Вполоборота

00:46 Он не знает, как они добираются домой. Около клуба, в машине, даже перед открывающейся в прихожую дверью — Нил чувствует этот зуд. Невыносимый, сводящий с ума, испытывающий пределы его выдержки. Ладони почти что жжёт. Губы тоже. Ему не хватило поцелуев в подворотне. Там Эндрю легко толкнул его в стену и подпёр собой, оставляя между ними сантиметр воздуха. Дал Нилу поплыть, но не расслабиться, почти не трогал его, зато был сразу везде. Ладонью на талии, дыханием на шее, словами, отрывистыми, чёткими, в ушах. Нил пытался слушать и не мог. Близость Эндрю, которой он за эти дни и боялся, и жаждал, и так не хотел потерять, выключила ему мозги. Миньярд это, наверное, понял. Заглянул ему в глаза — и на мгновение прижался всем телом, забирая дыхание Нила себе. Потом увёл к машине, оставил перед передней пассажирской дверью, напоследок скользнув прикосновением по линии позвоночника. А теперь они стоят между кухней и комнатой Ники и смотрят друг на друга. Руки Нил держит за спиной, правое запястье в левой ладони, свободные пальцы, которым не за что ухватиться, сжаты в кулак. Он себе не доверяет. Ему хочется дотронуться — хотя бы до распахнутой чёрной куртки, но нараставшее все эти дни нетерпение может потребовать от него большего. Того, что он не озвучит вслух. Куртку Эндрю стягивает, идёт в кухню и бросает её на стул. Потом он исчезает из поля зрения, но Нил не двигается. Просто дышит, обводит невидящим взглядом всё, что его окружает. Он не был здесь непривычно долго, особенно если сравнивать с летом. Ничего не изменилось. Всё как прежде. Ощущается как всегда. Осознание догоняет неожиданно, сжимает клетку рёбер теснее, чем нагрудник экипировки. Раньше у Нила не было ни одного дома, а стало сразу несколько — общежитие, поле и спальня в Колумбии. — Собрался простоять здесь до утра? — спрашивает Эндрю, снова появляясь в дверном проёме. Нил никогда не был силен в саморефлексии, а сейчас для неё точно не время, но он всё равно думает — дурак. Пока следует за Эндрю по пятам, опуская руки, но держа расстояние ровно в полтора шага, пока разглядывает широкие плечи, повязки, идентичные его собственным, и выглядывающий из-под футболки ремень, он думает — какой же я дурак. С чего вдруг начал трусить? Почему решил, что окажет Эндрю услугу, дав понять, что тот не обязан оставаться в Экси? Что его не нужно защищать, что теперь он уж точно способен на это сам? «Я не хочу быть у него в долгу», сказал он Аарону, и это, наверное, было самым близким к правде объяснением. Эндрю ничем ему не обязан. Нилу почему-то не приходило в голову, что Эндрю больше не смотрит на их отношения как на сделку. Когда они оказываются в комнате, времени на рассуждения не остаётся. Эндрю, как обычно, лишает его лишних мыслей, выкручивает на ноль окружающий мир. Больше ничего не существует, только эта кровать, матрас, прогибающийся под их весом, комкающаяся в руках Нила простыня. Эндрю снимает с него ветровку и майку, ловит его шею тёплой ладонью и целует, жадно, почти что голодно. Когда Эндрю убирает свою руку, Нил откидывается обратно на подушку, задыхаясь — всего самую малость. Ему всё ещё недостаточно. — Плечи и выше, — говорит Эндрю. Его голос низкий, сдержанный. — Эндрю… — выдыхает Нил, не зная, что хочет сказать. Сейчас разговаривать не о чем, они обсудят всё потом, но ему не доставало не только этой жаркой горячки — их поцелуев и возможности притягивать Эндрю ближе, путаясь пальцами в светлых волосах. Нил скучал по его голосу, острым в своей неизбитости фразам, по возможности его раздражать, получая в ответ растущую цифру. Эндрю замирает над ним на вытянутых руках, считывая состояние, ожидая продолжения. Но Нил ничего не говорит. Медленно, давая возможность себя остановить, поднимает ладонь к его лицу, трогает челюсть, губы, касается шеи. Ловит тяжёлый взгляд Эндрю и, совсем не сомневаясь в его значении, удерживает своим. И улыбается. 20:40 Они сидят на крыше. Точнее, сидит Эндрю, Джостен лежит на спине с закрытыми глазами, ноги согнуты в коленях, макушка — у его бедра. Эндрю выводит ладонь вперёд, стряхивает пепел, смотрит, как он медленно опускается вниз, на такой далёкий асфальт. И каждый раз заставляет руку двигаться по прямой, не описывая полукруг, чтобы не зависала над рыжими, растрепанными ветром прядями. Перед ними садится солнце. На горизонте чисто, поэтому оно закатывается за черту в гордом одиночестве. Подкрадывающийся октябрь жульничает, отпуская с поводка своих вестников. Ночной холод приходит первым. Эндрю не шевелится, позволяя ему проникнуть в рукава, залезть за шиворот и обхватить лодыжки. — Теперь ты, — говорит Нил. Эндрю переводит на него взгляд и хочет сразу его отвести. Он не был готов к синеве, подсвеченной сбоку последними лучами. Он никогда к ней не готов. — Не торопи меня. — Тогда сейчас я задам ещё один вопрос. Вне очереди, — Нил снова закрывает глаза и ерзает на парапете. Сигарета ломается в пальцах, Эндрю бросает её вниз и достаёт себе новую. — Алчность — грех, Джостен. — Правда? Желание взять его за капюшон и сдёрнуть на крышу не проглатывается вместе с дымом. Но Нил не даёт ему принять никакого решения, поднимается, отталкиваясь ладонями, и садится к нему лицом. Достаточно близко, но не для соприкосновения. Эндрю отворачивается. — Ну, давай, что ты хочешь узнать? — Не льсти себе. Ты — разгаданный сканворд. — По расхожему мнению из нас двоих лжец я, — говорит Нил, улыбаясь. И вот это уже ближе к истине. Конечно, теперешнего Нила уже нельзя сравнить с тем, прошлогодним, выживавшим на вранье и регулярных заверениях, что он в порядке. Но он всё равно периодически срывается на старые паттерны. Эндрю этого ожидал. Ему это знакомо. Нил не просит о помощи, когда груз ответственности давит до невыносимой степени. Он не доверяет Бетси и не позволит ей копаться в своих травмах. Он делает выводы самостоятельно вместо того, чтобы задать один вопрос и не молчать четыре дня шесть часов и двадцать две минуты. Сейчас Эндрю мог бы спросить «Кому ты доверял за свою жизнь и чем это для тебя обернулось?» или «Ты жалеешь о смерти матери?», но он снова оборачивается и просто смотрит. Лицо Нила абсолютно расслабленно, остатки солнечного света — только на одной его стороне, отросшие волосы падают на лоб неаккуратными прядями. Эндрю думает, что вряд ли сможет решить эту задачку до конца. Чересчур много вводных и слишком мало терпения, которое висит на волоске каждый раз, когда Нил находится рядом. Без какого-либо перехода он вспоминает, что послезавтра будет очередная игра. Ваймак воспринимает Черепах всерьёз, поэтому третирует их, заставляет работать на ловкость, а не силу, в которой противники их превосходят. Сегодня после тренировки они смотрели прошлогодний матч, разбирая ошибки, стратегии, слабости и трюки. Нил смотрел на Эндрю. «Ты правда был готов меня отпустить?» — Сейчас мне спрашивать нечего. Нил склоняет голову вбок, и тени прячут его выражение лица. Он протягивает ладонь за сигаретой, но Эндрю затягивается сам и выдыхает на него дым. Нил как будто всё понимает. Его взгляд Эндрю ощущает физически. Он больше не заговаривает, но придвигается к Джостену, пока его глаза, глаза, которые хочется приказать ему закрыть, глаза, не боящиеся так открыто смотреть в его собственные, не оказываются совсем близко. Эндрю ждёт. Нил говорит да.