Когда отпускаешь тормоза

Марьяна выскочила из подъезда вместе с псом, пылая фейерверком ярости, полыхая чувством обиды и желанием мести. Опять двадцать пять! Мелкая перепалка с возлюбленным вспыхнула от единственной реплики, за которую ее сердце зацепилось и завелось, превращаясь в бешено стучащий механизм, вырабатывая темную густую энергию. И тьма, благоухая дымом эмоций и гнева, накрыла огромную территорию души мощным цунами выяснения отношений. Марьяна хотела одного, чтобы её парень хоть раз в жизни почувствовал, когда тебя терзают демоны страха и неуверенности. Его самодовольство душило её. Но он был прав. Почти всегда. Она была девушка-феерия, вулкан. Ввязывалась в любые споры, помня, что в них рождается истина, кайфовала от диалогов в большой компании.Вот только спорила она на чистой интуиции, не были факты ее сильной стороной. Марьяна заводилась, фонтанировала идеями, предположениями, великолепными словесными конструкциями, которые разбивались, как волны о волнорез, об интеллектуально-железобетонные аргументы ее парня. О, каким невыносимо высокомерным казался он в такие моменты. Она вынужденно признавала его победу и склонялась перед его сильной аурой. Ее собственной мощью была энергия тела и яркий рот, большой и выразительный по сравнению с другими деталями лица. Губы словно смеялись над её носом, серыми глазами. Изгибались и выглядели часто распутно, иногда невинно на ее лице сердечком. Пухлые щеки и острый подбородок. Губы нельзя было спрятать или замаскировать. Поэтому Марьяна давно плюнула на свою лицевую «асимметрию». Уж сколько она наслушалась про свой рот, словарь синонимов составить можно. Кое-кому из особенных выдумщиков прилетало в лицо или в яйцо за отвратительные шутки. Потому что тормозов у Марьяны не было: она занималась боксом и бегала быстро. Хотя нет, один тормоз все-таки был – это Тимур, её парень. Властный, сильный, интересный человек. Но с прибабахом. Девушка иногда шутила, что у него одна цель в жизни – гасить её пожар. Переплавить её «металл» во что-то другое. Конечно, Марьяна сопротивлялась изо всех сил –желание не позволить ему это сделать, сбежать или стоять до последнего практически билось в ее крови. Вот такая была между ними «химия». Девушка сжимает и разжимает кулаки, разглядывая серебряные кольца на своих пальцах. «Вот доебался, - пронеслась мысль, - ведь из-за фигни доебался, а жить ещё целый вечер с этим сраным чувством». Она даже заныла, словно испытывала дикую головную боль. «И я тоже разоралась, надо было швырануть что-нибудь в его лицо, сука», - ярость опять потихоньку раскручивалась внутри спиралью аминокислоты. Иногда хотелось нос ему сломать, его аристократический рубильник, с изящно вырезанными ноздрями. И ведь даже пробовала, но реакция Тимура была молниеносной: девушка даже не успевала дотянуться до него. Он перехватывал ее, крутил Марьяну, обжимал своими руками в сильном объятии и говорил отвратительно приятные вещи. И еще мог слегка укусить ее за шею, засосать кожу, от чего Марьяна теряла контроль. Сейчас девушка думает о ссоре, неприятно поёжившись, словно их обоюдные ругательства (грубые с ее стороны и оскорбительно-утонченные с его) еще сыпались с её плеч и спины, волос, как жухлые скрученные листики. Или насекомые. Стряхивая с себя эту ментальную гадость, девушка ведёт их пса Роки подальше, на полевую тропу, популярную почти у всех собачников жилого квартала, но в этот вечерний час никого уже не попадается. Пёс радостно подскакивает, рвётся с поводка, скалит пасть и языком готов зализать от счастья хозяйку. «Глупышка, - говорит Марьяна вслух. – Ты просто такой громоотвод. А то поубивали друг друга нафиг. Семейка Монтекки-Капулетти…» Марьяна дрожит, чувствуя во всем теле отголоски бушующего пламени, охватившего ее во время ссоры с парнем. Прогулка с собакой помогает утихомириться: ярость буквально выгорает, а ветер уносит отравляющие чувства, вымывает изнутри. Поток ее мыслей уже течёт, а не галопирует дикими мустангами. Больно, чёрт. Она ощущает себя мишенью для слов-дротиков Тимура, которые он уверенно кидает прямо в серединку. Победа, опять его победа!Почему он так?! Знает ведь, что она безоружная. И из принципа не защищается. Никак и никогда она не могла противостоять ему в баталиях. Он давно выучил, как сделать ей больно. Поэтому терзает её сознательно. Будто связывает. Скручивает. Ставит на колени. Тимур в жизни до неё не дотронулся пальцем с целью избить. Но он мучил её своими словами. Ранить его у Марьяны не получалось, хоть убей, несмотря на то, что за год отношений она выяснила много подробностей, которые могла бы пустить в ход в пылу их местечковой войны. Но не могла она, не могла шрамы его резать, вскрывать его раны и туда кидать перца, динамита. В ссорах она огрызалась на Тимура да вещи швыряла. Он смеялся и уворачивался. Потом просто шел и кофе ей делал в кофемашине. Добавлял струйку карамельного сиропа.Под воздействием этого простого и теплого поступка, этой дивной заботы Марьяна моментально забывала их ругань и желание свалить. Или, не чувствуя в себе никаких сил даже на перемещение вещей в пространстве, желательно, чтобы достать Тимура, в финале ссоры Марьяна хватала пса и выбегала с ним на улицу. Чтобы хоть таким действиемморально надрать зад своему парню, чтобы сбежать, как лиса, от погони и махнуть хвостом. «Вот выкуси! – пламенела она лицом и запальчиво ругалась. - И кофе твой мне не нужен. И засосы твои!» Злилась, бешено злилась на него, на себя, на то, что полем для их примирения становилась постель. Бесилась, что не обсуждали они свои чувства. Только желания. И секс тоже превращался в битву, в поединок темпераментов, в схватку за оргазм. Тимур прижимал её запястья к простыне, входил медленно, тяжестью приятно давил на её разведённые бедра, чтобы она особо не трепыхалась. Он вворачивался в неё членом, совершая движения вперед-назад, легко контролируя процесс. Не позволяя ей самой двигаться, замедляясь в тягучем ритме, что особенно злило Марьяну, он вглядывался в ее лицо, пожирал ее взглядом, считывал реакцию. При её темпераменте это было слишком. Марьяна изводилась, текла, поскуливала, возбуждалась, остывала, неистовствовала и снова возбуждалась. Мотала головой со взмокшими волосами. Стонала не сдерживаясь. А он всё ждал, ждал, терпеливый, зараза, её реакции, её яростной мольбы – шепотом или криком. – Да сильнее, пожалуйста, Тимуууурр…Тимуууурааааа…Быстрее, хочу, двигайся быстрее. Он смотрел на неё блестящими хитрыми глазами и произносил: – Уууу, быстрая какая, моя радость… Ещё скажи, что хочется. Марьяна никогда не стеснялась в выражениях. Она кричала о том, что ей хотелось. – Да двигайся уже быстрее! – Сделай так, чтобы я почувствовала твой член прямо в горле! – Сделай так, чтобы я забыла о том, какой ты говнюк! – Хочу увидеть, как ты двигаешься! – Хочу одновременно твой язык и пальцы! – Тимууууууууууурррр. Рррррррр! – Хочу, чтобы ты потерял контроль! – Хочу отпустить тормоза! – Отпусти меня, Тимур!.. Он доводил её до оргазма. Она кончала сильно, но вымученно, натурально словно после тяжелой гонки. После скачки. После финиша тело хотело воды внутрь и снаружи, как колючка в пустыне. После близости ей хотелось откатиться от Тимура, чтобы глотнуть лёгкости, избавиться от якоря, выйти в открытое море. Пусть даже там её ждал шторм. Ее вымораживали отношения с Тимуром. Всё было сложно и запутано, связано и переплетено, она всё никак не могла понять, какое чувство все-таки к нему испытывает. Потому что всё было комом, накручено, переверчено, спаяно – будто запахи в парфюмерной лавке. Где обоняние сходило с ума и нужен был кофе, чтобы победить воздействие ароматов и вернуть нос хозяйке. Марьяшке очень нужен был кофе – но вовсе не то, который ей готовил Тимур. И с каждой ссорой она понимала это всё отчётливее. Марьяна идёт и бурчит под нос ругательства... Домой не хочется. Хочется надышаться, замёрзнуть немного, проветриться. Сбросить всю кашемировую нежность Тимура, которая иногда душит теплом. «Погуляю еще. Пусть поволнуется. Пусть подождёт». И ругается снова, тут же шлёпает себя по губам ладошкой. «Всё-всё-всё, не буду больше, - даёт обещание. – Вру ведь». Выходит с псом на каменистую дорогу, которая окружает их почти элитные новостройки, и идёт по траве вдоль края. Сумерки пока прозрачные, окутывают поля, заброшенные постройки, коттеджи в частном секторе. Запахи листвы и травы становятся резче в прохладе, острее, проникают в ноздри. Марьяна вдыхает лето всем телом, кайфуя. Если бы только не эта поганая ссора – такой чудесный был бы вечер. После целого дня зноя и беготни ногам было комфортно в шлепанцах, просторные шорты, хлопковый топ и сверху короткая трикотажная толстовка позволяли двигаться с легкостью. Что-то внутри неё ходит, словно обживается. Принять всё, так и жить? Вроде есть и любовь, горячий секс, опять же пёсик. Марьяна пытается понять, что подо всем этим – где же она, она сама? Что хочет, чувствует. Тимур её окутывает-опутываетшёлком-хлопком своего внимания, своей властности. Скинуть бы этот кокон. Но надо ли? Его тепло позволяет ей чувствовать себя комфортно. И иногда даже беззаботно. Слёзы вновь текут, девушка всхлипывает, шагает всё дальше. Уже нет минутной гармонии, наваливается отчаяние, чувство вины и даже стыд, что она раздумывает над такими вопросами. Их ситуация идеальная: есть доверие, забота. Ведь чувства есть к Тимуру. Или нет? Или что это? Это желание не принимать решений, жить в некоторой сабмиссивной позиции?.. Бить посуду в ситуациях, которые её раздражают. Марьяна словно задыхается, ощущение, что это спектакль, потому что Тимур никогда не «зверел», не заводился и не кричал на неё, когда она швырялась в него словами, посудой этой, будь она неладна, или предметами, шмотками. Он словно умилялся, разрешая ей совершать вот эти действия, словно руководил. «Почему сложно-то так?! Что делать, когда по идее всё хорошо, только, блядь, его уверенность бесит. Она просто убивает». Она понимает, что их союз не столь угнетающий, как ей кажется сейчас. Но всё-таки… всё-таки ей хочется заглянуть по другую сторону. Узнать, что было бы, если бы её жизнь покатилась бы по другим рельсам. Если бы не было Тимура. Марьяне кажется, что он подслушивает её мысли, что он знает, о чем она размышляет. «Паранойя достала, конечно», - думает девушка. Но представлять, какие действия позволяла бы она себе без Тимура, пока слишком больно. Она сама боится даже заглядывать туда, в этот спрятанный от её же парня уголочек сознания или сердца, неважно. Туда, куда ему нет доступа. Да, пока больно об этом думать… А если… – Какой поворот будет в жилые кварталы? Сюда? Или еще где-то, запутался, блин. Сорри… Добрый вечер! Марьяна поворачивается на голос. Оп! Сознание опять смачно и вкусно ругается. Даже взглядом, мутным от подступивших слёз, она различает, как ярок парень, задавший этот вопрос. Или это она ощущает всем телом, так сильно, что даже вздрагивает, как от острого предмета, от лёгкого ожога, пульсации. Это какой-то чувак из зарубежного тиктока, из сториз, где волна за волной, где отметки и хэштеги на английском. Такой блондин в средней полосе исключительно редкий вид. Но даже коротким летом он загорелый. Волосы сияющие. И несмотря на поля с люпинами ассоциируется с прибрежными волнами Калифорнии. «А зимой? Наверное, с викингами… такими патлатыми, с рогами и бородами», - злорадно думает Марьяна, перебивая восторг своей эстетической стороны сознания, вовсю упивающейся встречным парнем. – Проверить бы». Лицо у незнакомца ожидательно-заинтересованное. Одна рука на руле, корпусом развернулся к открытому окну с пассажирской стороны, через которое он и вглядывается в девушку, ожидая ее ответа. Густые брови домиком, как у Пьеро. После своей реплики молчит, зыркает на Марьяну. Взгляд такой подталкивающий, типа «почему замерла, отомри, твоя фраза». И улыбается, сверкая зубами. И немного смущается спустя несколько, не словив ответочку, губы его складываются в грустную гримаску. И воротничок его поло трогательно завернут вовнутрь с одной стороны. Марьяна неожиданно чувствует, как внутри освобождается место. Как будто (наконец-то!) в комнате остаётся она одна. Что делает человек, когда остаётся один? А что хочет, то и делает. Если тормоза срывает, то особенно. – А я вам покажу! – внезапно отзывается она и распахивает дверцу машины с пассажирской стороны. – Вы позволите? Я живу как раз «Луговых кварталах», поедем. Парень довольно и искренне улыбается, кивает. Девушка хлопает ладонью по бедру, командует песику, он подскакивает, а она хватает его на руки и садится в машину. Держит его на коленках. Захлопывает дверцу. – Как зовут? – парень кивает на пса. – Роки. Ррррррроки! – зачем-то повторяет девушка, дурачась. Парень хохотнул, опять бровки домиком, ладонь раскрывается, как бутон, в лёгком жесте пальцев. – Что? – реагирует Марьяна. – А тебя? – А… Марьяна. – Марьяна? – Да, так. Ехать сначала вот туда, - она показывает поворот. – Не Марианна? – Нет. –Хм. Лаконично. Ну я просто уточнить решил. Я – Гера. Герман. –Nice to meet you, Гера, – пропела девчонка с интонациями хостес на вип-вечеринке, –вернее, приятно познакомиться. И они тронулись на медленной скорости по раздолбанной грузовиками дороге, шурша шинами о щебенку. По направлению к бездне.

***

Гера врубается, что приехали они не туда, когда поворот, куда показывает девчонка, кончается тупиком. По курсу лесная опушка, сбоку какие-то бетонные плиты навалены. «Стоунхэнджновостроек…», – думает он. Его растерянность сменяется злостью, которая испаряется сразу же, когда он вглядывается в лицо своей пассажирки. Зарёванная девушка сидит,глядя на него влажными глазами и сжимая пальцы обеих ладоней в кулаки. Губы прикусывает. Пёс громко дышит. – Эй, ты чего? Ты плачешь? Блин… Чего делать-то? Эй…Марьяна… Она резко выдыхает. Морщит лоб, брови сводит и выдаёт: – Мне очень-очень-очень сложно. Я не знаю, куда идти. – Тебя обидели? Что случилось? Да ёбушки-воробушки, домой тебя отвезу давай. Хочешь? – Нет. Не хочу домой. Гера смотрит, как девушка снимает с колен пёсика – вниз – затем стягивает с себя кофту с капюшоном, повернувшись-потянувшись назад, раскладывает её на заднем сиденье. Аккуратно и ловко поднимает пса и тоже пристраивает его на заднее сиденье. Тихо и спокойно шепчет ему «Тссс, посиди тут, всё хорошо, я с тобой…» Псинка соглашается и устраивается лёжа. Поворачивается лицом к парню. Смотрит на него снова. Внимательно. Напряжённо. У нее голые руки. Она выглядит привлекательно и странно. Волнующе. И резко. Контраст глаз, заполненных слезами, которые еще дрожат на самом краю, и крепко сжатых пальцев. Она словно что-то видит в парне, сидящем рядом. И тянется к нему всем телом. Кладет ладони на плечи, пытаясь пристроить их поудобнее. И прижимается лицом к его шее. И Гера чувствует, что слёзы всё-таки потекли, мокрые дорожки на коже. На её и на своей. И его желание – утешить. Он позволяет Марьяне переместиться на его колени. Это не очень комфортно. Парень борется с сиденьем, чтобы организовать им более удобные условия. Он кладет ладонь на её макушку, желая погладить ее. Он же нормальный. А вот Марьяна явно не очень. Она трётся носом о его щёки и скулы, ресницами задевает его ресницы. Быстро дышит. Словно её дыхание торопится. И начинает целовать парня. Просто целовать его лицо, дополняя губы прикосновениями пальцев. Девушка не дает ему увильнуть. Она тёплая и немного тяжелая. Слишком много голой кожи – её плечи, коленки, бёдра, шея, половина спины… Ему нравятся её простые и нежные поцелуи. Она словно даёт ему привыкнуть. Ступает на его территорию – смело, но аккуратно. Но без долгих раздумий. Целует-целует-целует. И смотрит. Поглаживает лицо. И снова, уже ярче, ещё смелее, своевольнее. Её желание – чтобы он поцеловал её. И Гера целует. Это совсем-совсем немного toomuch, совсем немного жутковато, совсем немного кайфово и странно, но он целует её. Они тыкаются губами друг в друга, чуть нелепо, не слишком эстетично, но так приятно. Так внимательно. Девушка пытается поймать его язык, засосать его губами. Улыбается. И у Геры встаёт. Его желание – понять, что будет дальше. Он обалдевший, окутанный ощущениями от её пальцев, поглаживаний, прикосновений, не смеет да и не хочет останавливать то, что происходит. – Подожди-ка минуточку, - она отрывается от него. Перелезает снова на свое сиденье. Бормочет ругательство, потому что задевает коленкой о коробку передач. - Я не слишком грациозная, хихикает она, - в определенных позициях. Она становится на четвереньках на своем месте и снова тянется к нему. Её желание – проверить, блондинистые ли волосы у него на животе и ниже. Марьяна приподнимает поло парня, собирая ткань в складки, быстро расстёгивает болты на его джинсах, разводит края в стороны, видит трусы однотонного цвета. Немного волос под пупком. Он смешной формы, скручен узелком. Марьяна трогает его пальцем и залезает пальцами под резинку трусов, слегка оттягивая. И да, волосы светлые, а кожа у Геры под трусами не загорелая. Контраст приятный взгляду. Почему-то сознание её фиксирует вот такие мелкие, дурацкие детали… Она тихонько шепчет: «…светленькие, какие прикольные, а если потрогать, о-о-о-о, похожи на шерстку…» От этого голоса девушки в районе собственного паха парень вздрагивает посильнее, чем дёрнулся в первые несколько секунд от её внезапных поцелуев-прикосновений. И член его тоже дёргается. А Марьяну буквально потрясывает от радости. От возбуждения. Лихорадит. Как она хочет укусить парня за кожу! Полизать. Соединить запахи. Попробовать близость вот так – без долгой гонки и подчинения-игр-мучений. Она берётся за его джинсы с обеих сторон, немного дергает, открыто демонстрируя желание их стащить. Действует быстро, не давая парню опомниться. Он приподнимает задницу, девушка с победным «раз» стаскивает их ниже колен. «Два», - произносит она и кладет ладонь на член, еще в трусах, гладит его по ткани и улыбается счастливо и открыто. «Взять в рот на три или четыре?» - пошлый юморок, но девушке так правильно смешно. «На три», - хрипловато выговаривает парень. «Тогда три!» - она оттягивает резинку боксеров, обнажает упругий член и обхватывает своими крупным губами головку. Марьяна отмечает, что член обрезанный, она хочет увлажнить его своей слюной. Она неглубоко обхватывает его, облизывает, языком ласкает уздечку, потом проводит всей широкой поверхностью языка по члену парня с разных сторон снизу вверх. Она чувствует, что ей нравится. Но сейчас ей хочется пойти еще дальше. Марьяна еще пару минут облизывает Герин член, чувствуя, как её слюна смешивается с его собственной смазкой. Она поднимает голову и смотрит на парня, который постоянно сглатывает и прикусывает губы: – У тебя резинки есть? – Угу… – В кармане, в бардачке? – Угу, - он тяжеловато дышит, немного задерживая дыхание, словно экономит для более мощного по затратам процесса. Марьяна одной рукой аккуратно и нежно дрочит парню, второй тянется к отделению на панели, шарит там, тоже бормоча под нос «ммммм, да где же, тут?», наконец, искомое в ее руках. «Йуху!» - восклицает так, как клад обнаружила. Тут девушке приходится отвлечься от своего занятия, потому что ей нужны обе руки, что достать из коробочки один пакетик. Она открывает фольгу, аккуратненько вытаскивает резинку, зажимает кончик, раскатывает его на Герином члене. Обхватывает ладошкой. Гладит. Снова улыбается. Отпускает и быстро стягивает с себя мягкие мятые шорты вместе с трусами. Перелезает к парню. Они близко-близко. Соприкасаются нежно и легко, трутся телами, словно смущённые подростки. Улыбаются друг другу, чтобы поймать за кончик ниточку и вытянуть её из клубка симпатии. Если только послушать их дыхание, то будет явным тихое-тихое «ахххх, даа….» Если только посмотреть на её губы, которые мягко прикасаются к лицу парня, то будет понятно, как ей не хочется торопиться, чтобы не пропустить ничего на его лице. Если только понаблюдать, что он дует на её волоски, чтобы они открыли ему полностью её ухо, то станет очевидным: ему хочется шепнуть туда что-то ласковое, но он стесняется. Поэтому парень просто делает нежный чмок, почти невинный. Она мягко гладит его по лицу, повторяя маршрут губами. Их нагота, частично прикрытая одеждой, выглядит привлекательно и трепетно. Смешинки в тишине салона. У них так мало времени, поэтому они хотят быстренько найти волшебные места, которые отзовутся стоном, вздохом, прикушенной губой, распахнутыми глазами, влажным поцелуем… Секретные коды, для доступа к которым у обоих нет других способов, кроме нежности и желания подарить друг другу удовольствие. Два незнакомца на одной дороге. Искушение, которое обрадовало их обоих. Пребывание в чистом мгновении настоящего. Как в открытом океане, где нет никого-никого. Такое приятное одиночество в объятиях друг друга. Её желание – чистое наслаждение. Она словно в кондитерской лавке в предвкушении надкусить эклер, брызнуть начинкой, полить губы джемом, облизать пальцы от мёда и перепробовать все-все лакомства. И поделиться им со случайным встречным – таким красивым, летним, щедрым, смущённым, ласковым. Разведённые бедра, опора на коленки, Гера гладит Марьяну по спине, задирая майку. Его пальцы подушечками пробегаются вверх, вниз, легонько гладят одну лопатку, вторую. Но больше всего Гере нравится танцевать пальцами по ее позвоночнику. Ложбинка такая удобная, чётко делит ее спину на половинки. Одну он почти всю исследовал. Гера представляет, как Марьяна лежит на животе, а он целует её – и правую, и левую сторону. И не считает поцелуи. Пусть справа будет больше, неважно, потом он наверстает. Марьяна опускается на член парня, неудобно, да, но всё-таки кайфово… Она немного приподнимает бедра, пытаясь найти нужный ей ритм, угол наклона. Так, с углом сложнее, но всё-таки можно немного выгнуться, что Марьяна и делает. Она откидывает голову назад во вдохе, выдыхает тихое «хааааааааааааааа…» и начинает свой «танец с саблями». Упирается ладонями то в грудь парня, то хватается за спинку сиденья одной рукой, ища опору. Голова то наклоняется к нему, то назад, бедра выводят движения одно за другим. Не прерываясь. – Чшшшшшшшш, – говорит она, подаваясь вперед, обхватывая Геру за шею… Но она шепчет не ему, а начавшему поскуливать пёсику. – Всё в порядке. Хороший мальчик. Гера возбуждается от этого ее дивного, наполненного теплотой шёпота. Горячо становится внутри от переливов её голоса. – Я тоже хороший мальчик, - произносит он. Марьяна целует его в губы, смеётся несколько секунд, потом обнимает обеими ладонями его лицо и немного сжимает. Проводит языком по линии челюсти. Немножко солёный на вкус. Какой же красивый, стремительный, ласковый парень. У Марьяны снова текут слёзы от эмоций, от телесных ощущений. Словно она купается в море, свободно плавает голышом, а впереди целый вечер, разговоры, прикосновения. В машине наступает тишина, только дыхание слышно, шорохи одежды, которая на них осталась, скрипы и трески пластика, куда соскальзывают коленки Марьяны. – Чшшшшшшшшш, - говорит она, когда из горла Геры вырывается скупой, монотонный звук…- У нас мало времени…Как ты хочешь? Тебя облизать или покусать?.. И, не дожидаясь ответа, делает сначала одно, потом второе, потом в обратном порядке. Кусает она легонько в шею, в плечо, куда дотягивается. Пусть даже в таком возбужденном состоянии, но она думает о парне, к кому-то же он ехал... Гера обхватывает рукой её плечо и обнимает спину. Создает ей опору. Марьяна улыбается про себя. Потому что так двигаться еще приятнее. Ей так хорошо, так легко, она чувствует, что не отягощена ничем вообще в этом мире… Что она одна в комнате. Что эта комната находится в веренице других. Что это огромная башня, которую не обойти, не обежать, не облететь, она бесконечная, как жизнь, как все истории, которые впитывало ее сердце. Башня оживает под ее дыханием, просыпается от волнительных стонов. От тепла и прикосновения, когда одна рука в другой руке. И Марьяна, словно что-то освобождается в её горле, делает сильный-сильный выдох и говорит, не останавливаясь. – Хочу медленнее… – и Гера замедляет движение своими бедрами. – Хочу чувствовать тебя долго в себе, – от этих слов парень ощущает, что возбуждение уже переливается через край, его сложно удерживать в себе. – Хочу тебя всего, всего-всего, поцеловать и обнять, –и Гера гладит руки Марьяны, трётся лицом о её лицо, не в силах выпустить её из комфорта и тепла собственного тела. – Хороший мой… – Марьяна улыбается, и её влажные глаза расцветают радостью. – Нет времени, жаль... Давай... мы кончим… пожалуйста! Гера хватает её уже за бедра, пальцами обхватывает плотно, властно, помогает ей двигаться, присоединяется к её ритму. Марьяна задирает свой топ, прихватывает его зубами, удерживая, чтобы соприкоснуться обнаженной грудью с его телом. Чтобы запечатлеть его тепло на себе – это самое главное в этот момент. Внутри так горячо, мышцы сокращаются, подрагивают. Гера и Марьяна замирают. Их нежность пульсирует и слабо мигает, как светлячок в лесной чаще. Еще совсем хрупкая и беззащитная. Спустя сколько-то минут Марьяна спрашивает его про салфетки. Получает их. Вытирает руки, лицо, шею. Гера дышит медленно, успокаиваясь. Девушка перебирается на свое сиденье, шустро надевает трусы, шорты, всовывает ступни в шлепанцы. Открывает дверь и выбирается наружу. Встряхивается, словно после тренировки. Потягивается. Потом открывает заднюю дверь, пёс выскакивает. Она подцепляет свою кофту с сиденья, потом возвращается к пассажирской открытой двери и, опираясь ладонями о сиденье, наполовину влезая в салон, говорит: – Я тебе благодарна, очень-очень-очень... Гера… И ты, пожалуйста, прости меня. Прости… У меня тормоза сорвало. Совсем. Тебе туда, – показывает рукой. – Ты правильно ехал. Эти её слова у него в голове стучат. «Ты правильно ехал». Гера не делает попыток догнать девушку. Он чувствует, что это лишнее. «Ты правильно ехал». «Пока не встретил её», – приплывает окончание фразы. Гера тоже быстро вытирает руки, заворачивает в салфетки презерватив, думает, выкинуть его прямо тут, в поле, но совестно становится. Прячет в боковой отсек. «Выкину у дома». Он застегивает джинсы, которые успел натянуть, пока Марьяна одевалась. Находит сигарету и закуривает. Он понимает, что тянет время, просто позволяет Марьяне уйти подальше. Чтобы не было соблазна спросить её телефон, адрес, узнать, что она любит. Цветы притащить. Потрогать ту половину спины, которую не успел. Гера отмахивается от комара, заводит авто, бычок тушит и медленно едет отрезок дороги, который ведет его на главную. Ещёпару песен по радио, и он видит таунхаусы. В голове его пустовато, понятно, что от шока и оргазма. Мысли плавают, как киты. Он выворачивает к дому, где видно табличку с номером и названием улицы. Притормаживает. Достает телефон, лезет в мессенджер, сверяется с адресом. Опять трогается с места. Гера ощущает себя автоматом. Механическим человеком. Парень находит нужный таунхаус, его встречают радостью, забалтывают, предлагая располагаться. Знакомят с теми, кого он не знает. С девушками в том числе. Вечер идёт по взрослому европейскому сценарию. Новоселье празднуют просто и со вкусом. Гера с друзьями и новыми знакомыми попивают разные напитки, играют внастолки, культурно потягивают свои стики, обсуждают поездки на отдых в условиях жесткой экономии перемещений. Но где-то в середине вечеринки Гера стоит на заднем дворе таунхауса и по старинке затягивается сигаретой. – Как в кино, - произносит он, пуская дым в небо и разглядывая звёзды. Гера размышляет о сексе в его автомобиле, строит какие-то планы, внутри ворочается что-то неопределенное. Он курит один, никто из девушек его особенно не притянул. Сегодня он словно хранит верность Марьяне. «Кому расскажи, не поверит никто, потому что это сюжет для романтического фильма. Или эротического». Парень иронизирует сам над собой, чтобы как-то смягчить сосущее кровь чувство потери. Он до конца не понимает природу своих эмоций, но знает, что ему хочется встретить Марьяну. Может, она тоже сейчас смотрит на звезды. Гера оставляет окурок в пепельнице. Пальцами массирует себе брови, лоб, бормочет что-то похожее на ругательство, заходит в дом. Но перед этим оборачивается, кидая взгляд на пустынную улицу. Надеясь что ли… Вот чёрт.