Первоисток

      Он настойчиво тянул её за руку, увлекая все дальше в лес, прочь от привычной тропы.       – Ай! Подожди! Я не успеваю!       Ветки хлестали ее по телу и лицу, царапая открытые участки нежной детской кожи, а ноги то и дело запинались об очередной извилистый корень. Безостановочный бег с препятствиями наращивал в её душе сожаление о том, что она согласилась на это. На то, чтобы он показал ей кое-что невероятное. Но, когда мальчишка звал её с собой, он был так взбудоражен и взволнован, в его глазах так прыгали огоньки, что она не могла умерить свое любопытство и… Поспешно согласилась.       Если бы она знала, что он потащит её в чащу леса!..       – Тише, не говори так громко! – прошипел он.       Его слова были еле различимы за шумом раздвигаемых на ходу веток.       – Но мы и так ломимся, как слоны!.. – возразила она, и в этот момент, ветки, наконец, перестали хлестать ее.       Девочка осторожно открыла глаза,все еще ожидая удара по лицу от какого-нибудь сучка или сочного прутика. Они оказались на небольшой опушке. Кроны высоких деревьев закрывали собой почти все небо, позволяя лишь избранным лучам проникать сюда. Здесь было чуть светлее, чем в чаще, а ветер, играя в пушистой листве великанов, неторопливо гонял солнечных зайчиков по сочной осоке. Цветы будры, произрастающие по всей поляне, еще хранили росу и подмигивали кристальным блеском то тут, то там.       Когда девочка, обводя своими карими глазами эту утопическую красоту, хотела было что-то воскликнуть, мальчишка поспешно прижал палец к губам. Он вновь настойчиво потянул её за руку, но уже гораздо медленнее. Ступая осторожно, как можно тише, он внимательно осматривал землю под ногами на наличие возможных источников звука. Насторожившись подобным поведением спутника, девочка сжалась и напрягла слух.       Ничего не было слышно, кроме их шагов по мягкой траве. Они помалу приближались к одному из великанов – покосившемуся дубу, часть корней которого, словно толстые змеи, торчала наружу. Крона именно этого древнего кряжистого дерева создавала большую часть образовавшегося лесного свода.       Вплотную приблизившись к дереву, девочка прижалась к морщинистой коре, в трещинах которой поселился мох.Она взглянула на мальчишку вопросительно, мол, и что дальше? Тот приложил ладонь к уху, мол, слушай! И она прислушалась. Ветер порывом налетел на макушку дерева и его костенеющие ветки тихо затрещали... Тут слух и уловил тихие звуки, доносящиеся откуда-то из-под разверзнутого основания дуба. В нос ударил резкий запах, и глаза девочки расширились, когда в глубине пространства под могучим стволом кто-то вновь, уже отчетливее пискнул. Затем еще раз и еще.       – Я думаю, это лисы, – шепнул мальчик.       Она просияла, восторженно улыбнулась и закивала ему. Подумать только, лисята! Она их никогда вживую не видела!.. Но радость её была не продолжительной: осознание возможной опасности не заставило долго ждать и девочка, изменившись в лице, вымолвила:       – Это опасно! Лиса должна быть где-то рядом!..       Мальчишка хмуро глянул на нее и вновь резко приложил палец к губам. Он коротко сжал её ладонь, которую все еще держал, а затем отпустил. Солнечный луч скользнул по его тёмным волосам, а в кроне дуба зашептал ветер.       – Я хочу посмотреть хоть на одного!       – Ты с ума сошёл?!       – Ш-ш-ш!       Сердце девочки екнуло и ушло в пятки… Да что там, в землю под этими корнями! Этот мальчишка порой бывает таким упрямым! А его идеи граничат с безумными!       – Нам опасно было даже приближаться!.. – тихо воскликнула она и её затрясло.       Будто не слыша слов подруги,мальчик опустился на четвереньки, роса мгновенно пропитала ткань его бардовых штанов.Он вытянул вперед левую руку, и на пальце сверкнуло кольцо. Чернеющая нора озарилась слабым фиолетовым светом.        Нехорошее предчувствие охватывало её, и она, не в силах справиться с ним, судорожно блуждала глазами по стволам обступивших опушку деревьев. Ей казалось, что с секунды на секунду что-то выпрыгнет из этих теней и, застав их здесь, заставит убраться... Не по добру по здорову.       – Вадим, это дикие звери!.. Мы должны сейчас же уйти!..       –Он как пушинка!       Увидев в руках мальчишки пушистый комочек бурого цвета, переливающийся в свете солнечных зайчиков рыжеватым оттенком, страх на мгновение покинул ее сердце и уступил место умилению.И желанию разглядеть зверька поближе. Лисенок умещался на двух ладошках, его глазки были закрыты, лапки подрагивали, а нос будто пытался что-то вынюхать. Девочка осторожно провела пальцем по шерстке и ощутила биение крохотного сердца под беззащитной тонкой кожицей.        Казалось, время для детей остановилось, забывшись, они не могли налюбоваться своей находкой. Оперевшись спинами о ствол дерева, они сидели бок о бок, держа на коленях лисенка, поглаживая его и что-то шепча.       На другом конце опушки послышался резкий и необычный звук. Мальчик и девочка вздрогнули и, переглянувшись, замерли. Звук повторился. Девочка ощутила, как в груди бешено заколотилось сердце и как кровь ударила в виски. Она взглянула на спутника, лицо которого побледнело. Мальчик, мотнув головой, как можно быстрее и тише наклонился к норе, отправляя лисенка на положенное ему место. Фиолетовый свет вновь мелькнул, отправив щенка к его братьям и сестрам.       Вой, похожий на какой-то дьявольский смешок повторился. Справа и ближе…        Мальчишка схватил девочку за руку и потянул в противоположную сторону от доносившегося звука. Они оба пригнулись к земле, пытаясь стать как можно менее заметными. Но это было тщетно – трава не доходила им и до колена, а до спасительной густоты леса было шагов десять, не меньше. Открытое пространство опушки делало их видимыми со всех сторон.       Аккуратно переставляя трясущиеся ноги, девочка почувствовала, как по ее телу пробежал холодок.Над ней и мальчиком образовался фиолетоватый полупрозрачный купол, исказивший лучи солнечного света. Но лишь на секунду. Дрогнув, он исчез, будто его и не было. Паренек тихо выругался. Они сделали еще пару быстрых и осторожных шагов...       Она напала без предупреждающего воя и каких-либо признаков, способных её выдать.Метнулась яркой рыжей стрелой, метя прямо в шею своими острыми, как иголки зубами. Прыжок разъяренного животного девочка наблюдала, будто в замедленной съёмке, а собственный крик казался чужим и далеким.       Мальчик среагировал быстро. Он отпустил её руку, загораживаясь от лисицы, выставил обе вперед. Челюсти, не достигнув намеченной цели, сошлись на левом запястье, и клыки вспороли оголенную кожу, выпуская наружу алую кровь. Мальчишка повалился на землю под тяжестью лисьего тела, издавав душераздирающий крик, который, как пощечина, привел остолбеневшую девочку в чувства.       Сердце бешено колотилось, а конечности безотчетно тряслись, когда она озиралась по сторонам в поисках палки или камня.       – Ири, используй магию! – прокричал мальчик.       Лиса, мотая головой, продолжала рвать его запястье.       Девочка, проведя рукой по груди, в ужасе произнесла:       – Он… не заряжен!       Вновь вскрикнув, паренек толкнул зверя, что есть силы, но животное, ослабив хватку, метнулось к его лицу. Вадим, сжав зубы, ухватил его за мех на шее.       Ситуация требовала быстрого решения. Действуя будто по наитию, девочка выставила обе руки вперед, соединив их в области кистей. Она раскрыла ладони, направляя их в сторону дикого зверя. Поток энергии, пройдя по рукам, пронес волну мурашек и двинулся к её сердцу. Когда волна дошла до него,бешено колотящегося, её глаза затуманились, а картинка видимого в них мира сменилась другой.       Она увидела мир глазами лисы за мгновение до броска. Свое напуганное и полное ужаса лицо, зажмурившегося Вадима, готового принять удар на себя. Почувствовала животный страх и бешенную ярость, клокочущую внутри. Гнев, образованный главным инстинктом – непременно защитить своих лисят. В этом бешеном миксе злости и отчаяния промелькнуло и другое чувство... Спокойствие от тепла пахнущей влагой норы и возящихся у живота полулысых комочков. А затем голод, сводящий желудок. Волнение. Холодный пронизывающий ветер. Ожидание. И тоска.       Девочка моргнула, секундное видение рассеялось, а перед глазами вновь возникла картина катающихся по земле Вадима и лисицы. Она почувствовала, как захваченные ею эмоции были пойманы и собраны       Теперь они гнездились в нутре лилового кристалла, обрамленного в серебро овальной основы броши, приколотой у нее на груди. Кристалл заискрился от полученной энергии и будто бы издал довольный писк, потрескивая.        Трава поляны и лицо мальчишки были окроплены его кровью, хлеставшей из разодранных рук.       Девочка приняла устойчивую позицию. Выставив одну ногу вперед, она вскинула правую руку в направление сцепившихся в схватке человека и зверя. Энергия хлынула необузданным потоком, будоража каждую клеточку тела. Мурашки прокатились от макушки до самых кончиков пальцев ног, щекотя будто миллиард перышек. Её охватило чувство бешенной эйфории, и она захлебнулась этим ощущением, неиспытанным когда-либо ранее.       Она может всё. Всё ей подвластно. Нужно только этого захотеть…       Поток ринулся вспышкой света на рыжую извивающуюся спину лисицы и мгновенно поразил её искрящимся сплетением множества крохотных молний. Зверя затрясло из стороны в сторону, а часть жадных разрядов голодным роем переползла на мальчишку... Через мгновение своевольные щупальца удлинились и забили в землю, походя на огромного паука, решившего придавить собой кричащего мальчика и бездыханное животное. Будто увеличившись до своего предела, электрический монстр, громко треснув, взорвался яркой синей вспышкой, сбивая с ног девочку и отбросив в разные стороны опушки мальчика и обезображенное животное.       Не успев оправиться от шока и пьянящих во всем теле ощущений, девочка вскочила на ноги и кинулась к другу. Мальчик, брошенный к массивным корням, постанывая, пытался подняться на ноги. Его руки кровоточили, а на шее виднелась глубокая рана, плохо прикрываемая отошедшим куском кожи. Девочку замутило.       – Вставай! Вот так! Потерпи, всё будет хорошо…       Она подняла его с земли и повела прочь.       – Скорее, домой, за помощью, всё будет хорошо… –повторяла она, поддерживая мальчишку и убеждая себя саму.       Продвигаясь вперед через ветки, девочка со страхом гадала, почему её друг стал так тих: потому что стоически держался или потому что силы оставляли его.       Дети скрылись под кронами деревьев и густыми зарослями кустов под осуждающий шёпот старого дуба и еле слышный жалобный писк, раздающийся из-под его недр. Корни этого древа будто были отращены им сотни лет назад для того, чтобы утешить своими объятиями осиротевших лисят.       

***

             –Всё будет хорошо!.. Все обойдется!.. Повезло, что мы сразу заподозрили неладное, когда услышали этот громкий хлопок…       Девочка сидела на нижней ступеньке крыльца, уперев локти в колени, опустив голову вниз и закрыв лицо ладонями. Закатное солнце окрашивало две тёмно-каштановые косы в красноватый оттенок, а беззаботный летний ветерок играл в выбившихся локонах. Складки белого платьица были заляпаны успевшей засохнуть и стать коричневой кровью. Пыль, поднятая машиной, которая тронулась словно необузданное животное, еще не успела осесть.       – Константин отвезёт Вадима в лучшую клинику, там его подлатают и всё будет в порядке…       Перед девочкой расхаживал мужчина в твидовом костюме. И пусть его голос был мягок и задумчив, по этой его манере ходить туда-сюда она знала: папа поистине обеспокоен. И, даже не поднимая головы,чувствовала, как он пару раз тянулся в карман за трубкой, да вот только, поглядывая на неё, передумывал.       – Что же вы не связались с нами?.. Ах,ну-да, ну-да, вся твоя энергия растратилась, а Вадим был не в состоянии… Ну да, ну да… Но все в порядке, теперь все схвачено…И всё же, взбрело же вам в голову сходить с тропы?!       Он резко остановился перед ней.       – Ты что, плачешь?..       Вместо ответа девочка громко всхлипнула носом, а плечи её задрожали. Не хотела она быть размазней, да вот только слезы настойчиво рвались наружу по множествам несмолкающих в голове причин… Она ощутила, как её макушки коснулась папина колючая щетина, когда он, присев рядом с ней, в замешательстве приобнял её.       – Ириша… Вадим обязательно поправится!.. Если хочешь, мы можем навестить его завтра, когда он хорошенько отоспится после всех уколов… – мужчина осекся.       Но Ирину уже давно не пугали уколы и их упоминание. Сейчас её пугало нечто другое, более опасное.       – И я вызову специальную службу, которая разберется с этим, наверняка бешенным, животным…       – Не надо!       Мужчина вздрогнул, когда Ирина, неожиданно вскрикнув, отняла руки от лица.Вдохнув как можно глубже, после того, как высморкалась в предложенный папой платок, девочка, не глядя ему в глаза, начала:       – Я… Мы… кое-что не успели вам рассказать. Все не успели.       Папа терпеливо молчал, пока она, в отрешенности, глядела на свои раскрытые трясущиеся ладони. Под ногтями застряла земля. Ведь несколько раз она падала, под непосильным для нее весом ослабевающего друга. В мелкой сети узоров кожи – пятна крови. Ведь она безостановочно текла по его рукам и шее.       – Не надо вызывать… службу. Это мы виноваты. Это мы трогали её лисят, и поэтому она напала.       Ирина почувствовала, как расширяется грудная клетка папы. Там, под пиджаком, за пару секунд раздулось недовольство, которое незамедлительно полилось наружу:       – Вы что, с ума сошли?! Трогать детенышей дикого животного? Да вообще, подходить к норе, зная, что это такое!..       Он снова вскочил на ноги и заходил взад-вперед. Все, что папа произносил, было верным, и она это знала, знала давно, ведь ей об этом…       – … сотни раз говорили!       Девочка пристыжено опускала голову все ниже и ниже, зажимаясь от стыда и груза неисполненного долга. Не проявленной достаточной ответственности. Она должна была увести оттуда Вадима, а не поддаваться любопытству. Она уже не ребенок, ей двенадцать лет, и она должна быть рассудительной…       Папа остановился напротив неё, его слова лились сверху, казалось, нескончаемым потоком. Но вот, пузырь недовольства внутри него изжил себя, и лишь его остатки ощутимо остались витать в воздухе вокруг. Ирина хорошо знала своего папу, человека доброго, веселого, но справедливого. Даже мудрого. И знала, что как бы ей этого не хотелось, она должна вылить все, что её мучает ему сейчас. Залпом.       – Это… не все, пап, – глухо произнесла Ирина.       Не глядя на него, она чувствовала, как он напрягся. Не услышав ни единого слова в ответ, девочка продолжила:       – У меня… у меня ничего не было в Кристалле. Он был пустой. Я потратила все на глупые забавы…А когда все произошло, я…Я собрала их. Её эмоции…       Ирина вновь смотрела на свои маленькие руки. Безотрывно, но словно сквозь них.       – Ты… собрала эмоции лисы? – судорожно выдохнул папа.       – Да, они были… очень сильные…– девочка задумалась. – Разрушительные. И поэтому… Когда я использовала их… Я не отпугнула её.       Она заметила, как рука отца дрогнула.       – Я её убила.       Даже природа не захотела нарушать установившейся тишины. Луга были сонливы, деревья отстранённы, а кузнечики и сверчки безмолвны.       – Ты не виновата! – мужчина, оправившись от шока, наклонился к дочери и обхватил её за плечи.       Он сделал это вовремя, секундой более и его дочь, тонущая в болоте вины, подумала бы, что теперь стала противна не только себе, но и отцу…       – Ты сделала, что могла, чтобы помочь другу!.. Ярость и страх опасны и мало предсказуемы. Твоей вины нет, в том, что… оно убило её. Такую энергию трудно направлять, особенно нам, не питающимся этим…Это действие оправдано риском сложившейся ситуации… – подумав, мужчина добавил. – Но. Нам нужно будет все в подробностях обсудить. Про самостоятельный сбор и про темные эмоции. Чуть позже, например, завтра, да? Когда события этого дня немного устаканятся, и можно будет выдохнуть…       – Есть еще кое-что…       Она почувствовала, как пальцы папы на её плечах на мгновение отпустили её.       – Она задела его. Эта энергия. Она переползла на него… На Вадима, – Ирина, наконец, подняла взгляд на отца, их карие глаза встретились. –Я и его убила?       – Нет, – быстро ответил мужчина, качая головой. – Не убила, но об этом нужно сообщить.       – В Совет? Они меня накажут?       – Наверное, нет. Сейчас важнее проследить за состоянием Вадима после этого.       Мужчина тяжело поднялся на ноги и вынул из кармана телефон.       – Пап?       – Да?       – Она… была их мамой. Они совсем маленькие и сейчас там одни…       Ирина видела, что папа не сразу понял, о чем она. Его голова была загружена предстоящим звонком отцу Вадима и остальным членам Совета, мужчина продумывал в голове, как ему стоит преподнести узнанную информацию. Когда до него дошел смысл слов дочери, он внимательно осмотрел её заплаканное лицо. Мгновение погодя тепло улыбнулся, проявляя у глаз неглубокую сеть морщинок.       – Кажется, у меня есть идея.       Мужчина заметил, как лицо ребёнка тронул огонёк надежды. Надежды на то, что все может закончиться хорошо. Почти для всех. И видя это, он продолжил, раздувать его, вкладывая в слова как можно больше уверенности и оптимизма:       – У Гордеевых целый зверинец, с кем они только общий язык не находили! Я думаю, несколько лишних голодных ртов их слишком не потревожат… Скорее наоборот – обрадуют. Ты же знаешь, Климент ух какой любитель братьев наших меньших!       Актерский опыт у него имелся. С каждым словом её лицо расцветало, становясь свежим, как прежде.       – Конечно, Любовь Сергеевна отходит по нему скалкой хорошенько, но смирится, и вырастут они в уюте, любви, заботе… Ты даже будешь навещать их иногда.       Ему совсем не нравилось видеть её заплаканной. И загнанной. Поэтому он был рад сделать сейчас что-нибудь, что сможет хоть немного сбросить груз вины с её детских плеч.       – Позвони! Позвони, пожалуйста, Клименту! – вытирая платком сопли и улыбаясь, взмолилась Ирина.       – Сию же минуту! Незамедлительно! – в таком же духе ответил ей папа, сияя лучезарной улыбкой. – Но одно условие – ты доверишь это дело мне. А сама пойдёшь в дом, умоешься, успокоишься, и проведёшь вечер в компании мамы, сестры и брата. В полном спокойствии и радушном настроении. Ну что, по рукам?       Девочка схватила его руку, затрясла в рукопожатии, вбежала по ступенькам и скрылась за парадной дверью дома.Мужчина проводил её добродушной улыбкой. Его взгляд вернулся к экрану телефона, а плечи устало опустились.       

***

             – Послушай… То, что мы увидели это просто… Даже не труп лисы, это какая-то оставшаяся обугленная её часть, лежащая далеко от того места, где шла борьба на траве. И на земле… там повсюду прожженные следы. Ну и, конечно, кровь.       Мягкий желтый свет падал на лица сидящих у камина мужчины и женщины. Отец Ирины напряженно смотрел на языки этого удивительно яркого пламени, которое танцевало на бревнах, не прожигая их. И излучало оно лишь свежесть. На протяжении многих лет он с супругой проводил здесь вечера любого сезона, обсуждая как семейные, так и деловые проблемы их жизни. Зимой огонь был настоящим, прислуги кормили его ясеневыми бревнами, а летом место в камине принадлежало особому огню – излюбленной иллюзии, несущей прохладу и уют в домашнюю атмосферу.       Услышав слова мужа, женщина оторвалась от книги и её голубые глаза блеснули, чуть отразив свет мирно беснующегося пламени.       – Ну подожди, Ярослав, почему ты так уверен? Уже смеркалось, когда вы пошли за лисятами. Может, ты что-то напутал или не разглядел?       – Я все видел своими глазами! И Климент… Ты знаешь, какой он деликатный. Он попросил…Чтобы мы уберегли её от повторения истории. Теперь веришь, что я не приукрашиваю?       Женщина отложила книгу на деревянный столик и, заглянув мужу в лицо, прошептала:       – Первоисток правый!.. Что же тогда будет с мальчиком?       – Я не знаю, Таня. Я не знаю. Я сообщил Константину, сообщил остальным членам Совета. Коварские и Хвитцерг уже принимают меры. Я не надоедаю звонками, единственное, что остается – это ждать. И взывать к Первоистоку. Ведь укусы тут не самое страшное… Может, ты узнаешь у Лияны?       – Ты же в курсе, что мы с ней не очень уж близки. Что тебе ответил Константин, когда ты… рассказал ему эти подробности? Как он отвечал?       –Он вежливо поблагодарил, что я ему рассказал. Его голос почти не изменился, но я уверен, он был готов взорваться. Ты же знаешь его вспыльчивость.       Ярослав опустил взгляд в пол, переплел пальцы рук и поднес их к подбородку, всем своим видом показывая, что поглощён глубокими размышлениями. Искусственный огонь мерно потрескивал, соединяясь в единую мелодию с раздающимся из открытого окна стрекотом сверчков. Вечер выдался душным, а ночь вслед за ним обещала быть еще более безветренной.       – Наша дочь покалечила Принца Костяных Холмов, – прошептала Татьяна, глядя на скрытые тьмой лужайки. – Если что-то пойдет не так, нашей дружбе конец. И тогда либо конец нашей семье, либо конец союзу Кроны и Корней.       Ярослав поморщился. Именно этого он и не хотел – произносить вслух эти самые неприглядные опасения.       – А что, если они захотят расплаты? Будут её судить? Или нас?.. – чаще задышала Татьяна.       – Не стоит так паниковать!Не забывай, что я тоже в Совете. И помни – она защищала его. Этот удар – случайность. Оружие было в руках неумелого ребенка!..       Мужчина посмотрел в глаза своей жене, и, взяв за руку, успокаивающе улыбнулся. Татьяна грустно улыбнулась ему в ответ:       – Не смотря на все… Она поступила очень находчиво и смело. Наша девочка.       – Да, она у нас молодец... – Ярослав сжал ладонь жены и ободряюще потряс. – И, вспоминая слова Климента, видя все то, я беспокоюсь и о ней самой. Мы, как родители и Наставники, должны не смыкать глаз. Пристрастие пускает свои ядовитые корни незаметно, но потом в какой-то миг может стать уже слишком поздно. Сама знаешь, этого может и не произойти, но мы должны быть начеку. Согласна?       Он посмотрел в глаза супруги, заметил, как дрогнули её губы, но она, мгновенно взяв над собой контроль, решительно кивнула.       

***

             – Ира, ты не спишь?       В дверном проёме показалась светловолосая голова мамы, а затем и всё её тело вышло из мрака коридора под рассеянный свет от ночника, светившего у изголовья кровати дочери.       – Кто бы сомневался, что нет! Сколько раз можно мне, как попугаю твердить, чтобы ты при таком свете не читала?       Голос Татьяны сочился строгими нотками, но Ирина уже хорошо понимала, что это – не настоящая злость и даже не раздражение. Это проявление маминой привычки всеми командовать.       – Но я всё отлично вижу, тем более другой свет портит атмосферу книги.       Девочка продемонстрировала обложку – «Франкенштейн» Мэри Шелли.       – Ну так уж и быть, поверю…Не рановато ли тебе такие страсти-мордасти читать?.. А что у тебя на голове? Ты не расчесалась на ночь? Садись за трюмо, я тебя расчешу.       Девочка метнула на маму недоверчивый взгляд, подумав о там, как неприятно, когда та нещадно расчёсывает завязавшиеся узелки волос. Ирина издала недовольный нечленораздельный звук, но все же, нехотя оставив книгу, скинула одеяло и встала с кровати. Ведь эта боль не такая уж большая жертва за безраздельное мамино внимание. Обычно оно рассеивается еще на брата и сестру.       Ирина села на обитую бархатом табуретку и включила свет у зеркала трюмо. Татьяна присела на край кровати и, взяв в руки расческу, принялась за дело:       – Вот читаешь ты фантастику, а скоро начнёшь лирикой увлекаться, любовными стихами…       – Ой, поэмы, стихи! Кажется, это совсем не моё! – Ира скривила рожицу, и они с мамой рассмеялись.       – Ну-ну, ты что! В них же такой ритм, а метафоры…       В открытое окно влетел слабый заблудившийся летний ветерок. Он принёс с собой запах леса, душистой травы и спящих цветов. Татьяна расчесывала густые темные волосы дочери. Женщина, работая расческой,размышляла о том, почему её дочь, обычно трещащая без умолку о Вадиме и всякой ерунде, сегодня так тиха. Рассудив, что ребенок за этот непростой день изрядно устал, Татьяна удалилась от этой темы и поддалась своим личным размышлениям.       Тем временем Ирина смотрела в зеркало на отражение маминого задумчивого лица. Та, прикусив губу, усердно расчёсывала ей волосы. Периодически отклоняясь, чтобы своим зорким глазом распознать ещё не проработанные её умелой рукой локоны.       «Бедные родители. Учили, предостерегали и доверяли. А что произошло?.. Я всё же заглянула во Тьму. И самое страшное – мне понравилось».