Микроскоп

      Металлический скрежет, треск очередей, визг ракет и НУРС давно закрепись в колонии «Надежда Чжу». Куда крепче обороняющих её людей. Точнее, не то, чтобы у них был выбор, просто их количество с каждыми сутками сокращалось на четверть. Геты пользовались любыми способами, чтобы выбить людей с позиций или сократить их численность. Так, например, семьдесят часов назад анализатор показал критическое загрязнение токсинами водопроводной воды, а сорок часов назад окопы ополченцев накрыло облако из хлора, с примесью свинца и нулевого элемента.       Сейчас, даже имея трехкратное преимущество в численности, геты не решались атаковать. И эта нерешительность, совсем нехарактерная для машин, была обусловлена одинокой фигурой, возвышавшейся над позициями людей. Орудие, закинутое на плечо, имело достаточную мощность для того, чтобы насквозь пробивать тяжелые платформы типа «Прайм». Платформы типа «Колосс» были изъяты Пророком для Пришествия. Возражать Возвышающему общность не решалась. Программы, посылавшие запрос на изменение решения были стерты в результате системного сбоя.       Пилоны для НУРС за плечами силуэта были пусты, боеприпасы также подходили к концу, в этом геты были уверены. Однако, расчетные потери при массивной атаке превышали 80%. Подобный исход гетов совершенно не устраивал. Однако, и мер воздействия на колонистов не осталось. Замешательство машин никогда не имело свойства отрываться от материального мира, а потому управляющая совокупность программ отправила запрос лично Пророку, подпрограммно зная ответ. Через восемнадцать секунд ответ прошил все цепи гетов подавляющей волю Властью.       Управляющая совокупность программ подала сигнал к общему наступлению.       Силуэт, возвышавшийся над окопами, обретал все большую четкость в лучах восходящей над Феросом звезды. Массивная фигура, покрытая копотью настолько, что невозможно было определить первоначальный цвет брони, не шевелилась. Багровые огни сенсоров сверлили мрак туннелей водопровода и внутрибашенной инфраструктуры. Ополченцы спали тут же, в окопе, друг на друге, в давно оплавившихся и потекших пластиком доспехах. Недавно геты придумали новую игру – нагнетали на позиции обороняющихся легковоспламеняющийся газ и подавали искру. Теперь колонисты знают, что «небо в огне» и «раскаленный воздух» не просто фигуры речи.       Системное оповещение заставило силуэт дернуть плечом и дать команду на продолжение ремонта. Разорванный очередью из тяжелого масс-ускорителя левый наплечник почти восстановился. Разобравшись с броней, он вновь стал разглядывать людей. Их осталось двенадцать. После той толпы из ста двадцати человек, кажется жалким остатком, но в любом из них закованный в броню человек был уверен полностью. Каждый из оставшихся будет биться, пока их не порвут на мелкие кусочки.       Свет от восходящей звезды немного рассеивался из-за хлорного тумана, который уже стал постоянным спутником ополченцев. Пилот усмехнулся, вспоминая, как поначалу приходилось поддерживать боевой дух. А он еще думал, что опыт прошлой жизни невозможно будет применить здесь. Еще как можно. Особенно полезным оказался, как ни странно, опыт самой жестокой и темной галактики будущего. Расстрел всей административной верхушки «Экзо-Гени» и всех охранников, проявивших недовольство - всего пары человек, автоматически сделал его главным в колонии.       Шевеление в туннелях было замечено мгновенно, грохнуло орудие, гремя развороченным корпусом, гет-невидимка свалился с потолка узкого туннеля, рассыпая искры. Пилот цыкнул языком – крупнокалиберные снаряды сложно собирать. Мимолетный взгляд на группу вповалку лежащих ополченцев убедил его – инструктаж не прошел даром и разбудить их грохотом пушки уже невозможно. Только последовательность звуковых сигналов способна поднять пехотинцев и бросить их в бой. Неясные силуэты замелькали вдалеке – пока легкие платформы, но они почти всегда являются предвестниками тяжелых, бронированных солдат с мощным вооружением. Пилот рассчитывал на передышку в четыре часа, но не прошло и половины! Он знал, что что-то заставило гетов собраться и атаковать, но не знал причины, и это сильно раздражало.       Громкая сирена буквально подбросила ополченцев в воздух. Отекшие конечности, глаза с полопавшимися капиллярами, серые, землистые лица. Под броней не видно, но еще пару суток и они упадут от истощения, да и сейчас только воля и ненависть удерживают их в вертикальном положении. Багровые угольки оптики огненным бичом проходятся по строю. Один за другим включаются кинетические щиты, раскладываются винтовки.       - Гонг. Закидывайтесь стимуляторами и не жалейте патронов – это последний бой.       Невеселую усмешку с жадностью сожрала лицевая пластина маски. Пилот не уточнил, какой исход будет у этой битвы. Он прекрасно понимал, что в этом нет необходимости – шесть снарядов, три ракеты, да около трех тысяч мелкокалиберных пуль против стального, кажущегося бесконечным воинства…       Все козыри были разыграны, все тузы биты. Где-то колонисты брали смекалкой и хитростью, где-то выручал героизм отдельных ополченцев, а порой приходилось просто давить числом. Больше сотни человек остались на этой планете навсегда. Один-единственный «Гризли» догорал на дальних подступах, восемь грузовых автомобилей послужили в качестве мин и складов взрывчатки, транспортные челноки были уничтожены десантными кораблями гетов.       Потери машин измерялись сотнями – и три четверти были на счету бронированного монстра. Каждый раз он действовал непредсказуемо и нелогично, но удивительно эффективно. При перерасчетах получалось, что это был самый логичный выход – ранее незамеченный разумом общности. Машины не умели ненавидеть, но они явственно ощущали опасность и в приоритете он стоял сразу после капитана Шепарда, что был вручную внесен в базы Пророком.       Итак, первые залпы – дымовые шашки с релаксантом – посыпались как переспелый горох. Плотный дым заволок все завесой тяжелого, серого цвета. Крупнокалиберный пулемет рявкнул в густую массу, а в ответ прилетел целый шквал пуль, впрочем, разбившийся о броню мастодонта. Пилот даже не дернулся, чтобы уйти от пуль, лишь стоял и, словно по команде метронома, посылал короткие очереди вперед. Ополченцы притихли, напряженно вглядываясь в завесу перед ними. Оружие, не раз окропленное кровью и машинным маслом, разве что не трещало в стиснутых до боли руках.       Снова гроздь пуль ударила в нагрудник их командира, но в этот раз он снизошел до реакции на атаку. Ранее бездействующая рука с тяжелым орудием, как Дамоклов меч, поднялась над бруствером. Коротко рявкнула пушка, а с другой стороны немедленно отозвались орудия противника. Запищал конденсатор щита.       - Засвет!       Команда командира только пронеслась по окопам, а ополченцы уже вскидывали винтовки. Дело в том, что танки гетов в момент выстрела использовали ионизированную плазму, свечение которой было видно даже сквозь дымовую завесу. И именно по этому свечению наводились пехотинцы. Гром от выстрела пушки повторно прокатился над полем боя, вспыхнул рассыпающийся на куски щит платформы гетов, а синхронный залп двенадцати винтовок буквально в клочья изорвал синтетическую машину. В то же время дважды раскрывший себя командир принял на себя всю мощь орудий гетов. Шестиугольные сегменты щита гасли один за другим, и шквал вольфрама, как голодный зверь, пробивался к тонкому слою брони в щели между шлемом и нагрудником.       Издав недовольный рык, бронированная машина скрылась за валом из металлических ящиков, кусков обшивки модульных домов и прочего мусора, что смогли собрать колонисты.       - Командир.       Парень с изможденным видом и необычайно живыми глазами напряженно всматривался в багровую оптику командира. Слова были не нужны уже неделю, но рудиментарная привычка обращать на себя внимание голосом, а не жестами все еще мучила некоторых ополченцев.       - Три танка, в сто раз больше гуманоидных платформ, из них двадцать процентов утяжеленных.       Человек склонил голову и закрыл глаза, медленно выдохнул через нос. Остальные выражали свое отношение к информации по-разному, а их командир следил, но ни следа паники не заметил. Пилот кивнул своим мыслям. Звон тишины, повисший над окопом, разрезал жужжащий звук. Бронированная рука протянулась куда-то в сторону, и тут же в неё прилетел маленький зеркальный шарик, отражавший все окружающие предметы в уродливом искажении.       - Новая вводная – три километра к западу у подножия башни есть спуск в бункер протеан. Шифр на информацию в архиве был поставлен неизвестными.       А еще протоколы шифрования были очень сходными со спецподразделениями Альянса. Но пилот этого никому не скажет. Он слишком много знает, чтобы болтать по поводу доморощенных интриганов из администрации Альянса.       - Собирайте «Иерихоны» и на марш. Я остановлю их настолько, насколько меня хватит. Через пятнадцать минут эта башня должна упасть. Задача ясна?       Ополченцы козырнули, не по форме, конечно, но важно было намерение, а не действие. Трое бросились откапывать ящики с особой маркировкой, быстро, но в то же время невероятно бережно, как может только голодающий, которому в руки попал дефицитный продукт. Еще одна тройка озиралась в поисках дронов и прочих разведчиков машин – выдать сейчас свои намерения означало загубить всю операцию, даже не начав её. Остальные остались у окопа, напряженно поводя винтовками, высматривая потенциальную угрозу. Сам командир замер, даже ярко пылающая оптика померкла, став блеклой, как пара цветных стекляшек, случайно попавших в столь грозную и непоколебимую композицию, олицетворяющую чистую мощь.       Никто из ополченцев не знал, да и не интересно им было это, что это бездействие было подготовкой к активной фазе регенерации. Пилот, не без помощи сторонних сил, создал шедевр инженерии. Модуль, находящийся под прямым контролем пилота, был способен конвертировать энергию в материю и обратно. На этом была основана львиная доля отличий от стандартной брони «Преторианцев» с Земли. Отверстия в броне заполнялись менее прочным, но все еще достаточно крепким металлом, оборванная проводка змеилась в нишах, словно ища обрыв и каждый раз отыскивая его. С тихим треском провода соединялись, а капля жидкого металла перетекала на участок обрыва и, мгновенно нагреваясь, сплавляла их. Пилот разминал конечности под, слегка ослабившими давление, фиксаторами. Единому предстояла битва, готовились к ней двое. За эти почти десять лет ничего не изменилось.       Двенадцать ушли, остался Единый. Под копотью и ржавчиной, слоем нагнетенного фальш-металла, алела надпись, нанесенная с любовью и заботой, с жутковатым оскалом, в порыве вдохновения: «Армагеддон». Еще глубже, в логи огромной машины была внесена еще одна строчка. Анализаторы мозговой деятельности смущенно и как-то виновато запищали и отключились за ненадобностью. Произойди это под наблюдением в клинике Цитадели, в карту внесли бы последнюю запись – время смерти.       По другую сторону изрытого воронками поля завизжали легкие пехотные масс-ускорители. Геты открыли огонь на подавление, под их прикрытием платформы-разведчики и штурмовые единицы пошли в атаку. Железная лавина прошла уже почти половину пути до позиций, как с левого фланга пришла очередь, хлестнувшая в опасной близости от отряда прикрытия. Немного замешкавшись – реальная скорость объекта втрое превысила расчетную – атакующие изменили направление движения. Рявкнуло орудие Единого, градом обрушилась очередь из пулемета. Ответные атаки не имели достаточной мощи или были недостаточно сконцентрированы, чтобы навредить броне одного-единственного обороняющегося.       Но пилот знал – рано или поздно его задавят. Машина знала только одно – пилот всегда прав. Таймер мерно отсчитывал минуты до подрыва опор башни. Протеане строили на славу, целые тысячелетия стояли их монументальные здания, однако, одному из них сегодня суждено было пасть. Гигант стоял на полусогнутых опорах, опасаясь показать даже краешек шлема. Геты собрались и, потеряв лишь одну десятую совокупной мощи, сконцентрировались на укрытии Единого. Характерный рокот ракет аудиосенсоры распознали весьма и весьма отчетливо.       Решение пришло внезапно, на секунду пилот даже оторопел – настолько безумным оно было. Последний вздох большого механизма дохнул жаром в лицо пилота, став завершающей каплей в чашу весов. Плечи простого измерительного прибора пришли в движение, бронзовая чаша коснулась основания. Багровое свечение оптики стало обжигающим. Голосовые синтезаторы издали утробный рык, гидравлические и электрические двигатели надрывно заревели, и машина бросилась к краю башни. От бездны её отделял лишь жалкий лист металла – для разогнавшейся многотонной конструкции, не более чем слой газетной бумаги.       Пластины брони на спине вскрыли длинные и плотные очереди штурмовых платформ. В прыжке «Армагеддон» развернулся и дал последний залп из орудия. Этот снаряд был особым – его пилот собирал вручную, применив весь свой талант и хитрость. А также все доступные ему запасы взрывчатки. Вольфрамовая шрапнель изорвала на куски порядка пятнадцати пехотинцев и задела монструозных Праймов, сильно снизив их функциональность. Вторая фаза рассчитывалась на органиков, а потому огненный шторм, испепеливший старые, полуразложившиеся тела ополченцев, не нанес гетам ощутимого ущерба.       «Армагеддон» падал, раскинув почерневшие от сажи манипуляторы, как крылья. Машина верила пилоту, пилот полагался на машину. Совершенный симбиоз, нерушимый тандем. Закрыв глаза, человек занес черный от отчаяния меч, нащупал натянувшуюся от страха нить и нанес удар. Датчики взвыли от оборвавшихся контактов. Собранный на коленке нейроинтерфейс шипел, как рассерженная змея. Грудная клетка гиганта разошлась, «ребра» каркаса раскрылись, явив серому от пепла небу гуманоидную фигуру пилота. Трясущимися пальцами он нащупал большую квадратную кнопку на панели и вдавил её до упора. Отстрелились фиксаторы, одноразовые разгонные блоки, словно раскаленные добела крылья, вознесли пилота в небеса.       Остов когда-то Единого все падал. Машина знала – это называется полет. «Армагеддон» летел, пилот летел, но почему они все дальше друг от друга? Процессор предложил десятки вариантов, но машина знала – это неверные ответы. А еще она знала, что пилот хотел жить, настолько хотел, что его жажда жизни, как консервный нож вскрыла ровные строчки системного кода, достав до единственного уязвимого места. Машина умела учиться – это было заложено самим пилотом – и делала это постоянно. Последние события породили еще одно знание – машина хотела жить. Еще одно откровение открылось машине – значение слова «долг» было внесено в базу данных едва ли не раньше понятия «программа». И поэтому «Армагеддон» падал, а пилот летел.       Багровая оптика больше не выводила столбики цифр и статусных блоков. Вместо этого она упивалась видом серо-сизого неба, темно-зеленой громадины протеанского шпиля. Он торопился жить, ведь осталось у него лишь несколько секунд. Опустевший корпус закрылся, кулаки, полные механической мощи, сжались, а синтезаторы исторгли бессистемный, на пределе мощности, вой.

***

      Пилот лежал, не шевелясь. В кулаке его был зажат шар с зеркальной поверхностью, а шлем покрывала сеть трещин и соскобов. Налокотники и наголенники также изрядно пострадали, но ничего, кроме пары царапин человек не заработал. Невыносимое чувство потери придавило его к грязному бетону посильнее любого материального объекта. Дрожащие плечи обхватили прорезиненные перчатки с короткими, в пару миллиметров, иглами-контактами, обломки ложемента вокруг слегка дымились. Вой, донесшийся из бездны, подействовал совершенно неожиданно. Пилот замер, не в силах пошевелиться. Что-то перевернулось глубоко в душе человека, выродился страх, усталость и боль отступили. Бурлящая лава из гнева, возмущения и раздражения улеглась, сменившись ледяным спокойствием.       Через пару минут, он встал, и пошатываясь, направился к лестнице на нижние этажи. До падения башни оставалось десять минут.