Первоисток

      Кресла амфитеатра были пусты и погружены в теплый полумрак, одинокий софит вырывал из темноты фигуру человека, стоящего посреди арены. Вознеся руки к куполу, он громко провозгласил:       – Дамы и господа, эксклюзивно для вас, на сон грядущий, в нашей программе – фокусы!       – У-а-а-а! Ура-а-а! – послышалось несколько бодрых детских голосков, сопроводившись неумелыми аплодисментами их обладателей.       Мужчина, лучезарно улыбнувшись и низко поклонившись своим юным зрителям, крутанулся вокруг себя. Он словно юла, стремительно вращающаяся, описал несколько кругов вокруг своей оси… А когда резко остановился, выкинув ногу вперед, его голову уже венчала взявшаяся из ниоткуда полосатая шляпа-цилиндр. Костюм преобразился в такой же пестрый смокинг, а на груди расцвел редкой красоты цветок.       Небольшая кучка детишек, сидящих на первом ряду, подалась вперёд со слетающими с губ удивлёнными возгласами.       Фокусник будто в недоумении уставился на красующийся в грудном кармане цветок, схватил его, понюхал и в наигранном пренебрежении отбросил от себя. В полете бутон с хлопком распался на множество бабочек-капустниц, которые дружной стайкой, описывая спираль, поднялись к самой верхушке купола и в то же мгновение испарились.       – Бабочки! Бабочки! – наперебой закричали дети.       – Бабочки? Какие бабочки? – спросил мужчина. – Мне кажется, это осенние листья!       И правда, вдруг под неосвещённым куполом что-то зашуршало… и вот, свет прожектора выхватил из тьмы скопище кленовых листьев, посыпавшихся из-под сферического свода. Листья неслись к фокуснику не лениво паря, астремительно падая, словно это был не листопад, а настоящий водопад из осенней листвы. Их поток был настолько густ, что скрыл мужчину от любопытных глаз детей, и когда последние листочки рассыпались по арене, того на прежнем месте и след простыл.       – Где же он?       – Вау!       – Где он?       – Исчез!       – А вот и я!       Свет софита метнулся к кулисам, мужчина стоял там, подперев руки в боки, а глаза его довольно сияли.       – Вот это да! Ка-а-а-а-а-ак? – вздыхали и охали детишки.       – Вот это тут бардак, не так ли? Что скажут ваши мамы, когда это увидят?.. Ай-яй-яй!.. Вот и я так думаю!       Фокусник вскинул руки в стороны, и листья на красном ковре арены зашевелились. Они, подхваченные вихрем, один за другим поднялись в воздух, закрутились в дружный тоннель, мелодично шурша. Мужчина медленно приблизил ладони рук друг другу и хлопнул – листья налетели друг на друга, сжались в точку и в мгновение ока обратились в тот самый диковинный бутон.       Дети восторженно запрыгали, а мужчина, подобрав цветок, кинул его им. В полете тот разлетелся на несколько – каждому по одному. Удивлению и возгласам не было предела, а мужчина, довольный собой и реакцией маленьких зрителей, добродушно рассмеялся.       – Надеюсь, ты убрала все свои обручи как положено, а то я постоянно себя калечу с утра, спотыкаясь о них!..       – Это она тебя таким образом будит, ты ведь ходишь, как зомбак с утреца, даже мои пушистики от тебя шарахаются!..       – Если бы я так не убирал свой холодный… инвентарь…       – Что это за шум и гам?       – Вы снова приставали к Ярославу?..       Из-за кулис вышли несколько человек и приблизились к мужчине. Эта появившаяся на арене пестрая кучка людей была ничем иным, как кучкой родителей вопящих зрителей.       – Всегда приятно видеть улыбки на лицах детей, – улыбнувшись им, пожал плечами фокусник.       – Вот это да! Ты только погляди! – сказал крепко сложенный бородатый мужчина девушке, держащей его под руку. – Они так взбудоражены! Что Вы им такого сегодня показали, Ярослав?       – Сказку на ночь!       Дети перемахнули через бортик арены, вопя и подбрасывая сувениры, нетерпеливо побежали к родителям, задыхаясь от переполнявших эмоций. Глядя на эти ясные лица, губы которых не могли четко сформулировать вырывающиеся наружу мысли, Ярослав вновь искренне рассмеялся.       – Волшебник! Волшебник! – слетало с губ ребят, когда они подбегали к родителям.       – Да-да, и вправду волшебник! – отвечали им взрослые, тепло и с благодарностью поглядывая на мужчину.       Талию Ярослава обхватила девчушка, ведущая себя сдержаннее других, она лишь молча улыбалась и изучающе поглядывала на остальных детей. Мужчина потрепал её по каштановой макушке.       – Ну что ж, всем спасибо… Сегодня мы молодцы, был аншлаг, и мы справились! – обратился он ко взрослым, берущим своих чад за руки.       – Ещё как! – отозвалась женщина с мушкой над губой. – Пусть знают, что пороха в пороховницах еще ого-го!       – Верно-верно! – подхватили остальные. – До завтра, Ярослав! Увидимся! – мужчины обменялись с ним крепкими рукопожатиями, женщины доброжелательными кивками, а дети любопытными взглядами. Все они постепенно скрылись за кулисами, унося с собой шум человеческой радости.       И вот на арене их осталось только двое: смуглый мужчина в пестром костюме и похожая на него девочка, задумчиво улыбающаяся.       – Ты что так таинственно молчишь? – спросил он, гладя её по плечу.       Девочка перебирала в руках лепестки бутона.       – Не могу понять, пап, как ты заставил эти листья так кружиться… – она подняла на него свои карие глаза. – Про переодевание и исчезновение я знаю, но… листья и бабочки… Как? Расскажи!       Мужчина прыснул:       – Всё тебе объясни!       – Конечно! Эти фокусы высший класс! Я хочу этому научиться! Как ты это сделал? Это очень сложно? – её глаза горели.       – Ириша, все несколько иначе, чем ты думаешь, – чуть стушевался папа.       – Иначе? По-другому? – торопливо отозвалась девочка. – Они не на нитки подвешены?!       – Нет, не на нитки, – мужчина рассмеялся, но под выжидающим взглядом дочки, кашлянув, остановился. –Они подвешены на настоящее волшебство.       При этих словах озарённое лицо его дочери омрачилось, словно пламя свечи, потушенное сквозняком. Она отвела от него глаза, нахмурилась и отшатнулась.       –Папочка, но разве мы можем показывать им нашу тайну?.. Разве вы не говорили, что мы должны держать Дар в секрете? – наконец вымолвила она.       Лепестки пышного бутона в её маленьких пальцах потемнели, став сначала фиолетовыми, а затем – черными.