Random AU of BNHA

      — А тебе не кажется, что ты… перегнул палку, Шото? — Бакуго осматривает напротив стоящего парня максимально презрительным взглядом.       Тодороки прищурено расплывается в улыбке, попутно мягко протирая лицо ватным диском, смоченном в средстве для удаления грима и с каждой секундой его дремлющее безумие отрывается взгляду его, с недавних пор, телохранителя под прикрытием Бакуго Кацуки всё больше и больше.       — Она была не против, поверь мне, все девчонки о таком мечтают, — актёр обеими руками загребает спадающие бело-красные пряди обратно на голову, защёлкивая чёлку парочкой тёмных заколок.       Блондин ощущает неспокойное сердцебиение, а весь воздух будто иссох, что дышать стало трудно. Кровь в ушах задолбила с ярким шумом от осознания какой же всё-таки Шото Тодороки — всеобщий любимец публики, настоящая восходящая звезда и просто нереальный красавчик оказался поганым лицемером-психопатом, прячущим личность постоянно за разными образами и ролями.       Три месяца назад Бакуго предложили подработать телохранителем этого актёра притворяясь его другом и сначала всё было ничего… разве что, Кацуки тогда ещё просто не замечал тревожных звоночков, спирая всё на звёздную болезнь или избалованность. Но в какой же момент человеческая избалованность расходится с глубинным внутренним безумием? На людях Шото любезный и окидывающий всех и вся своей наигранной сияющей улыбкой, добрый и всегда отзывчивый, но стоит только дверям кулис захлопнуться так… Шото снимает свою приросшую к лицу маску милости, оголяя своё настоящее — до невозможности уродливое и одичалое естество — свою настоящую сущность, оказавшуюся сгнившей, наделённой коростами и язвами. Шото Тодороки — моральный урод. Он вне камер и свидетелей цепляет своих фанаток, с применением насилия пользуется ими и обещает проблемы, если это всплывёт. Он вне своей официальной страницы заходит в интернет полностью анонимным просто чтобы натурально сорваться на ком-то в играх или просто подурачиться в чатах, разводя людей на главное для его хищного рациона — негативных эмоций. Он вне сцены напоминает Шото… самого себя в юности. Капризный и желающий внимания, сходящий с ума по чужому одобрению и делающий ужасные вещи ради удовлетворения своего проклятого эго, главным образом, срываясь на людях, превознося себя над ними на сотни метров вверх в облака.       — Мне надоело это терпеть! — звук как грубо клацнул зубами Бакуго, наверное был слышен во всей просторной гримёрной.       Бакуго ещё не видел всех кошмаров Шото. Ему и не снились его истинные садистские наклонности, но он уже доволен по горло всем этим отъявленным сумасшествием и каких бы денег не стоило охранять это убожество, он больше не собирается этого делать. Это грязное домогательство при его глазах до бедной разревевшейся в истерике девушки было последней каплей.       — И что теперь? — Шото падает в кресло, удобно устраиваясь, демонстрируя своё превосходство, скрещивая пальцы меж собой и за эту небольшую паузу тишины, возникшую между ними, сжирает этот полный ненависти и неприязни взгляд красных глаз на себе.       Хищник доволен. Расходится в улыбке пуще прежнего, а Бакуго поддаётся вперёд, ведь всё нутро уже орёт во всю глотку «Да врежь же ты ему!». Действительно хочется. Просто раскрошить. Забыть, как выглядит его мерзотная улыбка, когда он раскрывается. Обезобразить, подарить чувство расходящейся по телу ломящей боли, чтобы испытал на себе каково другим. Или вообще вцепиться в шею и сжать её, пока не услышит хрип, а руки лицемера на начнут царапать костяшки от желания прекратить. Вздрагивает, и кулак Кацуки уже у самодовольной нахмыленной морды, что его красная прядь волос от резкого взмаха над лицом и созданного потока воздуха спадает, а Шото начинает истерически смеяться.       — Хочешь ударить?! Ну давай же! Мой телохранитель Кацуки… Ах, какой бы интересный вышел заголовок! — снова этот режущий уши и дотошный звонкий смех с нотками тронутости.       Бакуго сглотнул, нервно пряча руки в карманы. Он не достоин этого. Он не достоин быть побитым своим же телохранителем, которого публика знает как хорошего друга красно-белого идола; достоин только быть забитым арматурой своими хейтерами в ночной подворотне, где он часто насильно вымещает свои извращённые пристрастия на своих доверчивых и влюбчивых фанатках, не ожидающих такого насилия и издевательства над собой.       Не стоит ли разовое удовольствие набить до одури самодовольное лицо, стоящее тысячи долларов, свободы Кацуки?       — Думаешь, что ты можешь уйти? — тон у актёра падает до громкого шёпота, и Кацуки немного расслабляется; разве он не знает, что это — грубая ошибка при общении с этим уродом? — Что конкретно тебе не нравится, м?       — Дурака не включай, ты понимаешь, что ты творишь полную дичь. Завязывай, Шото, ты ведь был норм…       Но Бакуго не дали договорить.       — А ты тоже когда-то был нормальным, Кацуки? Пока не довёл своего одноклассника до самоубийства в восьмом классе своими издёвками, да?       Сердце болезненно ёкнуло, кажется, все мышцы на лице блондина на секунду отключились, он разочаровано опустил взгляд в пол, не выдержав этого насмехательства над своим тёмным прошлым. Губы дрогнули в желании наорать, заткнуть любой ценой негодяя, не знающего что и как было на самом деле, но Шото был слишком болтлив, а Кацуки получил слишком глубокое ранение в самую душу, на секунду впав в то самое воспоминание, когда увидел труп своего старого друга, ни за что затравленного собой прошлым.       Никому и никогда он не говорил об этой истории, всегда умалчивая об этой грязи и тёмной кровавой полоске, следующей за ним по пятам всю жизнь. Но этот… Почему именно он?! Почему именно этот человек сейчас заставляет его вернуться в то время и ощутить себя полным ничтожеством в глазах всего мира?       — А ты тоже был нормальным, пока не увидел своего одноклассника мёртвым, да?.. Честно говоря, мне бы тоже когда-нибудь хотелось увидеть перед собой свежий труп человека… Ух, ну точно не сейчас! А вот что касается тебя, дорогой мой «друг»… Как же мне повезло встретить тебя. Ведь ты понимаешь меня, да? Я смог раскрыться так глубоко лишь при тебе, ощущая от тебя схожую ауру утаённой внутри тёмной энергии, что так сильно просится наружу. Признайся же, Кацуки, ты же тоже внутри настоящий монстр, жаждущий чужого страха, а? — Шото чуть посмеялся, а Бакуго словно язык проглотил.       Чем ему противостоять этому убожеству? Имеющему власть. Имеющему деньги. Имеющему связи. Чем ему противостоять? Бакуго считает, что и не надо даже пытаться, ведь можно просто молча убежать, поступить максимально мудро и максимально по-мужски, просто взять свой стержень под контроль, выстоять, признать поражение и уйти с поля боя, не тратя энергию и ресурсы на войну, в которой итак уже понятен исход. Поворачивается к Тодороки спиной и двигается к двери, но Шото приказывает стоять. Истерично вцепившись рукой в кресло кричит «А ну стоять!», а Бакуго не встаёт на месте. Не встаёт до тех пор, пока не раздаётся громкий шлепок. Кацуки слышит ещё. Третий. Четвёртый. Громкий звук, как падает что-то тяжелое и тихий всхлип Шото. Интерес, к несчастью, перевешивает адекватность и Бакуго разворачивается чтобы просто понять что происходит, а увиденное заставляет всю спину покрыться игольчатыми мурашками, потому что Тодороки сам бьёт себя, при этом безумно улыбаясь.       — Парень… — сквозь долгие выдохи и всхлипы продолжает толкать свою уничтожающую все остатки чувств в Бакуго речь, — …что убил своего одноклассника, доведя до суицида… друг, оказавшийся подставным… оказался его постоянным надзирателем… периодически избивая, ой!       Шото с силой ударился об стену лбом вперёд, на секунду потеряв всякое равновесие и упав на пол. Из носа хлынула кровь, а над ним оказалась голова Бакуго, что не без всякого ужаса смотрел в довольное лицо актёра, слишком вошедшего в свою настоящую роль — безумца; перешедшего все границы дозволенного и не дозволенного.       — Ты мразь, — прошипел Кацуки, поднимая Шото и волоча его на софу, укладывая и оценивая причинённый ущерб.       — Никуда ты от меня не уйдёшь, Бакуго Кацуки… много знаешь… ты — удобный.       Шото понимал, что терять его из виду — опасно. Но теперь то Бакуго не сболтнёт лишнего уж точно. Особенно когда актёр узнал о нём такого рода информацию, которую телохранитель отчаянно прятал от всего своего окружения столько лет.       Бакуго сильный и всегда отлично выполнял свою работу. А ещё от него веет внутренним скрытым садизмом, которое Шото так сильно хочется вновь поднять на поверхность, чтобы поиметь рядом с собой не только прекрасного телохранителя, а ещё и ценителя и товарища по ощущениям, получаемым во время своих злодеяний. Шото видит в Бакуго не только телохранителя, но ещё и своего собрата, уже познавшего человеческое отчаяние в той самой форме, до которой Тодороки ещё предстоит грести и грести по целому морю чужих страданий и боли.              — Урод. Поганец. Тварь. — Кацуки еле сдержался чтобы не взорваться от этого жалкого шантажа.       — Телохранители не бьют своих охраняемых, да? — Шото вцепился рукой в скулы Бакуго и сжал до чужого писка.       — Охренел? — процедил блондин, в ответ хватаясь за чужую рубашку, скаля зубы.       — Телохранители… ухаживают за своими охраняемыми.       Шото едко улыбнулся и закрыл глаза, проваливаясь в обморок. А оставшись наедине с этим отключённым побитым телом Бакуго неистово запаниковал и запер двери на семь замков лишь бы никто не увидел их вместе, где Шото в таком состоянии. Через силу стал протирать его лицо от крови и понял, каким именно образом этот монстр очаровывает девушек: они просто попадаются на уловку его обворожительной внешности, а после и в плен его чёрной души.       Телохранителю пришлось остаться, хоть ненависть к охраняемому субъекту и была безгранична. Пришлось остаться под давлением такого рода шантажа, потому что Кацуки знал, что Шото поверят больше чем ему самому — тому самому школьнику из репортажей, что довёл своего старого друга до самоубийства. Люди в наше время слишком слепы, и не видят правды, не принимают изменений других людей и не желают меняться сами, и поэтому у Бакуго нет ни единого шанса в борьбе с грязным лжецом Тодороки, что и по сей день продолжает заниматься разного рода грязными делами, в обществе прозванными девиантными. Только теперь юный актёр натурально сел на шею своего телохранителя, потеряв совершенно всякий стыд, который отображает определение этого слова. Теперь он пользуется своим телохранителем, словно вещью, отобрав его комфорт и личное пространство. Шото сделал Бакуго своим, уничтожив всякую возможность когда-либо отвязаться. А от бесконечного ощущения вины за прошлое Кацуки потерял здравый смысл, с тяжестью внутри смирился, потеряв мотивацию банальной мести и сборе компромата на актёра, отравляющего его жизнь и жизнь других людей, попавшихся на его жестокие уловки. Таким он видит своё наказание за ужасное прошлое, от которого так долго бежал, и весь запыхавшийся свалился с ног от усталости, а на него сверху словно поставили ногу, добавляя груза, напоминания о самом главном — от прошлого не убежишь.       Шото Тодороки — рождён под счастливой звездой, и как жаль, что он оказался таким мелочным и бесчеловечным, а в его жизнь однажды пришёл парень с дремлющим изнутри злом, которое под натиском на собственную свободу и ощущением придавленности к земле когда-нибудь обязательно раскроется, покрыв землю чьей-нибудь кровью в очередной раз.