***
Будучи ребенком, Тэхён любил ловить бабочек и прятать в прозрачные коробки из-под игрушек. Но сколько бы он ни кормил их сладкой водой, они всё равно умирали. Бабушка говорила, что это бабочки-однодневки, поэтому вины Тэхёна в их смерти не было. Вытаскивая из упаковки очередное мертвое насекомое, он отрезал крылышки и приклеивал в альбомчик под пленку. «Хорошо, что люди живут долго», — часто приговаривал он.
Тэхёну не будет и восемнадцати, когда 29 марта он покончит с собой.
***
Поначалу люди делают вид, что не смотрят на внешность. «Главное — душа», — слышится из каждого прогнившего рта. «Все люди равны», — также приговаривают, но уже шёпотом, чтобы никто не услышал. Однако пусть всё знают — они это сказали. Лицемерие или вежливость? Вежливость или лицемерие? Как понять, какой перед тобой человек? Он хочет подружиться или утвердиться за твой счёт? По правде говоря, такое разделение начинается ещё в школе и продолжается всю жизнь. Меняются только уровни в игре, и самое главное — занять свою нишу, а какой она будет — зависит только от тебя. Тэхён понял это слишком поздно, когда попал в общество, где не существовало нейтралитета. Перед отъездом в частную школу мама заклинала не доставлять проблем учителям и одноклассникам, а старший брат даже не вышел проводить, лишь скинул смс: «Если кто-то спросит — мы не родственники и никогда не были знакомы». Об отце Тэхён вообще не думал, как о родителе. Скорее, как о декоративном дополнении к матери. Отношение как к скоту на убой уже стало нормой, Тэ больше бы удивился переживанию о нём или тёплым словам поддержки. Требовательная властная мать никогда не давала спуску, за малейший проступок била, но страшнее, конечно, было её равнодушие. Когда хватало одного взгляда, от которого выворачивало наизнанку, и он опускался на уровень дерьма на ботинках бездомного. Тэхён не понаслышке знал каково это — быть нелюбимым ребёнком в семье. Находиться в тени старшего брата альфы было ещё тем мучением. Особенно в последние годы, когда начался грёбаный пубертат, и он не знал, что с собой делать, и какая роль отведена ему в этой жизни. Точнее роль-то понятно какая. Ему всё красочно описал отец, когда узнал, что младший сын семьи Ким — омега. «Пусть замуж удачно выйдет, — пробубнил он в тот чёртов вечер. — Может, хоть какая-то польза будет». Вроде обычные слова, которые омеги слышат в свой адрес на протяжении всей жизни, но для него прозвучали приговором: «Ни на что не способен, только ноги раздвигать». Фраза отпечаталась в памяти огненным клеймом. Каждый раз, когда Тэ решался на какой-то ответственный шаг, будь то школа, репетиторы или же банально новое хобби, которое казалось интересным, опускались руки. Ничего не мог сделать, словно робот, запрограммированный на неудачу. Ни о какой доле в компании и речи не шло. Кто он вообще такой, чтобы на что-то претендовать. Иногда казалось, что если бы не бабушка, то родители без зазрения совести заперли бы его в подвале и раз в день приносили бы еду. Для кого-то прозвучит как шутка, и Тэ бы с радостью посмеялся, если бы эту шутку не вершила бы судьба, потому что из милого мальчика с большими глазами и пухленькими щеками он превратился в какого-то гоблина, ужаленного пчёлами. Под толстой оправой очков и чёрной длинной челкой Тэ скрывал гнойные воспаления и кровоточащие следы после акне. Прописанные витамины и антибиотики благополучно запивал колой и заедал чипсами. Так и похерилась последняя надежда родителей куда-то его пристроить. Отсутствие друзей и всякого желания выбираться в социум подсадило на видеоигры, из-за которых к чертям испортилось зрение. Они для него, что для других выпивка — заглушают шум внешнего мира. А гормональный фон умер в нём раньше, чем желание жить. Теперь слово «мусор» официально являлось синонимом к «Ким Тэхён».***
Поправив лямку рюкзака на сгорбленной спине, он ускоряет шаг. Приходить на занятия раньше остальных, чтобы не мелькать перед глазами одноклассников, за долгие годы вошло в одну из тупых привычек. «Ритуалы», без которых не обходился ни один день, а сегодня он был настолько паршивый, что хотелось зарыться с головой под одеяло и смотреть до соплей трагичный фильм, окончательно себя добивая. Но вряд ли он сможет написать это директору в объяснительной. Серые тучи цеплялись за длинные шпили башен школы. Красный камень, коралловая облицовка выглядели как никогда уныло и тускло в пасмурное мартовское утро. Сегодня первый учебный день, погода совсем не радовала, а только била ниже пояса и заставляла изредка тяжело вздыхать. Чем ближе ко входу, тем больше. Кованые решетки на окнах ручной работы с чугунными розами кажутся слишком воздушными и элегантными для мрачного каменного здания в пять этажей. На невысоких заборах расцветают кованые цветы. Тэхён помнит, как эти самые лепестки каждый раз царапали его кожу под натиском рук обидчиков, помнит, как свежая кровь стекала по волнистой кромке в сердцевину и капала на жухлую желтовато-зелёную траву. Да, и без преувеличения, можно пальцем ткнуть в любое место и не прогадать: там и тут хоть раз его толкали, ударяли в спешке или избивали. «Коллекция» насильственных действий у него до безумия огромна. Под ботинками хрустит мелкая каменная насыпь. Если представлять, что это позвоночники идиотов, постоянно его задирающих, то идти становится веселее. От прошедших дождей в водоотводах вдоль дороги журчит ребристый ручей и скатывается в канализацию. С увядающих кленов на сырые лавочки и постриженные газоны слетают листья, прибавляя дворникам работы. Под массивной каменной аркой, обрамленной высокими колоннами, эхом разносятся шаркающие шаги Тэхёна. Территория школы очень большая, возможно, как маленький городок где-нибудь в горах. Среди башен, стен и прочих пристроек очень легко заблудиться. Не школа, а средневековый замок. Во внутреннем дворе к высокому монументу мужчины с задумчивым видом и книгой в руке сходятся все дороги. А на железной табличке под ним выгравировано высказывание Ганди: «Мы сами должны стать теми переменами, которые хотим увидеть в мире». Почему не занудная цитата про учебу? Тэхён не знает, может, когда-то учителя рассказывали, что мотивировало директора возвысить именно её, но он уже не помнит. Она буквально означает: «Если хочешь, чтобы мир изменился — сам стань этим изменением». Все ученики загораются идеей стать лучшей версией себя, не сидеть сложа руки на шее у богатеньких родителей, а усердно учиться, чтобы оказаться той самой переменой, которая изменит мир. А Тэ из раза в раз пытается переосмыслить, переделать под себя, но все сходится к тому, что терпения у него предостаточно, а вот силой обделили. От него требовали слишком много, при этом совершенно не прикладывая усилий. Престижная школа? Дорогие шмотки и техника? А кто-нибудь сказал родителям, что не это ему было нужно? Обычное «мы верим в тебя», «у тебя всё получится». Это всё, в чем нуждался тот Тэхён, который выращивал бабочек, а не тот, который прожигает дни за видеоиграми. Кажется, у него никогда не было того азарта, огонька, удовольствия, которые помогают двигаться дальше. Тэхён жил с утра до вечера, от выходных до выходных, от каникул до каникул и просто плыл по течению, ничего никогда не делая. Тэхён обходит мраморную статую и по главной дороге выходит к центральному зданию, где проходит большая часть занятий. А за спиной уже раздаются сонные, но веселые голоса школьников. Желудок сводит от голода. Тэхён держится рукой за живот, чтобы избежать урчания. Ему пришлось пропустить завтрак, чтобы прийти раньше остальных и занять место в классе. Горький опыт показал, как подростки бывают жестоки к другим. Когда Тэхён приходил ближе к звонку, как все, то на свободные места рядом одноклассники ставили рюкзаки, показывали, что делить парту с ним не желают. Несколько раз ему даже пришлось сидеть на полу в конце класса, когда учитель заболел. Не обидно. Не грустно. Он просто ненавидит людей. Повторения истории не хочет, поэтому и приходит раньше всех, включая учителей. Поправив указательным пальцем очки на переносице, Тэхён заворачивает за угол, чтобы никто не увидел, как трусливый мышонок мыкается по норам. Из рюкзака достает маленькую коробочку сока, чтобы хоть как-то утолить голод, но не успевает даже отковырять трубочку, как упаковку резко выхватывают из рук. — Эй! — возмущается Тэхён, но, обернувшись, сразу же тушуется и замолкает. Опускает глаза, лишь бы не смотреть на него. Лишь бы не смотреть. Хватается за лямки, будто тяжёлый рюкзак сможет спрятать его от всего мира. — Что такое, задрот? — скалится парень. — Разве ты это не мне принёс? Тэхён мнется, сжимая зубы. Альфы намного выше его, хотя бы потому, что всё время он ходит сгорбленный и верит, словно так он менее заметен. Перед ним стоит его вечная школьная проблема, от которой не избавиться как от крапивницы. Он привык к постоянному присутствию Чонгука в своей жизни, начиная ещё с младших классов. И это является ещё одной причиной приходить на уроки раньше. — Да, — мямлит шёпотом Тэхён, молясь, чтобы на этом всё закончилось. — Тебе. В пустом коридоре раздается громкий противный смех «свиты», везде следующей за Чоном. В этой иерархии сложно разобраться. Все, кто здесь учится — дети дипломатов, директоров, адвокатов и политиков, родившиеся с бриллиантовой ложкой во рту. И по каким принципам проходил отбор «элиты-неудачников» он не знает, давно упустил этот момент. Чонгук первым номером внёс его в список аутсайдеров, и до сих пор Тэхён числится там же, сколько бы лет ни прошло. Просто в один из дней начальной школы Чонгук пролил на его штаны воду, а весь класс подумал, что Тэ обмочился, и продолжали высмеивать каждый раз, когда он попадал в их поле зрения. А ему самому ничего не оставалось, как проглатывать комки обиды, горечи и солёных слёз. Обедать в туалете или в коридоре возле учительской, чтобы никто не задирал. И этот друг-спаситель, который, как герой, появляется в сериалах, так и не спас. Видимо родители всё же правы: он совершенно ни на что не способен, даже на дружбу. Не достоин и человеческого отношения к себе. Годы проходили, а издевательства становились всё изощрённее и унизительнее. Начиная от порванной одежды, кефира в ботинках и слабительного в еде и заканчивая едкой кислотой, прожигающей кожу. Тэ до сих пор, когда расчесывает волосы, боится прикасаться к жутким шрамам. Они опоясывают всю голову как венец. Чонгук демонстративно отбрасывает сок в руки одноклассника за спиной и надменно ухмыляется, заметив страх омеги. Нагибается к Тэхёну, выискивая карие глаза под сальной челкой. Наклоняет голову в одну сторону, а затем в другую. Словно кот, не знающий, как подступиться. А Кима корёжит не только от пристального взгляда, но и от терпкого одеколона, вперемешку со сладковатым феромоном. Он вжимает голову в плечи, лишь бы избежать горячего дыхания на лице. — А я смотрю, у тебя на морде пополнение. Даже у жаб бородавок меньше, чем у тебя прыщей, — Чон улыбается, хотя это больше походит на оскал зверя, и приобнимает испуганного до глубины души Тэ за плечи, вызывая мурашки. — Я ведь забрал сок, а ты, бедняжка, хочешь пить, да? — слишком наигранно и слащаво звучит каждое слово из его уст. — Н-нет, всё хорошо, — пытается отвертеться Ким, прижимая подбородок к груди, лишь бы спрятаться в вороте широкого пиджака. — Ну что ты, не скромничай. Идём с нами. Они всей толпой идут мимо учителей и других учеников. Всё выглядит так, будто спустя долгие каникулы лучшие друзья наконец встретились. Но они даже и представить не могут, какое сумасшествие творится в голове Тэхёна, как путаются мысли, как сильно бьётся сердце с каждым шагом, как дрожит дыхание и холодеют конечности. Надеяться на чью-то помощь — верх глупости, а конец света маловероятен, но Ким продолжает мечтать именно о нём. Ноги заплетаются и путаются в широких штанинах, которые ему велики даже в талии. Чонгук продолжает держать его довольно крепко, сжимая плечо и не позволяя отстраниться хоть на миллиметр — на расстояние, в котором Тэ крайне нуждается. Наверное, останется очередной синяк. Единственное, что видит Тэхён — калейдоскоп лиц вокруг них. Чон хватает омегу за шею, как котенка, и заталкивает в первый попавшийся туалет. Глаза резко ослепляет холодным серым светом из окна. Тэ морщится и часто моргает. На полу всё ещё не высохли мокрые разводы. Носоглотку раздражает запах хлорки и лимона, в зеркалах отражаются окна. Из-за них вся светлая плитка под ногами приобретает мышиный оттенок. Она настолько чиста, что Тэхён может рассмотреть в ней своё отражение, когда после очередного толчка Чона всё же падает на пол, едва успев подставить руки. Колени будто прошибает разрядом тока и расползается паутиной раздражённых нервов по всему телу. Сухие ладони скользят по плитке, собирая всю влагу. Так наивно и по-детски верил в чудо, надеялся, что первый день пройдет без какого-нибудь дерьма, но, видимо, у Чонгука слишком хорошее настроение, чтобы обделить его вниманием. Длинные пальцы Чона смыкаются на вороте пиджака омеги. Он приподнимает его на уровень своего лица, разглядывая небрежные черты, неровную кожу, будто кусками кто-то выковыривал ямки, с насмешкой и жестокими огоньками в глазах. А Тэхён глядит куда угодно, но не в глаза Чонгука — боится, словно в зеркале, увидеть своё немое, глупое отражение. В таких ситуациях он предпочитает бессмысленному сопротивлению пассивное бездействие. Это как переждать бурю, будучи в соломенном доме. — Хочешь, умываться научу? Может, тогда от прыщей избавишься, — угрожающе обнажает белоснежные клыки. — Может, тогда и подмываться научим, а то что-то попахивает. Альфа из свиты Чона обходит его, подходя всё ближе и ближе. Тэхён упирается. В голове шумит. Он начинает дёргать руками и ногами: панический ужас оказаться полностью обнаженным и изнасилованным вылезает наружу. — Я спрашивал твоё мнение? — на секунду Чонгук отвлекается на альфу. — Разрешал вмешиваться? Он звучит спокойно и размеренно, проговаривая каждое слово. Споры альф — это война бурь, в которой победит сильнейший. — Снимай пиджак, — грубо бросает Чон, приподнимая брови. Кривая полуулыбка превращает его в какого-то маньяка, даже в фильмах про серийников не увидеть похожей гримасы. Она не сулит ничего хорошего ни для Тэхёна, ни для того альфы. Мнение и слова сильных прижимают слабаков к стенке. — Чего? Ты, блять, серьезно? — не верит его словам тот. — Я как-то неясно выразился или ты глухой? По помещению проносятся тихие смешки. Две девушки около входа переглядываются, с трудом сдерживая улыбки. Альфа мнется, тихо ругается сквозь плотно сжатые зубы, но стягивает с плеч пиджак, чтобы после бросить Чону. Тот победно усмехается и снова поворачивается к Тэхёну, который уже готов обделаться от страха. Вцепившись в волосы Тэхёна, он волочит того к одной из кабинок, пока вся его свита громко болтает о чём-то своём. Ни один даже не вякает в их сторону, принимая все действия Чонгука как истинно верные и обыденные. А Тэ в очередной раз убеждается, насколько люди бывают гнилыми. Тэхён дрожащими пальцами хватает руку Чона. Не в силах облегчить тянущую боль, будто с него заживо сдирают скальп, он подчиняется альфе, проскальзывая коленями по плитке. Деревянные двери невозможно не задеть ватными ногами. По-прежнему удерживая чужие руки, Тэхён тихо всхлипывает и брыкается, словно уж на сковородке. Даже великие классики не смогли открыть глаза на циничное общество. Ведь человечество не становится лучше или добрее — только умнее. Оно научилось обламывать бабочкам крылья, придумывая гораздо более убедительное оправдание. Но со стороны Чонгука даже оправдания никакого нет. Это не обида, не месть, а что-то, о чем знает только он. Но что бы это ни было, Тэ не заслужил такого обращения. Ни один человек не заслуживает издевательств. Швырнув Тэхёна в сторону начищенного до блеска туалета, Чонгук присаживается рядом. Желает насладиться очередным позором омеги, будучи в первых рядах. Засовывает пиджак на дно унитаза и несколько раз смывает. Воды накапливается всё больше и больше, на пол текут тонкие струйки. Штаны омеги сразу же намокают. — Ну что, задрот, готов радовать толчок своей рожей? Тэхён догадался сперва, что с ним хотят сделать, а теперь уже поздно. Хотя вряд ли решился бы на что-то, если бы понял ещё тогда, когда Чон отобрал у него сок. Он пятится назад, но упирается в деревянную стенку. Начинает шаркать ботинками, стараясь отодвинуться как можно дальше, и руками старается дотянуться до дверной ручки. Хоть бы встать. Но все попытки тщетны. Бабочка, пойманная в паутину, каждым движением только раззадоривает и привлекает паука, запутываясь всё сильнее. Бессмысленные попытки взять себя в руки растворяются с первой слезой, катящейся по щеке. Так почему должен терпеть цирк, в котором он один — клоун? Почему его просто не оставят в покое, игнорируя? Если бы была возможность продать душу и стать невидимкой, Тэ отдал бы не только свою. Тэхён ощущает, как шею обхватывает сзади мощная рука. Он дергается, пытаясь освободиться. Подняв крышку унитаза, Чонгук сжимает затылок Тэхёна, кажется, захватывая волосы вместе с кожей. В нос бьет едкий запах химозного лимонного моющего средства и хлора. — Помогите! Хоть кто-нибудь! Тэхён рефлекторно упирается в керамические края унитаза, не позволяя Чону опустить его голову ниже. — Давай быстрее, скоро занятия начнутся, — возмущаются сзади. Очень жаль, что опоздание на урок не является единственной проблемой Тэхёна на данный момент. Чон давит всё сильнее. У него явно больше сил, чем у омеги, и опустить того в унитаз может одним рывком. Но оттягивает момент, играет, наслаждается. Ублюдок. О воду разбиваются крупные капли слез. Тэхён медленно, неуверенно сдается. Поглубже вдохнуть — это последнее, что он успевает сделать. Разжав пальцы, Тэхён подчиняется ему. Уши резко закладывает, он слышит лишь бульканье ледяной воды и глухие удары сердца. В легких слишком мало воздуха. Ещё пара секунд, и он захлебнётся. Единственный плюс — он не видит лица Чона, не слышит голоса и унизительного смеха. Он чувствует, как рот наполняется мерзкой водой с привкусом железа. Спустя секунд пятнадцать настает момент, которого он так боялся. Кислород заканчивается. Его тело начинает трястись, Тэхён сучит руками, бьёт, куда придется. Всё что угодно, лишь бы сбросить руку альфы. Тэхён до последнего не верил, что Чонгук не способен его убить. Целенаправленно или по неосторожности — неважно. Теперь же ему оставалось только надеяться на потерю сознания и легкую безболезненную смерть. Перед глазами темнеет. Чон вытаскивает его из воды на ничтожный сантиметр, позволяя откашляться и жадно вдохнуть, прежде чем снова окунуть в унитаз. Тэхён не поспевает за резкими движениями альфы. Гонка на выживание начинается снова. Хлорированная вода через нос пробирается до носоглотки, кажется, разъедая всю слизистую. Вода впервые кажется ему острой, словно стекло. Смачный глоток воды проскальзывает по горлу, оставляя специфический горьковато-кислый привкус. В эту секунду его выдёргивают из воды. — Фу, блять, какая мерзость, — ржет один из шестёрок Чона. — Задрот, туда срать надо. От осознания, чтó он проглотил, сразу же начинаются рвотные позывы. Во рту скапливается слюна. Собрав последние песчинки силы, Тэхён зажмуривает глаза и ждет, когда Чонгук наиграется. Когда его ублюдская свита, наконец, перестанет снимать унижение Тэ на камеры телефонов. Ведь пока их потребность не будет удовлетворена, никто не уйдёт. Кажется, проходит целый час, но на деле — несколько минут. Когда Чонгук всё же отпускает волосы Тэхёна, омега находится в прострации, жадно глотая воздух и опираясь ледяными руками об унитаз. Слёзы по-прежнему капают на пол, и чем быстрее возвращается рассудок, тем сильнее они текут. Рот и подбородок измазаны в слюне, слизистая носа всё ещё зудит, а по контуру верхней губы скользит тонкая струйка липкой воды. Чон прожигает взглядом сверху, сунув руки в карманы. Для человека, который чуть не утопил другого, он слишком расслаблен и спокоен в отличие от испуганного Тэхёна. Кажется, страх уже стал постоянным спутником, преследующим как тень в ясный день. Поднимая с пола очки, Ким задыхается в рыданиях. Лёгкие сводит судорогой. — За что ты так со мной? — смотрит диким взглядом. Он за несколько лет впервые сам обращается к Чонгуку, да ещё так пренебрежительно. — За что ты так меня ненавидишь? Но вместо ответа получает мощный удар ногой в живот. Ноющая боль растекается по всему телу до самых кончиков пальцев. Схватившись за ушиб, Тэ пропускает вдох и закашливается, будто его легкие прилипли к позвоночнику и после вернулись на исходное место. Чон присаживается рядом, снова хватая Кима за волосы, и бьет лбом о край унитаза. Если не расколется керамика, то голова точно пострадает. Перед глазами черные мушки закрывают весь обзор. На секунду он теряет зрение и всякую способность шевелиться. На чистый пол падают первые капли крови. — Ща звонок будет, погнали, а то препод сожрёт за опоздание, — тараторит кто-то, но Тэ даже не в состоянии отличить мужской голос от женского. Все слова превращаются в сплошной набор звуков. — Идём, — брезгливо вытирая руки о штаны, соглашается Чонгук. Он выходит из кабинки и немного медлит, ожидая, пока все одноклассники выйдут. Тэхён пытается подняться на ноги, но весь мир перед глазами плывет цветными пятнами, поэтому он скатывается по стене на пол. Почему-то именно сейчас прилечь кажется хорошей идеей, и Тэхён валится на ледяной кафель. Медленно и тяжело моргая, он смотрит на дорогие ботинки Чонгука и выход за его спиной. Когда Чон скроется за дверью, придёт конец его мучениям. Но вместо того, чтобы последовать за остальными, он подходит к Тэхёну и садится на корточки. У омеги нет сил отползти или сопротивляться. Он просто трупом лежит в воде и крови. — Знаешь, я не ненавижу тебя, — задумчиво сморщив нос, начинает Чонгук, разглядывая скучное небо за окном, но не удостаивая внимания омегу. — Не пойми неправильно, просто нужно чтобы кто-то лежал внизу. И этот «кто-то» — ты. Вот и все. Неужели непонятно? Альфа удивленно вскидывает руки, будто объясняет ребенку элементарные вещи. В этот самый момент натянутая до предела нить самоконтроля рвется. Стиснув зубы, подавляя всхлипывания и обрывистые вздохи, Тэхён теряет последнюю надежду на лучшее. — Почему я? — Ким скулит, словно побитый пёс. — Не знаю, — равнодушно тянет Чонгук. — Просто так. Поднявшись, он снова сует руки в карманы и выходит в коридор. Тэхён теперь один. Он может не бояться никого и ничего, дать волю слезам, но, как назло, именно сейчас они комом встают в горле. Ни закричать, ни вздохнуть. Кровь течет все обильнее, не собиралась останавливаться. В голове звенит, а на месте удара, скорее всего, образуется огромный синяк. Он надеялся на лучшее, и надежда свела его с ума. Одурманила призрачной вуалью, никогда не была реальной. Это его проклятие до окончания школы. Ким аккуратно переворачивается на живот, встаёт на колени, упираясь руками в пол, а затем на дрожащие ноги. Мир вокруг кружится и переворачивается вверх тормашками, а лёгкие болят так сильно, будто даже кислород жжет изнутри. Но даже так, по сравнению с прошлыми травмами это — просто мелочи. От волос по лицу стекают тонкие струйки воды, обрисовывая густые брови, острые скулы, скатываются по впалым щекам, не касаясь губ, и падают на пол. Тэхён подходит к раковине, чтобы отмыться от грязной воды, когда на самом деле желает смыть грязь унижения, ощущения грубых рук Чона на своем теле, очистить голову от ранящих до глубины души слов. Сколько бы раз, стоя напротив зеркала, ни убеждал себя в том, что всё нормально, и он уже привык — это неправда. Тэхён не привык и никогда не привыкнет, потому что унижение — это то, чего боится, а Чонгук — тот, кого ненавидит. Он снимает очки, аккуратно складывая на раковине. Набрав в ладони тёплой воды, трет лицо. Волосы снова намокают, по рукам к белым манжетам стекают капли. Он устал от этого дерьма. Устал от себя, ничтожного положения. Каждый раз, когда его накрывает волна бесстрашия, а желание высказать всё Чонгуку достигает пика, Ким ненавидит себя больше всего. Потому что это желание остается только им. Знает, что стоит ему лишь оказаться рядом с альфой, как теряет голос, да и вообще себя. Превращается в ничто, у которого даже места своего нет. А если его жизнь не изменится? Она так и останется дном. Неполноценный человек, никчемный омега. Его ничего не связывает с этим миром. Набирая в рот воды снова и снова, полощет до пены и сплёвывает в раковину, где она смешивается с кровавыми разводами. Тогда почему он здесь? Почему стоит один в туалете и отмывается от крови? Дальше будет хуже, а если нет, то явно не лучше. Уверен только в одном: этот год скоро сломает, а он не выдержит больше издевательств. Тэхён уже трещит по швам. Задумавшись, рассматривает, как багровые пятна тонкой струйкой дыма стекают в слив по белой керамике.«Если я умру, всё закончится, всем будет плевать, а я стану свободным. Сколько ещё протяну? Месяц, два, три? Нет, явно не три. Слишком много. Хотя бы два, да, точно, два. Всего шестьдесят один день».
Упирается руками в раковину и сжимает её до бледнеющих костяшек, рассматривая алые размытые дорожки.«Некрасивое число. Лучше округлить до шестидесяти. Какое это число будет? А? Двадцать девятое. Да, то, что надо. Тогда-то я и умру».
Поднимает голову, довольный своим решением. Двадцать девятого апреля он покончит с собой, будет ждать этого больше, чем дня рождения. Зеркало в брызгах. Тэхён привык к своему уродству и постепенно начал о нём забывать, но по-прежнему как прокажённый избегает любых отражающих поверхностей. Когда в последний раз он был так близко к зеркалу и смотрел на своё отражение? По губам из носа кровь начинает течь с новой силой. — Да блять… — стирая её ладонью, ругается Тэ. Наклонившись, снова умывается, пока не чувствует пристальный прожигающий взгляд на затылке. «Хоть бы не Чонгук, — сразу проносится в голове. — Хоть бы не он». Заглянув за спину через зеркало, Тэхён замечает парня в такой же синей, великой и несуразной форме. Кучерявые волосы — как у него, но более опрятные. И эта улыбка. Дикая, пугающая, будто её обладатель из потустороннего мира, как у сломанной марионетки заброшенного кукольного театра. Но они, к сожалению, в реальности. Его резко бросает то в жар, то в холод, поэтому он пытается вдохнуть побольше кислорода, но лёгкие давят на ребра. От удушающей атмосферы или леденящей душу ауры незнакомца по всему телу бегут мурашки. Незнакомый школьник усмехается, демонстрируя белоснежные зубы, и легко направляется в его сторону, пугая ещё больше. Забыв про кровь, Тэ резко оборачивается, но никого не видит. Словно никого и не было с самого начала. Оглядывается по сторонам, но в помещение он один. Рукавом протирает стёкла очков, будто это поможет разглядеть того, кто наблюдал за ним через отражение. Тэхён дергается, когда в мертвой тишине скрипит дверь. Неясно, что пугает больше — неожиданный звук или то, что кто-то его заметит. Мимо, гордо задрав подбородок, проходит омега. Они никогда не были знакомы, но по иронии судьбы часто пересекались. Никогда не общались. Оно и понятно, пока Тэ пробивает третье дно, Чимин наслаждается жизнью на седьмом небе. Розовая платина волос сияет в тусклом свете, легкий макияж подчёркивает карие глаза. Форма на Чимине сидит слишком идеально: ни у кого больше она так не подчеркивает изгибы плеч, талии и бёдер. Тэхён — омега, но, наверное, с легкостью мог бы влюбиться в него. А такие мысли глубокой ночью мелькали часто. Пак подходит к раковине и вынимает из рюкзака крем для губ, невзначай скользнув взглядом по Тэхёну. А тот продолжает дальше смывать кровь в соседней раковине, стараясь не привлекать внимание. Рядом с ним он чувствует себя ещё большим неудачником и уродом. Чимин автоматически понижает самооценку в несколько сотен раз. В отличие от других Пак никогда его не задирал, но и не препятствовал издевательствам. Тэ и плохого слова от него не услышал в свой адрес, поэтому сделал вывод, что молчание — самое совершенное выражение презрения. Даже сейчас они на секунду встречаются взглядами, а вонь высокомерия наполняет всю уборную. Звенит звонок. Пак зачесывает пальцами назад волосы и выходит в коридор. Отмотав большое количество туалетной бумаги, Тэхён вытирается и тут же следует за ним. В полупустом классе среди старых шкафов с книгами стоят столы буквой «п». На учительской кафедре ровной стопочкой лежат бумажки, которые самые «сообразительные» фоткают: мало ли какой-то тест или устный опрос. Пока полно свободных мест, Тэхён спешит занять своё на углу — ближе к стеллажу с книгами. Он никогда их не открывал и даже картинки не разглядывал, просто приятные приглушённые оттенки обложек смягчали гнетущую атмосферу кабинета философии. Устроившись на мягком стуле, он кладет портфель в ноги и продолжает ждать начала урока, то и дело поправляя сползающие с носа очки. Кажется, все ученики игнорируют его неопрятный вид. И все знают, с чем это связано. Но никто не подойдет, не станет интересоваться его состоянием, хотя голова всё ещё болит, а живот тянет от каждого движения. Тэхёну вообще никто никогда не помогал, даже учителя. Удобно не замечать, и ведь даже родители не спасут, а, скорее, только добьют. Шумной волной в кабинет вваливается компания Чона. Альфа, чей пиджак так и остался в унитазе, сразу подсаживается к Чимину, а вот Чонгук, как всегда, садится напротив него, откинувшись на спинку стула. В младших классах он это делал для того, чтобы плевать в Тэ жеванной бумагой, а сейчас, наверное, просто чтобы лишний раз самоутвердиться за его счет, позлить или испугать. Кто знает, что творится в голове этого психа. За окном всё сильнее моросит дождь. Ветки деревьев, словно хлысты, бьются о стекла за алыми бархатными шторами. Вся эта унылая атмосфера сказывается и на учениках. Обычно активные альфы спокойно сидят за столом, а болтливые омеги скучающе листают страницы учебника. И все ждут учителя, который за все время их учебы ни разу не опаздывал. Только спустя десять минут двери распахиваются, и появляется престарелый, худощавый мужчина. Ему бы уже на пенсию отчалить, а он лекции читает. Старик суетливо приближается к столу, как-то несобранно раскладывая методички. Его дёрганые движения сразу бросаются всем в глаза. — Кажется, у кого-то уже нервный тик начался, — шепотом шутит Чонгук, так, чтобы его услышали только рядом сидящие. — Тихо, начинаем урок! — командует учитель. Он немного ослабляет галстук и, поморщившись, сглатывает, будто съел горькую пилюлю. Тэхён все ждет начало урока и иногда наблюдает за необычным поведением учителя из-за длинной чёлки. Шумные вздохи, будто он задыхается, слышат все, тихо хихикая. Морщинистый лоб покрыт крупными каплями пота, а из потрескавшихся губ вот-вот должна хлынуть кровь. Старик садится за стол и закрывает лицо ладонями, будто старается абстрагироваться, закрываясь от всего мира. — Пишем дату и тему урока, — бурчит он, когда всё его тело пробивает мелкая беспрерывная дрожь. Поднявшись с места, быстро выбегает из класса. — И что это было? — после недолгой паузы кто-то решается подать голос. Всем настолько непривычно видеть учителя в таком состоянии, что даже теряют дар речи. — Может, осознал, что его философия никому нахер не всралась? — предполагает Чонгук, а остальные, словно чайки, подхватывают мысль и продолжают развивать шутку. — Идиоты, — закатывает глаза Чимин. И Тэхён был полностью с ним согласен, но смелости озвучить мысль у него не находится. — Ты поговорить со мной хочешь? — Чонгук откидывает назад светлые волосы и поворачивается к Паку. — А ты говорить умеешь, что ли? — удивляется Чим, приложив ладонь к губам. Это выглядит так открыто наигранно, что даже смешно, и Тэхён улыбается. — Последние несколько лет за тобой такое не замечал. Только лай. И вроде по всем канонам самые лучшие и популярные люди должны держаться вместе, но не в их случае. Чон Чонгук и Пак Чимин — две крайности одной идеи. Альфа пленяет безграничной энергией и харизмой, омега — недоступностью и шармом. Каждый находит в них свой божественный образ, на который готов молиться, а сами «иконы» на дух друг друга не переносят. — Думаешь, раз предки адвокаты, то можешь пиздеть без последствий? — уже более грубо и резко спрашивает Чон, понимая, что сдает позиции. — Когда-нибудь ты по-любому пизды получишь за свой длинный язык. Но на это Пак ничего не отвечает, а лишь поворачивается к соседу и равнодушно тянет: — Ты тоже слышишь этот скулёж? С каждой секундой Чон злится всё сильнее, кажется, даже его бледное лицо краснеет вместе с ушами. Но сколько бы он злобно ни скалился, Чимин всё так же расслабленно качается на стуле. От неминуемой драки их спасает вновь пришедший учитель. Чон уже успевает подняться со своего места и двинуться в сторону Пака, но тут же встает как вкопанный, ожидая ругани преподавателя, которой почему-то не следует. Он спокойно проходит мимо учеников и приближается к столу. Опускает голову и, расставив руки по краям, хватается за борт кафедры. Все уже и забыли, что идёт урок, и надо хотя бы тему записать. Под шелест листов все усердно пытаются делать вид, что что-то читают или пишут. Тэхён то и дело поглядывает на учителя. Сегодня с ним явно что-то не так. Если ему плохо или заболел, то нужно было остаться дома, а не заражать учеников. — Жрать. Секундная пауза осмысления услышанного. Чужой незнакомый голос настолько противный, что в ушах трещат перепонки. Как бы хотелось в это не верить, но тяжелый низкий скрипящий стон принадлежит учителю. Это невозможно описать словами. Словно сонный паралич сковал тело и разум. — Я хочу жрать! Тэхён немеет от увиденной жути, от существа, которое несколько секунд назад было учителем. Человеком. Оно хищно скалится, выламывая себе руки. Хруст костей, скрежет зубов тонут в душераздирающем крике учеников, полном страха и паники. А Тэхён так напуган, что даже пискнуть не может. В этот момент он впервые чувствует на собственной шкуре, что значит «обомлеть от ужаса». Это всё реально. Слюна, капающая с морщинистого подбородка и порванных губ, сломанные кости, торчащие острием вверх из извивающегося тела. Монстр поднимает голову и вопит предсмертным воем животного. Глаза, в которых есть только безумие и желание, смотрят прямо на Тэхёна, выковыривая из него всю душу ржавой вилкой. Голубые, как разъедающая всё на свете кислота. Паника моментально охватывает класс. Бросив свои вещи, парни и девушки бегут к выходу. Один неаккуратный удар в плечо выводит Тэхёна из ступора, и тот несется за всеми. Толпа чуть ли не сносит дверь с петель, с грохотом раскрыв её. Но и тут все снова окунаются в кошмар. На полу лежат несколько изуродованных до неузнаваемости тел. Отдельно от всего остального толстой лентой валяются кишки, явно кем-то погрызенные. В коридоре стоит жуткий смрад от растекающейся крови с кусками мяса и естественных для трупов испражнений. Из соседних и самых дальних кабинетов также слышатся крики. Некоторые обрываются, а другие начинаются с новой силой. Тэхён всё еще отказывается верить в произошедшее, следуя за толпой. — Закройте, блять, дверь! — кричит кто-то, но остается неуслышанным. Тэхён выбегает не последний, чудом контролируя рвотные позывы. Ноги заплетаются между собой, в ушах стоит только шум от учащенного сердцебиения, а также чувство, схожее с частичной оглушенностью. Над головами лопаются накалённые лампочки и падают горячей пылью под ноги. Ученики вылетают из классов, сливаясь в единый безумный поток. Стараются не оборачиваться назад, на кряхтения и тяжёлые шаги уже нескольких монстров. Все ломятся вперед, за Чонгуком, а куда бежит он — всем плевать. Нужно что-то делать и куда-то деться, но что и куда — никто не понимает. В коридор в слепом ужасе выбегают и другие ученики. Они сеют панику своими воплями и спешкой: безрассудные движения и принцип «каждый сам за себя». Их нельзя за это осуждать. Любой бы поступил также, потому что логически мыслить, когда творится непонятный пиздец, просто нереально. — Все сюда, быстрее! — Чонгук открывает дверь уборной и до конца держит её снаружи, пока последний человек из его класса не добежит. — Подпирайте дверь всем, чем можно и нельзя! Кто-то ломает двери туалетных кабинок, другие просто с нечеловеческим усилием как-то умудряются сорвать унитазы и несколько раковин. Холодная вода, словно из фонтана, хлещет на плитку, и только Тэхён додумывается перекрыть её, дернув вентиль. В коридоре стоит грохот. Монстр карябает дверь и рвётся внутрь. На мгновенье Тэхёну кажется, что это конец, на этом никчёмную жизнь можно закончить. И в принципе… не жалко. — Держите её! — обеспокоенный, но уверенный возглас Чона придает больше надежды, чем кусок дерева и груда сантехники. Ребята наваливаются толпой, упираются ногами в пол и, как могут, противостоят напору монстра. Может, пять минут проходит, а может, больше, но он отступает. Судя по тому, что «учитель» хотел есть, он уже нашёл более лёгкую добычу. — Не расслабляйтесь, — шёпотом хрипит Чон. — Они всё ещё там. Сидим тихо и дышим через раз. Тэхён внимательно слушает Чонгука и делает всё, как тот скажет. Не потому, что он вдруг решил отпустить все обиды или уверовал в лучшее в этом альфе, а потому, что из двух зол выбирает меньшее. Лучше подумать о собственной шкуре, чем обижаться, когда в любую секунду их может сожрать голодное чудовище. Ребята усаживаются на пол, подобрав колени к груди. Ноги вот-вот откажут. Своеобразная защита, которая сейчас пусть и такая ничтожная, но необходимая. — Это сон, это кошмар, — как мантру повторяет один из альф. Он сидит в самом дальнем углу и нервно раскачивается из стороны в сторону, тяжело дыша. За дверью не смолкают крики, за окном всё сильнее разгорается буря. Они невольно попали в ловушку кровожадного кошмара, конец которого станет хуже, чем начало.March, 1.