***
Сегодня на мою смену выпал один из самых спокойных дней в году, связанный с наступающим праздником. Все готовились к мероприятию на главной городской площади, предпочитая накопить силы для столь значимого события. Посетителей в ночную смену не было. Вообще, от слова совсем. Мы с Люци сидели за стойкой, ожидая начала матча, в компании пары бутылок пива и соленого арахиса. — Вряд ли сегодня кто-нибудь придет, — Джек накинул куртку, собираясь уйти. — Можешь закрыться и посмотреть матч спокойно. — Хорошо, — я встала с высокого стула, собираясь проводить хозяина заведения. Он пошел к выходу, попутно щелкнув выключатели. В помещении погас основной свет, остался только теплый свет от ламп позади полок с алкоголем. Обстановка стала без преувеличения интимной. — Удачи, — проговорил одними губами мужчина, пока я провожала его. Я надула губы, укоризненно глядя на своего начальника, чувствуя смущение и легкую нервозность от того, что мы остаемся с детективом вдвоем в такой обстановке. Он ушел, одарив меня напоследок улыбкой, говорящей: «Не благодари». Я заперла дверь на ключ изнутри, стараясь подавить порыв внутреннего ликования, нарастающий с каждой минутой, и вернулась на место. — Поспорим? — Люций закинул в рот пару орешков. — О чем? — Чья команда победит, естественно. — Давай. На что? — На желание, — он обезоруживающе улыбнулся, коварно прищуриваясь. Стало ясно: в проигравших он не окажется в любом случае. — Хорошо, — я скрыла волнение за рассматриванием игроков, выходящих на поле. Матч начался, держа в напряжении с первых минут. Дело было не в самой игре. Да, меня волновал ее исход, победа команды, за которую я всегда болела. Но в этот раз причина была не только в этом. Меня интересовало, что загадает Люций, если Джетс проиграют. И что могу загадать я, если выиграют? Все шло своим чередом. Команды набирали очки, поочередно обходя друг друга. Я даже расслабилась, действительно увлекшись происходящим на экране, взволнованно ерзала на стуле, жевала арахис, запивая пивом, тайком поглядывая на соседа, сохранявшего абсолютное спокойствие. Оставались последние минуты матча. Джетс отставали на одно очко. Мне не сиделось на месте, поэтому я стояла рядом со стулом, покачивая ногой от волнения. Игрок моей команды удачно получил пас, находясь в зачетной зоне противника. — Есть! — проорала я, хлопнув ладонью по столу. Арахис в тарелке подпрыгнул, едва не рассыпавшись, когда моя команда получила еще одно очко. — Счет равный, — детектив отодвинул пустую бутылку, смотря на меня, словно точно знал, чем закончится матч, и моя реакция его только забавляет. — Решающие минуты. Либо я захмелела от выпитого, либо Люци смотрел на меня по иному, задержавшись дольше обычного на моих губах. Начался овертайм. Игроки мелькали на экране, я в панике ожидания развязки стискивала пальцами манжеты толстовки. Напряжение достигло пика. — Не-е-ет, — разочарованно протянула я, когда Чикаго получили последние победные очки, перевесившие счет в их пользу. Схватив пульт, я злобно ткнула кнопку выключения, пока Люций, не отрывая от меня взгляда, вставал с места, уперевшись согнутой рукой в столешницу. — Ты должна мне желание, — мужчина выглядел таким довольным, как кот, объевшийся сметаны. — Хорошо, — я вскинула ладонь в предупреждающем жесте. — Но только ничего непристойного. Мое волнение было таким сильным, что уже наверняка ощущалось физически. Я стояла, облокотившись спиной на стойку, совсем рядом с детективом. Он выпрямился, оттолкнувшись от столешницы, приблизился ко мне, вставая спереди и упирая руки по бокам от меня. Дыхание тут же сбилось, сердце подпрыгнуло в груди, делая кульбит. Я замерла, стараясь не шевелиться. Полумрак, созданный освещением полок позади барной стойки, создавал теплую, интимную атмосферу, в которой мой сосед выглядел притягательно и загадочно. Идеальные черты лица, выделяющаяся линия скул, ровный нос, пухлые губы, тронутые легкой усмешкой, и глаза, от которых невозможно отвернуться. Закатанные рукава рубашки обнажали его руки, от одного вида которых меня штырило похлеще любого наркотика. Теперь я была в плену этих рук. Люций приподнял пальцами мой подбородок так, чтобы наши лица оказались четко друг напротив друга, наклонился, не сводя с меня глаз, и накрыл мои губы своими. У меня задрожали коленки, а сердце вывесило транспарант с надписью «моя остановочка». Он начал с неторопливых нежных касаний, постепенно углубляя поцелуй, добавляя немного страсти, не переходящей грань, но приятно вносящей эдакую перчинку, когда я начала отвечать ему взаимностью. Люций положил руки мне на талию, притягивая ближе, я обвила его шею, высвобождая пальцы из плена длинных рукавов и зарываясь ими в его густые волосы. Тем самым давая понять, что не против этих действий. Пресвятые дьяволята, что это был за поцелуй! Я почувствовала себя облаком сахарной ваты, которую дополнительно посыпали сахаром, полили самым сладким сиропом, а в конце еще и подожгли. Теперь тот, кто проделал все это действо, стоит и смотрит, как я растекаюсь по полу горячей, сладкой лужей. — Достаточно пристойно? — хрипловато спросил он, размыкая наши губы. Мне захотелось залезть на стойку и исполнить нижний брейк на радостях. Внизу живота скрутился тугой узел, настойчиво требующий продолжения. Я сбивчиво дышала, все еще держа руки на его шее. — Вроде бы, — голос сел от волнения. Все слова улетучились из головы со свистом. — Отлично, идем домой. Уже поздно, — Люций отстранился, указывая кивком в сторону двери наверх. И все? Поцелуй, а затем словно ничего не было? И как это понимать? Не то чтобы я собиралась обсуждать, как мы целовались. Просто… хотелось более теплого отношения что ли после такого значимого события. Но видимо мое проклятие настигает меня вновь. Я снова получаю лишь физический контакт без эмоциональной вовлеченности. Вики Уокер опять не заслуживает чужих эмоций. Мне не привыкать. — Да, конечно. Стараясь выглядеть как можно более спокойно, я отделилась от стойки, уводя глаза в сторону. Не хватало еще выдать свои переживания. Я выключила все освещение, проверила замки, мы вышли на лестницу, я закрыла дверь в бар на два оборота. Наверх мы поднимались молча, все так же в тишине. Только возле самой двери в мою квартиру мужчина остановился и посмотрел на меня уже более пристально. Стало неловко и волнительно. Я совсем не понимала, что происходит. — Завтра можно обсудить, что именно мы будем стараться увидеть на городском празднике. Зайди днем. — Ладно, — я коротко кивнула, пряча кисти рук в широкие рукава и лишь мельком взглянув на соседа. — Спокойной ночи. — Спокойной, — я развернулась спиной, доставая ключ из кармана. Он продолжал стоять сзади. — Почему ты не уходишь? — Хочу убедиться, что ты закроешь дверь. Я с трудом подавила глупую улыбку, вошла внутрь, прячась в темном коридоре, закрыла дверь, окончательно погружая себя в темноту, и два раза повернула ключ в замке. Заснула я далеко не сразу, вертелась в кровати часа два, раздумывая об этом дурацком поцелуе. Зачем он вообще это сделал? От скуки? Ему ведь явно скучно. Валери больше ему не поддастся. Остаюсь я. Живу рядом, постоянно в поле зрения. Чем не девушка для коротания времени, пока ведешь расследование? На глаза навернулись слезы, застревая в ресницах. Я моргнула, роняя холодные капли на подушку. Ну и ладно, ну и пусть. Мне не привыкать. Сон был короткий и тяжелый. Мне снился он. Тот парень, который поселился в моей подростковой голове на многие годы. Они даже были чем-то похожи. Злая ирония. Я проснулась посреди ночи от дикой жажды. Нехотя вылезла из-под одеяла и поплелась по холодному полу на кухню. Налила стакан воды, залпом осушила и уже собиралась пойти обратно, как услышала хлопок соседней двери и удаляющиеся по коридору в сторону выхода шаги. На улице глубокая ночь. Куда его понесло? Чувство беспокойства прогнало сон еще на пару часов, за которые мой сосед так и не вернулся. Я заснула, чувствуя, что завтрашний день будет одним из самых тяжелых за последнее время.***
Меня разбудил настойчивый стук в дверь. Вскочив на кровати как ошпаренная, я подтянула одеяло к подбородку, вжимая шею в плечи. Не то чтобы я была из пугливых. Меня вообще после определенных событий в жизни мало что могло напугать. Но эффект неожиданности никто не отменял, а когда тебя будят таким образом, его воздействие на психику увеличивается в сто крат. Полиция всегда прибегает к таким приемам, являясь посреди ночи, чтобы арестовать подозреваемого. Расчет на панику и замешательство. Работает безотказно. Стук не прекращался. Я побежала к двери прямо как была, в просторной футболке и трусах. Тот, кто барабанил с этой остервенелой настойчивостью, явно не собирался уходить. Я распахнула дверь, даже не посмотрев в глазок. Так хотелось побыстрее прекратить эти удары о деревянное полотно, сотрясающееся под их воздействием. На пороге стоял Люций. — Что слу… — Валери Эванс убили.***
Часы в машине детектива показывали десять утра. Я поспала от силы часа четыре в общей сумме. Не позавтракала, успела только умыться и наскоро одеться. Голова гудела: сказывался недосып и вчерашнее пиво. Люций молча вел автомобиль, барабаня пальцами по рулю. Щелкали поворотники, визжали дворники, смахивая капли дождя с лобового стекла. Напряжение в салоне можно было резать ножом. Оно было как замерзший кусок сливочного масла, о который можно сломать лезвие. Даже не было смысла пытаться на него повоздействовать. Лучше просто оставить, пока не оттает само. «Куда он ходил посреди ночи?» Возле дома Валери собралась огромная толпа. Без преувеличения, все жители города. Разве что свинюшки со скотобойни Сэма не пришли посмотреть на происходящее. Люди стояли за полицейским ограждением, перешептывались, старались высмотреть нечто интересное в окнах дома. Сосед вышел из машины, попросив идти следом. Уже почти возле порога он остановился, оборачиваясь ко мне. — Это место преступления. Особо жестокого. Если ты хочешь, можешь не ходить. Я уже видел подобное. Но тебе может быть тяжело. — Я в порядке. — Уверена? — Да. Я видела смерть… — последние слова вырвались сами по себе, заставляя резко осечься. Мужчина вскинул брови от удивления, но говорить ничего не стал. Обстановка в доме Валери была скромной. Неприметные предметы интерьера, с помощью которых пытались оживить пространство. Старенькая мебель, давно просящаяся на замену. Тусклые лампочки, в минимальных количествах освещающие помещение, от чего блеклые обои с психоделическим тошнотно-зеленым узором навевали еще большую тоску. Сыроватый запах вместо уютного аромата еды. Единственное, что выделялось на фоне всего этого — фотографии матери Валери, в приличных количествах стоящие то тут, то там. Везде молодая, ухоженная женщина, на которую так похожа моя сменщица, позировала в модных нарядах. Они действительно были очень похожи, даже белокурые локоны лежали почти так же. Ни одного фото бывшего мужа и лишь одна маленькая фотография вместе с дочкой, стоящая в самой глубине полки шкафа в зале, среди сервиза для приема гостей. Мы поднялись наверх, к спальне девушки, возле которой толпились сотрудники полиции. — Детектив, — шериф протянул руку для приветствия и с немалым удивлением посмотрел в мою сторону. — Вики — моя помощница, — пояснил Люций. Меня мало волновала реакция служителя закона. Я как загипнотизированная смотрела на тело девушки, находящееся посреди ее комнаты, полностью исполненной в девчачьем розовом цвете. Там было так много крови. Валери лежала в огромной луже, с повязанной на шее красной лентой и в красных туфлях на шпильке. Интерьер создавал впечатление, что кто-то очень злой поиздевался над куклой Барби, бросив ее в игрушечном кукольном домике. Я сижу возле девушки, лежащей на полу. На ее животе зияет рана, из которой толчками выплескивается кровь от каждого всхлипа. Белая блузка пропитана кровью почти полностью, облепляя ее тело. — Зажми рану. Я поднимаю трясущиеся руки девушки, кладя их ей на живот. Мои руки дрожат так же сильно. Адреналин не дает отключиться, заставляя мозг соображать реще. — Не бросай меня, Вики. — Просто держись. Скоро все закончится. Она содрогается от боли, а я понимаю, что ей нужно в больницу, но пока что никак. Время играет не в нашу пользу. В коридоре слышны шаги. Он возвращается. — Вики, Вики! Люций тряс меня за плечи, обеспокоенно глядя в мое лицо. Я заморгала, возвращаясь к реальности. — С тобой все в порядке? — Да. — Послушай, тебе не нужно туда смотреть, — он отвел меня к окну, выходящему на улицу. — Вот держи, — мужчина сунул мне свой блокнот и ручку. — Запиши всех, кто стоит возле дома. Это крайне важно. Я поговорю с экспертами, осмотрю место, и мы вернемся домой, чтобы работать. Детектив выглядел взволнованным, как собака-ищейка, взявшая след. Глаза горят от азарта, челюсть сжата, на лице полно решимости. Я кивнула и отвернулась к окну. Люций оставил меня одну и ушёл в комнату Валери. Собравшись с мыслями, я открыла блокнот. Взгляд зацепился за что-то приклеенное к обложке изнутри. Фотография девушки. Девушки, похожей на жертв. Очень красивой девушки. Она улыбалась, смотря самым ласковым взглядом в объектив фотографа. Во рту пересохло еще больше, слюна стала вязкой, с трудом позволяя сглотнуть. «Куда он ходил ночью?» По спине пробежал холодок от страха. Он постоянно крутится вокруг меня. Этот поцелуй без какой-либо реакции после. Обернувшись, поймала строгий взгляд Люци. Он указал глазами на блокнот в моей руке. Нужно не подавать вида. Стараясь унять сердце, в страхе бьющееся о грудную клетку, я посмотрела на собравшихся на улице, дрожащей рукой сделала пометки на пустом листе. Здесь почти все жители. Какой смысл? Проще написать весь город. Сердце теперь колотилось уже в горле, норовя задушить меня своим темпом. Я рыскала глазами по любопытной толпе, ожидающей поводов для сплетен, когда взгляд зацепился за машину на другой стороне улицы. Сфокусировав зрение, я слегка наклонилась ближе к холодному стеклу. Билли Беккер. Сидел в своем потрепанном автомобиле и смотрел на толпу людей. «Какого черта?» Происходящее вокруг начинало напоминать быструю перемотку кино. Пульс стучал уже в висках, вспотевшая спина, почерк кривой и неровный — всё выдавало мое волнение. — Записала? Люций появился так неожиданно, что я подпрыгнула, уронив ручку. — Да. — Тогда возвращаемся. Нельзя терять время, — детектив забрал блокнот и поднял ручку с пола. Дорога домой показалась вечностью. Кто-то снова баловался с перемоткой, заставляя нервничать пуще прежнего. — Ты как? — обеспокоенно спросил Люций. — Порядок, — нельзя выдавать свою нервозность. Я быстро кивнула, поправляя высокий ворот парки, за которым спрятала эмоции. Он провел меня наверх, постоянно оглядываясь, не отстала ли я. Главное — сохранять трезвый рассудок. Мы зашли к нему в квартиру, он запер дверь. Руки похолодели от страха. Я не из пугливых, но телу не прикажешь. Жаль, что перестала носить нож с собой. Люций метался по комнате и курил, пока я стояла возле двери, готовая бежать в любой момент. — Тебе сильно нужна моя помощь сейчас? Он замер, недоуменно сдвигая брови. — Если ты передумала, я пойму. — Я просто… мне нужно… — поведение начинало вызывать вопросы, я тыкала пальцем себе за спину, бессвязно выдавая слова. — Что случилось? Сосед быстро приблизился ко мне, сподвигнув отступить назад, ударившись спиной о закрытую дверь. — Вики? Он просканировал мое лицо глазами. В теплой одежде очень жарко, лоб и виски покрылись испариной, дышать становилось все тяжелее. — Ты меня боишься? Люций взял меня за предплечье. Хватка крепкая, так просто не освободиться. — Мне нужно идти. Голос дрогнул, хотя я очень старалась не выдать себя. — В чем дело? Объясни, — детектив придержал меня за плечи, прижимая лопатками к двери. — Куда ты ходил ночью? Он молчал. Бегал взглядом по моему лицу и замер, озаренный догадкой. Понял, что я видела фотографию. — Вики, я не маньяк, если ты так подумала. Но твоя бдительность похвальна. — Тогда куда ты ходил ночью? — губы пересохли, теперь больно трескаясь, когда сжимала их в напряжении. — За сигаретами. Сейчас. Люций отпустил меня, ушел прочь в сторону кухни. Можно было бы сбежать, ключ в замке, но я продолжила стоять. — Я купил тебе кофе. Сосед вернулся с пачкой молотого кофе и протянул ее мне. — Кофе? Мне? — испуг сменился недоумением, пока я брала пачку из его рук. — Да. Вот чек из магазина, посмотри на дату и время, — детектив порылся в кармане куртки, достал оттуда смятый кусок бумаги. — Зачем берешь чеки с собой? — Привычка. В одежде было невыносимо жарко. Еще немного и я упаду в обморок от духоты. Я положила кофе на столик у входа и стянула с себя парку, по-прежнему стоя на месте, перевесила её через локоть. — Кто эта девушка? — Моя невеста. Люций снял свою куртку, отправляя ее на вешалку неподалеку, взял парку из моих рук и повесил рядом. — Она… — Да. Первая жертва. Он стоял, спрятав руки в карманы, с напряженным лицом, но не отходил. Ждал реакции. — Так ты просто пытаешься заменить ее мной? — на место недоумения пришла обида, а предательский, удушающий ком уже нарастал в глотке. — Нет. Ты не сможешь ее заменить. Ее никто не сможет заменить, — сказал эти слова прямо в лицо, открыто и честно. «Ну конечно. Вики Уокер ни для кого не станет любимой». — Но с чего ты взяла, что я ищу ей замену? — сосед смягчился в выражении лица, слегка склонил голову вперед, следя за моей реакцией. — Это было пять лет назад. Я прожил это горе, отпустил. Сердце больше не болит, остались только кошмары. — Тогда зачем ты ищешь убийцу? — Ради восстановления справедливости. Он продолжит убивать и дальше, если его не поймать. А я не хочу, чтобы кто-то переживал то, что пережил я. Никто не должен выносить столько боли из-за какого-то психопата. Стыдливо потупив взгляд, я посмотрела в пол, чувствуя облегчение и, в то же время, неловкость. Залезла в душу, хотя сама не люблю, когда так делают. — Вики. Люций подошёл ближе, окуная меня в головокружительный аромат своего парфюма. Взял за подбородок, поднял его вверх, аккуратно, без лишних усилий. Погладил линию челюсти большим пальцем, высматривая во мне нечто, лишь ему ведомое. Карие глаза наполнились тоской и светлой грустью. — Не нужно себя с ней сравнивать. Соревноваться с покойником так себе идея. Здесь не будет победителей. Ты хороша такой, какая ты есть, — он сделал паузу, позволяя осознать слова. — Я не пытаюсь увидеть в тебе замену. В тебе я вижу только тебя. Ты уникальна, со своей харизмой и характером. А внешность лишь простое совпадение. — Дурацкое совпадение, — возмутилась я, шмыгнув носом. — Согласен, — Люций спрятал руки обратно в карманы, но не отошёл. — Ты имеешь полное право уйти. Но можешь остаться, выслушать мою историю и тогда решить, хочешь ты уйти или нет.***
— Я дома! — оповещаю я о своем приходе, кладя ключи от машины на столик в коридоре. Ответа не последовало. Странно. Наверное опять обсуждает с подругой свадьбу по телефону и не слышит, что я пришел. В доме непривычно тихо. Как правило, пока она собирается, всегда негромко играет музыка, что-то танцевальное, поднимающее ей настроение. Прохожусь по коридору, заглядываю в зал и свой кабинет. Никого. На кухне тоже пусто. Осталась спальня, на подходе к которой я замечаю, что внутри включен небольшой источник света, скорее всего лампа на прикроватной тумбе. В вечерних сумерках свет кажется особенно ярким, обозначая границы дверного проема. — Любимая, все в порядке? Я заглядываю в комнату, успев сделать только пару шагов, когда застываю как вкопанный. Из-за просторной кровати видно только ноги лежащего на полу, обутые в ярко-красные туфли на шпильке. Сперва я решил, что ей стало плохо, упала, потеряла сознание. Но чем ближе я подхожу, тем отчетливее осознаю: здесь что-то не так. Она никогда не носила подобную экстравагантную обувь. У нее таких туфель не было в принципе. То, что я вижу, дойдя до другого края кровати, впоследствии стало моим самым большим ночным кошмаром. Животный ужас пронзает все тело, могильным холодом оседая на внутренностях. Она лежит на полу, раскинув руки в стороны, обнаженная, в огромной луже крови, с алой лентой на шее, в тон туфлям. Ринувшись вперед, падаю на колени возле нее, тут же испачкав костюм и обувь. — Ева, — приподнимаю её за плечи, не сразу понимаю, что во всей картине мой мозг упорно игнорирует одну очень важную деталь. Её тело было покрыто множеством ран. Хаотичные красные полосы пестреют на животе, залитом кровью, на месте сердца почти зияет дыра, жирным красным пятном выделяющаяся на фоне белоснежной кожи груди. Она не реагирует, не двигается, не дышит. Голова запрокидывается назад, как у марионетки, которую бросил её кукловод. Распахнутые глаза смотрят в потолок, не моргая, с пугающим спокойствием и умиротворением. — Эй, очнись. Ну же! Провожу рукой по ее волосам, пачкая их кровью. В воздухе стоит противный запах железа, до тошноты едко цепляющийся за рецепторы. Лента на шее завязана так туго, я тяну край, распуская узел. Ткань соскользит вниз, открывая прячущуюся за ней синюшную полосу. Где ее крестик? Она ведь носит его не снимая. Оглядываюсь, замечая в луже на полу блестящий предмет. Коснувшись его пальцами, подцепляю, чтобы поднять. Цепочка порвана, нераскрытый замок болтается на одном её краю, маленькое золотистое распятие скользит вниз, соскакивает с тоненьких звеньев, и падает обратно в густую красную жидкость на полу, теряясь в насыщенном цвете. Я разжимаю пальцы, давая цепочке упасть обратно. — Ничего страшного, я куплю тебе новую. Она не отвечает. Ее тело едва теплое, а кожа бледная, как у фарфоровой куклы. Я совершенно не понимаю, что должен делать. Как я могу помочь? — Сейчас. Бережно кладу Еву на пол, достаю из кармана мобильный, трясущимися руками набирая три цифры. Палец оставил грязный, бурый след на экране. — Девять-один-один. Что у вас случилось? — отвечает женский голос. — Моя невеста… Я нашел ее на полу. Тут много крови. — Где вы находитесь, сэр? — Дома. — Вижу ваш адрес. Скорая и патруль уже выехали. Оставайтесь на линии. — Хорошо, я здесь, — я беру девушку за руку, так ей будет нестрашно. — Сэр, вы можете проверить дыхание вашей невесты? — Могу, сейчас. Кладу телефон на пол, наклоняюсь ближе, повернув голову боком. Я ничего не слышу. Телефон едва не выскальзывает из мокрых рук, когда я беру его вновь. — Не знаю, я не слышу. — Скорая и патруль уже на месте, — в окне дома мелькают проблесковые маячки. — Вы можете открыть им дверь? — Конечно. Я положу трубку? — Да, сэр. Моя помощь вам больше не нужна. Женщина отключается, оставляя меня одного. Я поднимаюсь с пола, быстрым шагом направляюсь к двери. На пороге стоят медики и двое в штатском. — Она в спальне. Быстрее, прошу, — умоляюще смотрю на врачей, указываю им, где находится комната, тут же разворачиваюсь и иду назад. Двое мужчин, судя по всему, полицейские, идут следом. Когда мы добираемся до спальни, один из них, небольшого роста, с редеющими волосами и пузиком останавливает меня жестом, осматривая с ног до головы. — Стойте здесь, сэр. Он так странно смотрит на меня, что я невольно прослеживаю его взгляд. Вся одежда: белая рубашка, брюки, обувь и даже руки — перепачканы кровью. — Нужно переодеться. — Оставайтесь на месте, сэр, — останавливает меня офицер. Один из медиков привлекает внимание полицейских. Он отрицательно качает головой. Они даже не открывают свои чемоданчики, не пытаются помочь. Только аккуратно ступают, обходя ее тело, направляясь прочь. — Стойте, — я выставляю руку вперед. — Разве вы ей не поможете? В комнату тут же начинают проходить другие люди, в синей форме, тоже с чемоданами. На их спине надпись «Коронер». Медик только как-то сочувственно смотрит на меня и быстро опускает взгляд в пол. — Что происходит? — развожу руками, теряясь в происходящих событиях. — Вам есть во что переодеться? — офицер стоит, засунув руки в карманы, с ничего не выражающим лицом. — Да, мои вещи, они здесь. Попытка зайти внутрь спальни не увенчивается успехом. Полицейский вытягивает руку, преграждая путь. — Стойте на месте. Полицейский подзывает одного из сотрудников и что-то шепчет ему, дожидаясь понимающего кивка. Через пару минут мы перемещаемся в зал, где мне дают комплект одежды. Я все еще не понимаю, что происходит. Они должны оказать ей помощь. — Послушайте, — стою, держа в руках сменную одежду. — Мне нужно поехать с ней в больницу. — Сэр, — офицер наконец-то вытаскивает руки из карманов. — Ваша невеста умерла. Мне очень жаль. Он говорит эту фразу быстро, почти скороговоркой, с лицом человека, делающего свой ежедневный заказ кофе в Старбакс, а не выражающего соболезнования. — Я не понимаю… Тело словно налилось свинцом, ноги приросли к полу. Замешательство, сдобренное страхом, заставляет кишки скручиваться, не предвещая ничего хорошего. — Снимите то, что на вас и сложите в этот пакет, — полицейский указывает на прозрачный полиэтиленовый пакет в руке криминалиста. — Переоденьтесь. Мы проедем в участок.***
Люций замолчал, прерывая рассказ. Достал новую сигарету из пачки и закурил. Я притихла, боясь потревожить его настрой и сбить с мысли. Только обнимала ноги руками, пряча лицо с выражением ужаса в коленях. — Я все не понимал, почему они везут меня в участок. Почему не дадут поехать в больницу, — пара глубоких затяжек прервали слова. — До меня начало доходить только когда мы почти подъехали к отделению, где они работали. Только тогда все картинки в голове сложились воедино. Кровь, раны, отсутствие дыхания, едва теплое тело, — он потер лоб тыльной стороной руки. — Меня накрыло прямо в полицейской машине. Минут тридцать не мог пошевелиться. Просто сидел и… — мужчина мотнул головой, мышцы его лица дернулись в болезненной гримасе. — В общем, выйти я смог не сразу. Казалось, самое ужасное позади. Остается только допрос, где придется все заново вспоминать. Но я даже не предполагал, что будет дальше.***
В допросной горит слепящий свет. Я лежу спиной на грубой лавочке со связанными руками и ногами. Надо мной все тот же пузатый офицер и его тощий молодой помощник с тупым, как у барана, выражением лица и с такой же бараньей настойчивостью выполняющий указания своего коллеги. — Слушай сюда, — пузатый закуривает, делая тяжелый воздух помещения еще более невыносимо едким. — Просто признайся, и все закончится. Твоя якобы, — он изобразил кавычки, подвигав пальцами незанятой руки в воздухе, — встреча началась в пять, продолжалась до семи. Но из дома ты уехал в три. А девушку убили в четыре. Где ты был в этот промежуток времени? — Издеваетесь? — Может ты сделал вид, что уехал, а потом вернулся, залез через окно на заднем дворе и убил ее? — офицер иллюстрирует свои слова, махая рукой, в которой держит тлеющую сигарету, от чего дым вырисовывает серые волны в воздухе. — Чтобы соседи не заметили. Потом так же вышел обратно, съездил на встречу и вуаля, — мужчина разводит руками. — Вроде бы тебя и не было вовсе на месте преступления. — Пошел ты, пидор! — злобно цежу сквозь зубы. Эта гнида ухмыляется, делает новую затяжку. — Ладно, — он кивает помощнику. — Давай. Помощник с бараньей рожей кладет мне на лицо тряпку, которую держит в руке. Я знаю, что сейчас будет происходить. Такие пытки применяли в Гуантанамо. Начинает литься вода из той бутылки, которую этот кретин держал во второй руке. Ощущение, что тонешь, захлебываешься холодной водой, не имея возможности сделать вдох. Слизистые саднит, легкие ноют от натуги. Ты тонешь, будучи на суше. Суставы ломит, как и все мышцы на теле от неудобной позы. Меня словно скрутили в морской узел, бросив на растерзание бушующим волнам. — Ну как? Не надумал говорить? — от лица отнимают тряпку. Хватаю воздух, громко хрипя. — Сказал бы, — откашлявшись, севшим голосом вступаю в диалог. — Да только будто воды в рот набрал. С губ срывается хриплый смех, вроде того, которым смеются больные в психушке. Офицер дует губы, недовольный моим ответом, кидает сигарету на пол, туша ее носком туфли. — Твой мобильный был в районе твоего дома в указанный промежуток времени, ты никуда не уехал. По крайней мере, далеко. — Я уже говорил. Я был в ювелирном магазине недалеко от дома. Хотел сделать подарок. — Хорошая отмазка. Типа любящий будущий муж? — пузан снова закуривает, дым обжигает разодранное горло. — По какому поводу подарок? — Почему я не могу сделать подарок любимой женщине просто так? Он злобно скалится желтыми зубами на мой ответ. — Ну да, все же мы романтики. Дарим женам брюлики просто так, — уебок гогочет, смотря на помощника, тот тянет кривую улыбку, потакая начальнику. В дверь стучат. Полицейский отходит, с минуту перешептываясь с тем, кто пришел. Возвращается назад, снова нависая своей плешивой башкой надо мной. — Ну ты и гнида, — он качает головой. — И имечко у тебя подходящее. Убил беременную девочку и рад. Злобное ликование сменяется ужасом, иглами вонзающимся в сердце. — Что?! — Давай еще раз, — игнорирует полицейский, командуя помощнику продолжить. Снова вода, снова тону. Теперь уже во всех смыслах. Физически, эмоционально, душевно. Умираю, оставаясь живым. Живым мертвецом. Дают подышать: моя смерть не в приоритете. Во рту привкус крови, в голове туман и вата. Нехватка кислорода не дает нормально соображать. — Закончим пока что. А то еще сдохнет раньше времени. Пузатый уебок уходит, пока его помощник отвязывает меня от лавки. Он отводит меня в камеру, толкая в спину. Ноги не слушаются, обещая в любой момент мне встречу с полом. В камере холодно и сыро, воняет мочой вперемешку с затхлостью. Я умываюсь, пытаясь прийти в себя, словно до этого мне не хватило обливаний водой. На твердой лавочке неудобно лежать, но даже сидеть сейчас тяжело. Беременна? Ева была беременна? Закрываю глаза, надеясь, что все это сон, что сейчас исчезнет, и я проснусь дома, в своей постели рядом с ней. Но к реальности меня возвращает грохот металлической решетки. — На выход, — сухо командует смотритель. Не задаю вопросов, не до них сейчас. Мне возвращают вещи, ждут, пока переоденусь и ведут к выходу. Уебок стоит с недовольной рожей в коридоре, едва не плюясь ядом. У двери участка меня встречает адвокат. Кажется, все закончилось. — Ну и заставил же ты меня попотеть, Люций. Джимми, как всегда, улыбчив, бодр и свеж. Мы отходим от участка, останавливаясь возле его припаркованной рядом машины. — Ты как? Я чуть ли не силой раздобыл эти ебаные записи с камер магазина. Ты бы хоть чеки брал для верности. Он улыбается. Я молчу. — Есть сигарета? — Ты же не куришь, — адвокат меняется в лице, одергивая свой пиджак взволнованным жестом. — Так есть или нет? Джимми достает пачку и протягивает мне одну сигарету, дает прикурить. Мы молчим. Похоже он понимает, что не все пошло гладко. — Еще одну, — требую я, понимая, что выкурил предыдущую практически до фильтра. Адвокат крякает от непонимания и шока, достает сигареты, с полминуты глядя на них. — Забирай всю пачку, — протягивает он их мне. Снова подкуриваю, наслаждаясь болью в разодранных легких. Так легче, так проще не дать себе развалиться на части. — Не знаешь, как быстро получить лицензию частного детектива?***
К концу рассказа Люци я, кажется, залила слезами весь пол в его квартире. Он выкурил всю пачку сигарет и молчал, пока я всхлипывала, не в силах остановиться. Рукава толстовки намокли, будто я только что достала ее из стирки. — Не плачь. Видишь, я же не плачу, — он тепло улыбнулся, стирая слезы с моих щек. — Ты… — я чуть не задохнулась, пытаясь сказать хотя бы слово. — Это чудовищно. — Человеческая жестокость вообще зачастую чудовищна и бессмысленна. Он улыбался, черт возьми. Он улыбался после всего, что только что рассказал. — Ты ее любишь? — я прижала ладони, спрятанные в рукава, к щекам. — Нельзя разлюбить человека только потому, что он умер. — Тогда зачем ты меня поцеловал? — Я просто пытаюсь жить дальше. Просто пытаюсь. Люций взял сигаретную упаковку со стола, откинул крышку, но понял, что там пусто. Устало выдохнул, бросая ее назад, встал с места, дойдя до рабочего стола, и взял новую. Детектив снова закурил. — Ты ищешь его, чтобы убить? — я вдруг начала догадываться, что за этим поиском может стоять нечто нехорошее. — Сначала хотел убить. Не спал ночами, грезя тем, как сверну его ебаную шею. Но знаешь, — он сделал затяжку. — Я рад, что не нашел его сразу. Что мне даст пять минут удовольствия ощущать, как жизнь покидает этого ублюдка? За ними последует пожизненное в тюрьме с такими же убийцами, как он. Насилие порождает насилие, — Люций запрокинул голову вверх, разглядывая балки у потолка. — Эта гнида и так сломала мою жизнь. Убить его — значит облегчить ему участь и дать победить, окончательно загубить мою жизнь. То, что от нее осталось, — он сел рядом, туша сигарету в пепельнице. — Он должен сидеть. Смотреть каждый день на небо из-за решетки и помнить, почему он там. Чью жизнь посмел отнять. — Но если бы ты мог предотвратить, оказался в нужное время в нужном месте. Ты бы убил? Сделал бы такой выбор? Сосед тихо рассмеялся. — Ты очень любознательная, — он повернулся ко мне всем корпусом, смахивая еще не до конца высохшие слезы с моих щек. — Я бы постарался задержать его. Смерть для него — это слишком мало. Я подвинулась ближе, привставая на коленях и протянула руки к детективу. — Можно тебя обнять? — Зачем? — сосед так искренне удивился. — Всем людям нужно, чтобы их иногда просто обнимали. Люций распахнул свои объятия, я обвила его шею, кутаясь в этих сильных, мужественных руках. Этого было мало. Нам обоим было мало только объятий. Ведь ими не залечить все травмы. Но это иногда единственное, что ты можешь дать.Из воспоминаний маньяка
Я прячусь под своей кроватью, вжимаясь в холодную стену спиной и вдыхая пыль, скатавшуюся в комки. Маме некогда убираться. Мне семь, и я снова обмочился во сне. Она бегает туда-сюда возле кровати, громко ругаясь. Ее красные туфли мелькают, как два огонька, а голос заставляет дрожать всем телом. — А ну вылезай, маленький ублюдок! Она останавливается. Два острых носа туфель смотрят на меня. Я молчу, подтягивая колени к груди. Она будет меня бить этой простыней. Снова. — Вылезай, я сказала! — ее визжащий голос болью отзывается в ушах. Рука тянется ко мне сквозь тьму под кроватью. Ногти больно царапают шею, пальцы хватают шиворот футболки. Я проезжаюсь по грязному полу, собирая всю пыль и грязь. — Паршивец, — она лупит меня по лицу и телу мокрой тканью. — Ты портишь мне жизнь, маленький ублюдок! — Мама, не надо! Мамочка! — Зачем я тебя только родила! — Я тебя люблю, мамочка. Она останавливается, тяжело дыша, стоит надо мной, глядя с презрением. Поправляет свою красную ленту на шее. Она всегда такая красивая. — Проваливай в школу, урод. Не хочу тебя видеть.