***
свежий аромат вечернего летнего воздуха вызвал легонькое головокружение после часов теплого запаха книжных чернил. густые ветви деревьев очертались хрупкими серебристыми линиями от грубого фонарного света. подавленные городские шумы неподалеку не давали жуткой тишине темного переулка напрягать и тревожить. ах, вдохнуть бы этой атмосферы побольше… но Джон не привык гулять одному, а компанию составить было некому. все друзья куда-то пропали. отдалились, разъехались, стали меньше общаться — учеба, как ни как. и трудно сказать, встанет ли все снова на свои места после экзаменов. Джон уже не понимал, остались ли у него друзья вообще. будут ли друзья снова друзьями, когда настанут каникулы, или он уже потерял их навсегда. приближающиеся чьи-то крики заставили остановиться на уже заученном до автоматизма пути. две фигуры стояли на краю дороги и яростно ссорились. силуэт и хрипловатый голос одной из них показался знакомым. Джон захотел в этом убедиться, но все же не желал привлекать лишнее внимание, поэтому постарался незаметно свернуть за переулок и скрыться за стеной, дабы получше видеть происходящее. яркий уличный свет позволил хорошо разглядеть лица отсюда. он. Дамиано. Дамиано Давид. самый популярный парень университета. рок-звезда, богатый, красивый, обаятельный до черта и тот, в кого Джон так безнадежно и безответно влюблен… держался за фонарный столб с бутылкой виски в руках и ссорился со своей девушкой. Джон видел ее лишь раз, но узнал по огромной татуировке в виде кленовых ветвей на бедре. то ли шум города не позволял, то ли Дамиано был слишком пьян, но из их разговора нельзя было разобрать ни слова. единственное, что было наверняка понятно — зол был именно он. она же будто постоянно пыталась извиниться, но Давид просто не хотел ее слушать. странная картина. Джон чувствовал себя неудобно. будто он сейчас видит слишком много, видит то, чего видеть не должен. но гложущее дьявольское любопытство сковало, не позволяло оторваться и не давало сдвинуться ни на шаг. время остановилось здесь, замерло, и больше не существовало ничего, кроме переулка и неразборчивой горячей перепалки этих двух. у Дамиано все больше подкашивались ноги, и Джон неосознанно гадал, не упадет ли он до конца диалога. когда тон разговора стал еще выше, девушка в слезах убежала. Дамиано лишь швырнул ей в след что-то, что Джон не смог разглядеть, прокричал нечто неразборчивое и отпил с горла. глубокий вздох. еще один: — ну и катись в пизду, — первое, что Джон смог расслышать и последнее, что прохрипел Дамиано перед тем, как все-таки сползти по столбу и неловко свалиться с ног. громкий звук разбитой бутылки заставил Джона поморщиться и съежиться. пару неудачных попыток встать, и Давид благополучно сдался, продолжив лежать на дороге среди битого стекла. улицы незаметно опустели до мертвой тишины. ни единой души — даже автомобили счезли с дорог, все до единого, оставив Джона наедине с возникшей дилеммой. нельзя было оставлять Дамиано тут, иначе точно случиться беда. Джон понимал это, и понимал, что вокруг больше никого, кто может помочь. сжимая шершавый угол бетонного здания, он был как на иголках, в груди все горело холодным огнем от переживания. громко вдохнув, Джон все же перешагнул через себя, свое стеснение, свою боязнь лишний раз находиться рядом с Дамиано, и подошел к нему. присев перед неподвижным телом, он все еще сжатым волнением горлом выдавил: — тебе помочь? Дамиано не шелохнулся и не издал ни единого звука в ответ. — тебе помочь? — громче повторил Джон сквозь удушающую панику. ответа вновь не последовало. не остается больше ничего, кроме как взять все в свои руки. Джон изо всех сил постарался поднять пьяное тело. было непросто, но спустя время и пару неуклюжих попыток он все же смог кое-как поставить Дамиано на ноги и закинуть его руку себе на плечи. тот лишь издал короткий сдавленный звук, от чего Джон испуганно дернулся. прерывисто дыша под тяжестью чужого тела, он начал лихорадочно перебирать у себя в голове варианты, что же делать дальше. дотащить до общежития — чужих туда не пускают. вызвать такси — только вот куда ехать-то? отнести к знакомым тоже не получиться — просто не к кому. да и немногие захотели бы принять к себе на ночь такого гостя. наконец, Джон вспомнил: недалеко, за переулком, есть мотель. неровно выдохнув, он попытался сдвинуться с места и сделал медленный, аккуратный шаг вперед. хоть и будучи почти что без сознания, Дамиано маленькими косыми шагами рефлекторно шел за ним на заплетающихся ногах, будто кукла на ниточках. Джон неосознанно крепко сжимал его руку, изо всех сил стараясь не позволить ему упасть. все тело было напряжено как никогда, в голову волнами била тревога без особых причин. какая же странная ситуация. странная и неловкая…***
прошла, казалось, вечность, когда они наконец прошли эти сто метров и добрались до треклятого мотеля. увидев свет неоновой вывески, Джон наконец облегченно выдохнул. и хотя они еще не дошли до входа, почему-то уже казалось, что худшее позади. в лобби никого не оказалось. это немного успокоило Джона,: не придется неловко оправдываться за такое странное вхождение и состояние своего спутника. он поспешил бережно усадить Дамиано на твердый диван. от резкого облегчения от сброшенной ноши почти что подкосились ноги. под грубым освещением желтоватых ламп Джон заметил, что вся его рубашка покрыта гладким слоем уличной пыли. вот же черт. новая. ну как можно было так умудриться? что с тобой, Джон? ну почему ты такой неудачник, Джон? он продолжил осматривать одежду, причудливо выворачиваясь, дабы что-либо разглядеть, когда тень всегда предательски падала на нужные места. — молодой человек, вы что-то хотели? — грубый мужской голос застал врасплох. Джон вздрогнул от неожиданности и мгновенно прекратил свое занятие: — да… мы хотели снять номер на ночь. — замешкавшись, он суетливо поторопился к рецепшну. администратор бросил строгий, внимательный взгляд на мирно раскинувшегося Дамиано. Джон поспешил оправдаться: — понимаете, мы так устали с дороги, особенно мой приятель… — я гляну, остались ли еще номера. — то ли это и вправду так, то ли Джон просто чересчур нервничал, но от мужчины веяло негативом. это лишь усиливало и без того удушающее волнение. руки юноши начали мелко дрожать. администратор поднял глаза: — свободные номера есть, но они все одноместные. вас устраивает? — да, конечно, давайте нам любой. — пятнадцать евро. — да-да, сейчас… — Джон достал кошелек из кармана, но только-только успел открыть, как неловко уронил. монеты посыпались водопадом и с лязгом покатились по холодному полу. он наспех подобрал лишь пару из них, не желая тратить время администратора. Джон не любит быть обузой. подобрав нужную сумму, он положил ее на стойку. мужчина молча вручил ему ключи с номером и куда-то ушел. Джон почувствовал вину и неловкость от того, что отвлек человека от своих дел. пусть это и его работа… сжав ключи в худом кулаке, он снова аккуратно поднял Дамиано и мелкими шагами потащил его в номер.***
Давид не выдал совершенно никакой реакции, когда его тело с протяжным скрипом взгромоздилось на жесткую кровать. при свете стало видно, что вся его одежда вываляна в пыли, местами смешавшейся с разлитым виски и превратившейся в слой полувысохшей грязи, а на теле негусто прослеживались свежие алые царапины от битого стекла. Джон присел на стул, желая лишь немного отдышаться и затем уйти. Дамиано — взрослый мальчик, сам дальше справиться. но его разбитый вид все же не давал покоя. не сводя глаз, Джон высматривал его ранения и мысленно боролся с желанием помочь. чересчур много всего для одного дня… целый год он боялся попадаться Дамиано на глаза, а сегодня оплачивает ему ночевку и укладывает на кровать. еще и вылизывать раны — это уже слишком. и Джон скользил взглядом по телу, подсознательно надеясь найти что-то, что стало бы весомым поводом остаться. как обычно, пытался оправдаться перед самим собой. свисающая с края постели ладонь Дамиано невольно разжалась и странно заблестела под светом. вот оно. Джон подошел разглядеть поближе. рассеченная рана. рука была перепачкана свежей кровью, броско размазанной по всей ладони и стекающей с румяных кончиков пальцев на пыльный ковер. нет, это точно нельзя просто так оставлять. Джон направился в ванную в поисках аптечки. на удивление, она там все же оказалась. пусть и скудная, но для ранения хватит. он захватил с собой все, что было, и поторопился оказать помощь. разложив вещи на тумбе и присев на колено, Джон смочил кусок ваты в перекиси, взял мокрую ладонь и принялся осторожно протирать ее. Дамиано никак не отзывался, лишь иногда очаровательно морщил нос, когда Джон легонько надавливал на порез. тот никак не спешил, начисто протирая каждый тонкий багровый развод на гладкой оливковой коже и настороженно минуя недешевые золотые кольца. наконец, немного йода и готово. надо лишь замотать бинтом. ваты осталось совсем немного, нет даже смысла ее возвращать на место… так уж и быть, Джон взялся протирать и остальные ранения. руки были измазаны в липких следах кровавого раствора. бережно и с предельной осторожностью он обтирал точеное лицо Дамиано, приятно заливаясь краской каждый раз, когда ненароком прикасался к его горячей коже. теплый свет тонкими мазками обрисовывал искусные линии острых скул, изящного римского профиля. каждая прядь черных, будто ночное небо, волос сияла белым золотом. Джону всегда казалось, что Дамиано не из этого мира. будто он и был губительно красивым Нарциссом из греческих мифов, будто все свои картины Караваджо писал с него. слишком красив, чтобы быть таким же человеком, как и все. он — живое искусство. нечто недостижимое. совершенная античная скульптура, пусть и сейчас покрытая царапинами и размазанной по щекам дорогой косметикой. даже ссадины на нем выглядели не неряшливым черканием вандалов, а красивыми росписями, сотворенными рукою настоящего мастера. они усеяны по всему телу, и Джону в очередной раз пришлось проглотить свое смущение, когда он был вынужден расстегнуть его рубашку, дабы дотянуться до каждой. все ощущалось чуждым, непонятным. до этого Джон видел обнаженный торс Дамиано лишь в самых смелых мечтах, а теперь по-настоящему касается. белоснежная рубашка вместе с остальной одеждой покрыта сухой грязью и кровавыми отпечатками — неплохо бы постирать. да, неплохо было бы. Джон подумал об этом и, поскорее закончив с ранениями, принялся снимать ее. все становилось страннее и страннее. никогда он еще так много, как сейчас, не касался чужого непокрытого тела. и правда, аппетит приходит во время еды — ведь недавно Джон не собирался даже обрабатывать рану Дамиано, а теперь же охотно намеревается стирать его вещи… или же он лишь хотел найти самому себе повод наконец пойти на хоть какой-то контакт с так горячо любимым человеком. Джон чувствовал ни разу незнанный ранее прилив сил, смелости и уверенности. хочется просто что-то делать — безразлично, что. он готов на все. он уже не переступил через зону комфорта — он сбегает от нее куда подальше. еще слегка поморочившись и до конца сняв дорогую рубашку, Джон кинул ее на пол и быстро перешел к остальному. ощущение сатиновой кожи под пальцами уже будто срослось с ним, стало чем-то неотделимым, чем-то обязательным, чем-то необходимым, и он поспешил вернуться к телу Дамиано. не хочется отрываться ни на миг. хочется чувствовать руками это тепло всегда, каждую минуту жизни. хочется больше. еще больше. Джон стал бесконтрольно водить холодными руками по жаркому телу. ох, прекрасное чувство. нет, нет, еще больше. еще. мягкая щека крепко прижалась к исцарапанной татуированной груди, бледные ладони неряшливо проникли между спиной и жесткой кроватью, еще сильнее сжимая тело тонкими пальцами, будто пытаясь поглотить его собой. все равно мало. несмело Джон провел губами по чувствительной шее, от глубокой ключицы до скулы. еще раз, и еще, все сильнее и непристойнее, вкушая каждый кусочек. съесть бы его целиком. Дамиано разлеживался так безмятежно, так спокойно, так покорно. и завтра не будет помнить ни о чем… а руки Джона несдержанно продолжали опускаться ниже и ниже, и губы стали тянуться к напомаженным персиковым устам. ближе. ближе… и тут будто ледяная когтистая рука вручила саднящую пощечину, до мозга костей ударившую холодным током, а затем вцепилась в воздушные кудряшки Джона, дернула изо всех сил и морозящим ветром на ухо прокричала: «НЕЛЬЗЯ». превозмогая мелкую дрожь, он резко привстал, оторвавшись от теплого тела. до чего быстро и внезапно его вышвырнули обратно в реальность… нет-нет, нет, нельзя, нельзя. Дамиано не давал согласия. Дамиано — не игрушка. нельзя его вот так брать и использовать. нельзя. вспомнив о своей цели, Джон суетливо поспешил снять с него брюки и ботильоны. быстро вытащил все содержимое карманов, оставил на столе, подобрал с пола рубашку и не медля отправился в ванную, виня себя и отгоняя противные мысли. как так получилось? что на него вообще нашло? это неправильно. Джону и не нужно быть с Дамиано, не нужно, чтобы Дамиано принадлежал ему. он любит бескорыстно. все девушки любят не Дамиано, а лишь его образ, обличие. любят потому, что он им угоден. но каждому необходимо, чтобы кто-то любил просто так. без обязательств. ни за что. любил, даже если от былого образа однажды не останется и следа. Джон никогда, никогда не причинит ему боль. никогда. и Джон любит просто так. это чувство ценнее и выше, чем банальные отношения. Джон так думал. ему хотелось верить, что все так. он не неудачник. он просто не такой, как они. маленький, наивненький Джон. дорогие вещи нужно стирать только вручную, Джон об этом знал. не знал, как именно, но приложил все усилия. кажется, одежда чиста. он повесил ее на край ванны и оставил сушиться. теперь можно и в общежитие. легонько поправив растрепанные кудри перед грязным зеркалом, Джон направился к выходу. и лишь когда он надавил на дверную ручку, в голову пришла мысль: догадается ли утром Дамиано, что его одежда в ванной? как он вообще все это воспримет? помнить-то ничего не будет. довольно неприятно ведь, на самом деле, проснуться без одежды в мотеле, с перемотанной рукой, совершенно не понимая, что происходит. записка. да, нужна она. в полуоткрытой тумбочке лежала одна-единственная ручка — вот же везение. Джон подобрал ее, вернулся в ванную за салфеткой и, опершись на прикроватную тумбу, написал: «твоя одежда в ванной. Джон». нет, не так. какой Джон? откуда Дамиано знать, кто он? да и важно ли это? скомкав салфетку и достав другую, Джон переписал тот же текст уже без подписи. бережно подложив край записки под настольную лампу, он выключил свет в номере и тихо вышел. на улице Джон еле успел переступить порог, как его заставил притормозить мягонький, пушистый комок под ногами. под одним лишь далеким красным светом от вывески его сложно было рассмотреть. протяжный пикс и две ярко отражающие свет точки выдали дивное существо: — Лесли, ты? Джон немного наклонился и кошечка сразу потянулась к его рукам. маленьким, еще почти не шершавым язычком она принялась вылизывать его ладонь. — ты что здесь делаешь? ты что, шла за мной? и ждала меня все это время? Лесли тоненько мяукнула, будто отвечая. — моя ты хорошая. — Джон осторожно поднял ее и умостил у себя на руках. — извини, что задержался и не покормил вовремя. сейчас мы пойдем к общежитию и я принесу тебе вкусняшек. договорились? кошка мягко прислонилась к его груди и замурчала. не сдерживая улыбки, Джон легонько чмокнул ее в лоб и отправился к месту жительства.***
у входа он медленно выпустил Лесли на траву и достал ключи из кармана. она сразу принялась тереться об ноги, оставляя на штанах следы тонкой шерсти, и резко мяукать. — тише, тише, я сейчас вернусь, — произнес Джон шепотом и ненадолго присел, дабы погладить кошечку. когда двери открылись, она поспешила внутрь. Джон аккуратно оттолкнул ее ногой обратно на улицу: — моя маленькая, тебе сюда нельзя. подожди немного, я сейчас тут буду… пробежав вверх по ступенькам и зайдя в свой блок, Джон, даже не включая свет, поторопился к холодильнику за кормом. из всегда открытого на ночь окна донеслись странные звуки. сослав это на бьющуюся об раму ветку, он уже собирался выходить, как за спиной услышалось протяжное мяучание. Джон обернулся: — Ле-если? — она сидела на толстой, почти залезающей вовнутрь помещения ветке, еле-еле колеблющейся на ветру. Джон быстро подошел к окну: — ты настолько не хотела меня ждать? моя ты девочка. он аккуратно снял ее и приземлил на ничем не занятый кухонный стол. наскоро достал первое попавшееся блюдце, выложил корм на него и поставил рядом с мордашкой. Лесли набросилась на еду, как хищник на жертву. ее разноцветные глаза при лунном свете выглядели особо дивно. Джон присел и неотрывно наблюдал за всем этим, осторожно поглаживая кошечку по спинке. тусклая прилизанная серая шерсть дворняжки сейчас выглядела породисто благородно-белой. но Лесли и без того была для Джона лучшей. самой дорогой, самой любимой. скоро каникулы, и Джон отвезет ее к маме. больше ей не придется прятаться от собак и хулиганов, искать зимой укрытие и каждый вечер ждать, когда Джон вернется с библиотеки и накормит. все у Лесли будет хорошо. хотя бы у нее. громкие шаги за дверями заставили насторожиться. Джон быстро поднял кошку и поспешил усадить обратно на ветку: — прости, моя девочка, но ты знаешь, тебе здесь быть нельзя. Лесли послушалась и не стала возвращаться. приняв подходящую позу, она стала целиться на ветку пониже и поразительно бесшумно перепрыгнула на нее. — умничка. Джону хватило сил лишь снять обувь прямо у кровати. он провалился в сон, как только голова коснулась подушки.***
пробуждение выдалось удивительно несложным. будильник не звонил. в легком недоумении Джон достал из заднего кармана телефон. яркий экран взбодрил его, словно ведро холодной воды. пятнадцать минут до конца третьей пары. третьей пары! Джон проспал три пары. даже будильник оказался бессилен. он вскочил, быстро натянув обувь, захватил рюкзак и, даже не перекусив, со всех ног рванул в университет, надеясь успеть хотя бы на четвертую. Джон только-только успел забежать на нужный этаж, как прозвучал звонок — пара закончилась. успел, еще и целая перемена впереди. больше никуда торопиться не надо. вдоволь отдышавшись, он неспеша дошел до своего шкафчика. тихие коридоры стремительно наполнялись людьми. шум тяжело и больно давил на голову после такого нездорового сна. спрятаться бы в этом шкафчике до самого звонка… захватив с собой тетрадь с ручкой, Джон крепко приложил ладонь к горячему лбу и пошел искать аудиторию. однотипные пространства, забитые десятками дверей и сотнями людей, никогда еще не были настолько раздражающими и чужими. наконец, вот она — нужная дверь. а рядом с ней — Дамиано, о чем-то оживленно болтающий с сестрой. стоило быть к этому готовым, все же она — одногруппница Джона. он даже имя ее запомнил: Катерина. славянское. сложное. но трудно не запомнить, как зовут самую популярную девушку университета. хотя Джон до сих пор не помнил имен большинства одногруппников. Джон постарался слиться с толпой и не привлекать лишнее внимание. вспомнив о ночи, тело до дрожи пробрал морозный стыд. в груди что-то сухо сжалось, голова колюще закипела тревогой, а руки будто медленно ослабевали. хоть бы не попасться на глаза. обрывки фраз ясно доносились до Джона сквозь оголтелый гам. он внимательно вслушивался в каждое слово, будто на лекции. диалог из абстрактных изречений без контекста понять было сложно. оставалось лишь надеяться, что говорят они не о вчерашнем. короткая пауза, и разговор продолжился в других тонах: — вот, смотри, это он. — слова Катерины заставили насторожиться. — где? — вон там, идет рядом со стендом. в черной рубашке. — этот, с кудряшками? он? — да, позови его. — Джо-о-он! Джон вздрогнул, но продолжил медленно идти за потоком людей. паника метушливо перекрывала все мыслительные процессы. он был совершенно без понятия, как реагировать: подойти, или же делать вид, что не услышал. на сомнения ушло слишком много времени, и зов повторился громче: — ДЖО-О-О-ОН! казалось, выхода уже нет, и он все же обернулся в их сторону. Дамиано жестом позвал к себе. Джон с вопросительным взглядом указал пальцем на себя, в ответ последовал кивок. сминая в руках тетрадь от волнения, он все же подошел к семейке. — в-вы что-то хотели? — горло намертво скрутило. — это ты вчера меня притащил в мотель? — я… но как ты узнал? — Джон удивился, что в таком состоянии смог выдать весьма логичный вопрос. перемотанной рукой Дамиано достал ID-карту: — твое? Джон не сразу заметил на ней свое имя. с доброжелательной ухмылкой Давид протянул карту ему: — ты забыл вчера. — спасибо… — преодолевая дрожь в руках, Джон забрал ее и быстро спрятал в кармане. ну как же? как можно было выронить паспорт? что за неудачник ты, Джон? — не за что. и вот, возвращаю твои деньги за ночь. — Дамиано вручил ему следом купюру в сто евро. — с-спасибо, но мотель стоил пятнадцать… — тебе спасибо. это за все остальное. за первую медицинскую, — он продемонстрировал забинтованную кисть. — за стирку, — только сейчас Джон обратил внимание, что Дамиано был в той же одежде, что и вчера. — и вообще за то, что не оставил валяться на дороге. такое случалось не раз, но мне впервые кто-то помог, да еще и так сильно… Дамиано вновь протянул руку. сначала не поняв, что для рукопожатия и на миг затормозив, Джон пожал ее в ответ: — да не за что… — он все еще чувствовал жгучий стыд и еле сдерживался, чтобы не проговориться и не извиниться. прикусив губу, Джон попытался натянуть нервную улыбку и продолжить: — как я мог иначе? с тобою могло что-то случиться, и это было бы на моей совести. а я ведь мог помочь. мне было не сложно… Дамиано грустно улыбнулся и поменялся в лице. показалось, что эту тему они уже с Катериной прошли, но он повторился: — понимаешь… девушка, с которой я был в тот вечер, — глубокий вздох, — ночью пропала без вести. пока что вообще ничего не известно. я ведь тоже мог быть в опасности… — сложная пауза. — поэтому я благодарен тебе вдвойне. спасибо еще раз. не найдя, что ответить, Джон лишь растерянно и сочувственно кивнул. Дамиано снова тепло улыбнулся и переключился обратно на Катерину. поняв, что разговор окончен, Джон отошел, но краем глаза продолжил за ними наблюдать. — ты точно уверен, что это не шантаж? — было видно, что с этой темой они уже покончили, но тот диалог заставил Катерину вернуться к ней снова. — уверен. Мелисса творила всякое, но на шантаж она точно не способна. не она. Лиза могла, а Мелисса точно нет. тут что-то более нечистое. — Лиза… ее ведь до сих пор не нашли? — ага. да тут и искать нечего — явно где-то скрылась, чтобы привлечь внимание. а я тут: а хер тебе! и уже с новой девушкой. обломался ее план, вот она и не хочет заявляться. — наверное, ты прав. прозвенел звонок. — ладно, удачи, я бегу, — Дамиано коротко поцеловал сестру в лоб и побежал к своей аудитории. Джон постарался пролезть первым, чтобы занять последний ряд. предподавателю точно не понравится, в каком состоянии он пришел. потом и так еще отрабатывать сегодняшние прогулы. Катерина села рядом. надела наушники, достала связку карандашей, открыла тетрадь и стала обрисовывать уже готовый набросок: причудливый рогатый зверь, чье тело покрыто длинной и густой шерстью, скрывающей его формы, будто пышная шуба. Катерина всегда была невероятной. до того непосредственной, до мозга костей творческой. иногда непонятной, холодной и таинственной, но все равно открытой и добродушной к каждому. очаровательно странной и по-своему красивой. красивой в этих непривычных, смелых нарядах, с изысканной, сотканной из полутонов мимикой, с этим роскошным пронзительным взглядом, делающим из нее королеву. каждый хотел хоть немного к ней приблизиться, узнать поближе, разгадать, распробовать, и Джон не был исключением. ему предельно не хватало таких людей. глубоких, ярких, самобытных, с непривычным мировоззрением, непривычным вкусом и странными увлечениями. настоящих. тех, с кем можно было бы провести вечер у заброшенной колеи, фотографируя поганки и ржавые стены гнилых зданий. обсуждать норвежский андерграунд или историю рококо. молча восхищаться красотой дождевых луж на закате. кого-нибудь, кто не посчитает это странным. и творить. Джон и не знал, чего хотел бы больше — быть другом самой Катерины, или возлюбленным ее брата. Дамиано он обожал, как живое произведение искусства, как главную музу. а Катерина была ему попросту необходима. она — его человек. Джону не хватало таких людей. «своих» людей. просто «своих». а тем временем зверек оживал под ее рукой. зеленая шерсть разрослась по бумаге свежей травой, белоснежные рога обросли барвинком, а взгляд кроваво-красных глаз будто стал осязаем. смолистые когти блестели словно от здешнего света, а не от тонких линий белого карандаша. Джон не уловил ни единого слова лектора, неотрывно наблюдая за руками Катеринбудто зверь наслал на него свои бордовые чары и крепко держал, не позволяя отвести взгляд. вычурным шрифтом над его головой красовались буквы. кажется, славянские. первая лишь отдаленно напоминала W, вторая чуть менее отдаленно была схожа на Y. ясно узнаваемой была только последняя — М.***
сумасбродный день подошел к концу. всего одна пара, но до чего же утомительна… теплый ветер шелком скользил по коже. белое солнце не казалось таким палящим, когда по дороге на каждом шагу раскинуты розоватые лужи после мягкого летнего дождя. и наконец-то тишина. Лесли уже, как обычно, поджидала Джона у скамейки под плакучей ивой. то ли от скуки, то ли от тяги к новому, но она жадно обкусывала росистую траву вокруг. — ты чего? — кошечка мигом оторвалась от своего занятия, когда услышала знакомый голос, и пантерой прибежала к Джону. Лесли принялась старательно обтирать его ноги и не давала сделать ни шагу. — ну хватит уже, хватит. — Джон опустился к ней на корточки, и кошка любопытно потянулась мордочкой к его лицу. встав передними лапками на его колени, Лесли, как могла, вытянула пушистую шею и несмело лизнула его щеку. Джон не сдержал тихий смех. — я тоже соскучился. извини, что не заглянул к тебе утром. эх, как-то часто я тебя в последнее время подвожу. — он протянул к ней руки и поднял. — иди ко мне. неторопливо Джон уселся на деревянную скамейку в тени мокрой вердепомовой листвы, еле-еле пропускающей мелкие пятнышки медового солнечного света. кошечка удобно улеглась на коленях и громко замурчала. да, коты — лекарство от любых болезней. свежий воздух, тишина, тонкий шелест медленно извивающихся, будто морские волны, ветвей, теплое урчания пушистого комочка — и усталость утекает прохладным ручеем, а разум очищается. Джон методично перебирает чувствительными кончиками пальцев гладкую шерстку, будто под гипнозом. — хорошенькая. — внезапный голос Катерины прервал его медитацию. — она твоя? — кгхм, не совсем… я ухаживаю за ней, но живет она тут, рядом. Катерина поправила раскрашенный вручную рюкзак, присела на корточки перед Джоном и с восторгом и интересом принялась рассматривать маленькую дремающую мордочку. — почему ты не заберешь ее себе? — она легонько и предельно аккуратно погладила кошку, стараясь не потревожить и не разбудить. — нам в общежитии не разрешают заводить питомцев. — ах, да, точно. — от ласковых касаний ее длинных, словно ветви ракиты, пальцев, зверек блаженно приоткрыл разноцветные глазки и заурчал еще сильнее. — а как зовут? — Лесли. — красивая. котов с гетерохромией еще с древности считали источниками силы. у кошки пророка Мухаммеда тоже были такие глаза. многие ведьмы и ворожеи заводили таких котов, они помогали им связываться с потусторонними силами. — ого… — ладно, до завтра. — легким движением Катерина уложила прядь коротких темно-бурых волос, одернула сумку с букетом сухостоя в боковом кармане. как обычно, мягко, тепло, полутонно улыбнулась, развернулась и ушла. — удачи тебе и Лесли. — с-спасибо, и тебе. — вряд-ли она уже это расслышала. странно много Джон связывался с этой семьей за последние дни. но, боже, как же хотелось бы больше! они оба неземные. римский полубог и карпатская ведьма. дотронуться бы. приблизиться бы к ним хоть на шаг…