Любовь зла... или «Руководство»

Шаг 16. Сделать что-нибудь приятное козлу. Оглядываясь на происходившие в день осеннего бала события сейчас, я хорошо осознаю, что по-другому быть тогда и не могло. Но как же мне было не легко смириться тогда... Расскажу, что же происходило накануне дискотеки. Мы с Гюнтером ценой неимоверных усилий (и, несомненно, моего артистического плача!) вымолили у жюри биологической выставки присудить Хессенхэфферу (нам) и нашему перчику аж третье место. И это гарантировало нам обоим полугодовой проходной балл по биологии, и всем непосредственно связанным с ней предметам. Собственно, следующие четверти по поводу перцев мы больше так не запаривались. Тинка, снисходительно наблюдающая за моими героическими потугами параллельно подтянуть учёбу и выучить немецкий, диву давалась, ради чего мне всё это нужно... Ради кого, сестрёнка, ради КОГО! А белобрысый козлик, довольный, что избежал неуда по биологии, загорелся помочь мне с историей. И этим желанием он достиг апофеоза своей милашности в моих глазах! А потом он вздумал пригласить меня на школьный бал, по случаю Хэллоуина. Выглядело это так: — Сиси, какие планы на Хэллоуин? Ходишь на танцы? Сердце выскакивает из груди, но я спокойно (но едва слышно) отвечаю: — Ты имеешь в виду, пойду ли я на дискач? — Та-а... — у Гюнтера вновь обостряется акцент, он прячет руки за спину и отводит глаза. Вокруг никого нет, а то бы я уже сбежала. — Пойду. — Одна? — Ну... — ещё вчера я бы с гордостью ответила, что иду туда со своими лучшими друзьями, но встречая взгляд голубых наивных козлиных глаз Хессенхеффера я выдавливаю робкое: — А что? — Я приглашаю тебя! Пойдёшь со мной? — как хорошо, что вокруг до сих пор никого нет и я могу смело сказать: — Я согласна! Гюнтер проводит по лицу рукой, будто стирая пот, а я нерешительно спрашиваю: — А что скажет Тинка? А Рокки? — Я придума-ал, Сиси, это будет сделка... понароку... понарошу... не по правде! Я молча хмурюсь. Так у нас будет романтический вечер на танцах или нет?! — О! Смотри! Гюнтер быстро и сбивчиво объясняет, что он сказал Тинке, что хочет быть на дискотеке с партнёршей, а она уже идёт с Таем Блю, так как он достал её своими письмами и признаниями на стенах. Гюнтер без пары, соответственно он хочет чтобы его сопровождала я, но я сопротивляюсь и говорю, что мне нужен помощник для устранения долгов по истории. Ура! Этот план Гюнтера бьёт в глаз сразу двум белкам: Рокки и Тинке! Ведь мы "уговариваемся" с Хессенхеффером о взаимовыгодной помощи. И ни намёка на романтику. Только вот глаза блондина твердят мне об обратном. Договорившись обо всём, мы побежали в разные стороны: я — на английский, Гюнтер — на физику. Подумать только, САМ ГЮНТЕР пригласил меня на осенний бал! Не буду врать, что кроме него меня в ту осень никто не пытался пригласить, но... Мне нужно только это голубоглазое чудо недоразумение, настолько же нужно, как нужны танцы! А танцами я живу. И плевать, что дополнительным условием будет платье, которое сошьёт для меня Тинка, и которое я должна надеть в любом случае. Ради этого вечера я бы наверно и в платье из сырого мяса пошла бы. Его сестра ничего не подозревает о моих чувствах, как и большинство моих и его одноклассников. Ещё бы, я ведь с большим успехом притворяюсь, что едва терплю общество Гюнтера. И показываю свои истинные чувства только... ему самому. Хессенхеффер принял правила игры, хотя, думаю, он до сих пор иногда сомневается, что нравится мне. Да вот только из него конспиратор неважный, парню не удаётся скрывать свою особую симпатию ко мне от окружающих. Пока Тинка шила моё платье (мне уже страшно!!!) а Гюнтер уговаривал меня поддержать их фирменное приветствие, я была относительно спокойна. Но когда козлик назвал меня при всех впервые "своей малышкой Сиси", я уже мысленно билась в истерике. Только всё растущее чувство всепрощения к миру и к Хессенхефферам в частности, удерживало меня от решительного шага в пропасть... Гюнтер умилял меня своей практически детской непосредственностью. Мне было с ним одновременно и стыдно и круто. И у окружающих наша пара (пока просто дружеская пара) тоже вызывает смущение и брезгливость, граничащие с восторгом. Я уже устала изумляться поступкам эксцентричного избранника и... хотя он об этом не должен знать, готова смириться со всей его нелепостью! В день осеннего бала я все уроки провела в полуобморочном, от частого сердцебиения, состоянии. Зато Гюнтер, который периодически отлавливал меня в коридорах школы и бросая многозначительные взгляды, спрашивал, готова ли я к сегодняшнему вечеру, был счастлив и абсолютно спокоен. Я уже плюнула на все сплетни и открыто подмигивала ему и отвечала, что рядом с ним, я готова на всё. И Гюнтер три раза краснел. Но это всё стало не важно, потому что, когда пришёл вечер, ни фига ни к чему не была готова! НЕТ! Я никуда не пойду! Моё настроение стало падать как Пизанская башня... Хессенхефферы заявились ко мне домой с платьем. И когда Тинка предъявила мне платье, моё платье... это был... шок, это ещё слабо сказано. Так вот, пока я задыхалась от ужаса, рассматривая чёрно-жёлтое нечто в блёстках, стразах и пресловутых серебристых пайетках, с большой буквой С (Сесилия) на груди, Хессенхеффер внезапно подскочил ко мне сбоку, чем заставил задыхаться ещё больше. Тинка, цокая языком, похлопала меня по щекам, я слегка подавилась языком и выдала то, что у меня вертелось в голове: — Я пчёлка... Я весёлая блестящая пчёлка!!! А какой костюм будет, у тебя, Гюнти? Близнецы не заметили в моих словах ноток истерики и скрытую угрозу. А зря. — Я как всегда буду неотразим, Сиси! На мне будет костюм цве-еточка. Цветочка?! Он издевается? Конечно, издевается. — Я серьёзно, Сиси, что ты смеёшься? Я мигом погрустнела. Эх, пчёлка — это ещё не самый мой худший костюм на Хэллоуин. Да и вообще не худший за всю мою насыщенную танцевальную карьеру. — Окей. Давайте сюда ваше платье! — я решительно выхватила из рук Тинки свой позор и пошла переодеваться в ванную. Через полчаса постучали... Пока я разбиралась, куда и как пристёгивать пчелиные крылья, обеспокоенный Гюнтер уже вздумал спасать меня от клаустрофобии. Ничуть не смутившись (да мне уже было плевать на всё на свете, лишь бы застегнуть уже это проклятое платье!!!), я открыла парню дверь и втянула за руку внутрь. Повернувшись к блондину спиной, я сказала: — Делай что угодно, но застегни ЭТО. И крылья мне поправь. — Сиси... — кажется у Гюнтера перехватило дыхание и сел голос. — Действуй, ковбой, — поторопила я. — Ты такая... рыженькая... — прокомментировал Хессенхеффер мои веснушки на спине, мучаясь с крючками и петельками. — Крылья, Гюнтер!.. Совершив какие-то манипуляции, лихтенштейнец добился нужного эффекта и крылья "взвились". А я повернулась к нему лицом и... мы почти поцеловались... Почти. Потому что бдительная (обеспокоенная нашим долгим уединением и угрозой для моей девичьей чести!) Тинка Хессенхэффер вмешалась в наше тет-а-тет и всё испортила. Моя мама выглядывала у неё из-за спины... Когда я взглянула на себя в зеркало, думала, что ослепну от такого блеска. Но когда переоделись близнецы, я поняла, что моим глазам суждена куда более худшая участь. Собственно Гюнтер даже в таком виде (цветочка!) не потерял для меня своего обаяния. Просто я думала, что теперь скажет Рокки и все остальные... переживала, мучилась, но в итоге... плюнула вообще на общественное мнение! — А ты — просто красавица! — наконец додумался сказать мне Гюнтер, делая ударение на первый слог в последнем слове. Хотя его слова звучали так искренне, что возможно, так он считал. Я покраснела, хотя и не впервые слышала от него комплимент. — Не льсти мне, — наигранно возмутилась я. — И ты должен за это помочь мне со стенгазетой и ролью в спектакле, не забыл? Я сердилась напоказ, больше для своей мамы, которая видела нас с Гюнтером вместе впервые, и для Тинки, чтобы у них обеих не возникло даже подозрений что между мной и блондином что-то есть, тем более, после компрометирующей сцены в ванной... До дискотечного зала мы добрались без приключений. Приключения коЗлоключения начались сразу после нашего торжественного появления: — Я — Гюнтер! — Я — Тинка! — А я — лучше бы умерла-а... то есть, я — Сесилия! Праздник только начался...