, Арсений упал в сугроб и разрыдался пуще прежнего. В голове крутился только один вопрос: "За что они так со мной?"; ответ так и не находился. С ранних лет ему вбивали в голову, что он обязан всегда быть лучше всех во всём. Также в семье (какое же громкое слово без привкуса правды) Поповых было много правил, которые, если нарушишь, получишь наказания, начиная с простого выговора и заканчивая переломанными рёбрами. Когда-то Арс пришёл домой очень поздно, потому что гулял с единственным другом, за что и получил удар в бок. Тогда, не обращая внимания на сильную боль, отец заставлял его ходить в школу, чтобы не было лишних подозрений. Косые взгляды и грубые смешки в сторону были его верными спутниками, потому, как обычно — никто просто не придал значения и без того странному виду парня. Учителям проще было закрыть глаза и отвернуться, нежели следить за каждым "непутевым подростком". Влезть в разборки, не срывающие урок или происходящие вне класса — было равносильно потери репутации не только школы, но и их личной.       В какой-то момент парень услышал хриплый, но заботливый голос:       — Сынок, пойдём домой.       Мама. Такая добрая и красивая. В глазах было смешано страдание и сострадание. Скандалы, крики, синяки — давно сломили её. Арсений не ответил ничего, лишь поднялся из снега и крепко обнял женщину, которая тут же заплакала, утыкаясь в грудь сыну.       — Мам, — парень немного отстранился и стал аккуратно вытирать слёзы с её щёк, — давай сбежим. Я не хочу так жить больше, — выдохнул он.       — Собери сегодня вещи, я уже купила билеты в Москву, — шёпотом ответила женщина, будто боясь, что их может кто-то услышать. Сейчас перед ним стояла не та мама, что была в детстве: слепая влюблённость пропала, она поняла, насколько ошиблась в выборе мужа. Когда-то робкая и застенчивая женщина стала осознавать весь ужас ситуации. Портить жизнь сыну ещё сильнее — не хотелось. — Твои документы из школы я уже забрала. Мы сможем начать другую жизнь.

***

      Они вернулись домой только ночью, прекрасно зная, что глава семейства уже будет спать. Арсений скинул самые нужные вещи в сумку и даже не стал "прощаться" с такой жизнью. Только вот воспоминания невозможно оставить за закрытой дверью. Так же как и шрамы: белые полосы всегда будут напоминать ему об отце. Мать давно уже заметила перебинтованные предплечья. В тайне от мужа, она часто приходила в комнату сына и помогала справляться с душевной болью: Арсений часами лежал у мамы на коленях и громко плакал, пока она гладила того по волосам. Но она была рядом не всегда.       Ночь была ясной и холодной, но это не помешало им преодолеть расстояние в несколько сотен километров. Теперь они сидели на вокзале в Москве.       После всего пережитого — белая полоса в их жизни должна была обязательно начаться. Правда?       Попов запустил пальцы в тёмные волосы и сжал их у корней. От воспоминаний стали просыпаться давно забытые чувства: страх, обида, ненужность и никчёмность. Арсений тяжело вздохнул и шёпотом произнёс:       — Я не позволю Антону прочувствовать то же самое.