Беспокоиться за дочку больше надобности не было — если гулять, то обязательно с Костей или Сашей. Тут всё зависело от дня недели и возможных праздников, которые были в эти дни. Какая печаль постигла т\и, когда Сергей трепетно заявил о снятии дачи в Петергофе, а это значит, что на добрый месяц девушке придётся проститься с Александрой. Но не тут то было. Разумовский продумал этот пункт и заранее договорился с матерью Мальвины. К удивлению, она согласилась пустить дочку далеко за город, что привело в шок не только т\и, но и Олега на пару с Серёжей. В назначенное время Саша прибыла на вокзал, глазами ища уже знакомую макушку Волкова, его было видно издалека. Однако Разумовский первый приметил синие волосы, развивавшиеся по ветру. Он помахал ей, жестом указывая подойти ближе. Доехали они спокойно. На электричке примерно час. Народу было не так много, то ли в столь жаркий день, то ли просто мало кто горел желанием посетить Петергоф. По приезду оказалось, что дача та самая находится километрах в тринадцати от станции, и тащиться пришлось пешком. Солнце пекло непокрытые головы, из-за этого особенно тяжело было нести вещи, что Сергей любезно упаковал в чемоданы. Они прошли мимо церкви, которая казалась весьма огромной и величественной издалека. Белые каменные стены завораживали, а золотые купола отражали солнечный свет, искренне намекая на отсутствие облаков и необходимого прохладного ветра. Вообще, для Питера весьма редкая погода в конце июля. Олег даже сбросил футболку, на что Разумовский завопил что-то на подобии «Олег! Тут же дети! Чего ты их совращаешь?!», а девочки чуть слышно усмехнулись, подставляя лица под яркие лучи, достававшие от корней волос, кажется, до самых пяток. Пришли к нужному дому они только часам к пяти, с учётом того, что приехали в половине четвёртого. Мысль о предстоящих каникулах на природе, рядом с двумя ворчливыми мужиками радовала, несмотря на их присутствие. Здорово было выбраться далеко за город, Саша не разу не была за пределами Петербурга, так как у родителей не было особых средств её куда-то возить. Солнце уже слегка сместилось со своего поста и не так сильно пекло, однако жара всё ещё стояла ужасная. Душно стало и Разумовскому, поэтому он быстро скооперировался в дом, обращая внимание на не особо устойчивый вентилятор, не смотря на это, рабочий. А Волков же мигом прошёл на кухню, ведь ему отвечать за готовку, нужно хоть проверить, в каком состоянии печка, холодильник. Вопреки ожиданиям печка оказалась газовой, хотя Олегу было не привыкать. Он хоть на огне еду сготовит, хоть на газе. Девочкам выделили комнату неподалёку от импровизированной гостиной-столовой, а вот мужчины выбрали себе спальню в самом конце длинного коридора, и предназначалась как раз для этого. В комнате т\и и Саши же раньше было что-то вроде кабинета, где сын хозяйки, по её словам, работал над рефератами и курсовыми. К слову сама хозяйка уехала к нему в Екатеринбург, а дом оставить было не на кого. Пришлось сдавать. И Серёжа очень удачно нашёл объявление. Кстати сейчас он завалился на диван с ноутбуком, конечно же работая. Олег что-то напевал себе под нос на кухне, а вот девочки, предварительно переодевшись, выбрались во двор. Там их ожидала слегка перекошенная лестница на крышу, но это их не остановило. По очереди поднявшись, они уселись почти на самый козырёк, обсуждая что-то не особо важное, первое, что приходило в голову. Вдалеке виднелся лес, состоящий, кажется, из одних елей и сосен, которые отдавали приятным тёмно-зелёным оттенком, отражая навязчивые лучи солнца. Деревенская атмосфера, свежий воздух, поющие на ветках растущих рядом берёз соловьи безумно приятно отдавались где-то в сердце, словно мазали мёдом. Ближе к девяти солнце спустилось за горизонт, заполняя розовым светом каждый уголок небольшой деревушки. Само оно было ярко-рыжим и безумно слепило глаза. Где-то виднелось не до море, не до речка, в котором дети купались, заполоняя округу звонким смехом. Смеркалось. Поднялся в небо тонкий серп луны, освещая дорогу блудным путникам. Ели казались синими в ночи, месяц отражался в реке. Девочки медленно спустились на землю, заходя в парадную дверь. Разумовский так и сидел на диване, печатая что-то на компактном ноутбуке. Волков тоже находился в гостиной, смотря новости по телевизору.
— Наготовилась хозяюшка. — усмехнулась т/и, целуя в щёку отца.
— Не говори. — тяжело вздыхает, переводя взгляд на Серёжу, нервно сжимающего пальцами резинку для волос. Тот же, заметив пристальные карие глаза, выпрямил спину, отпусти и без того искусанную губу.
— М? — недовольно мычит в ответ рыжеволосый, хмуря брови.
— Ничего, солнце, работай дальше. — улыбается, под грозный взгляд Разумовского. — Только не забудь потом пойти спать.
— Не забуду. — бурчит себе под нос, закатывая глаза.
— Тут связь-то хоть есть? Я же Косте позвонить хотела. — т/и подрывается, ища в карманах телефон.
— Ловит, ловит. Только возле окна. — усмехается Сергей, удобнее устраиваясь на диване.
— Очевидно, в нашей комнате тоже ловит. — декламирует Саша, тряхнув головой.
— Сашка, ты гений. — целует девушку в щёку под умилённый взгляд Волкова.
— Угу, идите в комнату. — не отрываясь от экрана бормочет, заправляя рыжую прядь за ухо.
— Вот те раз, пап. Выгоняешь детей, ая-яй! — шутливо вскрикнула Волкова, всё же заворачивая в их спальню.
Комната вообще имела весьма жилой вид. Стоял диван, пускай некоторые пружины на нём выскочили, вроде двухместная кровать, если смотреть на размеры, письменный стол, который им понадобиться не должен
ну да, ну да и кресло, обивка которого уже сошла на нет. Не смотря на это было достаточно уютно. Вещи свои девочки засунули в огромный, шоколадный шкаф, от которого так и несло стариной и древностью. По рассказам хозяйки, эти антресоли достались ей от прапрадеда, что имел власть над школой неподалёку. Полтора века назад. Она с таким трепетом говорила о своём предке, что невольно появлялась мысль об инцесте. Хотя Анна Петровна его в глаза не знала, ей родственники обо всём рассказывали. Странно было находится в этой комнате поначалу. Низкий потолок будто прижимает тебя к кровати коль смотришь на него. Шкаф этот невероятно больших размеров, да кажется, вот-вот упадёт. Лампочка тусклая, уюта, к сожалению, не добавляла. Зато т/и вспомнила одну неосторожно брошенную Сергеем фразу «Новое место неуютное до тех пор, пока ты там не потрахаешься!» Проверить стоило. Хотя судя по звукам отцы уже «обживались» на новом месте. От этой мысли на лице девушки появилась глупая улыбка, которая в последствии перешла в неконтролируемый смех.
— Ты чего? — оторвалась от комиксов Саша, взволнованно глядя на Волкову.
— Да нет, просто папа всегда говорит, что пока на новом месте не потрахаешься, оно неуютным кажется. — она встала направляясь к синеволосой, присаживаясь рядом. Чуть помедлив, продолжила. — Вон, слышишь? Обживаются кажись.
— А чем мы хуже? — действительно. Об этом подумать т/и не успела. Она приподнялась, прислонила губы к уху Мальвины.
— Да, ты права. Чем мы хуже? — шепчет, обжигая кожу горячим дыханием. На мочку уха приходится укус острыми зубами, а на шее теперь красуется ярко-алый отпечаток. Точнее сказать, воспоминание о прекрасно проведённой ночи. Рука опускается, проникая под резинку домашних штанов и нижнего белья, и плавно проводит по головке клитора с нажимом, заставляя Александру подавиться вздохом. Вторая же проходится по рёбрам, пересчитывая каждую кость. Губы оттягивают ворот свитера, язык проходится по ложбинке между ключиц. Палец постепенно проникает во влагалище, Саша тихо стонет, пока к т/и не приходит гениальная мысль.
— Слушай, а почему бы нам не попробовать что-то новое? — говорит холодно, вживаясь в роль сурового актива. Синеволосая неуверенно кивает. — Мне нужен вербальный ответ.
После раздаётся тихое «да». Волкова берёт валяющуюся на диване тряпку, скручивает и вставляет Александре в рот. Тусклый свет лампочки отражается в серебряном вибраторе, который подарили ей отцы на какой-то праздник со словами «Пообещай, что никому не скажешь.» Саша не в счёт. Ей можно знать всё. Абсолютно. От морального состояния т/и, до того, что происходило в родительской спальне. Вытащив из брюк ремень, девушка обхватила тонкие запястья синеволосой и закрепила у спинки кровати, хотя нужды в этом не было, Мальвина и так не собиралась никуда уходить или сбегать. Ладонь опустилась на бедро, сжимая до синяков. Второй рукой, облизнув, вставила позвякивающий вибратор в анальное отверстие, наблюдая, как девушка постанывала от уровня вибрации, что был достаточно высок. Т/и нравилось видеть Сашу такой — раскрепощённой, с закатившимися от наслаждения глазами. Не смотря на контекст, она выглядела уютной и домашней. Будто разряд электричества охватывает Мальвину, когда сразу два пальца проникают до упора, быстро сгибаясь и разгибаясь. Язык проходится по клитору, трепетно обводя головку, двигаясь в ритме пальцев. Пару минут таких манипуляций и Саша достигает сладостной истомы, чувствуя, как сжимается лоно и пульсирует сердце где-то внизу живота. Т/и видит, как сжимается в оргазме синеволосая. Как закрывает глаза, тяжело дыша, как подрагивает всем телом. И в голову что-то ударяет, а в животе завязывается новый узел возбуждения. Ещё бы, такая картина принадлежит только тебе одному, только ты имеешь право дотронуться до неё и вновь довести до такого состояния. Волкова обессиленно падает рядом, целует Мальвину в висок, и чуть прикрыв глаза, засыпает.
Сергей тяжело выдыхает, потягиваясь лёжа на кровати. Рядом уже спящий Олег. Замаялся, бедный. Стены в доме пуска и деревянные, да только этом слышно что происходит по комнатам. И просыпается он, благодаря своему чуткому сну и стонов из комнаты девочек. Нет, он не удивлён, коль эти двое «обживаются» на новом месте. Улыбается своим собственным мыслям, смотрит на Волкова, что удобно устроился лёжа на животе, и проваливается в сон.
***
Утром первым поднимается Олег. Он потягивается, смотря на сопящего Разумовского, который свернулся комочком от холода. Рыжие пряди закрыли глаза, и Волков аккуратно убирает их, затем целует Серёжу в щёку и выдвигается на кухню. В комнате девочек — тишина. «Неудивительно» — думает, доставая из холодильника предварительно купленные ингредиенты для приготовления завтрака. Выбирать долго не приходится, и вот на столе уже стоит молоко, пару яиц, мука, лежавшая на полке в шкафу, сливочное масло, сахар и забытая Богом сковородка.
— Плакали, плакали батареи и трубы… — поёт себе под нос, пока на талии не оказываются ледяные руки.
— Решил вспомнить молодость, Волче? — ухмыляется, касаясь губами голой лопатки. Ладонями водит по рёбрам.
— И тебе доброе утро, Серый. — словно делает вид, что не замечает прилипшего к спине Разумовского. — Блины будешь?
— Напомни, мы же купили сгущёнку? — отстраняется, подходя к холодильнику. Не обнаружив там синюю баночку, смотрит на Волкова с разочарованием.
— Не-а, ты же запретил детям её брать. — усмехается, наблюдая за любовником, который обиженно поджал губы. — В твоём распоряжении сливочное масло и солнечный свет.
Кстати об этом. Не смотря на столь раннее время, солнце уже вовсю слепило глаза, проникая сквозь оконное стекло. Серёжа брови хмурит, наблюдая за певчими птицами на улице. Накидывает халат, продвигаясь к входной двери.
— Я выйду проветрюсь, приготовь мне кофе, пожалуйста. — бросает, а затем выходит, вбирая в лёгкие свежий воздух. Лёгкий ветер скользит по лицу, словно беря его в свои ладони. Странно, на часах всего семь, а солнце поднялось на четверть, веселяще улыбаясь, щекоча лучами тело. Ещё раз делает глубокий вдох — сложно всё-таки этим воздухом насытиться. Проводит пальцами по скуле, затем заправляет выпавшую прядь за ухо. Листья на деревьях слегка колышутся. Опадут через месяц-полтора. Разумовский присаживается на одну из ступенек, ведущих ко входу в дом. По земле бегут маленькие муравьишки, волоча за собой ветку. Надо же, все при делах. Тёплые лучи падают на дверь — не спеша выходит заспанная т/и, протирая глаза. Наспех накинуты чёрные домашние штаны и белая футболка. Поверх ещё и цветастый халат, доставшийся девушке в подарок. Она рядом садится.
— Помнишь, я обещал тебе сходить в Летнюю Резиденцию Петра Первого? — говорит, не отводя взгляда от поющих птиц, среди которых особенно выделяется соловей.
— Ой, не-не-не, я туда больше ни ногой! Я в прошлый раз их там чуть не лишилась. — тоже смотрит в куда-то вдаль, пытаясь приметить какую-нибудь метафору для дискуссии с Серёжей.
— Это было восемь лет назад. Ты многого не помнишь. — словно хитрый лис, прищуривается, закусывая губу.
— Нет, пап, я не горю желанием. — кладёт голову ему на плечо, а тот приобнимает её правой рукой.
— Может Саше интересно? — переводит взгляд на макушку, подмечая, что пробор достаточно ровно сделан. Значит встала она не менее пятнадцати минут назад, если учесть, как она умеет их делать. — Кстати о Саше. — т/и насторожилась. — Я слышал что вы вчера делали. — ухмыляется, точно хитрый лис.
— Отчитывать меня будешь? — откровенно смеётся, прижимаясь грудью к коленям.
— Интересуюсь, дочь. — прошаренный. Ну и ладно, Разумовскому можно было доверять.
— Я тоже вчера кое-что слышала… — усмехается, проводя рукой по собственному бедру.
— Сделаем вид, что ничего такого не произошло. Считай, вчера мы ранёхонько легли спать. — гладит дочь по волосам, перемещая ладонь на плечо.
— Ну и ладно. — поворачивается лицом к отцу. — Я вспомнила, что ты говорил, когда мы только заезжали в нашу нынешнюю квартиру. «Новое место неуютное до тех пор, пока там не потрахаешься.»
— Вот нет чтобы информацию полезную запоминать, так она всю мою речь, кроме культурных фактов в мозгу откладывает. — хмыкает, вытягивая ноги на следующую ступеньку.
— Ну не виновата я, что ты чаще всего что-нибудь эдакое выбрасываешь.
— Так, ладно, пойдём в дом. — Серёжа встаёт, направляясь к двери. Т\и следует его примеру.
Когда они заходят внутрь, Саша уже сидит на кухне и грызёт яблоко, оживлённо разговаривая с Олегом. Волкова садится на диван к синеволосой, поджимая колени к груди, а Разумовский направляется к Волкову, дабы что-то сказать или спросить.
День проходит весьма обычно, все занимаются домашней рутиной. Только к вечеру удаётся выбраться на улицу не чтобы полить или срезать цветы, а просто «выйтипогулятьподышатьсвежимвоздухомпапмыприехализагородблинимеемправо». Солнце сместилось с поста, уступая место нежной луне, а та, в свою очередь, как раз поднималась. Ночной запах завораживал, не небе уже зажглись далёкие яркие звёзды. Заливая холодным тусклым светом округу, серп луны, слегка склонившийся в сторону, красовался на тёмно-голубом небе, отражаясь в небольшом водоёме. Звёзды становились ярче. По телу прошла лёгкая дрожь из-за ветра, стрелой пронесшегося мимо. Прохладно. Волшебно. Время только немного перевалило за полночь, а небо приобрело глубокий синий оттенок. Тишина, лишь едва слышны сверчащие светлячки, торопившиеся вылететь из своих домов и осветить дорогу потерявшимся. По скуле ведёт ладонь, поворачивает себе. Саша смотрит, пытается разглядеть родные черты лица в темноте, при свете молодой луны. Губы раскрыты слегка, дышит глубоко. Приближается, носом шеи касаясь. Слишком мало, слишком хочется ещё. Девушка слишком привлекательна.
Слишком. Глаза будто свет источают. В ночи для неё лишь сверкают. Путникам путь-дорогу указывают. Запах привычный, будто с детства знакомый. Языком нежной кожи касается, линии выводя. В ответ поцелуй в макушку получает. Поднимает лицо и впивается в губы любимой. Такой страстный, особенный поцелуй, при тонком свете месяца. Ближе, ближе друг к другу, каждой частью тела касаясь…
***
Пролетел месяц незаметно. То Разумовский в саду что-то сделать попросит, то Волков на кухне помочь. день последний был самым тяжёлым — хозяйка вернулась, и знатно удивилась присутствию ЕЩЁ одного парня и двух девочек. Укоризненно на Серёжу смотрела. А ему плевать. Олегу плевать. Т\и плевать. Саше плевать. Перестали они зависеть от чужого мнения. на вокзале народу немного было. Да и то провожающие в основном. Электричка пришла, забирая с собой людей, возвращавшихся домой, и гостей, направившихся в Петербург. Дорога складной была, ехали спокойно. Разумовский поработать успел, Волков уснуть на пару с Сашей. А т\и продолжала смотреть в окно, прокручивая в голове события ночей, проведённых с Мальвиной…
