ꅐꌦꂵ

       с того заветного дня прошла ровно неделя. какой она была для Дамиано и Катерины — Джон не знал. для него же — нагруженной, сумбурной, шумной, непростой, полной пересдач, нервных зубрежек за час до экзамена и нескончаемых дополнительных работ, дабы хоть как-то натянуть балл до приемлемого. вот и сейчас Джон, приступив к этому с самого утра, уже битый час отрабатывал выходной для уборщицы и приводил кабинет биологии в безупречный порядок. на протяжении всей недели Дамиано ни разу не явился в общежитии. Катерина же давно наработала на автоматы, потому появляться в университете для нее явно было поводов немного.        со стороны двери раздался глухой стук. Джон, слишком замороченный уходом за полуиссохшим папоротником на самой труднодоступной полке, не успел вовремя засуетиться. потому, не желая ждать, стучавший осторожно дернул дверную ручку и, обнаружив, что замок не заперт, несмело заглянул:        — мисс О’Коннор, я… — заметив, что надобного ему человека в кабинете не было, посетитель оглянулся и остановил знакомый взгляд на Джоне. конечно же, это был Дамиано. — о, Джон, привет. уж кого-кого, а тебя тут встретить не ждал, хе. не знаешь, где мне найти мисс О’Коннор?        — она уже ушла. по субботам она здесь только до четырех, — пытаясь не свалиться со стремянки, Джон развернулся к собеседнику как смог, но ненароком выронил из рук ножницы. — завтра она тут вообще до трех, да и то после часа дня к ней почти что не попасть. потому если хочешь с ней поговорить, приходи пораньше.        — понял, — Дамиано достал из-под стола ножницы и вернул их Джону. — а ты чем здесь занимаешься?        — не видишь? знания с английского добываю. пытаюсь наработать на В+ хотя бы. а то последние недели, знаешь ли, было немного не до учебы. но преподавателей это не волнует. да и, собственно, не должно.        встав поудобнее в позе, более приближенной к собеседнику, он продолжил:        — а вы как там? как… Кейт?        — держится. в данный момент посещает психотерапевта.        — эх, и что же, извиняюсь за любопытство, она ему рассказывает?        — наговорила, мол, в детстве ей ради спасения от ебнутой семейки пришлось пойти на поводу у некоего страшного дяденьки, который всю жизнь после ее шантажировал и заставлял делать ужасные вещи. в целом, правда ведь. если опустить пару незначительных нюансов, конечно.        — и как ее успехи?        — ну, пока рановато судить, но, пожалуй, какие-то результаты есть. я все эти дни живу с ней, в ее доме. извини, кстати, что съебался так неожиданно и без пояснений… хотя, тебе, наверное, сейчас и не до этого.        Дамиано оперся о парту поблизости, дав тем самым понять, что не против задержаться для приятного разговора. уловив это, Джон попросил его закрыть дверь на щеколду, что тот и сделал.        — Кейт сейчас очень нужен рядом кто-то близкий. в самый первый вечер она была удивительно спокойна. видимо, слишком устала, ведь заснула еще до того, как добралась до кровати. но посреди ночи она внезапно проснулась и собралась бежать обратно к лесу. я это обнаружил совершенно случайно — меня разбудил звон ключей, когда она отворяла дверь, уж слишком судорожно и громко Кейт это делала. я тогда ее едва успокоил. сейчас днем она преимущественно спит, искупляет все те бессонные ночи. Катерина всегда была ранней пташкой, собранной и дисциплинированной, ей подобное непривычно. переживает, что привыкнет. говорю ей, что режим сна налаживать будет позже, сейчас важно восстановить силы. по ночам спит, в целом, нормально, но периодически видит кошмары. я сплю с ней в одной комнате, на диване, ибо поначалу у нее случались панические атаки. вчера ночью Кейт во сне вообще бросила в меня свой муляж совы, — Дамиано слегка оттянул воротник, демонстрируя жухло-желтоватый след от небольшого ушиба. — ей снилось, как девчонки из культа схватили ее и собирались выпотрошить, вот она и отбивалась.        Джон не понимал, как сейчас лучше всего выразить поддержку, и выдал самое простое, но самое искреннее:        — Кейт справится. я в нее верю.        — конечно, справится. она сильная девочка. всегда такою была.        подобрав с полки пониже следующий инструмент, и заодно выиграв чуточку времени для обдумывания, Джон продолжил диалог:        — а ты как? как ты справляешься с… этим?        — а у меня нет времени об этом переживать. сплошная ебучая суматоха. в восемь вечера — на интервью, в десять — на съемки, завтра в восемь утра — в студию, затем — если посчастливится, попасть к мисс О’Коннор, подать заявку на отчисление… и это только сотая доля всего, что мне надо выполнить до конца месяца. каждый сраный день расписан наперед, иногда и поминутно.        — погоди… ты отчисляешься?        — ага. давно пора, на самом деле. думаю, всем было очевидно, что я здесь точно не по своей воле торчал. отец решил запереть меня в универе, специально в далеко не самом статусном, думал, здесь меня научат суровой жизни и выбьют всякую дурь из головы. но год спустя к папе, надеюсь, наконец пришло осознание, что его сыночка — неисправимый еблан. больше меня здесь ничто не держит.        — и что ты планируешь дальше?        — ну, пока я, как благочестивый младший брат, сижу у Катерины на шее. а что касается группы — нам сразу же куча крупных лейблов стали пихать свои предложения. мы их, разумеется, примем, как только с концами покинем отцовский лейбл. по контракту мы сначала должны выплатить кругленькую сумму, которой у нас пока не имеется, и тогда уже можем валить к херам на все четыре стороны.        — я так понимаю, план, где раздобыть эти деньги, у вас уже есть?        — а как же! нам согласились помочь наши друзья с миланской музыкальной тусы. они, храни их души дева Мария, уговорили своих боссов организовать парочку благотворительных концертов, вся прибыль с которых якобы пойдет на помощь всяким инди-музыкантам. ну, а мы формально ведь инди-музыканты, верно?        — но ведь, как я понимаю, вам достанется не такая уж и большая доля? насколько я слышал, подобные концерты либо приносят не особо внушаемые результаты, либо делят прибыль так мелко, что каждому нуждающемуся едва что-либо достается.        — а вот здесь нам уже помогут наши друзья из инди-тусовки. они согласились стать в нашей авантюре соучастниками и свою долю по-дружески отдать нам. все кристально честно.        за его не особо скрываемой лукавой улыбкой Джон разглядел, что Дамиано что-то да недоговаривает:        — нет, Дам, ты, конечно, обаятельный как черт, но я не верю, что ты способен уговорить нищих музыкантов отказаться от денег, что помогут им стать звездами. рассказывай, как все на самом деле.        — да все так и есть. клянусь своими туфлями от Гуччи.        — я знаю, что Гуччи вам предоставляют новые шмотки по щелчку пальцев, так что потеря невелика. не убедил.        — ла-а-адно, раскрою тебе маленький секрет, как устроена наша шоубизовская шобла-ебла. только ты будь хорошим мальчиком и никому ни слова. много ты знаешь инди-артистов?        — думаю, достаточно.        — а знаешь, почему ты о них знаешь? потому, что нихрена они не «инди». крупные лейблы давно уже раскусили, что с ярлыком «инди» все продается куда охотнее, особенно среди аудитории малолеток. потому они давно скупили десятки мелким лейблов и там поначалу числят почти всех своих артистов. создают иллюзию, что якобы эти простые нищие ребята из провинции, записывающиеся под лейблами, о которых никто ничего не ебет, внезапно выстрелили. разумеется, благодаря таланту и только, и крупные продюссеры, что стоят за ними, тут, конечно же, совершенно не причем. так что теперь каждый раз, когда очередная инди-команда будет затирать, как добилась всего сама — улыбайся и маши, и делай вид, что безоговорочно веришь. не нужны им никакие деньги на раскрутку, сахарные папочки с крупных лейблов уже давно их опекают и расчищают им дорогу.        — ого…        — интересно?        — конечно! Дам, а расскажи что-то еще о вашей тусовке. обещаю молчать!        — точно обещаешь? точно-точно?        — туфлей от Гуччи у меня нет, но клянусь.        — не-е, так не пойдет. поклянись чем-то тоже, иначе не в счет.        — ну, ничего ценного под рукой у меня пока нет, уж извините. могу поклясться только этим чахлым каланхоэ. а если мой дар для вашего величества чересчур скромен, так уж и быть, клянусь всей этой полкою.        — ох-ох-ох, кажется, у меня не найдется секретов, достойных такой драгоценности.        от смеха и оживленной речи Джон нечаянно вдохнул поднявшуюся пыль и несдержанно чихнул. потому протирать полку он принялся слегка затаив дыхание:        — знаешь, шутки шутками, а эта полка, пожалуй, и правда самое ценное, что есть в универе. помню, осенью какие-то мальчишки игрались прямо у окна, со всей дури пнули мяч и он случайно попал прям сюда… причем не какой-то там, а баскетбольный. три горшка разбилось, у одного стула отлетела ножка, дверцу тумбочки пришлось заново прикручивать. и только на этой полке ни царапины, хотя попали именно в нее. она еще нас всех переживет.        с иронической заинтересованностью Дамиано подошел к славной полке, осмотрел и скучающе повис на ней одной рукою.        — а меня она выдержит?        — не сомневайся.        — даже не боишься, что я что-то ненароком скину?        — я б предпочел, чтоб ты скинул все эти вазоны и мне не пришлось бы дальше с ними возиться. можно даже и не ненароком.        — хех, разве тебе за это прилетит?        — прилетит тебе, ты ведь будешь виновен.        — с чего бы это? я просто сбегу и никто не узнает.        — у меня в заднем кармане ключи. сбежать не получиться.        — какой коварный молодой человек вы, Джон… — тихо и по-прежнему шутливо проговорил Дамиано, после чего, пользуясь занятыми руками и оттого беспомощностью Джона, так же шутливо демонстративно стащил тяжелую связку ключей с его кармана, предварительно звучно шлепнув по заднице.        от неожиданности Джон едва не выронил горшок — тем не менее, таки не выронил, — потерял равновесие и неуклюже свалился со стремянки. однако, вполне на это рассчитывая, Дамиано его ловко поймал.        — дурак! а если б я что-то разбил? вот тогда бы отдуваться пришлось мне.        — не переживай, тогда бы папочка все оплатил.        — насколько я помню, папочку папочка оставил совсем без гроша.        — потому папочка позаботился, чтоб ты ничего не проронил, и сейчас тебя держит на руках.        — ладно, за это я тебя прощаю, — оставив горшок на ближайшей стенке, Джон обвил руками шею Дамиано и уставил на него сговорческий взгляд с некой долей вызова. Джон точно дал понять, что слезать не планирует. — хотя нет, пожалуй, еще не прощаю. вернее, за это прощаю, за остальное пока нет.        — и чем же я еще нагрешил? перед тобой, имею ввиду. а то, конечно, если начать предъявлять мне за все, где я когда-либо накосячил, мне из-за одного только этого месяца для полного искупление придется уйти в монастырь.        — сам сказал мне быть хорошим мальчиком, а хороших мальчиков негоже так шлепать.        — согласен, виноват. готов покорно и всецело искупить вину. что мне надо для этого сделать?        — шлепни сильнее.        Дамиано вскинул бровь. если б он в этот миг пил воду, однозначно бы подавился.        — с каких это пор наш мальчик так осмелел? — в голосе слышалось отчетливое удивление, но также и не менее отчетливое одобрение.        Джон лишь притянул его поближе и заглянул в глаза, словно сам не веря, что на это способен:        — знаешь… как я могу тебя стесняться после всего, что было? — он продолжил как никогда многословно и откровенно, точно зная, что Дамиано подобное не ранит: — после того, как мы вместе спасли мир; как на моих глазах ты едва не потерял ближайшего тебе человека; как ты слушал мои песни, которые за столько лет я не показывал более никому; как я дважды няньчился с тобой, когда ты был в хламину; после твоего… кгхм… «сна», в конце концов.        бездумно проронив последнее, Джон быстро по-прежнему стыдливо начал жалеть. эту тему ему поднимать точно не хотелось, хотя и было понятно, что рано или поздно ее обсудить придется. благо, Дамиано, кажется, волнение Джона не заметил и продолжил на той же игриво-беззаботной ноте:        — а знаешь, кое-что из этого я был бы не против повторить.        — и что же именно? — Джон натянул улыбку, отчаянно надеясь, что разговор продолжиться и окончиться так же налегке, как и начинался.        взгляд Дамиано приобрел новые, тем не менее, знакомые оттенки, и Джону очень хотелось верить, что он прочел их правильно.        — послушать вновь твою музыку, разумеется, — он усадил Джона на еще не успевшую стать жертвой уборки пыльную тумбу. уверенно, но ловко и осторожно, позаботившись о том, чтобы Джон не ударился затылком о полку над ними. руки с его тела, однако, Дамиано убирать не собирался. одною он охватил талию Джона и притянул к себе, другою — негрубо, но отчетливо давая понять, чего хочет, взял за подбородок и слегка поднял его голову: — спой для меня, Джон.        на сей раз Джон не переживал, не стал церемониться и первым начал протяжный поцелуй. стесняться было нечего — он хочет от Дамиано того же, что и Дамиано от него, только дурак бы не понял. Джон прекратил бы все куда раньше, если б это было не так, и сам Дамиано это прекрасно чувствовал. Дамиано всегда его чувствовал лучше всех.        счет времени потерян. однако, его возобновил внезапный стук в дверь:        — мисс О’Коннор? мне нужно кое-что с вами обсудить! — знакомый голос преподавательницы физики.        — и что делать? — предельно осторожно, едва слышно прошептал Джон.        — то же, что делали до этого, — даже в едва слышном хрипловатом шепоте Дамиано легко разузнавалась озорная невозмутимость. он крепко поцеловал Джона в шею, но тот ответил уже не слишком охотно.        — мисс Эйвери уйдет нескоро, ты ведь знаешь, какая она настырная.        — значит, нам придется быть потише, — он продолжил нетерпеливо касаться губами его шеи, но вновь Джон неуверенно отстранился. в его глазах — прежняя, привычная растерянность.        за один миг Дамиано переключился на всецело понимающее настроение:        — ты не хочешь?        — нет-нет, очень хочу, просто… немного боюсь.        — мисс Эйвери боишься? или… всего остального?        — нет, что ты! с тобою я не против даже так, даже с кем-то за дверью, но это так… странно. я хочу, но ничего не могу с собой поделать, это словно рефлекс.        кратчайшая пауза. на миг Дамиано задумчиво уставил взгляд вверх.        — полка крепкая, говоришь?..        изо всех сил пытаясь не шуметь, он расстегнул ремень, спешно вытащил, так же спешно обвил его вокруг холодных запястий Джона, легонько затянул и закрепил конец на скудных металлических завитках, удерживающих полку:        — теперь никакие рефлексы не помешают. твое тело сейчас только в моей власти. а моя власть — твои желания. доверься мне.        — я, кажется, давно уже доверился. может даже слишком давно… — это прозвучало настолько тихо, что сам Джон едва услышал. Дамиано же и вовсе пропустил — ощутить незримое согласие было достаточно, чтобы продолжить. он видел Джона насквозь и, кажется, за это тот любил Дамиано больше всего. Джон давно перестал гадать, правильно ли это. нигде и ни с кем ему так не комфортно, как в присутствии Дамиано — и это единственное, что имеет значение.        не нарушать тишину Джону было непросто — чем больше нельзя, тем более хотелось. благо, ничего не мешало прилагать к этому максимум усилий, ведь Дамиано все делал за него. сам почти что вслепую расстегивал ширинку, попутно неотрывно усеивая тело тихими поцелуями. сам ощущал места, наиболее изголодавшиеся по касаниям, и сам догадывался, чего Джон хочет. но больше всего Джону не терпелось перейти к главному, и это он тоже прекрасно чувствовал. однако Дамиано не желал расставаться с его шеей — похоже, нарочно.       обвешанные кольцами татуированные руки крепко держали Джона, не оставляя возможности сделать малейшее движение в и без того беспомощном положении. кусая губы, он ждал, пока Дамиано наконец соизволит сжалиться, прекратит бесцельно шарить руками по телу и даст то, чего они оба так хотят. нетерпение медленно переливалось в совершенно непривычную злость, и в какой-то момент, сам того не осознавая, Джон абсолютно честно и несдержанно прошептал:        — возьми меня уже, засранец…        тихо, удовлетворенно хмыкнув, Дамиано дал ответ:        — вот этого я и ждал. как бы там ни было, люди — не ренгены, cara mia. даже я. хороший мальчик всегда говорит, что ему нужно. научись просить. я тебе в этом помогу.        губы слились в поцелуе. крепком и сладостном, обволоченном ароматом дорогого парфюма, смешанного с запахом пыли и влажной земли. тем временем смуглая рука Дамиано уже пролезла под толстую ткань брюк Джона и принялась медленно поглаживать. мучительно, нестерпимо медленно. губы Дамиано по-особенному сладки, еще совсем недавно Джон готов был пойти на все, лишь бы ощущать их тепло как можно дольше. Дамиано стоит очень дорого, ради него, ради малейших его касаний можно было потерпеть что угодно. раньше точно было так. но теперь же, когда Дамиано в последнем шагу от того, чтобы окончательно стать его, Джон, кажется, больше не ощущал эту жертвенную любовь. только комфортную обоим взаимность. и сейчас ему казалось, что это куда правильнее и чище его прежнего болезненного бескорыстного обожания. Джон нашел в себе силы оторваться от так вожделенных губ на миг, дабы попросить ускориться. Дамиано расплылся в улыбке — этого он и ждал.        — вот что получаешь, когда знаешь, чего хочешь, — движения его руки вмиг стали в разы быстрее, и от нахлынувшей волны удовольствия Джон запрокинул голову, по-прежнему прикусив губу в попытках не выдавать лишних звуков — пусть и неясно, был ли кто за дверью, либо уже нет. бледные пальцы сжали ремень так крепко и бездумно, что, казалось, могли бы запросто его разорвать в клочья. конечно, если бы только Джона это хоть сколько-то в сей миг волновало. время, проведенное с Дамиано Давидом, стоит дороже любых битых вазонов и рваных одежд. уж тем более проведенное так.       палящие лучи солнца красками теплого медового цвета обрисовывали лицо Дамиано, каждый изгиб точеного лица, каждую небрежно растрепанную прядь. красиво. до дрожи красиво. но главное — совершенно реально. Джон больше не видел перед собою недостижимого римского бога. красота Дамиано ныне потеряла сакральность в его глазах. здесь, рядом с Джоном — по-прежнему невыносимо очаровательный, но такой знакомый, такой близкий человек. солнце на его ресницах — по-прежнему искусство, но уже не священное, а всецело доступное, к которому Джон всегда может безбоязно прикасаться.       раньше ему казалось, что подобной возвышенности искусство не для него. что какие угодно слова любви, даже самые пафосные, в адрес Дамиано с его уст будут чем-то недостойным. что Джон в праве лишь молча боготворить. что они слишком далеко друг от друга. Джон и сам не осознал, когда эта установка в его голове растворилась. ныне, безотрывно любуясь лицом Дамиано, ничего не помешало Джону, пусть и почти неслышно, но прошептать: «как же ты красив…»        Джон потерялся во времени и мыслях. шепот Дамиано едва заставил отвлечься:        — все хорошо?        — да, — рвано, почти неразборчиво выдохнул Джон. — если б было что-то не так, я бы тебе сказал.        это явно было тем, что Дамиано желал услышать:        — мой мальчик вырос.        долго ждать разрядки Джону не пришлось — уж что-то, но доставлять удовольствие Дамиано умел. в опустевшую от блаженства и истомы голову лезли абсолютно бессвязные и случайные мысли. в какой-то момент Джон серьезно задумался о том, со сколькими коллегами по итальянскому шоу-бизу спал Дамиано. он тянул эту мысль бессмысленно долго, даже не заметив, что в этот момент не чувствовал и капли ревности. однако Дамиано, принявшийся заботливо освобождать его запястья, прервал размышления. лишь сейчас до Джона дошло, что все наслаждение Дамиано отдал ему, целиком забыв о себе:        — Дам, а… а как же ты?        — я не один день мечтал о том, чтобы вновь увидеть твое блаженное личико. большей услады для меня и быть не могло.        он снимал ремень с тонких рук Джона нарочито медленно, стараясь миновать неловкую паузу, ведь не знал, как продолжать разговор. но когда сему занятию таки пришел конец, Дамиано попытался отыскать любые другие поводы затянуть молчание: делал вид, что одежда смята и ее непременно следует поправить; переодел браслеты с одной руки на другую; скрупулезно убирал за ухо якобы растрепавшиеся мягкие, как вата, кудрявые пряди Джона. получалось не очень.        — ты ведь скоро едешь домой, так ведь? — задал Дамиано наипростейший житейский вопрос, словно лишь сейчас вспомнив, что диалог можно вести и так.        — ага. до среды надо собрать вещи. не знаю, когда буду ехать, но явно не позднее четверга.        — родня знает?        — я сказал маме, что дней через пять буду дома, но больше ничего. я и сам не знаю, как получится. с транспортом в мой город сейчас немного туго.        в какой-то миг глаза Дамиано едва заметно вспыхнули знакомым огоньком авантюризма.        — теперь знаешь. только что ты получил совершенно бесплатное, включая дорогу туда и обратно, приглашение на концерт одной популярной итальянской группы. во вторник. как их там, «Måneskin» же, да? название дурацкое. но музыку, как по мне, играют клевую. да и солист у них симпатичный…        — ну-у, не знаю, мне больше по вкусу их ударник…        шутливо угрожающее выражение лица Дамиано заставило Джона тотчас продолжить:        — …но приглашение принято!        — специально для вас также действует бесплатное приглашение за кулисы, — с саркастичной долей флирта в интонации произнес Дамиано, продолжая забавы ради копаться пальцами в хаотичном поле кудряшек. — возможно, измените свое мнение насчет того, кто в группе самый горячий из мальчиков.        — уж постарайся меня переубедить.        — неужели я недостаточно постарался для этого?        Джон охватил ногою его талию и смело притянул поближе:        — мне никогда не будет достаточно тебя.        — в таком случае, буду стараться не покладая рук. при одном условии.        Джон вопросительно вскинул бровь.        — ты начнешь заниматься музыкой. серьезно заниматься, а не фаршировать стол исписанной бумагой и изредка что-то да доставать.        на недолгое время Джон задумчиво отвел глаза. а ощущение знакомого любимого темного взгляда на себе по-прежнему растворяло каждое приходившее в голову сомнение.        — уверен, у тебя получится, — тепло подбодрил его Дамиано и накрыл ладонь своею. и его хриплый голос разбил последнюю преграду. нежно обняв, Джон склонил голову на его грудь:        — у меня жизни получалось немногое… но с тобой у меня получалось все.       Джон давно, очень давно мечтал сказать Дамиано, что любит. без единой надежды, что подобный шанс таки выпадет, он представлял этот сотню раз. но сейчас, когда ничего этому не мешало, он не сказал ни слова. в этом не было ни малейшей надобности. все, что необходимо, уже давно сказано.       мимолетно взглянув на часы, Дамиано нежно отстранился:       — мне пока. интервью скоро.       — да-да… удачи вам.       — спасибо.       у самой двери Дамиано помедлил:       — слушай, Джон… завтра с пяти до восьми у меня есть свободное время. если захочешь, можешь заглянуть к нам с Кейт на чай. адрес я скину, такси оплачу.       — завтра у меня тоже есть немного работы, но я постараюсь справиться.       — тогда до встречи, — привычно по-чертячьи обаятельно улыбнулся и подмигнул Дамиано.              — до встречи.