Киви под мёдом

Ручейки слёз стекают по щекам, заглушая гул в голове из-за сильной боли в коленях. Мицуки плакать ненавидел: так уж сложилось, что свою слабость ему совсем не хотелось кому-либо показывать. У него есть младший брат, которому нужно подавать достойный пример, так что и плакать ему, как мужчине и опоре, не положено! Но больно было. Очень больно. И кровь шла, и саднило, и стоять тяжело, но держись, держись, Мицуки, не то хуже будет… До дома добраться как-то нужно, но как, если каждое движение причиняет резь невыносимую? Чуть ступит на ногу — начинает шипеть сквозь зубы. Ой, мама ругаться будет, ой, Иори скажет: «Братишка, ты в порядке?», а ответить, что всё в порядке, не получится. Нет, погодите, он же может подать пример! Вот, коленка болит, ходить почти не может, а Мицуки будет просто улыбаться и говорить, что всё хорошо, показывать свою силу. Вот, теперь совсем не больно! Ай — опять не получается пройти. Опять слёзы текут. Ну что же, что же это такое? Всё-таки права была мама, не нужно было бегать и не смотреть на дорогу, надо было смотреть под ноги, ведь как иначе он бы заметил камень? Не споткнулся бы, не полетел бы кубарем по земле, не плакал бы сейчас. Но ничего уже не поделаешь. Хмыкает, убирает подоспевшие сопли, мужественно ступает. Вот брат будет в восторге! — Я справлюсь, — шепчет себе под нос, игнорируя боль. — Я обязательно дойду… Потому-то он и не замечает, как кто-то подкрадывается к нему сзади. Подходит, проходит мимо, украдкой посматривает в его сторону, затем останавливается, ждёт, когда Мицуки будет наравне, идёт молча шаг за шагом. А затем этот кто-то начинает говорить. — Сильно болит? Мицуки дёргается и выходит из мыслей. Вот же чёрт, он совсем забылся! Видит перед собой мальчика, чуть-чуть повыше него. Одет очень аккуратно, чуть ли не с иголочки — в белую рубашечку и шорты. При этом волосы у мальчика уложены неаккуратно, в глаза постоянно лезут, но не Мицуки на это ворчать, у самого-то гнездо, а не волосы — ну, так мама говорит. А глаза блестят на солнце, как камни. Как драгоценности. — Ничего у меня не болит! — хмурится. Будет его какой-то незнакомец отчитывать — ещё чего? — Но ты же хромаешь, — указывает на кровоточащую коленку. Кровь уже идти перестала, припеклась, но нужно поскорее рану обработать, пока зараза никакая не проникла внутрь. — И нога опухла. — И что с того? Я просто упал. — Упал? Ты весь в песке. Смотри, у тебя даже на лице синяк. Идёшь с трудом. Хочешь, помогу дойти? Меня, кстати, Ямато зовут, — протягивает свою руку, чистую и гладкую. У Мицуки руки были всегда в пластырях, потому что мама постоянно что-то печёт, а он ей помогает. — А тебя? Мицуки смотрит сначала на руку, а потом на Ямато, потом на свою ногу, потом снова на Ямато. Упрямиться не станет, отрицать бессмысленно: нога зудела, ужасно болела, так ещё и на лице что-то было. Вот уж точно, ситуация хуже некуда. Но не хотелось, чтобы кто-то видел, как его ведёт за руку какой-то мальчишка, которого он даже не видел никогда. Он же не слабак. — Нет, спасибо, сам справлюсь, — хочет пойти побыстрее, но тут же спотыкается. Да уж, пробежаться не получится. — Может, передумаешь? Ямато выглядит взволнованно-довольным. Что это вообще за ребёнок, с какой стати ему помогать? Так и быть. Раз он помощь свою предлагает, то Мицуки отказываться не будет. Даже если не хочется её принимать. — Мицуки, — говорит он, сжимает протянутую руку. — Сколько тебе лет? — Девять, — Ямато перетягивает руку Мицуки себе на шею, чтобы подобрать того поудобнее. Ещё никто с Мицуки так не делал — обычно все брали его на руки, потому что он маленький и лёгкий. — А мне восемь. А что ты тут делаешь? — Я решил погулять немного, увидел тебя, захотел помочь. Папа говорит, что тем, кому плохо и больно, нужно помогать. — Какой хороший у тебя папа! Мои родители тоже всегда говорят: сильным будь. Говорят, чтоб пример брату подавал. Вот и подаю. — У тебя брат есть? — Ямато искренне заинтересован этим разговором. Диалог выходит до смешного глупый, так почему же это его так волнует? — Да, младший. Ему три года всего. Он у меня такой хороший! Скромный только совсем… Как кто-то в гости приходит, так сразу прячется за меня и говорит: «Братик, братик, а кто это?», а я ему: «А это к маме с папой пришли!». А он мне: «А они не съедят меня?», — смеётся, — представляешь? — Какой забавный у тебя братик. А если бы ты пришёл домой хромой один, он бы обрадовался? — Думаю, нет… Он бы заплакал. Не хочу, чтобы он плакал, — Мицуки чувствует, что и сам готов заплакать. Одна только мысль о том, что его дорогой Иори будет лить слёзы, была ему противна. — Вот, видишь. Так что давай я тебя доведу, чтобы он знал, что ты в безопасности. И Мицуки кивает. Возражать ему незачем. Лишь бы брат не волновался. Лишь бы мама не ругалась. Лишь бы отец не причитал. Не будет он больше бегать по улицам, будет по сторонам смотреть, больше никогда и ни за что не позволит себе так поступить! И всё же, что-то хорошее в этом было. — Расскажешь о себе, Ямато?