***
Хаджиме сорвался с места, не успев переварить ни первую новость, ни вторую. Дракен попал в аварию, возможно, насмерть. У Майки остановилось сердце. — За мной никого не посылать!!! — только и успел рявкнуть он Такемичи. По-хорошему, не ему бы таким заниматься, но он понимал, что все остальные сейчас будут на месте аварии. А, значит, остаётся только он. Коко сорвался с места на своей машине, кажется, впервые выжимая из неё максимум по скорости. Метнулся вниз по улице до их старого здания, даже не паркуясь, просто тормозя возле дверей. Ворвался, без приветствия рявкнул: — У человека остановилось сердце, нужен выезд! И переспрашивать у него тоже никто ничего не стал. В холле началась суета, но организованная, а возле Хаджиме мгновенно нарисовались несколько человек. — Я кардиолог, — отчитался один. — Хирург, — брякнул второй. — Реаниматолог. — В машину скорой, — скомандовал Хаджиме, и тут же строго глянул на привязавшегося водителя. — Простите, я поведу сам. И уже в карете скорой Коко, параллельно заводя, негромко бросил: — Не хотелось бы показаться грубым или пугать вас, но место, куда мы едем, и люди, которые там будут, должны остаться исключительно в вашей памяти. Настолько строго, что вам нельзя нигде и ни при ком озвучивать это вслух, хорошо? Иначе… последствия, которые могут вас ожидать… могут быть неприятными вплоть до летального исхода. Хаджиме уже давно не приходилось угрожать людям, но врачи, кажется, отнеслись удивительно серьезно, коротко кивнув. Они долго работали бок о бок с Канто, чтобы понимать, с кем имеют дело. Но, тем не менее, не отказали в помощи, и Коко оставалось лишь выдохнуть с облегчением. Ему никогда не доводилось водить ничего больше легковушек, вдобавок ко всему он ещё и наглухо отвык от механической коробки передач, с которой имел дело всего пару раз в глубокой юности, но медлить было нельзя. С горем пополам выжимая сцепление, он вылетел на трассу, бесцеремонно нарушая правила. Машину скорой же все вежливо пропускали, и оставалось только гнать на максимуме возможностей. — Коконой-сама, мы можем как-то заранее собрать анамнез? — громко осведомился реаниматолог из кузова. — Я сам почти ничего не знаю, — выдохнул Хаджиме. От адреналина в груди заходилось сердце и руки мелко подрагивали, пока он судорожно тянул телефон из кармана, удерживая неудобный руль. На ходу набрал номер Баджи, а после, не глядя, протянул трубку назад. — Вот человек, он рядом с пациентом. Задавайте ему вопросы. — Да, — напряженно гаркнул Баджи из трубки. — Поговори со врачами, пожалуйста! — крикнул Хаджиме. — Господин, что случилось? — Мой друг… я нашёл его лежащим на полу без пульса. Прибежал, потому что услышал грохот, — отозвался Кейске. — Он не дышал? — Нет. — А сейчас пульс есть? — Очень слабый. И дыхание. Я делал ему непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. — Сколько времени прошло до того момента, пока пульс не восстановился? — Я не знаю… минута, может больше. — Можете проверить реакцию зрачка на свет? Можно фонариком на телефоне. — Сейчас… В повисшую тишину Коко лишь молился. Баджи мог и не знать, но Хаджиме знал, что за время, что сердце Манджиро не билось мог умереть мозг. И именно по реакции зрачков станет ясно, жив Майки, или от него осталось только тело, где от самого Сано уже ничего нет. — Да, зрачки реагируют, — наконец выдал Баджи. И Коко выдохнул, через два ряда съезжая на самый короткий маршрут по загородному шоссе. — Можете посчитать пульс? — продолжал один из врачей. — Засеките минуту и считайте. — Я уже считал. Тридцать пять примерно. — Поднимите ему ноги выше головы и откройте окна, — скомандовал реаниматолог. — Вес пациента знаете? — Да откуда, блять! — не сдержался Кейске. — Рост? — Сто шестьдесят примерно. — Готовь атропин, — скомандовал кардиолог реаниматологу. — Если остановка сердца повторится — снова начинайте первичную реанимацию. — Вам известны причины остановки сердца и обморока? Удар током, отравление? — Нет, это вряд ли… — Что он делал до обморока? — Лежал на кровати, работал и смотрел телевизор. — Стресс! — немедленно вставил свои пять копеек Коко так, чтобы и Кейске услышал. — Скорее всего, по телеку начали крутить срочные новости в этот момент! Про Дракена! — Возможно, инфаркт миокарда, — вновь обменялись врачи мнениями. — Готовим ещё нитроглицерин. Ждите нас! Телефон Коко назад не просил, хотя слышал, что тот разрывался от сообщений. Все равно бы не смог отвечать, он едва удерживал машину от заноса на этой скорости. Врачам тоже явно было не до того. И хотя это был самый быстрый срок, в который Хаджиме когда-либо добирался до Майки — ему это время показалось вечностью. Врачи выпрыгнули с чемоданчиками и оборудованием, не дожидаясь, пока он заглушит мотор, а сам Хаджиме выполз следом с трясущимися руками, взбежав по лестнице, забыв захлопнуть дверь. Баджи уже выпихнули из комнаты Сано, и он переминался у двери, кусая губы. А Коко, одним лишь кивком поздоровавшись, пролистал телефонную книгу экстренных контактов, где были все командиры. И решительно набрал самому спокойному в стрессовых ситуациях — Санзу. — Почему не берёшь трубки? — быстро проговорил тот. — Дракен жив? — Пока да, — Санзу всегда отличался умением выбирать емкие формулировки. — Врачи не сразу прощупали пульс, мы и сами думали, что он мёртв. — А по телеку могли такое вякнуть? — вдруг допер Хаджиме. — Ну, что он мертв… — Так, скорее всего, и сделали. А почему ты спрашиваешь? Где ты? — мгновенно ещё больше напрягся Харучие. — Я… дай мне время. Я перезвоню потом. Хаджиме наконец выдохнул и сполз по стенке, усевшись прямо на пол. Баджи сел рядом с ним, разминая пальцами виски.***
Когда он увидел по телевизору, как сухо и раздраженно безопасник Канто брякнул корреспонденту в ответ на вопрос «умер ли Рюгуджи» своё неприветливое «нет», то засел молча, беспочвенно надеясь, что тот умрет в скорой или в больнице. Уже заведомо чувствуя, что нет. Не умрет. Бессмертные, блять, главы Канто. Один переживает три пулевых в процессе штурма, как нехуй, другой — божий одуванчик в глазах общественности и жеманный бизнесмен в глазах Кисаки — стреляет в профессионального снайпера и попадает, даже будучи раненным. И Рюгуджи, от которого, по ощущениям, должно было только перекореженное тело остаться… Раньше Тетта позвонил бы Ханме, пожаловался бы на нелёгкую. Но теперь он ему иррационально не доверял, хоть Шуджи и никак не демонстрировал своего неподчинения, а наоборот — был покладистее всех, кто был у Кисаки в подчинении. — Кумичо-сама, — помощник осторожно засунул голову внутрь кабинета. — Мы больше не можем проверить состояние Рюгуджи… Его взяли под полное оцепление. Всю больницу целиком. — Ничего удивительного, — мрачно хмыкнул Тетта. — Что с поисками Сано? — Ничего, господин, — уныло выдохнул мужчина. — А что с поиском тех, кто ответственен за подрыв грузовиков? Где погиб барин колонии? — Аналогично ничего, господин. Тех, кого посадили по делу, мы проверили — обычные подставные уголовники от Тосвы. Тосва хорошенько рыла носом землю во время поисков, но, судя по всему, тоже никого не нашла. — Это если они это не сами устроили, — сухо отозвался Кисаки, задумчиво поправляя очки. — Майки мог, в попытках поссорить меня с советом старших. — Господин, не сочтите за грубость, — нервно бросил мужчина, — но почему вы до сих пор так уверены, что он жив? — Потому что на все эти ходы способен только он, — хмыкнул Кисаки. — Я знал его лично. Как и многих из руководства Тосвы. У остальных бы либо не хватило мозгов, либо бы замучила за такое совесть. Майки совесть не мучает. И мозгов у него хоть отбавляй. — Но, если он жив… Теперь он выйдет из подполья? Если Рюгуджи будет не у дел… — Если выйдет — нам очень повезёт, — кивнул Тетта. — Либо начнет убивать всех подряд чужими руками. И, на его месте, я бы ещё начал подставлять противника. То есть, нас. — Каким образом? — Любым. Террор, убийства, манипуляция общественным вниманием… Я уверен, что он жив. Это все точно делает он, — Кисаки сжал кулаки на столе. — Если вылезет из той дыры, где прячется — убью суку. На последней фразе помощник сглотнул и скрылся за дверью, поклонившись. Тетта же плеснул себе виски и включил звук на телике, где шли новости. — С прямым включением у нас в студии начальник службы безопасности компании Канто. Здравствуйте, Инуи-сама. — Добрый день. Для начала хотелось бы обозначить, что произошедшее сегодня — лишь очередная часть глобального терроризма, направленого на группу компаний «Канто», — светловолосый безопасник Канто выглядел мрачно до жути, а вместо привычного темного костюма был одет в бронежилет. — Однако, господин Рюгуджи жив и доставлен в больницу, так что злоумышленникам не удалось достигнуть целей, которые они преследовали. И не удастся впредь. Я лишь призываю всех, кто причастен к организации этого террористического акта, задуматься, чего они достигают уже который раз, пытаясь уничтожить наше руководство. Все руководители выжили. Ни одна попытка не была удачной. А в подстроенных авариях, взрывах, вооруженных нападениях гибнут обычные невинные люди. И пусть сейчас они не боятся закона, не боятся нашей службы безопасности, но, возможно, им пора начать бояться обычных граждан Японии, у которых однажды закончатся силы терпеть этот беспредел. Кем бы вы не являлись — знайте, что ходите по очень тонкому льду. Спасибо. — Вы тоже по нему уже давно ходите, — ответил Кисаки телевизору, а после прикурил, поправляя очки. Если бы он сейчас был на месте Майки — что бы он делал? С одной стороны, Кисаки своими глазами видел, какое громадное значение Сано придавал Рюгуджи ещё в колонии. Значит, Майки будет в бешенстве. Выйдет ли он из подполья? И, если да, то ради чего? Скорее всего ради того, чтобы руководить лично. Но у его командиров, вроде как, достаточный уровень уважения от подчиненных, чтобы необходимости в нем не было. А значит не выйдет. Но будет мстить, эта злая сука так просто такое не оставит. Кисаки по себе знал — не оставит. Он видел в глазах Майки ещё тогда то же самое, что находил и в собственных глазах в отражении. Ум и полное отсутствие сострадания. А кто у них ответственный за месть? Братья из Поднебесья и розоволосый псих. Только вот братья туповаты, а о розоволосом психе слишком мало известно. Из всех командиров он был самым скрытным. Придётся ли Майки выйти из подполья, если убрать психа? Вряд ли. У Майки в руках слишком много ниточек. Да и убрать психа тоже задачка не раз плюнуть — псих мало того, что осмотрительный, так ещё и, в отличие от всех остальных, стрелять начнет первый, едва почувствует опасность. Телефон у Кисаки зазвонил более чем ожидаемо. Он поднял трубку, твёрдо бросив: — Да. — Нас вызывают на совет старших, — раздался из динамика голос Шуджи. — Послезавтра. — Понял, — прохладно бросил Тетта. — Будем.***
Кардиолог с хирургом вышли почти через полчаса. Коко с Баджи все это время так и просидели молча на полу, даже не переговариваясь. Лишь Хаджиме изредка разрушал тишину щелчками по клавиатуре телефона. Оба мгновенно выросли на ноги. Кардиолог выждал секундную паузу и бросил: — Коконой-сама, не могли бы вы угостить нас чаем? И Баджи с Коко синхронно выдохнули. Значит он жив. Иначе им сказали бы сразу. — Пойдёмте вниз, — попросил Баджи. Они все дружно спустились, Кейске принялся заваривать чай, сам же достал для себя стакан под виски, вопросительно глянул на Хаджиме, и тот кивнул. И плевать, что всегда был противником водить пьяным. — У него был инфаркт. Мы посмотрели сердце через переносной аппарат узи, но он выдаёт не настолько хорошую картинку, как тот, что в больнице, — озвучил кардиолог. — И что? Это же не повторится? — тут же спросил Кейске. — Нечем вас порадовать, — хмыкнул врач. — Может, если провести полное обследование, мы увидим какие-то возможности для операции… — Что с ним? — напрягся Коко. — У него такое количество проблем с сердцем, что очень удивительно, как инфаркт не случился раньше, — выдохнул кардиолог. — Дилатационная кардиомиопатия, аритмия, артериальная гипертензия, порок сердца, возможно врожденный, истончены стенки аорты до критического состояния… это ещё не все. Точнее я смогу сказать, если вы расскажете, какие у него были жалобы. Коко с Баджи переглянулись, и Кейске мрачно бросил: — Никаких. — Но они точно должны были быть, — качнул головой врач. — Он просто не мог этого не чувствовать. Боли в груди и спине, потери сознания, головные боли, панические атаки… — Ну спина у него болела, но у него был перелом спины, вроде, — ещё больше нахмурился Кейске. — Это я заметил, — вмешался хирург. — Судя по количеству металла в спине — ему позвоночник собирали почти как пазлы. Это, кстати, осложнит кардиологам диагностику, ведь его не получится прокатать через томограф. В любом случае, нужно полноценное обследование. И полный анамнез перенесённых травм и заболеваний. Пока я не вижу возможностей операционного вмешательства, чтобы убрать хоть какие-то из обнаруженных проблем с сердцем. А почему у него такое истощение? У него нет диабета или каких-то аутоиммунных заболеваний? — Какого истощения? — вновь озадачились оба командира. — Физического, — врач благодарно принял чай. — Он же весит килограмм пятьдесят, при своём росте. И почти все это — наращенная мышечная масса. Как у спортсмена на жёсткой сушке, только утрировано. Он сушился? Если да, то он перестарался. — Вы… серьезно? — Коко выглядел действительно удивленным, в то время как Баджи тяжело потёр глаза рукой. — Ты… что-то знаешь? — Я думал, он не врет, — сокрушенно шепнул Баджи. — Что он не врет, что ест. Он же всю жизнь ел, как ни в себя… — В общем, сейчас наш коллега стабилизирует его на препаратах, и повезём в больницу, — подытожил кардиолог. — Не получится, — тихо бросил Коконой. — Ему нельзя покидать это место по соображениям безопасности. Мы можем что-то придумать здесь? — Обследование — нет. И ему нужно круглосуточное наблюдение, желательно — наблюдение врача, — попытался настоять доктор. — То, что мы его стабилизируем — ничего не означает. Его сердце в таком состоянии, что может остановиться в любой момент. И завести его заново может быть уже не так просто… — Мы все понимаем, но, — Коко сделал глубокий вдох, — если он покинет это место — его убьют. Полагаю, что в течение суток, если не быстрее. Я правда очень был бы рад дать вам обследовать его… Врачи переглянулись, кажется, догадавшись, кого конкретно они осматривали. О Майки в Японии сейчас ни разу не слышали разве что глухие и пенсионеры, а они не входили в эти две группы. Разве что, наверное, представляли его себе иначе. — Я вас понял, молодой господин, — вздохнул доктор. — Мы поставим ему аппарат, который будет постоянно мониторить состояние, оставим расписание, когда и что вводить в капельницу. Снимать его с капельницы будет нельзя, может быть опасно, мы не до конца понимаем серьёзность дилатации, которая вызывает брадикардию, а пульс пока что очень низкий. Будем поддерживать за счёт препаратов и пульс, и давление, и оставим ещё кое-что для остального… и кое-что вам придётся докупить самим. И ещё, он должен быть под постоянным наблюдением. То есть кто-то должен постоянно быть рядом с ним и бодрствовать. Если сердце остановится снова — у вас будет не больше минуты на реанимацию. Как реанимировать — сейчас научим. Но учтите, что может и не помочь. Телефон свой я тоже оставлю, звоните в любое время. И… я бы хотел осмотреть его повторно, когда он придёт в сознание, поговорить с ним самим и ознакомиться с анамнезом. Это ведь возможно? — Попросим Санзу, — глянув на Коко, кивнул Баджи. По лестнице спустился и реаниматолог, устало отчитавшийся: — Стабилизировал, подключил на аппарат. Пульс на нижней границе нормы. Атропин на всякий случай оставил на тумбе. — Кто с ним будет сидеть? — осведомился кардиолог. Кейске с Хаджиме вновь переглянулись, и Коко твёрдо сказал: — Я останусь. По крайней мере, пока он не придет в себя. Буду работать отсюда. Только сначала отвезу докторов. — Ну, тогда пойдёмте, — опустошил чашку чая кардиолог, поднимаясь на ноги. А Коко уже думал о том, как рассказать это все Санзу так, чтобы тот не сошёл с ума.***
— Господин, — девушка острожно присела перед Сейшу. — От того, что вы и ваши коллеги будут здесь ежесекундно заседать — врачи вряд ли начнут оперировать быстрее. Они делают все, что могли. Мы и сами очень любили господина Рюгуджи, когда офис Канто еще был расположен здесь. Так что хирурги точно делают все возможное. Медсестра протянула ему большую кружку кофе, которую Инуи и не просил. Он сам приехал сюда всего пару часов назад — сменить Хаккая. А до Хаккая здесь сидел Тора. Нахера они здесь сидели, в целом, не знали даже они сами. Больница была оцеплена кучей охраны, ещё человек десять болтались внутри, и один командир на дежурстве возле операционной ничего бы не решил, но почему-то они негласно условились дежурить по очереди, пока ситуация не станет ясной. Сейчас операция шла уже двадцать восемь часов. Он усталости в голове Инуи была звенящая пустота, в которой вспышками мелькали одни лишь тревожные мысли. «А если Дракена не спасут?» «Что им делать без Майки?» «Что будет с Майки, если Дракена не спасут?» «Что будет с ними всеми, если не станет и Дракена, и Майки разом?» Девушка осторожно тронула его за спину, ведь Сейшу так и не шевельнулся, даже не глянув на неё. — Спасибо за заботу, — отмер, дрогнув, Инуи. — Вы же знаете, что Рюгуджи-сама нам близкий друг. Мы хотим быть рядом, пока он… Заканчивать Сейшу не стал. Он и так с большим трудом держал глаза открытыми, как и все сейчас. Осаждающая офис пресса, паника среди работников, вставшая на уши полиция, растерянная в край банда… А Коко все ещё оставался у Майки, и все коллективно сошлись на мнении, что так даже лучше. Он, как-никак, был самой уязвимой для нападений единицей среди них всех, а никто, пока что, так и не понял, что конкретно произошло и куда это двинется дальше. А единственный человек, который мог объяснить все произошедшее, лежал ровно те же 28 часов в отключке после того, как его сердце остановилось на пару минут. — Поезжайте домой, — негромко ещё раз попросила медсестра, вставая с банкетки. Инуи вновь промолчал, запрокинув голову, облокотив затылок на стену, сложив руки на груди. А очнулся вновь, когда возле него кто-то вновь сел, но явно не хрупкая девушка-медсестра. Сейшу потёр глаза, обнаружив рядом с собой Мицую с такими же воспалёнными от недосыпа, как и у него, глазами. — Сколько времени? — кашлянув, пробасил спросонья Инуи. — Тридцать четыре часа, — отозвался Такаши. И, как бы странно это не звучало, это был ответ именно на тот вопрос, который имел в виду Сейшу изначально. Казалось, теперь, пока Дракен не придёт в себя, время исчислялось часами, проведёнными им на операционном столе. Что случится, если он не придёт в себя, все отказывались себе даже представлять. — Майки?.. — Так же, — отозвался Мицуя. Сейшу выровнялся, чуть разминая затекшую спину, пока Такаши печатал кому-то сообщения. Подтянул к себе кружку остывшего кофе, оставленного медсестрой, пригубил и скривился от горечи. — Есть не хочешь? — осведомился Такаши. — Могу послать кого-то. Или лучше езжай, там у тебя дел куча за эти несколько часов накопилась. Я буду здесь. И в этот же момент дверь из операционной распахнулась. Врач даже не сменил окровавленный халат, настолько к ним торопился. Лишь перчатки стянул. Сейшу с Мицуей подорвались односложно, чувствуя, как встаёт ком в горле. Врач выглядел не сильно лучше их, даже дышал как-то тяжеловато. И выждал слишком длинную паузу перед тем, как выдохнуть: — Господин выжил. Инуи так резко расслабился, что в голове помутнело и его повело. Мицуя поймал его за рукав, а врач поспешил добавить: — Но мы не имеем ни малейшего представления, насколько долго он сможет пробыть в этом состоянии. И насколько сильно был поврежден мозг. Добавить что-то я смогу, лишь если он придёт в себя. — Если? — мрачно брякнул Такаши. — Если, — с тяжелым вздохом утвердил хирург. — За все семьдесят лет моей практики это была, пожалуй, самая сложная операция. Сейчас он в коме. И изменится ли это… Секундная радость мгновенно сменилось какое-то тупое и бессмысленное временное облегчение. — Ну… — Мицуя шумно вздохнул. — Хотя бы он жив. И шансы есть. Спасибо, доктор. Врач принял в руки толстенный конверт, набитый наличкой, понуро кивнув. Он тоже Рюгуджи знал, Дракен даже пару раз подвозил его с работы до дома, когда они сталкивались на выходе из здания ещё в те времена, когда здесь был главный офис Канто. Видимо, деньги для него тоже не окупали жизнь Рюгуджи. И боролся он за него не только по долгу службы, но и из личного расположения. — Удачи вам, молодые господа, — коротко поклонился доктор, возвращаясь чтобы, видимо, привести себя в порядок после операции. Инуи застыл с кружкой кофе, бездумно щёлкая по ее боку ногтем. Мицуя тяжело облокотился на стену. — И что будет? — наконец озвучил он повисший в воздухе вопрос. — Не знаю, — глухо выдохнул Такаши. — Не знаю, Сейшу.***
Когда дверь ангара громко распахнулась, ударившись о стенку, работа в штабе отряда Санзу резко замерла. Хакеры и программисты замерли, занеся пальцы над клавиатурой, аналитики отвернулись от экранов, бойцы вытянулись, и абсолютно все они уставились на появившегося в дверях командира. Харучие был одет в боевой комбинезон, чего не бывало уже пару лет. Пояс для вооружения украшал кортик и две кобуры. Впрочем, один из стволов Санзу держал в руке, пощелкивая курком, но не отводя его полностью. Из всегда идеального пучка выбилась прядка, конец которой прилип к следу бурой крови на щеке. Харучие ранен не был, значит кровь была не его. — Что замерли? — непривычно низко проговорил он. — Работаем. Все в одно мгновение вернулись к своим задачам, а ангар наполнился гулом. — Ичи, сервак перегрет! Охлади, я почти закончил подбор паролей! — Она просто жена этого типа, ничего не знала. Даже когда я ее припугнул… — Что он мог там решать, ему, блять, семнадцать… — Вот этот, кажется, не из головного офиса… Почему он заходит через чёрный вход? Есть кто свободный? Можете пробить его по базам? — На девятнадцать сорок два, состояние по камере 43 в левой части входной группы: в зоне видимости были семьдесят два сотрудника, сорок один гость… Санзу затормозил прямо возле назначенного им же руководителя штаба. Мужик был ещё из старой байкерской Тосвы, больше двенадцати лет с ними. Протянул руку и снова непривычно звонко скомандовал: — Отчет. Мужчина тут же протянул бумагу со стола. Санзу молча всмотрелся в листок. — За три дня нашли семьи только четырёх нападавших? И убили только троих? — оторвав взгляд от бумаги, осведомился Харучие. — Невозможно найти всех за три дня, — устало выдохнул руководитель штаба. Выстрел раздался так неожиданно, что несколько человек в ангаре повыхватывали стволы на автомате, а во всем ангаре вновь повисла оглушающая тишина. Руководитель штаба повалился на пол с ровной дыркой в центре лба. Санзу так и не опустил руку, державшую пистолет. Выстрел был произведён почти в упор. — Раз за три невозможно — сделаете за четыре, — ледяным голосом проговорил в тишину Харучие, а после сунул бумажку тому парню, что стоял ближе всех. — Теперь ты руководитель. Работаем. В дальнем углу заискрил и вспыхнул шкаф сервера. На этот раз все вернулись к работе молча. — Где Хайтани? — по пути спросил Санзу, не обращаясь к кому-то конкретному. — Старший господин в комнате отдыха, — негромко отозвался один из бойцов. Харучие прошёл до конца ангара, где был отдельный небольшой бронированный зал, спрятанный как раз за серверами. То, что младший и старший Хайтани умудрялись находиться отдельно друг от друга должно было привлечь внимание Санзу, но сейчас все его внимание было устремлено совсем на другого человека. Ран выглядел устало и морщился, пока вычитывал какие-то бумаги. И на Санзу обратил внимание запоздало, негромко бросив: — Кого грохнул? — Кого надо, — лаконично ответил Харучие. — Ты так и не выйдешь в поле? — Врач говорит — я ещё недостаточно стабилен. А я не хочу рецидив. И никто, наверное, не хочет, — проговорил Хайтани. — Мы слишком медленно убираем виновных. Харучие без задней мысли взял со стеллажа зип-пакетик и закинул сразу две таблетки, рушась на диван. Может, таблетки хоть на время спустят его из этого состояния безмерного нервного возбуждения, что даже руки подрагивали от непроизвольного напряжения в мышцах. — Хуйня они, а не виновные, — хмыкнул Ран. — Обычное пушечное мясо. Ну гасим мы их семьи, а хули толку? Разве что дополнительно запугиваем, только нас и без того боялись. Дракена из комы это не выведет и Майки из отключки… — Глава скоро придёт в себя, — раздраженно перебил его Харучие. — Будешь ему тоже говорить, что они невиновны? — Он и сам это знает, — спокойно пожал плечами Ран. — Ты не думай, я считаю, что мы все правильно делаем. Только… бессмысленно это. Вот конкретно сейчас, пока ни Майки, ни Дракен не с нами. За что мы боремся? По инерции? — Во-первых, за то, чтобы нас тоже не грохнули, — резко отрезал Санзу. — А во-вторых, то, что глава сейчас не у дел, не значит, что мы имеем права игнорировать его волю. Помнишь же его желание? — Отомстить Вальхалле, — кивнул Хайтани. — Только пока его нет, получается, мы мстим Вальхалле и за него самого? А не станет меня — вы с Риндо будете продолжать мстить за нас всех. Не станет всех — будут мстить подчинённые. Этот круг вообще можно как-то разорвать? — Глава есть, — с нажимом проговорил Харучие, прожигая Рана взглядом. — Легче, Хару, — примирительно поднял ладони Ран. — Успокойся. Понимаю, Майки тебе важен, но не надо сходить с ума. Всех не перемочишь. Штурмом на Кисаки тоже не пойдёшь, сейчас — так особенно. Лучше нам разгрести последствия и держать руку на пульсе, пока Сано не придёт в себя и не расскажет, что нам делать теперь. — Он точно захочет знать виновных. Захочет наказать. Я знаю, — сжал руки в кулаки Харучие. — Да, захочет. Дракен был для него важнее всех, поэтому Майки не будет мелочиться. Ран сказал непреложную истину. Санзу и сам это знал. Только вот в груди сжалось. Санзу-то жил всю жизнь в парадигме, что у Майки нет слабостей. А оказалось — есть. И слабость эта — Рюгуджи. Рюгуджи, чья смерть смогла свалить с ног самого сильного человека во всем мире для Харучие Санзу. — Эй, — Ран осторожно тронул его за плечо. — Так вставило, что ли? — Нет, — хрипло выдохнул Санзу. — Просто день тяжёлый. Хайтани со вздохом поднялся, вытаскивая со стеллажа влажные салфетки, а после присел перед Санзу на корточки. — Глаз закрой, — попросил Ран, прикасаясь салфеткой к засохшему кровавому следу на его лице. — Раньше ты всегда сразу отмывался. — Не было времени. Ты можешь поехать подежурить в больнице вместо меня через четыре часа? — А ты что? Как раз бы подремал там, — усиленно пытаясь отмыть слипшиеся от крови светлые ресницы Харучие, брякнул Хайтани. — Третий день носиться под спидами — не вариант. — После конца третьих суток начнутся галлюцинации, поэтому надо успеть сделать как можно больше дел за эти трое суток, — отвёл глаза Санзу. — А мне кажется — ты просто не хочешь сидеть с Дракеном. К Майки бы ты сейчас помчался на всех парах, но тебя туда не пускают, — удивительно догадливо бросил Ран. Только вот он все равно не знал, что на самом деле творилось в голове у Санзу. К Рюгуджи он относился хорошо, но прохладно. Зато сейчас именно из-за того, что того угораздило впасть в кому, страдает глава. А вот за главу у Харучие болела и выла душа, если она, конечно, у него вообще была. И, согласно логике Санзу, получалось так, что именно Рюгуджи виноват в остановке сердца Майки. А потому высиживать у постели виноватого совершенно не хотелось. Да и смысла этого действа Харучие не понимал — Рюгуджи все равно в коме. Ничего не слышит и не чувствует, пока глава где-то там мучается от болей в сердце. С чего бы ему его жалеть? — Слушай, я понимаю, ты живешь каждый день с чётким осознанием, что он, вполне возможно, последний, — Ран словно слышал его мысли, хотя Санзу был уверен, что сохранял бесстрастное лицо все это время. — Но не все так живут. Люди, у которых есть кто-то очень близкий, родной, как бы ни старались — так не могут. Даже если нам самим умирать не страшно — страшно оставлять близкого человека. Майки тоже. Тебе надо это понять. Умирать очень не хочется лишь тогда, когда есть, ради кого жить. И тебе тоже надо себе такого человека найти. Не Майки. Майки тобой манипулирует, ты это и лучше меня знаешь. Хоть и дорожит. — Разве это играет какую-то роль? Для меня ведь должно быть важно только то, как я отношусь к нему, — мрачно проговорил Харучие. — Безответная любовь только в книжках и фильмах работает, — качнул головой Хайтани. — Человеку нужен человек. Даже такому, как ты. — Унизительно звучит, — усмехнулся Санзу. — Наоборот, — хохотнул Ран. — Тебе бы многие ещё и позавидовали. Но в больнице я посижу, так уж и быть. Взамен эта кипа бумаг достанется тебе. Ты же с Коко дружишь, значит и с макулатурой ладишь.***
Тетта ехал уже запредельно собранным. Знал, что придётся объясняться, и уже даже звание главы клана так не поможет. И приехал специально одним из первых, когда в зале для собраний сидел лишь Аки-сама, при виде Кисаки не сдержавший ехидной ухмылочки на лице. — Доброго дня, кумичо-сама, — выдохнув густой сигарный дым, хмыкнул он. — Настроение, полагаю, у вас не лучшее? — Нормальное, — сухо отозвался Тетта, занимая своё место за столом. — Доброго. А вас что так веселит? — Предстоящий разговор, — не стал врать мужчина. — Полагаю, он будет крайне занятным. — Отрадно видеть, что тяжёлые времена для клана не ухудшают вашего настроения, — все таким же строгим тоном подколол его Кисаки, закуривая. В зал прошёл Мацуда, чинно поклонившийся Кисаки и устроившийся за столом. — Господа, — он устроился на стуле, оправив укладку. — От Тосвы ещё не поступило прямых угроз в наш адрес? — Нет, — качнул головой Тетта. — Ещё нет. Канто и Тосва удивительно бездеятельны последние три дня. Трудно сказать, с чем это связано. — А что говорит наш информатор? — с порога осведомился Ягами, едва пройдя за сёдзи. — Доброго дня, господа, доброго дня, кумичо-сама. — Информатор сказал только то, что руководство Тосвы сбивается с ног, разбираясь с последствиями. И что перебили уже несколько семей наших боевиков, что погибли при операции по убийству Рюгуджи, — негромко отозвался Кисаки. — А их генеральный улетел в командировку. — В такое-то время? — приподнял бровь Аки. — Возможно, он покинул страну специально, по соображениям безопасности, — дернул плечом Мацуда. «Или вообще никуда не уезжал,» — подумал про себя Кисаки, но вслух ничего говорить не стал. Если Коконой Хаджиме и вправду никуда не уехал, то есть как минимум одно вероятное место, где он может быть — там, где прячется Майки. Но, тем не менее, отследить его не удалось. — Человек, который меньше, чем через неделю после ранения вышел назад на работу в офис? — хмыкнул Аки. — Вот уж сомневаюсь. Я запредельно удивлен, что они обошлись одним лишь высказыванием для прессы. — Информатора же до сих пор не раскрыли? — осведомился Ягами. — Возможно, скоро мы узнаем от него что-то новое? Он точно надёжный? — Мы имеем на него очень жесткий рычаг давления, — холодно отрезал Кисаки. — А Тосва, несмотря на то, что у Канто образ белых и пушистых деятелей среди обычного населения, всегда была весьма жестка с предателями. Признаться своим сам он не сможет — его прикончит их внутренняя безопасность. — Вы про того розоволосого юношу? — негромко обронил Мацуда. — Санзу Харучие, да, — отозвался Шуджи, что возник в дверях. — Здравствуйте, почтенные господа. — Доложись о Санзу совету, — попросил Тетта, складывая руки на груди. — О нем мало известно, — послушно отозвался Ханма, устраиваясь по правую руку от Кисаки. — У него есть какое-то количество подчиненных, которое нам не известно. Плюсом, его подчинённые явно интегрированы в другие отряды Тосвы и в безопасность Канто, отчего вычислить их становится только сложнее. И сам он тоже осмотрителен почти на уровне паранойи. И людей убивает без всякой жалости. Я бы сказал, что наш информатор больше всего рискует погибнуть именно от его руки. — Если его вычислят, — подметил Аки. «Вычислят,» — вновь про себя подумал Кисаки, не озвучивая этого вслух. И так он продержался дольше, чем Тетта планировал. Но теперь его точно найдут. И в целом, странно, что ещё не нашли. Ведь если Сано жив — он бы точно сразу догадался бы, среди кого конкретно искать предателя, а дальше это было делом техники. Но его до сих пор не нашли, а Тосва, кроме того, что пошла с пугающим и нетипичным для них хладнокровием резать семьи нападавших и пугать тем самым шестёрок и обычных членов Вальхаллы, ничего не сделала. Даже о состоянии Рюгуджи официально ничего не объявили, кроме того, что он выжил. Про то, что он в коме, Вальхалла узнала только от информатора. Кисаки молчаливо кивал другим заходящим членам совета, постукивая пальцами по столу. Выследить этого Хаджиме? Но если он не вылезает из убежища — как это реализовать? Учитывая то, что следить за ними и так не слишком просто. — Добрый вечер, уважаемые господа, — в двери медленно прошёл Хидосава вместе с Наоки Ханмой. Очевидно, они приехали вместе, и Кисаки подобрался, насторожившись. — Начнём, — негромко бросил Тетта, когда те заняли свои места. — Полагаю, все здесь понимают, в чем повестка нашей встречи, — хмыкнул Идо Хидосава, убрав руки в рукава юкаты. — Есть ли информация о том, почему провалилось покушение на главу Тосвы? — Случайность, — жестко отозвался Тетта. — Вы наверняка сами видели кадры аварии. Он выжил благодаря чуду, но сейчас в коме и непонятно, когда придёт в себя. — А изначальный план включал в себя то, что он умрет в аварии? — едва справляясь с подавлением ехидных ноток в голосе, бросил Аки. — Не самый надёжный план. Куда надежнее было пустить ему пулю в голову. — Так и планировалось. Но появление боевиков Тосвы из ниоткуда несколько испортило этот план, — в тон ему, на той же тонкой грани ехидства отозвался Кисаки. — Тем не менее, он выведен из строя. И, как мы думаем, надолго. — Но не мертв, — жестко отчеканил Хидосава. — Я надеюсь, мы все ведь понимаем репутационную разницу? — Но он не может командовать, — вставил Мацуда. — Судя по тому, что я знаю — его подчинённые и без него прекрасно наводят шороху, — качнул головой Хидосава. — И пугают наших бойцов. — Наших бойцов не так легко запугать, — отозвался Кисаки. — Пока что мы пугаем наших бойцов не меньше, чем Тосва. — Страх не всегда достаточный мотиватор, кумичо-сама, — серьезно хмыкнул Идо. — Мы занимаемся софистикой, — осторожно прервал всех Ягами. — У кого-то есть предложения? — Я небезосновательно считаю, что уважаемому кумичо требуется помощь в налаживании дел при нашем нынешнем положении, — подчёркнуто вежливо, но серьезно бросил Хидосава. Тишина повисла надолго. Кисаки ожидал такого. Но все равно неприятно ударило по самолюбию. — Я хотел бы осведомиться у совета, что привело к такому предложению? — строго спросил он, сверкнув глазами. — Мне кажется, что вы уделяете излишнее внимание поискам погибшего Сано Манджиро, что вредит основным нашим делам, — ни разу не стушевался старик. — Потому что я уверен, что он жив, — отчеканил Тетта. — Почему же тогда он не появился сейчас? — осведомился Аки. — Потому что он знает, что я сразу же убью его, даже если это потребует огромных усилий. — Получается, доказательством вашей теории является то, что вы в неё верите, если опустить лишнее? — осведомился Хидосава. — Вы сейчас совершаете огромную ошибку, — бросил Тетта. — Он жив, и он воспользуется вашей уверенностью в своей смерти, а после задушит нас. — Я не верю в то, что нас способен задушить один тридцатилетний мальчишка, — покачал головой Ягами. — Вы так же не верили в то, что Тосва может стать опасным противником для Вальхаллы, — Кисаки начал раздражаться, но старался держать себя в узде. — И что мы имеем теперь? — В любом случае, я предлагаю лишь разделить обязанности кумичо между двумя людьми, а не снимать их с вас, Кисаки-сама, — спокойно продолжил Хидосава. — И кого же вы выдвигаете? — осведомился Ягами. — Сайко-комон. Шуджи Ханму, — спокойно проговорил Идо. — Предлагаю голосовать, господа. Поднимите руки, кто за. Молчание в этот раз было ещё более долгим. И Хидосава долго и спокойно сидел, оставаясь единственным, кто поднял руку. Аки поднял руку вторым. Тетта впивался взглядом в каждого, кто поднимал руку, но тех, медленно-медленно набралось шесть человек из тринадцати. В остальных Кисаки был абсолютно уверен. Полностью. Был, до того момента, пока руку не поднял Наоки Ханма. — Решение принято, — сухо проговорил Хидосава. — Обязанности кумичо разделят Шуджи Ханма и действующий кумичо — Кисаки Тетта.***
Писк аппарата за прошедшее время даже почти стал привычным. Изредка Хаджиме даже, сам не зная, зачем, начинал печатать в такт монотонному небыстрому писку аппарата. Монотонному небыстрому сердцебиению Сано Манджиро. Хаджиме, если честно, избегал на него смотреть. В голове не умещалось, как этот человек может выглядеть так. Бледный, осунувшийся, с синеватыми губами. Молча лежащий на спине под капельницей вот уже несколько дней. Дышащий поверхностно, так, что заметить дыхание можно только если поднести ладонь к самому его рту. Коко раз в некоторое время так и делал, напуганный тем, что такое вообще может происходить. Молодой тридцатилетний парень, всегда выглядевший здоровее всех. Крепкий, остроумный. Всегда в состоянии работать, всегда отвечавший на телефон, всегда вменяемый и твёрдый. И вдруг остановилось сердце. Ещё и врач, твёрдо сказавший «держите его под постоянным наблюдением, судя по всему, его сердце может остановиться снова в любой момент». Коко, хоть и был четко проинструктирован на тему порядка своих действий, если такое случится, все равно паниковал. Казалось, Майки совсем ничего не держало больше здесь, и даже его бессознательное посеревшее лицо об этом говорило. Ещё врач говорил, что Майки очень худой. Коко уже четвёртый день раздумывал о том, как же вышло, что он, видя Манджиро не реже раза в две недели, этого не заметил. Как никто не заметил? Но и ответ нашёлся быстро. Пропустили, потому что не верили, что Майки может быть плохо. Что его может что-то настолько волновать. Коко вот до сих пор не верил. Даже глядя на бессознательное тело не верил, даже зная, что у Майки не так давно остановилось сердце, что он умер чуть больше чем на минуту, не верил, что это все взаправду. Казалось, что это не по-настоящему, что Сано сейчас очнётся и сам даст этому разумное объяснение. Хаджиме чувствовал себя… осиротевшим, что ли? Он сразу после рождения остался сиротой, но никогда сиротой себя не ощущал, ведь сравнить всегда было не с чем, зато теперь чувствовал это в полной мере. И ясно чувствовал, что он такой не один. Санзу вообще, по ощущениям, одичал. Его словно с катушек сорвало, когда он узнал про Майки. Он больше даже изредка не улыбался, а едва ли не подрагивал от ярости и нервов, безжалостно и сквозь зубы раздавая приказы по телефону. Потому, наверное, Баджи и просил пока не пускать его сюда — сидеть с Майки. Страшно было представить, что случится с ним здесь. А, если уж выбирать, Коко, пожалуй, больше всего бы не хотел, чтобы именно Харучие слетел с катушек, и с ним, наверное, многие бы согласились. Хаджиме общался с ним довольно близко, считал своим близким другом, но признавал, что не имел не малейшего понятия, что у него на самом деле в голове. Привычный Санзу был пазлом из социальных надстроек: вежливые кивки, рациональное мышление, редкая улыбка, где это очень нужно, не всегда понятно чем мотивированная внимательность. Настоящий же Санзу был не таким, Коко не сомневался. И, пожалуй, боялся с этим настоящим Санзу познакомиться. Хотя, наверное, Санзу и сам боялся познакомиться с таким собой. Словно по заказу зазвонил телефон, а Хаджиме дрогнул, поняв, что уплыл в свои мысли и напрочь забыл, чем должно было заканчиваться то предложение, которое он печатал. Взял трубку. — Как он? — и вновь эта интонация, словно Харучие было сложно выговаривать слова. — Ты же звонил час назад, — выдохнул Коко. — Он все так же. Как дела с ликвидацией последствий аварии?.. — Хотелось бы заняться ликвидацией причин, — интонация Санзу была такой озлобленной, что Хаджиме сам невольно дрогнул, хоть и понимал, что агрессия направлена не на него. — Ладно, — пробормотал он, не зная, что и сказать. — Я вернусь к работе… Он вновь уставился на предложение, а после стёр его, плюнув на эту почту и щёлкнув по вкладке с графиками. Сосредотачиваться на цифрах было куда легче, чем на словах. Коко принялся считать, специально без калькулятора, тихонько проговаривая числа себе под нос, чтобы в голове не осталось ничего лишнего. Получалось. Многозначные числа сменяли друг друга, но уставшая голова с трудом выдавала решения. — Получается… — шептал себе под нос Хаджиме, закрыв глаза ладонями, пытаясь высчитать процент, — получается… — Пятьдесят девять десятитысячных процента. Коко чуть не выронил ноутбук от неожиданности. Голос Майки звучал слабо и хрипло, трудно было даже сразу понять, что это вообще его голос. Он лежал ровно так же, как и до этого, бревном, не шелохнувшись. Смотрел чёрными глазами в потолок над собой. Стеклянным, абсолютно стеклянным взглядом. — Майки, Дракен жив. Он в коме. Коко выпалил это даже прежде, чем подумать. Словно ещё давно решил, что это будет первым, что он скажет Сано, едва тот очнётся. На самом деле он ничего не решал. Просто так сильно испугался взгляда Манджиро, который сейчас увидел, что поспешил выпалить именно это, надеясь, что этот взгляд изменится. И что он больше никогда не увидит у него такого взгляда. — Хорошо. Тон его не сменился ни на йоту, оставшись таким же пустым и бесцветным. И теперь Коко перепугался ещё больше, сглатывая ком в горле. Не так он должен был отреагировать. Он должен был вздрогнуть, должен был разрыдаться, хоть и никогда на памяти Хаджиме не плакал, рассмеяться, начать расспрашивать, ляпнуть что-то умное, или сказать свое извечное «я знал», но не это. «Это» Коко вообще не понимал. И нашёлся не сразу. Лишь через пару минут. — Как ты себя чувствуешь? Майки скосил на него свои стеклянные глаза. После глянул на капельницы. После вновь на потолок и бросил: — Порядок. — Я разбужу Баджи, — мгновенно подорвался с кровати Коко. На самом же деле ему просто стало очень страшно, и хотелось сбежать. Кейске поднял голову ещё до того, как открылась дверь. То ли вообще не спал, то ли спал настолько чутко. — Он очнулся, — глухо брякнул Хаджиме. Баджи молча вылез из кровати, поправляя домашние брюки, быстро заходя к Сано. Коко встал в дверях, прислонившись к косяку. Баджи же бегло глянул на аппарат, после на замершего Манджиро, что не удостоил его взглядом. Кейске, никогда не бывший жадным до знаний, пытал врача уже на улице с час на тему здоровья Сано, прописанных ему препаратов и подключенного аппарата. — Ты как? — наконец выдохнул Баджи, усаживаясь на край постели. — Подозрительно живой, — бесцветно отозвался Манджиро, а после принялся подниматься. Кейске дернулся, собираясь уложить его назад, но Сано неожиданно прорезавшимся голосом гаркнул: — Руки! Баджи отпрянул больше по привычке, а Манджиро продолжил вновь глухо: — Я не мёртвый. Потому и трупом лежать не буду. Хаджиме горестно смотрел на то, как крупно дрожали его увитые мышцами и вылезшими прямо под кожу венами руки, когда он поднимал спину, чтобы сесть. — Тебе нужен покой, — бросил Баджи. — Сними капельницы. — Нельзя. Врач запретил. — Иначе сниму сам, — ровно бросил Майки, никак не отреагировав на новость о том, что в этом доме впервые за долгие годы побывал чужой человек. — Посиди так, пожалуйста, — сокрушенно покачал головой Кейске. — Хотя бы до прихода врача. — Собери всех, — продолжал игнорировать его Манджиро, медленно разминая затёкшие плечи. — Как можно быстрее. — Не раньше, чем тебя повторно осмотрит врач. Он попросил найти твои медицинские карты и хотел пообщаться с тобой лично, — голос Баджи сделался тверже. — И сейчас все парни заняты. Собрать их раньше, чем завтра, не получится. — Значит пусть приходят завтра, — выдал Сано, бесцеремонно дёргая катетер из руки. Баджи с Коко лишь смотрели за тем, как он вырастает на таких же трясущихся ногах. Спорить было бессмысленно, они оба это знали. А картина вводила в ступор. Не верилось в то, что было перед глазами. Манджиро сделал несколько тяжёлых шагов, насколько хватало проводов подключённых датчиков, глянул в окно, а после тихо бросил, видимо, сам себе: — Ты меня убьешь тем, что выжил… И рухнул на пол, а прибор завизжал.***
Коко разглядывал розовые рубцы повыше ключиц и на плече, приспустив один рукав рубашки. Не понимал, с чего вообще взялся разглядывать шрамы, для чего, морщась, тыкал в них пальцем. До этого шрамы перекрывали бинты и повязки, во время перевязок Хаджиме на руку не смотрел. Даже не потому, что боялся крови, а просто был слишком занят, строча в телефоне левой. А после того, как повязки сняли и он оказался прикованным к постели Майки — он и вовсе забыл о том, что на нем были какие-то шрамы. А теперь, приехав утром в офис Канто впервые за долгое время, залип перед зеркалом, разглядывая рубцы. Думал вчера, что сегодня в дороге будет нервничать как минимум до тех пор, пока к нему на шоссе не приклеится сопровождение. На деле же ехал, даже ни о чем не думая. Просто молча тащился по проселочным в тишине. В дверь постучали, и Хаджиме на автомате выдал «да-да», почему-то даже не подумав, что странно выглядит сейчас, стоя с одним голым плечом перед зеркалом. Но, на его счастье, это был Инуи, а не кто-то из работников. — Разглядываешь? — Сейшу без всякого спроса подобрался к нему со спины, обняв за талию и уложив лоб на здоровое плечо. Волосы его стали жесткими и кололись, должно быть, он мылся просто шампунем последнее время, экономя время на кондиционере. И одеколоном привычным он не пах, забывал, или давно не был дома. — Некрасивые, — с неясной усмешкой выдохнул Хаджиме, когда Сейшу тронул рубец на его плече. — Помнишь, ты раньше не разрешал мне трогать свой ожог на лице?.. — Помню. Ты все равно красивый, — проговорил Инуи, ткнувшись губами ему в шею. Он был побледневший, с большими чёрными кругами под глазами. Выглядел, казалось, ещё более замученным, чем сам Коко, хотя, может, так просто казалось на контрасте. Хаджиме натянул рубашку назад, застегивая пуговицы. Бросил негромко: — Ты по работе? — Если нет — выгонишь? — Я и сам за ноутбук возвращаться не тороплюсь, — пожал плечами Коко. — Я и по работе, и нет, — Сейшу устало приземлился на диванчик, запрокинул голову. — Давай для начала разберёмся с работой. — Давай, — эхом кивнул Хаджиме, клацнув на кнопку интеркома. — Такемичи, два больших эспрессо, пожалуйста. Что там? — Завод. Который оружейный, в России. Надо с ним что-то сделать, — Сейшу потёр переносицу. — Либо расширить штат под него, либо нахер его слить. Юристам не хватает рук, мне и близнецам в нынешних условиях вообще заниматься этим некогда. А нас все жмёт министерство обороны, и прекращать они не планируют. Последний раз, если честно, я еле сдержался, чтобы не послать их нахуй. — И послал бы, — нетипично для себя хихикнул Хаджиме. — Молча бы стерпели, не убивать же им тебя за это. Я подумаю сегодня, как с этим быть. Ещё что-то? — Да насрать на остальное, — отмахнулся Инуи, наконец разглядев, в каком именно Хаджиме состоянии, и бросив затею на корню. — Как Манджиро? Коко мгновенно помрачнел, отъехав от стола на кресле. Прошерстил пальцами свою белоснежную голову и бросил: — Я не знаю, как это назвать. Он похудел. Кажется, уже давно. Весит сорок семь килограмм, врач сказал, что оставшееся — практически одни мышцы. И сердце… Оказывается, с ним это уже очень давно. Просто из-за стресса, когда Дракен… Короче, прогнозов у врача нет. Говорит — больница не поможет. Не знает никто, как такое лечить. — Пиздец, и что мы будем делать, если… — Что «если», Сейшу? — вдруг удивительно суровым, нестандартным для него тоном, брякнул Коко. — Если кто-то из них… не выживет, не придёт в себя — то мы сдохнем. По очереди, толпой — не знаю. Но мы сдохнем. Хаджиме тихо выдохнул весь запал вместе с воздухом из лёгких и добавил: — Поэтому нам нужно не сдохнуть хотя бы до этого. Такемичи, вошедший ровно на этих словах, нервно сглотнул, оставил кружки и торопливо вышел. — Я хотел предложить, — негромко начал Сейшу после долгой паузы. — Знаю, что сейчас это прозвучит ещё больше не к месту, чем обычно, но… поехали отдохнём? Два дня. Какучо давно звал в свою виллу на Филиппинах. Иначе, мне кажется, мы все тут сдохнем естественным путём. Коко задумался, потягивая кофе, а после вдруг кивнул: — Да. Поехали. Возьмёшь билеты? — Возьму, — Сейшу постарался не выдать лицом своего удивления от такого быстрого согласия. — У тебя по датам… — До среды ничего не согласовано, — качнул головой Хаджиме. — Ты же скинешь мне билеты, как возьмёшь? — Конечно, — кивнул Сейшу. — Ладно, я, наверное, поеду домой… Три дня уже не был.***
***
— Спасибо, что съездил со мной, а то я не выспался… Наговорил бы ещё этим ублюдкам лишнего, пока у нас такой пиздец сейчас, — устало зевнул Мицуя, вылезая из автомобиля, знаком показывая тачкам сопровождения разъезжаться. Три черных тонированных фургона с вооруженными бойцами моргнули фарами и по одному выехали с парковки дома Такаши. Теперь без сопровождения, как минимум, трех машин с охраной, никто не отъезжал от дома даже до офиса. Хотя, наверняка какой-нибудь Санзу или Казутора изредка игнорировали охрану, только вот та в большинстве случаев все равно пристраивалась сама собой по пути. Мицуя точно не знал, но догадывался, что у Санзу есть специальные люди, которые за этим следят. На Такаши же постоянные стрессы повлияли настолько, что он уже не знал, чего боялся больше — стать параноиком или просто сдохнуть. — Да брось, — отозвался Хаккай, глядя в спину Мицуи, пока тот снимал отпечаток пальца и следом вводил десятизначный код просто чтобы попасть во входную зону подъезда. — Я останусь у тебя? Дома киснуть совсем не хочется. — Естественно оставайся, какие проблемы? — Хаккаю показалось, что в голосе Такаши прозвучало что-то похожее на облегчение. — Выпьем? Могу заказать доставку, дома шаром покати, некогда есть, да и некому особо… Вот бухла зато полно. — Да я особо не пью, ты же знаешь, — мягко отмахнулся Шиба. — Но сейчас бы выпил. Они прошли прямиком на кухню, и Мицуя прямой наводкой двинулся к барному холодильнику, в котором стояли разномастные бутылки, попутно скидывая пиджак прямо на столешницу. — Вискарь ты не любишь, я знаю… Сейчас что-нибудь найдем, — копаясь в бутылках, бросил Мицуя. — Глянь пока, что в холодильнике есть, может там что-то и завалялось, не помню. Из холодильника Хаккай выгрузил на стол закрытую банку оливок. Больше там ничего не водилось, должно быть, горничная повыкидывала все, что завалялось и испортилось. Мицуя же извлек из минибара на стол бутылку апельсинового ликера и бурбон, видимо, для себя. — Вот, не скажу, что не крепкое, но по вкусу точно получше. Девчонки для себя накупили, наверное, — Мицуя застрял на полуслове, так и не закончив предложение, махнув рукой. — Давай, садись. Хаккай только хмыкнул, отмечая про себя, что Мицуя за последние полгода ощутимо постарел на вид. Он уже совсем не напоминал того парня, с которым они сидели в малолетке. Такаши приобрел странные возрастные повадки: мог надолго застрять взглядом на чем-то одном с таким лицом, словно вспоминал прошлое. Жевать губами, задумавшись. Шумно и тяжко вздыхать. По остальным парням такого заметно не было, но вот именно Мицуе сейчас даже положенную тридцатку на вид дать было трудно. Они чокнулись бокалами, а Хаккай негромко бросил: — За что пьем, Такаши? — Чтобы все наконец успокоилось, как можно скорее и без потерь, — на одном дыхании проговорил Мицуя, словно весь день вынашивал это предложение, чтобы за это выпить, а Шиба молча поддержал, кивнув. Хаккай всю свою жизнь особо много не пил — пугало его ощущение потери контроля над собой, да и похмельем он мучился жутко. На фоне парней, что всю их взрослую жизнь бухали, казалось, каждый день, но при этом и бровью не вели, оставаясь такими же собранными и серьезными, как и трезвыми, он чувствовал себя неловко, но деваться было некуда. Он вообще на их фоне постоянно чувствовал себя неловко. Вот Казутора — даже когда вокруг полный пиздец, он обычно оставался спокойным и собранным. Санзу, хоть и оставался в глазах Шибы конченным психом, вообще никогда не бывал нервным, правда с таким же хладнокровием делал и те вещи, где нервничать — сам бог велел. А сейчас ему почему-то не было страшно пить, а даже хотелось напиться. И будь, что будет. Мицуя его знает, как облупленного, и вряд ли Хаккай сможет его чем-то удивить. И Шиба опрокинул бокал разом, на что Такаши даже не обратил внимания, занятый попытками потопить обратным концом ручки всплывающий в бокале бурбона лёд. — Даже не знаю, как страшнее — если Дракен не выкарабкается, или если Майки вдруг… — вновь старчески вздохнул Мицуя, делая глоток. — Страшнее — если оба, — отозвался Хаккай. — Вообще, меня пугает, что мы настолько привыкли к смертям, что смотрим на такое как на вероятности. — Мы, наверное, пытаемся так подавить в себе страх, — дернул плечами Такаши. — Паникой точно ничего не добьёмся. — Если мы постоянно будем подавлять в себе страх — мы однажды не забудем, каково это? Бояться за кого-то? — Кто знает? — вновь со своей старческой интонацией выдохнул Такаши. Он включил на фоне какую-то неторопливую музыку, и следующие десять минут они пили молча. Такаши пялился за окно, а Хаккай — на Такаши. Все-таки, даже если ему и кажется, что Мицуя постарел — то он все еще такой же красивый. Ровная линия челюсти, чуть сухие кончики отросших волос, вечно потрескавшиеся тонкие губы. Красивый, просто уже не тот подросток, с которым Хаккай прятал закладки, а взрослый мужчина. — Знаешь, нам, может, и неплохо было бы разучиться бояться. А то я уже устал нервничать, — нарушил тишину Такаши, но Шиба его почти не слушал, уплыв глубоко в свои мысли. — Может, было бы легче вообще ничего не чувствовать? Не злиться, не ненавидеть, не грустить. — Ты бы предпочёл вообще ничего не чувствовать? — грустно усмехнулся Хаккай. — Иногда думаю, что да, — тяжело вздохнул Такаши. — Но давай лучше не будем об этом. — Как там Луна и Мана? — уже немного несвязно спросил Хаккай, подпирая рукой голову, вновь окидывая взглядом профиль Мицуи, его руку с закатанным по локоть рукавом рубашки, в которой он крутил бокал бурбона. — Да как? — безрадостно усмехнулся Мицуя, не замечая на себе взгляда. — Если в офисе встречаемся, то Мана на меня даже не смотрит, а Луна поглядывает, но не подходит. Ну и, естественно, не здороваются. Вот я не понимаю, это я виноват в том, что не дал им сторчаться? Или как это работает? — Не виноват, конечно, что за бред, — Хаккай отрицательно мотнул головой, вливая в себя еще щедрую порцию ликера, отвлекаясь от разглядывания Такаши на бутылку. — Ты все правильно сделал, они поймут, просто надо дать им время. Они же подростки еще, по факту. — Хороши подростки, по двадцатке обеим, — невесело усмехнулся Мицуя. — Суть в том, что если друг друга избегать и не разговаривать — ничего не решится. Может, позвонить им? Я же старший, должен быть мудрее, наверное… — Не думаю, что это хорошая идея, — Хаккай неожиданно сам для себя положил ладонь на тянущуюся к телефону руку Мицуи, останавливая. — Скорее всего твою мудрость примут за слабость, и ты только отсрочишь их… просветление, ну, или как это сказать… — Вот черт, — Мицуя закрыл глаза, откидываясь на стуле, не убирая руки, на которой все еще лежала горячая ладонь Шибы. — Всю жизнь, блять, так: хочешь, чтобы как лучше, а получается… Это невезение такое, или я правда всю жизнь такой долбоеб?.. — Така, оставь это на время. Просто оставь, иногда все должно разрешаться само собой. Делай то, что делал всегда, — теперь уже не осмеливаясь убрать руку, чуть хриплым голосом ответил Шиба. Он давно уже смирился с тем, что Мицуя никогда не полюбит его в таком же ключе в ответ и был счастлив просто быть рядом в качестве друга, но алкоголь, эти редкие откровения от Такаши, что он бросал одно за одним — все это делало что-то невообразимое с ним, и Хаккай так и не заставил себя убрать ладонь, хоть это и давно уже вышло за рамки «по-дружески приличного». — Вот как я умудрился просрать последнее, что у меня осталось от семьи? — с горечью в голосе спросил Такаши, абсолютно не замечая, казалось, изменений в поведении Шибы. — Всю жизнь горбатился после смерти родителей, чтобы не потерять последних близких людей, и что? Последних близких? Хаккаю вдруг стало до колющего ощущения в груди больно. Конечно, для Мицуи он-то просто бессменный товарищ, наверное, такой же, как какой-нибудь Майки или Баджи… Просто времени они вместе проводят чуть больше. Но для самого Хаккая-то никого ближе Мицуи не было. Совершенно никого. И его сорвало. — Не говори так, — прошептал Шиба, придвигаясь ближе к Такаши, оказываясь лицом с ним на одном уровне, заглядывая в глаза. — Я всегда буду на твоей стороне, Така, что бы ни случилось. Для меня ты — единственная семья, даже если тебе так не кажется, и это для меня очень серьезно. А девочки — они обязательно возьмутся за ум, рано или поздно. — Я знаю, — прикрыл глаза Мицуя, слегка сползая по спинке стула, другой рукой ослабляя галстук на шее, отчего Шиба гулко сглотнул, с усилием возвращая взгляд на прикрытые глаза. — Ты тоже часть моей семьи, ты же и сам знаешь. — Да, — ответил Хаккай, ощущая запах одеколона Мицуи и алкоголя настолько сильно, что почти кружилась голова. — Веришь же, что я никуда не денусь? — Верю, Хаккай, — Мицуя улыбнулся краем губ, поднимая на него взгляд, — спасибо, бра… Он не успел закончить предложение, как его вдруг поцеловали. Да ещё и с совершенно неожиданным напором. Слегка влажная ладонь коснулась его скулы, но Такаши просто замер, не начав ни сопротивляться, ни отвечать, с широко открытыми глазами, абсолютно недоумевая с ситуации. Для него Хаккай был другом на уровне родного брата, но вот чего-то такого он совсем не ждал. Все вертевшиеся мысли разом вышибло из головы, оставив лишь звенящую пустоту и лёгкий шок. Не столько от испуга, сколько от неожиданности. Хаккай и не думал ни секунды до того, как это сделать, он просто поддался внезапно возникшему порыву, просто увидел, как Мицуя слегка улыбнулся его словам, и, чертыхнувшись про себя, сорвался. Но ответа Хаккай так и не получил, и так же резко оторвался, опомнившись. Мицуя смотрел прямо на него несколько ошарашенно, но вполне трезво, а вот сам Хаккай почувствовал, как у него в голове мутнеет от резко поднявшегося давления. — Хаккай… — первым начал диалог Такаши, вдруг отчего-то охрипший. — Что это было? — Что это было? — Хаккай криво усмехнулся, для себя отмечая, что хотя бы не получил по ебалу, а касаемо остального уже никак не отвертеться. — Это… это мне надо было ртом слова говорить, а не… Забудь, ладно? — П-понятно, — нет, Мицуя не был наивным девственником в свои тридцать лет, и даже понял, наверное, всё в ту же секунду, но обдумать не успел, а потому и сказать ничего вразумительного не мог. — Ты… прости меня, Така, — зато на Хаккая обрушился шквал беспорядочных мыслей, о том, что он, наверное, только что за секундный порыв потерял и друга, и любовь, да и уважение Мицуи, до кучи. — Я, наверное, пойду… И Шиба не стал ничего дожидаться, вылетая пулей в коридор. — Подожди, — запоздало спохватился Такаши, когда Шиба уже почти покончил с напяливанием ботинок. — Давай поговорим… ну, об этом… — Нет, Така, не надо, — Хаккай, обувшись, выровнялся, краем глаза глядя на экран, избегая смотреть на друга. — Прости меня, я не знаю, что на меня нашло, правда, давай забудем об этом. — Да… блять, епта, что за день! — психанул на самого себя Такаши за то, что не мог ни единого нужного сейчас слова из себя выковырять и мямлил как полнейший еблан. Но Хаккай его раздражение истолковал неправильно. — Я очень буду тебе благодарен, если мы это забудем, — Шиба повернулся спиной, но его голос сорвался на полушепот, предательски дрогнув. — Я поеду домой, прости… И выскочил за дверь, а Мицуя тяжело зажмурился, прижав ладонь ко лбу, шикнув себе под нос: — Ну ты и еблан, Мицуя Такаши…***
— Здравствуйте, господин, — поклонился доктор в дверях. С ним была целая кипа переносной аппаратуры, которую помогал тащить Кейске. Майки кивнул, не глядя, а после отставил ноутбук. Осмотрел доктора с ног до головы ничего не выражающим взглядом. Хмыкнул. Уставился в стенку. — Как себя чувствуете? Что болит? — Сердце, — усмехнулся Сано. — Оно же остановилось, доктор. — Да, — покивал врач, раскладывая аппаратуру. — Господин Баджи, вы достали медицинскую карту господина? — Не я, но вот она, — Кейске протянул откуда-то добытую кипу документов в папке. В дверях нарисовался Коко в пальто и Санзу, нервно заламывающий свои пальцы. До этого его сюда не пускали, но сейчас он даже разрешения спрашивать не стал. Пусть лучше глава накажет, но Харучие жизненно необходимо было услышать, что скажет врач. Впрочем, Сано ничего не сказал и ругаться не стал. Только негромко спросил: — Ты карту искал? — Да, — вместо Санзу ответил Баджи. — Не стойте в дверях, раз уже пришли, — бесцветно обронил Майки. — Господин, не могли бы вы мне пока рассказать, что с вами происходило, когда вы получили травму спины? — проговорил доктор, положив папку на постель рядом с Сано. Тот немедленно подгрёб ту к себе и раскрыл. — Удивлён, что они вообще что-то записывали, — усмехнулся Манджиро, перебирая листы. — Мне сломали спину многочисленными ударами о стену гаража. Санзу выглядел белее листа бумаги, а сидел, словно провинившийся школьник, по струнке, сложив руки на коленях. Коко же напротив прильнул головой к шкафу, растекшись, бросив даже затею педантично снять с себя пальто. — Поперёк? О какой-то выступ? — продолжая собирать прибор, спрашивал врач. — Плашмя, — странно улыбнулся Сано. — Сначала собрали те позвонки, что были разбиты в крошку, потом сделали операции и поставили титановые стержни. Но что-то пошло не так, и началось воспаление. Начали гнить позвоночные диски. Обратили внимание на это только тогда, когда у меня поднялась температура до сорока с чем-то градусов. Сделали ещё одну операцию, вычистили все, что сгнило, но спина потеряла подвижность, а позвонками зажало нервы, и я почти не чувствовал ног. — Это вам было… — Девять-десять, — безразлично прокомментировал Майки. — А потом я встал на ноги. — Можно мне глянуть карту? — наконец покончив с оборудованием, осведомился доктор. Сано протянул папку, а врач тихо подметил: — У вас руки так трясутся… — Это от холода, — дернул плечом Манджиро, а после не слишком приятно улыбнулся. — Ну или от эпинефрина, которым вы щедро разбавили мою капельницу. — Разбираетесь в препаратах? — чуть смутился врач. — Очевидно, хуже вашего, — усмехнулся Сано. — Вы не были под наблюдением врача. Эпинефрин я добавил для стабилизации пульса на верхней границе, — объяснил врач, открывая карту. — Уменьшал риски. А как вы снова начали ходить? Что врачи делали в качестве реабилитации? Потому что, судя по рентгену… — Какая реабилитация? — продолжил безразличным тоном Сано, приподняв бровь. — Это все делали в больнице при СИЗО. Ко мне после второй операции двое суток даже не заходил никто. Если бы я умер — им бы было выгоднее, не надо было бы устраивать дальнейшие допросы и суды. — И как вы встали? — Сам. Через неделю. Я начал немного чувствовать мышцы ног, но не понимал, как их передвигать. Просто напряг все мышцы ног на максимум. Сначала стоял на прямых ногах. Потом переставлял ноги руками, а потом, как разобрался, каким образом сгибать колени, все свободное время стал качаться. Так и встал на ноги. — Должно быть, это было невероятно больно, — сочувствующе бросил врач, листая карту, а после вчитался во что-то и помрачнел. — Здесь написано, что вам выписывали морфин. И метилпреднизолон… и… — Об этом у меня можно не спрашивать, я не помню всего, чем меня пичкали. — И они давали вам это, когда вам было девять? — голос врача заметно мрачнел. А Санзу становился все белее, словно намеревался стать прозрачным и вовсе исчезнуть. Дорогущие брюки он смял на коленях пальцами. Сейчас сбывались все его страшные сны разом. — В девять, и дальше, — безразлично покивал Манджиро. — Говорю же, не могу вам ничего сказать про таблетки. Я половины могу чисто физически не помнить, потому что был без сознания. Врач долго молчал, читая карту. Баджи смотрел на аппарат с показателями, словно пытался его загипнотизировать, Коко слушал писк, прикрыв глаза, а Санзу не удержал себя на месте, вдруг ринувшись к кровати Майки одним резким движением и рухнув перед ней на колени, немного испугав врача. И тут же прильнул лбом к мирно лежащей руке Манджиро, будто та была святыней. — Простите меня, — дрожащим голосом высипел Харучие под озадаченным взглядом всех, кроме врача, что лишь глянул на него и отвернулся. — Простите… — Ну что ты, — пустой и безразличный Майки вдруг по-отечески мягко улыбнулся, а после растрепал свободной рукой ему идеально уложенную причёску. — Ты не виноват. Просто жизнь всегда все расставляет на свои места. Садись, дай доктору поработать. Он словно говорил с семилетним ребёнком. И поджарый Санзу, в непотребно дорогом костюме, натягивавшемся на широкой груди, человек, которого, когда он заходил в помещение, боялись даже те, кто ни в чем не виноват, превратился в ребёнка. Прильнул к ладони Майки уже щекой и задрожал, сдерживая слезы. Сдерживал успешно, но Коко с Баджи смотрели во все глаза, никогда такого не видевшие. Санзу, впрочем, приказ помнил, быстро отпрянул, едва доктор закрыл карту. — Давайте я сделаю УЗИ и ЭКГ. Посмотрим сердце. Снимайте майку, господин, — негромко скомандовал доктор. Пока Сано послушно и похуистично ворочался под команды врача, Баджи морщился. Как можно было это проебать? Майки был даже худее, чем в тюрьме. Сейчас он прогонял в голове все те мгногочисленные разы, когда Майки отказывался от еды под разными предлогами, и проклинал себя за то, что, почему-то, не задумывался об этом. Просто… Майки же не мог сознательно морить себя голодом? Точнее мог, но не бесцельно, а чтобы, например, заставить кого-то что-то сделать. У Майки же все — часть плана. Может и сейчас это все части плана? Но частью какого, блять, плана, это может быть? Зато вот Санзу выглядел так, что ещё чуть-чуть, и откачивать придётся его. Даже Хаджиме, заволновавшись за него, приобнял его за плечи, хотя знал, что Харучие такое не любит и едва ли терпит. И, когда врач закончил, Майки негромко бросил: — Коко, выведи Хару, Баджи пусть останется. — Но, — дрожаще запротестовал Санзу. — Он вам все равно все распиздит, как только выйдет, — вяло махнул привязанной к капельнице рукой Сано. — Выйдите, приказ. Хаджиме осторожно вывел Санзу под руки, а Кейске глянул на врача. Майки не смотрел. Майки смотрел на аппарат и беззвучно постукивал пальцем в такт ударам своего сердца. — Все хуже — чем я предполагал, — озаглавил врач. — Сколько? — не сдержался Баджи. — Не знаю, — доктор пожал плечами. — Может пару лет. Может — завтра. Изначально у господина врожденные заболевания сердца, и не одно — а сразу комплект. А травмы, стрессы, физические нагрузки и, самое главное, все препараты, которыми его пичкали на протяжении всей жизни, усугубили состояние. Довели до критического. Теперь его жизнь — вопрос случая и, конечно, времени. — Нужна операция? Какие шансы на успех? — оживился Кейске. — Не нужна, — мрачно качнул головой доктор. — Это неоперабельно. Извините. — Да ничего, — легко и едва заметно улыбнулся Сано, так и не глянув на него. — Не может такого быть, — твёрдо покачал головой Кейске, сложив руки на груди. — А пересадка сердца? — А со всеми венами и артериями что будем делать? — грустно усмехнулся доктор. — Поверьте, я правда очень хотел бы сказать вам что-то другое… Я буду подбирать вам препараты. Ешьте больше, соблюдайте мои рекомендации, и у вас будет… пару лет, может — больше. Кейске просто не смог больше стоять в комнате. Вылетел пулей. А Майки спокойно перевел взгляд на врача. — А между нами, пока ваших друзей здесь нет… Тренировки могут остановить ваше сердце в любой момент. А без них вы, вероятно, снова окажетесь в коляске. Советовать вам ничего из этого не буду, вижу, что не послушаете. — Два — это в большую или в меньшую? — пространно осведомился Сано, но врач его понял. — Скорее в меньшую. Берегите себя. За стеной раздался тихий скулёж Санзу.***
Первым на собрание примчался Мицуя. С порога затребовал виски, хлопнул сотку прямо в коридоре и рванул к Сано. — Эй, брат, — Такаши подлетел к кровати, без спроса усаживаясь на краешек, пока Манджиро скроллил что-то в ноуте. — Ты как? — Как в сказке, — отозвался Майки, не обернувшись. — Садись куда хочешь, сейчас другие подойдут. — Ну ты… В общем, что с давлением? Что врач говорит? — очевидно, Такаши изначально рассчитывал на более развёрнутый ответ. — У Баджи спроси, я занят, — отмахнулся Сано. Естественно, Баджи и так ему уже все рассказал, как и всем остальным. Мицуя просто подумал, что Майки захочет выговориться или хотя бы пообщаться с кем-то о том, что случилось с Дракеном. Но, видимо, ошибся. Потому Такаши расстеряно приткнулся у Сано в ногах, уставившись в телефон. Казутора прибыл почти одновременно с Инуи, активно обсуждая что-то, задержавшись на крыльце, чтобы покурить, и их там же нагнали близнецы. Коко приехал на тачке Санзу, поскольку тот забирал его из офиса, им же на хвост присел и Хаккай. И из них уже никто не торопился внутрь, словно стараясь оттянуть момент. Последними притащились Ран с Риндо. И тогда уже пришлось заходить. Обычно они собирались в зале, а не в тесной комнатке Сано, а потому сразу 11 здоровых мужиков, не считая самого Майки, помещались здесь едва-едва. Баджи подпирал косяк двери, пялясь расфокусированным взглядом в коридор. Близнецы дружно оперлись задницами о комод, тесно прижимаясь друг к другу плечами. Коко сидел на другом краешке кровати Сано вместе с Такаши, оба Хайтани расселись на полу у стены, рядом с ними стояли и Инуи с Хаккаем. Казутора сидел на подоконнике, и лишь Санзу сидел на полу прямо около изголовья Сано, держа для него пепельницу, что Майки затребовал и даже поссорился на тему курения с Кейске на низких шипящих тонах, словно бы нужно было от кого-то что-то скрывать. Сано с наслаждением прикурил, выдыхая тяжёлую струю дыма, а после негромко бросил: — Докладывайте. Количество охраны вокруг больницы, где лежит Дракен. — Контур всего учреждения — двадцать, внутри по пять на этажах, двое у палаты, — спокойно отчитался Казутора. — Удвой, — прохладно скомандовал Майки. — Палату? — Вообще всех. — Где я тебе столько бойцов найду? А их обычная работа? А кортежи, а офис? А командировки? И они, вообще, живые, и иногда ещё отдыхают, Манджиро, — нахмурился Казутора. — Это приказ, Тора. Найдёшь. Или я их должен искать вместо тебя? И чтобы у палаты люди были настолько надежные, что их можно было бы даже сюда привезти, это ясно? — Ты просишь от меня невозможного. — Нет, — качнул головой Сано. — Я требую от тебя невозможного. Хайтани, Санзу, сколько наказанных за теракт? — Двадцать, плюс их семьи, у кого были, — напряженно отозвался Риндо. — Остальных не опознали, либо их повязали менты. — Значит наведаться в СИЗО. Но там никого не убивать. Вызвать на свиданку, изувечить и опустить. Если Наото будет возмущаться — пусть звонит мне. И ещё, чтобы разослали их по всем возможным колониям Японии. Коко. — М? — Заводы в России продавайте почти за бесценок, но на контрактных условиях. Детали прописал, отправлю тебе на почту. — Так там владелец Рюгуджи. У нас на руках от него доверенности на меня нет, а вертеть такую сделку сразу после инцидента с Дракеном по доверкам, сделанным задним числом… Ну так только последний дурак сделает. — Поэтому ты туда поедешь и будешь вести с ними открытый диалог, что доверки у нас херовые. С тобой поедут Нахоя и Ран. Детали позже расскажу. Мицуя, Хаккай. — Да? — Возьми из прибыли нужную сумму, поговори с Саусом. Пусть он соберёт своих гавриков, мы добавим своих, тех, что пожёстче, и толпой их в Афган. Вооруженными. Задача — оборвать поток того, что идёт оттуда. Выгодно и нам, и Терано, уверен, он согласится. Да и он явно любит хуярить всех, кого ни попадя, направо-налево. — Там у них в Афгане боевики, Майки, — хмыкнул Мицуя. — А я от нас предлагаю аналитиков из офиса отправить, что ли? — приподнял бровь Сано. — Майки, где нам взять столько людей? — вновь влез со своим вопросом Тора. — Так придумайте! — повысил голос Майки, закашлявшись от сигаретного дыма. Все замолчали надолго. Сано прокашлялся, аппарат протестующе запищал, но быстро успокоился, а Манджиро, продышавшись, сипло продолжил: — Инуи, кортежи и охрану руководства в офисе тоже вдвое. Риндо, Соя — всех бойцов, пока они не на работе — массово на обязательное дополнительное обучение. Гранаты, стрельба, рукопашка, экстремальное вождение, с которым у нас, видимо, проблемы. Все всё поняли? — А я? — подал голос Санзу. — А ты останься, — хмыкнул Сано. — Все свободны. Все вышли из комнаты в гробовом молчании, и двинулись в сторону улицы, не сговариваясь. Там закурили, а Казутора негромко осведомился: — Он хоть у кого-то спрашивал о состоянии Дракена? Ответом ему стояло молчание и мрачное покачивание головами. — Может, у Санзу? — предположил Соя. — Санзу после окончания операции там ни разу не было, — кашлянул Ран. — Я ездил вместо него. И он сам ничего ни у кого не спрашивал. — Пиздец, — одними губами резюмировал Баджи. Но все услышали.***
Когда они остались наедине, Майки долго молчал, глядя в стену перед собой. Харучие же замер, не дыша, разглядывая его утончившийся профиль. Разрешили бы ему просидеть так вечность — он был бы самым счастливым человеком на свете, даже не смотря на затёкшие ноги и руки, что держали пепельницу. Но Майки тихо заговорил, не отводя взгляда от одному ему известной точки на стене: — В наших рядах есть предатель. Не так много людей знают о перемещениях Дракена постоянно, и ещё меньше знают маршруты. И те нападавшие на Коко проникли на территорию парковки тоже не собственной хитростью, сам знаешь. Это кто-то довольно близкий к руководству или кто-то из руководства. И на кого реально надавить. Мне нужно, чтобы ты лично и тихо нашел его и взял. Не убивал. Запер и пытал, даже если он сразу обо всем сознается. Но все еще не убивал. Я хочу поговорить с ним лично, ладно? — Я сделаю, глава, — строго кивнул Санзу. — Не сиди на полу, садись рядом, — вдруг отмер Сано, кивая на кровать. Санзу послушно поднялся и сел рядом, но на небольшом расстоянии, уважительно. Господин ведь наверняка именно это имел в виду. — Поставь ты пепельницу на кровать, не держи, — без раздражения проговорил Сано, похлопав ладонью по пространству между ними. Харучие послушался, замер, ожидая дальнейших указаний. Майки закурил новую, огонёк сигареты дрожал в руках. Провёл ладонями по своему лицу, вздохнул глубоко, а после протянул сигарету Санзу, довесив: — Будешь? Он никогда раньше так не делал. Не предлагал ему разделить сигарету, ту, что только что сам сжимал между губами. Харучие принял ее с великой осторожностью и зажал между своих губ запоминая каждое из этих мгновений. Вдохнул. Эта была самая вкусная сигарета в его жизни. И Майки вдруг уложил ему голову на плечо. Санзу не дрогнул, а закаменел, боясь двинуться. Но Майки повернул голову, ткнувшись носом ему в грудь и поёрзав, укладываясь поудобнее. А у Санзу сердце удар пропустило. — Мне страшно. Веришь? — горячо шепнул Сано ему в ключицу. Сквозь тонкий шелк рубашки ключицу обожгло. — Нет, — честно отозвался Санзу почти беззвучно. — Никто не верит, — усмехнулся, так и не поднимая головы с его плеча, Майки. — А знаешь, почему страшно? — Почему? — послушным эхом бросил Харучие. — Потому что я должен бояться смерти. А я не боюсь. И это меня пугает, — тихонько хихикнул Майки. — У меня всегда всё так запутанно, да? — Да, — шепнул Санзу. — Но ты ничего не бойся, ладно? — продолжил шептать Майки, а правая ключица Харучие, казалось, скоро расплавится. — Ты же не веришь, что я умру? — Не верю, — сокрушенно помотал головой Санзу, судорожно втягивая последнюю тягу из сигареты. — Вот, — Майки прикрыл глаза, и Харучие этого не видел, лишь почувствовал, как пощекотали длинные ресницы его грудь. — А существует, на самом деле, только то, во что ты веришь, знаешь же? Поэтому для тебя я и не умру. Никогда. А после Сано оторвал свою голову и зашевелился, выравниваясь и вытягивая новую сигарету из пачки, протягивая ту и Хару. — Давай покурим ещё одну, и ты пойдёшь, — негромко бросил Майки, закуривая. — Вы не умрете, — твёрдо кивнул Харучие.***
Санзу, выходя из машины, оступился, чуть не рухнув на асфальт, неаккуратно дёрнув руками, и не упал лишь благодаря руке Риндо, подхватившей его за плечо. — Ты чего? — нахмурился Хайтани. — Отродясь не падал. — Четвёртые сутки, — сухо отозвался Харучие. — М, — понятливо хмыкнул Риндо, закидывая сумку на плечо. — Сколько фена сегодня вдолбил? — Хуй знает, миллиграмм сто, может двести, — хмыкнул Санзу подходя к охране возле входа в СИЗО. — Нас ждёт господин Тачибана. — Четвёртый этаж, — скупо отозвался СИНовец. Они зашли внутрь, Риндо бесцеремонно обогнул рамку, проходя мимо досмотровой зоны с гаденькой улыбочкой, где их, по идее, должны были строго обыскать. Будь они обычными посетителями, конечно. Санзу все еще испытывал неясные чувства к полицейским и работникам СИНа. С одной стороны, они ему теперь вообще ничего сделать не могут. Ни физически, ни по закону. Подготовка его, выросшего и жившего в условиях крайней жестокости, в отличие от профессиональной выучки полицейских, была куда лучше. Пока любой коп тянул пистолет из кобуры, он бы уже успел выстрелить. А с другой стороны, теперь, услышав историю главы из уст самого главы, менты и СИН для него превратились в олицетворение мирового зла. Если б не они, не их врачи, то глава бы сейчас не лежал при смерти. Поэтому, вместо того, чтобы безразлично пройти мимо, Санзу глянул на них тем своим взглядом, которым обычно смотрел на тех, кого точно сегодня убьёт. И они испугались, он видел. И как на кортик на его поясе смотрели — видел. Но убивать он их не планировал. Глава приказа не давал. Наото обнаружился прямо возле лифтов со стаканчиком кофе. Риндо махнул ему рукой, бросив: — Привет, комиссар! Скучал? Хоть Наото уже давно не был комиссаром по званию, на легкую издевку он не отреагировал, сухо бросив: — Не очень. Пойдём. Санзу с ним даже здороваться не стал, молча кивнув. Тачибана провёл их до двери, щёлкнул ключами в замке и пропустил вперёд, заходя следом. Парень внутри пялился на стол, но поднял на них глаза, когда они зашли. — Задержанных здесь семеро. Этого зовут… — Поебать, — перебил, махнув рукой, Риндо. — Снимешь с него наручники? — Зачем? — нахмурился Наото. — Наш разговор предполагает, что он будет иметь возможность сопротивляться, — отозвался Харучие. — Ты же понимаешь, что если он тебе что-то сделает… — Понимаю, снимай. Наото принялся снимать наручники с замершего парня, а Риндо весело осведомился у Санзу: — Ты, я? — Я сам, — отчеканил Харучие, снимая пиджак. — Тогда пойдём, комиссар? — осведомился Риндо. — Есть здесь у вас переговорка какая-нибудь или комната отдыха? Поболтаем о делах насущных, не будем мешать человеку работать. — Ну, пойдём, — настороженно дернул плечом Наото. О целях визита в СИЗО Харучие по телефону ему не сообщил, просто сказал «надо». Тачибана согласился легко, потому что очень хорошо относился к Дракену, и не испытывал никакого сочувствия к тем, кто участвовал в этом покушении. Пусть там и почти никто не выжил, взяли только этих семерых. Так что на то, что Санзу может их и избить в процессе своего допроса, ему было плевать. Риндо лишь оставил сумку в допросной, выходя за Наото. — А ты что такой весёлый? Я думал, у вас траур. — Креплюсь, — криво усмехнулся Риндо. — Надеемся, что Рюгуджи выживет, и никакого траура в итоге не будет. А то состояние главы меня изрядно пугает. Тачибана понимал, что «глава» — это уже не про Дракена. — Как брат? — дабы поддержать никому не нужный диалог, хмыкнул Наото. — Замечательно, — кивнул Хайтани. — Лучше всех, я бы сказал. А твоя работа? — Вашими стараниями — ее дохуя, — уклончиво отозвался коп. — Вы вообще планируете прекращать громить Токио? — Если Дракен придет в себя — возможно. Если нет — возможно, Токио будет полыхать. Они уже дошли до какой-то комнаты для персонала с парой пошарпанных диванчиков и кофемашиной, и расселись, а Наото бросил: — Здесь нет камер и устройств записи. Ты про Майки? — Ага, — просто кивнул Хайтани. — Видел цитатку одну в интернете, хорошо подходит под ситуацию. Герой пожертвует тобой, чтобы сохранить мир, злодей уничтожит мир, чтобы спасти тебя. — Херня какая-то, — фыркнул Наото. — Причём для малолеток. Герой пожертвует собой, чтобы сохранить мир. — А если для мира герой уже пожертвовал собой? — лукаво улыбнулся Риндо. — В любом случае, ты же знаешь, как Майки умеет мстить. Представь, что будет, если вдруг умрет Дракен? Я бы каждого встречного на куски рвал за Рана, а Майки всю жизнь мыслил куда более масштабно. Что он может сделать, если мир для него утратит смысл? — Суицид? — приподнял бровь Наото. — Ну-у-у, в общем-то, да, но с собой он заберёт столько людей, сколько сможет, — Риндо вздохнул. — А может не заберёт. Я его не понимаю. Никто не понимает. — Рюгуджи, конечно, такого не заслужил, — хмыкнул Тачибана. — Ты про Майки? — Про ситуацию. Он же такого дерьма нахлебался… А ведь он просто нормальный парень. Хина и Такемичи же давно с ним знакомы, они мне рассказывали ещё про те времена, когда он только вышел из тюрьмы. И судя по их рассказам — никакой он не глава преступной группировки, а простой и хороший парень. Надёжный и приятный, который запутался. И, почему-то мне кажется, что запутался он благодаря Майки. Сано его запутал. — Насколько мне известно — Майки предлагал ему уйти. До того, как все самое серьёзное началось. Но Рюгуджи не ушёл. Уж не знаю, почему. — Зря не ушёл. Ваш Манджиро — не человек, а стихийное бедствие, — мрачно отвесил Наото. — Для обычных людей — наверное, но для таких, как мы, он — наше спасение, — серьезно бросил младший Хайтани. — Благодаря нему мы живы, не сидим, не сторчались и не свихнулись. — По-хорошему — вас всех давно надо пересажать, — выдохнул Тачибана. — По-хорошему — и Рюгуджи не должен был сидеть, — дернул плечом Риндо. — По-хорошему — и ради Хины не должно было передохнуть сорок семь человек. По-хорошему — и ты должен сидеть на ментовской зоне за сотрудничество с нами. Но «по-хорошему» в этом мире не работает. Поэтому все вот так. И в этот момент раздался такой душераздирающий вопль, что Наото буквально подпрыгнул на месте, а после вылетел из дверей комнаты, а Риндо следом за ним, хоть и бровью не повёл на этот крик. Тачибана распахнул дверь допросной так, что та ударилась о стенку и отскочила назад. И согнулся к стене прямо на пороге, не сдержав жуткий рвотный позыв. Его вывернуло. Парень держал в ладони свой вытекший глаз, что ещё как-то держался внутри глазницы на мышцах. Санзу же совершенно не напоминал обычного себя. Пучок волос рассыпался, неожиданно длинные волосы, ниже пояса, волочились по окровавленному столу той частью, что упала вперёд, а Харучие упирался руками по обоим краям стола, держа при этом в одной из них кортик. Закатанные рукава оставались идеально белыми, а под кожей перекатывались дрожащие от напряжения мышцы. Риндо захлопнул дверь за спиной Наото, которого все выворачивало. Санзу не обращал на него внимание. Тачибана слышал, как он негромко и четко проговаривал: — …и ты расскажешь каждому в своей сраной колонии, как именно лишился глаза. Что наручников на тебе не было. И что в рукопашку ты честно проебал, и что не успел даже дернуться, прежде, чем лишиться глаза. А парень, примерно их же ровесник, даже не плакал. И глаза, теперь единственного, не поднимал, как побитая собака. И лишь дрожащие губы выдавали то, что он в любое мгновение готов истерично, как ребёнок, разреветься. — Придушить бы тебя, бляденыш, но не буду, — прошипел Харучие. — Будешь жить хуже животного. И только подумай покончить с собой — сделаю так, что тебя в эту глазницу на твоей зоне ебать будут по кругу, и ты знаешь, что я смогу это устроить. И Санзу отстранился от стола, ловко перехватывая серебряной заколкой-палочкой пучок так, чтобы не успеть окровавленными кончиками волос запачкать рубашку. А парень тихонько завыл, продолжая держать глаз в ладошке. — Не скули, ухо режет, — капризно потребовал Риндо, и парень заткнулся, лишь всхлипывая. Наото же вытер рот тыльной стороной ладони, выравниваясь и толкая дверь на выход. Хайтани выскользнул в коридор за ним, а Санзу размеренно вышел следом, закладывая кортик в ножны. И Тачибана схватил его за грудки, приложив со всех сил к стене. Санзу немедленно схватился за его руки, не позволяя надавить на шею. — Ты, сука конченная, что творишь? — прошипел Наото ему в лицо, стискивая зубы. — Руки убери, а то ударю ненароком, — неожиданно пробасил Харучие. Но Наото это не напугало. Наото вообще уже ничего не пугало, он был в таком шоке от увиденной хладнокровной жестокости, что у него внутри все поднялось. Он за всю долгую карьеру в полиции видал всякое дерьмо, а такого дерьма не видал. И хотел бы никогда не видеть. — Да тебя, ублюдок, пристрелить прямо здесь за такое надо, — процедил Тачибана. — Ты уже и не человек, блять. — А ты-то, рожа вертухайская, прямо человек, — неприятно усмехнулся Харучие. — Только и умеешь, что на проблемы других глаза закрывать. А как сестренка в такую же хуйню, в которой мы всю жизнь живем, вляпалась — так прибежал как миленький, лишь бы сам ручки не пачкать. У вас по вашему закону положено глаза на все закрывать, а я, по нашему, за твою сестру пули ловил. И что? Ебнешь меня за этого подонка, которому я всего-то глаз выколол? — Всего-то? — поперхнулся негодованием Наото, замахиваясь. Но ударить ему не дали, Риндо поймал его руку и потянул его в сторону. — Хару, не нервничай, пожалуйста. Иди умойся, — удивительно собранно попросил, именно попросил младший Хайтани. Санзу кивнул и исчез, а Наото с ненавистью выдернул руку из захвата. — Не лезь, комиссар, — без иронии проговорил Риндо. — Правда, не лезь. Не стоит тот парень того. Побереги жизнь, я бы сейчас сам к Санзу не полез. Плохо ему сейчас, не знаю, что выкинет.***
— Да, да, спасибо вам большое, — бормотал Хаджиме, торопясь закончить разговор. — Конечно, мы все уверены, что Рюгуджи-сама придёт в себя. Обещаю, мы нагрянем к вам в гости как только он полностью восстановится после аварии! Да, да!!! Коко фальшиво рассмеялся, но никто, кроме его близких, не заметил бы никакой фальши в его голосе. — Да, конечно! Спасибо ещё раз, до встречи! Такемичи, торчавший в дверях, грустно смотрел, как фальшивая улыбка словно по мановению волшебной палочки сорвалась с его лица, уступив место привычно усталому выражению. — Что-то хотел? — осведомился Хаджиме. — Честно? — удивительно серьезно для себя брякнул Ханагаки. — Поговорить. — Работа? С Хиной поссорились? — сходу предположил Коко, принимаясь скреплять разложенные на столе бумаги степлером. — Ни то и ни другое. — Тогда проходи, — кивнул Хаджиме на диванчик. — Если ты занят — я зайду потом. Это серьёзный разговор, правда, — вздохнул Такемичи. — Не так часто мы с тобой серьезно разговариваем, чтобы я не отложил дела, — не очень-то серьезно кивнул Коко, но дела отложил. Он устроился за столом, развернув кресло на Ханагаки, снял очки, потёр глаза и глянул на него. — Тут такое дело… Я понимаю, что я вообще не вашей лиги человек, да и абсолютно случайно здесь оказался, — начал тот. — Но вот ты очень умный. Мы уже бог весть сколько работаем вместе… Скажи мне, чем это все должно кончится? К чему вы… мы идём? — Что ты имеешь в виду? — поморщился Коко. — Вы суммарно почти пятнадцать лет боретесь, чтобы превзойти Вальхаллу и убрать ее с радаров. Вы уже близки к цели. И, однажды, вы ее уберёте? Что дальше? — Мы заживем спокойной жизнью, — пожал плечами Коко. — Будете в Токио вместо Вальхаллы? Вопрос поставил Хаджиме в тупик. Не то, чтобы он об этом никогда не думал… Просто он знал два отдельных факта. Первый — они не стремятся к насилию, и оно используется лишь для того, чтобы однажды убрать Вальхаллу. Второй — они однажды уберут Вальхаллу и заживут спокойно. И Такемичи неожиданно вскрыл огромное тёмное пятно в его логике. А правда, что? Майки ничего не говорил про это, Дракен тоже. Это просто было какой-то далекой глобальной целью. Тосва же не сто человек, на которых прикрикнешь — и они разбегутся. Это целая система. Система оборота наркотиков, рэкета, игорного и секс-бизнеса. И если даже Тосва захватит все Токио и разом испарится, то наркоманы, бандиты, игроманы и проститутки-то никуда не испарятся. Как были, так и будут. И место Тосвы займёт кто-то новый… Просто вместо «родной» Тосвы это будет какое-то далекое и чужое. Такое же далекое и чужое как Вальхалла. И если сократить это уравнение, то после Тосвы останется… Вальхалла? Просто с другим названием? — Эй, тебе нехорошо? — заволновался Такемичи. Видимо, Хаджиме слишком долго молчал и думал. Так и ведь с Канто все работает точно так же… Впервые Коко даже примерно не знал решения такого уравнения. И от этого вдруг сделалось очень легко. Не он это придумывал. Не ему и ломать голову. — Не знаю, — очень легко улыбнулся Хаджиме. — Вот развалим Вальхаллу — посмотрим, что будет. — Наото сказал мне недавно, что Майки на самом деле может не знать, куда идёт, — погрустнел Такемичи. — Что он настолько умный, что может сам себя переиграть и тем самым все зациклить. Мне это все сложно, но вы-то с Наото умные, вот я и решил спросить тебя. А ты говоришь, что не знаешь. Получается, только Майки знает? — Знаешь, — вдруг осенило Коко, — я думаю, и Майки не знает. Но мы оба знаем того, кто знает. — Кого? — Дракена. Я думаю, что именно он будет знать, что с этим сделать, — вдруг улыбнулся от облегчения Хаджиме. А ведь решение было так рядом, только руку протяни. Осталось лишь, чтобы оба выжили. И чтобы все шло по плану. Такемичи тоже задумался и вдруг просиял следом. — Да, ты прав! Я понял! Дракен — сердце Майки! — Очень метафорично, учитывая, что сейчас Майки болеет с сердцем, — мрачно усмехнулся Хаджиме. — Значит Дракен должен выжить! — вскочил на ноги Такемичи, в очередной раз поражая Коко своим простодушием. — Нет, он выживет!!! Я верю! И унёсся из кабинета, пока Коко пространно улыбался. Ну точно, главный герой манги. Оставалось лишь верить, что всегда все бывает так, как пророчат главные герои. Телефон завибрировал неожиданно, и Коко даже немного испугался, поднимая трубку с полгудка. — Посадка на рейс заканчивается через три минуты. Я так понимаю, вряд ли ты сейчас, запыхавшись, бежишь через паспортный контроль? — сухо прозвучало из трубки родным голосом. Блять. Блять, блять, блять. Коко судорожно глянул на часы, сдавил телефон во мгновенно вспотевшей руке, хотел что-то соврать и понял, что нет уже никакого смысла. Инуи звучал настолько безразлично и буднично, что это напугало ещё больше. Коко настолько забыл об этих выходных, что забыл даже сообщить об этом секретарям, чтобы внесли в его планы. И был полностью и целиком во всем сейчас виноват. Вот и не знал, что сказать. Молчал. Долго. Молчал, дыша в трубку, откуда доносилось приглушенное «посадка на рейс… закончилась». И Сейшу молча отключился.