Одно желание

      В рубцах и мозолях ладони твои, счёт потеряв допельгангеров-дней, ты носишься будто рабочий в угле, ты будто тот клерк в дорогом пиджаке. Большой город забыт, и вроде нет той тоски по высоткам, где звёздные тети и дяди улыбаются кротко. Большой город — оттуда ты родом, но ты знаешь, каково в огороде под злым солнцепеком собирать урожай. Пот льется ручьем, и чуть руки в перчатках дрожат, под полями соломенной шляпы стыдливо сокрылись веснушки. И тебе оно нужно? «Да, нужно» — и снова работать пора. Без друзей как-то скучно, но ты — ещё тот молчаливый юнец. Что религия? Бред иль оружие для глупых овец? Ты не знаешь. Ты тайком на пианино играешь ночью дома, защищаясь замками, и ключи по карманам все прячешь. А тебя до сих пор не поймали, умный мальчик. Осторожнее веди ты себя. Ты не плачешь по всем, кто ушел не потому, что хотел тебя бросить; их всех зверски убили и кинули в поле. Колосья на ветру шевелятся — к дождю. Ты не помнишь, как успел потерять всю семью. И машина, в которой приехал три года назад, проржавела и сдохла. Прогонял ты ребят, что мешали тебе отдохнуть. Один ты и так, но не можешь ты перестать землю копать, кукурузу сажая. Её много и так. И ты вроде не раб; ты умен и спокоен, но порой понимаешь, что ты полный дурак. Говоришь:«Понимаю», говоришь:«Нет проблем», про себя отмечая, что достал этот плен, и достало сажать, и достало молиться, и не хочется видеть эти мертвые лица. Но тебе нельзя злиться, ты в грудине все давишь, чтоб до горла все злые слова не дошли; ты ведь вежлив и даже красив, понимаешь, тебя кто-то удачи с рождения лишил. Будь ты там, где высотки, будь родители рядом, ты бы был, возможно, чуть-чуть популярным: хохотали б девчонки, когда ты появлялся, и шептались любовно, если б им улыбался. Но все это бессмысленно, парень, ты видишь? В этом городе гадском всем давно снесло крышу; вот девчонки с ножами гуляют в ручонках, улыбаются тоже, но все как-то нечетко. Будто хочется им вспороть чей-то живот (может твой), и отводишь ты взгляд. Кровь течет, но не потому что ты ранил себя, просто здесь все испорчено, все донельзя; дети смотрят как звери, дети рады здесь смерти. А ты рад, что здесь не один не ослеп ты. Ещё есть проблеск малой надежды, люди с разумом чистым живы. Поначалу не верится. Но есть шанс, что станет как прежде или хотя бы чуть лучше, без глупых смертей. Ведь ты не хочешь смотреть на кровожадных детей.