Волчьи будни

— Воу-воу, бейби, — усмешка в знакомом голосе заставляет поднять взгляд от бокала, на который Олег пялится, кажется, уже час. — Неожиданная встреча. Алкоголь в одиночестве — плохая привычка, делись! Вадик убирает зубочистку изо рта и подтягивает поближе стул. Ха, да… Серёжа потом тоже выскажет ему за пьянство. Если они ещё будут разговаривать. — Ты откуда здесь? — спрашивает Олег, желая хоть на минуту избавиться от собственных мыслей. Половины бутылки уже как ни бывало, но что-то свербит и ноет в груди до сих пор. — Да я босса до дома подвозил, решил вот выпить немного. И тут такие люди и без рыжей охраны! Сколько мы уже толком не виделись? Месяца три? Олег вздрагивает и ощетинивается. Хвост его резко и угрожающе встаёт дыбом, на что Вадик лишь усмехается и вскидывает руки. — Да я с миром пришёл, Поварёшкин. Разделить, так сказать, бокал мира! Эк тебя жизнь помотала… Ничего не ответив, Олег наливает ему тоже. Вот же гад ползучий, еще и с пустой тарой сразу подошёл. — А ты чего босса своего возишь? После наёмника ударился в шофёры? Всё так плохо? — хмыкает Олег и делает новый глоток довольно мерзкого на самом деле вискаря. Вадик громко и раздражающе смеётся, хлопая себя по колену. — Учитывая, что последние пару месяцев я только и делаю, что катаю его по встречам, я, наверное, даже соглашусь со своей новой должностью. Сюда ещё правда включена его кормёжка, походы с ним по супермаркетам, совместные тренировки, неловкое общение с его родственниками и вытаскивание его мелкой задницы из баров. — Звучит так, будто бы ты себе парня нашёл, а не босса… — Что? — снова хохочет Вадик. — Вот это ты придумал! Да я скорее его личный помощник, без которого он жить не может. Будь он моим любовником, в жизни бы не стал столько париться. Трахнул бы его просто пару раз, и до свидания! Не настолько он хорош, знаешь ли, — улыбнувшись и качнув головой, он подливает себе и Олегу еще по бокалам. Дзыньк! — Он вечно ноет, что я опаздываю, хотя мы никогда не опаздываем. Вредный, упёртый. Уж если в голову чего себе вбил, то будет тащить это, пока не сдохнет. Ещё и флиртовать совершенно не умеет, от любой фразы с намёком сразу же лицо у него такое, будто я ребёнка травмировал. И он постоянно возмущается просто на всё. И у меня уже варежки и перчатки закончились, потому что он вечно тащит из машины мои. Он уже себе гнездо может из них свить! Не спит толком, не ест толком, курит постоянно свои электронки да кальяны. Я для чего бросал, чтобы нюхать это постоянно?! Короче, просто богатый избалованный мальчишка. — И сколько раз ты на него уже передёрнул? — Олег поверить не может, что слышит от Вадика подобные влюбленные речи. Действительно за несколько месяцев всё сильно переменилось в жизни этого варана-еблана, но его вредный мальчик всё равно не идет в сравнение с безумным Серёжей. — А что? Интересно, сколько я дрочу? — А что? Дрочишь только на него? — поддевает в ответ Олег, чем даже неожиданно злит Вадика. — Эй, Поварёшкин, а ты раздражаешь сегодня! Ты на что это намекаешь?! Что у меня давно никого не было? — Вадик делает большой глоток и жестом показывает бармену, чтобы им повторили бутылку. Да Олегу как-то похуй на самом деле. Он без намёков; не больно-то ему интересна личная жизнь Вадика, когда своя — в руинах. — Да я запросто себе мальчика найду. Вон их в Питере толпы ходят. А ты вот прав! Я чего-то на боссе зациклился, а давно пора было найти себе парочку красавчиков. Олег не спорит. Он не имеет понятия о том, как босс Вадика к тому относится. Если там без вариантов, то, может, реально найти кого-то будет проще, чем стучаться в закрытую дверь. Другого найти… Если они с Серёжей расстанутся, то ведь им тоже придётся встречаться с кем-то другим. Олег опускает уши расстроено. Снова к горлу подкатывает ком, и Олег пьёт, чтобы заглотнуть его обратно в сердце. -… у меня завтра выходной, схожу в клуб. Спасибо, Волков, что мозги мне вправил, — Вадик хлопает его по плечу. Да не за что. Олег даже и не слушал. В голове всё крутится взгляд Серёжи. Больной такой, разочарованный. Неужели у них всё-таки плохо? Олег и не думал раньше, что для Серёжи может быть важна вся эта семейная атрибутика. Нет, он догадывался, конечно, но вроде как не мужская тема. Да и какая вообще разница, есть ли, например, у них штамп в паспорте, когда их отношения длятся почти всю жизнь? Но пока Вадик разглагольствует о том, что он свободная птаха, Олег с ужасом понимает, что Серёжа мог бы говорить нечто подобное. А у Олега нет ни одного козыря в рукаве, чтобы его удержать. Безумие от горя и выпитый алкоголь нашёптывают ему немедленно пойти и позвать Серёжу замуж, но уже поздно как-то и нелепо. Не оценит. Обидится ещё сильнее. «Я люблю тебя, Серый», — почему Олег не смог сегодня просто это сказать. Да, это бы ничего не решило, но всё-таки это был бы какой-то шаг к диалогу, а не к выжженным мостам. Потому что ему страшно, осознаёт вдруг он, страшно иметь семью. Семья — это же что-то из разряда детской фантазии. Семья — это то, что может подарить тебе огромный уют, счастье, защиту, а потом взять и исчезнуть. И это убьёт Олега. Просто не бывает так, чтобы всё закончилось и теперь ты можешь расслабиться. Серёжа чуть не умер месяц назад, а ведь ничего не предвещало. Беременность шла хорошо, анализы были чистыми, и они даже стали думать, какую комнату освободить под детскую. И вдруг Серёжа на полу, сжимается в комок от боли, больницы эти изо дня в день. Олег считал, что сойдёт с ума, а ведь Серёжа даже не его муж. Да о чём Олег сейчас думает?! Не муж Серёжа, прямо вот никто, как же. Вон как Олег рычал на администрацию больницы, что ему какими-то регламентами в морду тыкали. Забрали Серёжу и отказывались что-то говорить. За первый час операции Олег чуть не поседел. Он проклял всю эту беременность и извращенный мозг Разумовского за такие идеи, и свою пассивность в этом вопросе. Самое глупое, что так и не смог проклясть набор каких-то клеток, сердечко которого стучало бешено. Самое глупое, что даже подумал: «Выживи!», когда очевидно надежды уже не должно было быть. Олегу так стыдно за эту мысль, что в глаза Серёже смотреть не может толком с того момента. Пусть лучше бесчувствие, чем кто-нибудь поймёт, что на какой-то маленький миг своей жизни Олег готов был променять даже Серёжу на то, чего он даже никогда не видел. На чудо. Олег не сможет простить себя за эту мысль никогда. — Ты ещё расплачься, — подкалывает Вадик, из-за чего Олег отвлекается. — Разбежался, — рыкает он. — Хвост поджал, уши повесил, пьёшь как не в себя. Что вдруг случилось-то? Я тебя только один раз таким видел. Вы тогда с рыжим расстались, потому что ты по контракту с нами пошёл на пару лет. А теперь чего? Неужто разводитесь, сиамские близнецы? — Мы и не были женаты. — Да? — удивляется Вадик, вскидывая брови. — Я думал, вы давно всё это дело обстряпали. — Зачем? Свадьбы — это женский прикол. Напоминаю, что мы в России живём, где это всё равно не признаётся. — В России много чего не признаётся, — ухмыляется Вадик, — проституция, наркотики, шведские семьи, похищение людей и казнь их по законам какого-то бога, домашнее насилие, но это не значит, что этого нет. Если я вдруг найду себе кого-нибудь, то обязательно смотаюсь в Вегас и женюсь! В жизни ж всё нужно попробовать! Элвис будет петь нам, а потом мы проиграем все деньги в казино. Остановимся в каком-нибудь отеле с номером для молодожёнов, и я буду трахать его, пока он сознание не потеряет. — Слишком много шума, половой гигант, — хохочет Олег. — Я помню, что не так уж долго ты держишься. — Каюсь, не собака, — кивает Вадик. — Но дело ж не в минутах, а технике. Тем более мне повезло спать с парнями, не нужно терпеть кучу времени. Олег не знает, везение ли это какое-то или просто стрёмный фетиш, но главное, что это его никак не касается. Вообще в отличие от Вадика или даже Серёжи у Олега всегда было более открытое мышление в отношении секса с людьми и зверолюдьми, поэтому немного удивительно, как он оказался в продолжительной моногамии. Ах, точно, он же волк. Может, обвинение Серёжи, что он всё делает, чтобы не сойти с ума от своей звериности, не так уж далеки от правды. Серёжа как пара будит в нём то, что Олег как человек боится принять. — Полегче, — Вадик останавливает Олега, когда тот прикладывается к бутылке, чтобы заглушить боль. — Мы же цивилизованные зверолюди. У нас всё еще есть бокалы, — он наливает Олегу почти до краёв. — Так это не шутка? Вы чё, реально разошлись? Олег обречённо кивает, разглядывая столешницу. — Похоже что так… — Почему? Ты ж по рыжему с ума сходишь, а тот любого кастрирует, кто на тебя посмотрит. Мне правда кажется, что у Разумовского непорядок с головой, и в какой-то момент он просто кого-нибудь грохнет. Вам, ребята, расставаться точно нельзя. Вы же людям жизнь испортите… Вы чокнутые. — Всё, как ты и сказал, — вздыхает Олег. — Я просто ни на что решиться не могу и только бесполезно трачу его жизнь. — Я такого не говорил… — Попробовали сделать что-то и проебались оба. — Так оба же… — Сначала мы ругались из-за того, что скрытничаем, теперь это нас окончательно добило. — Вот это новости! Вы умеете ругаться? Я думал, ты только Разумовскому жопу облизываешь… — Пошёл ты, Вад! — Да понял я, прости. — Я так блядски сильно его люблю… Надеюсь, он уйдёт в этот раз, потому что я сам никогда не смогу. Я как повязанный всюду за ним, я не дам ему двигаться вперёд, если он меня не отпустит. А ему нужно двигаться вперёд, понимаешь? — Не особо, — даже немного смущается Вадик и перестает улыбаться. Олег горько смеётся с раскатистым рыком. — Не хочу его держать. Он слишком хороший… — Я бы поспорил. Это же Разумовский… У него шило в заднице и идеи с ебанцой. Да он без тебя сдохнет быстрее, чем упорхнёт в светлое будущее. Ты кончай с такими мыслями… Сопли развёл тут про какие-то Разумовские перспективы. Хочешь расстаться, так расставайся по своей инициативе. И найди себе кого-нибудь адекватного, умоляю. Хотя я бы поставил на то, что твою пушистую задницу просто пристрелят, если ты такое заявишь. — Он может, он такой, — улыбается Олег, потому что Серёжа у него бойкий. И драться вместе с ним учился, и стрелять, и в морду даст, не задумываясь. Дикий до такой степени, что может запросто в себя запихнуть ребёнка, ни секундой не задумываясь о риске для здоровья. — Фу, блядь, — морщится Вадик. — Вот давай без этой довольной морды, а то по ней так и хочется съездить. Тебе бы пить уже прекратить, а то лыка не вяжешь. Давай-ка домой. — Нет, нельзя. Серый сказал домой не возвращаться. — И ты его послушаешь, что ли? — Да, — кивает чуть заторможено Олег, вяло помахивая хвостом. — Ему время нужно. Мне тоже. — Ебать, — присвистывает Вадик. — Чего у вас там такого приключилось-то… Ладно, я у вас уже весь диван пропердел, теперь твоя очередь. Поехали. — Так не допили… — Ты ещё пять минут назад всё долакал. Олег удивленно переводит рассеянный взгляд на бутылку. И правда пустая. Чего ж так муторно-то? Олег не помнит, кто платит за выпивку и как они садятся в такси. Вадик что-то раздражённо бубнит, что теперь они квиты за то, что Олег его когда-то вытащил из-под перекрёстного огня. О чём это вообще? Оказавшись на чужом диване, Олег тяжело выдыхает, а потом не очень ловко срывается с места и бежит в сторону ванны, потому что алкоголь накатывает изнутри и очень просится наружу. Проблема в том, что он не помнит вот так сразу, где в новой квартире у Вадика туалет. Потом происходит какой-то калейдоскоп из пятен, мата Вадика, сожалений о том, что здесь нигде не пахнет кокосом, рвотных позывов и скулежа. Олег точно не помнит, но, кажется, он начал плакать, хотя не делал этого с начала средней школы, ну, не считая момента слабости в больничном туалете. Наверное, вообще не стоит вспоминать то, что происходило. Некоторые вещи должны быть забыты. Когда Олег укладывает свою лохматую голову на подушку, Вадик предусмотрительно ставит рядом с диваном тазик. — Чёрт, ну и ночка, — ворчит Вадик, и Олег больше не слышит, что он говорит, просто накрывается одеялом. Здесь всё неправильно. Пахнет совершенно непривычно, из-за чего волчьи инстинкты никак не успокоятся, и Олег вертится из стороны в сторону. Чуткие уши сквозь сон передают какие-то вибрации из внешнего мира, но Олегу так тяжело включиться, что он не может реагировать. Глаза просто не открываются. Зато после долгих вибраций вдруг появляется шум и скрежет. Это дверь? Похоже на входную дверь, да… Олег всё ещё не просыпается до конца, но сознание уже пытается уцепиться за происходящее. — Где он? — Олег знает этот голос, и даже в алкогольной полудрёме его хвост приветственно начинает вилять. — Спит. Ты вообще откуда узнал, что он тут? — Он мне сообщение отправил «ночую у Вадика». — Какой внимательный, — усмехается Вадик и громко зевает. — Я даже не заметил, когда он успел что-то написать. — Не завидуй и дай пройти. — Неа. Он уже спит, тебе тоже нужно поспать. С ним ничего не случится, если он переночует здесь. Может, мозги у вас у обоих прочистятся. — Тебя не спросили, — язвит Серёжа. — Олег не будет спать в чужом месте, когда у него есть дом. — Так ты ж его выгнал! — Слушай, ты заебал! — Воу-воу! Тише-тише. Ты чего это по ночам с пушкой ходишь? У Олега стащил табельное? Давай-ка ты уберешь пушку, а я просто верну тебе твою собаку. — Он не собака, — злится Серёжа, как обычно, хотя они давно уже не дети. — Ладно-ладно, забирай его. Я просто хочу выспаться. Хотя бы разборки тут не устраивайте… Олег замирает, не зная, что и делать. Не бежать же. Да и куда? Тело такое тяжёлое, и в глаза будто песок насыпали. Дверь открывается, и Олег ощущает любимый аромат кокоса и сладковато-терпкий запах Серёжи. Вздох. Уши Олега вздрагивают, улавливая тончайшие волны движения, шорохи. — Эй, просыпайся, — зовёт Серёжа, запуская ладонь в тёмную шерсть и почёсывая ему правое ухо. — Поехали домой… — Не надо было приезжать, — хрипит сипло Олег, боясь открыть глаза и увидеть злое лицо Серёжи. — Я просто предупредил. — Знаю. Но я хочу, чтобы ты ночевал дома. Я не могу там один оставаться… Пожалуйста, Олег… И Олег хорошо его понимает. Он тоже там оставаться не мог, когда Серёжа попал в больницу. Эти пустые комнаты и сплошное одиночество. Разбросанные повсюду графики приёма препаратов, какие-то книги по воспитанию, игрушки. За три месяца Серёжа набрал огромную кучу больших надежд. И Олег в них жить не мог после произошедшего. Собрал всё и спрятал, чтобы сердце не бередило. — Прости меня, — вздыхает Олег и пытается подняться, хотя его ведёт и надо бы ещё раз прочистить кишки над унитазом. — А ты меня, — Серёжа тянется его обнять. Неожиданно оказывается, что он дрожит, и Олег сжимает его сильнее. — Только тебе придётся меня тащить до дома… — Да, я заметил. — Прости… — Потом об этом поговорим. Они с трудом добираются на такси. На прощание Вадик шутит о том, что так ещё любовников у него из постели не забирали, и Олег едва успевает поймать руку Серёжи, который вздумал пристрелить ящера. Шутки шутками, да только Вадик не понимает, насколько у Серёжи до сих пор скачет гормональный фон. Когда они едут в такси, и Олег дышит Серёже в ключицу, он слышит, как уверенно бьётся чужое сердце. Оно напоминает о другом сердечке, и снова накатывает тоска. — Я не выбросил, — бормочет он понуро. — Не смог выбросить. — О чём ты? — На антресоли в гардеробной. Коробка. — Ладно. Я понял. — Может, ты выкинешь… — Я тоже не смогу. — Ладно. Просыпаться пусть даже и с бодуна намного лучше в своей постели. После возвращения ночью Олег еще дважды ползёт до унитаза, но в итоге утихомиривается, согретый одеялом и плечом Серёжи. Сейчас в окно во всю бьёт свет, значит, уже больше полудня. В глотке целая Сахара. Серёжа сопит под боком. Тепло. Олег пытается подняться, но в его хвост вцепились, как в игрушку для сна, поэтому приходится потратить несколько минут, чтобы достать его из пальцевого капкана. После душа и возвращения к жизни Олег принимается за готовку. Хоть душу немного отвести… Он готовит нисуаз и киш-лорен. Вчерашний день кажется дурным сном. Олег вымотан и таблетки от похмелья работают слабо. Он шинкует овощи, когда Серёжа обнимает его со спины и прячет лицо в его шерсти. — Пахнет вкуснятиной! — Не отвлекай меня. — Есть, шеф! — улыбается он и, потёршись о пушистую шею, отступает и садится за стол. Ожидаемо достаёт планшет и принимается за работу. Никто из них не хочет портить начало нового дня, поэтому они молчат. Олег продолжает стругать продукты, а Серёжа, насвистывая, копается в каких-то настройках. Во время обеда они очень вежливы друг с другом. Оба провинились, и поэтому теперь привычно шкерятся. В этот раз Олег решает начать первым, потому что Серёжа заметно нервничает. Он вчера наговорил всякого, и ему стыдно за свои манипуляции. Олег всё понимает. Поставив кружку с кофе перед Серёжей, он садится рядом: — Поговорим? — А стоит? — Думаю, да. — Тогда давай поговорим, — кивает Серёжа, опуская взгляд вниз. Они молчат. Говорить о таком тяжело, да и Олег с похмелья. Он смутно помнит, о чём хотел сказать, но слова не идут. — Я вчера нашёл коробку… — А. — Спасибо, что всё убрал. Не знаю, как бы я на это смотрел. — Да… — И извини. Я сказал, что тебе всё равно, но тебе никогда не бывает всё равно. Не знаю, чем я думал. Просто кажется, что у нас было всё, и тут оно резко исчезло, словно мне это приснилось. — Но ты прав, я не обрадовался этой затее и действительно ничего не говорил. Я не мог понять, как тебе могло прийти это в голову, потому что мне казалось, что нам и так хорошо. — Ну, нам и так хорошо, — кивает Серёжа и отпивает немного из кружки. Всё ещё смотрит вниз. Неловко. — Нет, не хорошо, — Олег видит, как Серёжа виновато опускает плечи, и это раздражает. Опять себя в чём-то винит. — Серый, послушай, всё это лишь показало, что нужно что-то менять. Мы застряли. — Я отказываюсь расставаться. Хочешь этого, тогда сразу пристрели. — Да кто с тобой расстаётся?! — у Олега дыхание перехватывает от такого уверенного заявления Серёжи, ему самому этого всё же не хватает. Он до сих пор никак не примет то, насколько Серёжа его любит. Может, Вадик и прав в своих словах. — Тогда ладно, — отмахивается его рыжеволосая пара. — Что мы будем менять? — Я хочу узнать, чего ты хочешь. Зачем ты вообще всё это затеял? Я понимаю, идея показалась тебе привлекательной, но обычно ты хорошо справляешься со своими маниями, что в этот раз пошло не так? Ты сказал, что это не из-за того, что ты себя не контролировал. Что ты имел в виду? — Эм, — Серёжа подбирает слова и улыбается сконфуженно. — Я как-то не готовился к такому… Марьванна, а можно я завтра домашку принесу? — Серый, не паясничай, — вздыхает Олег, но тоже улыбчиво хмыкает. — Мне просто кажется, что у нас могло бы получиться. Ну, знаешь, быть семьёй. Не двумя сиротами, которые просто сбились в стаю, потому что так привыкли, а чем-то более осмысленным. Не останавливаться на том, что мы другого не достойны. Мы уже можем позволить себе столько чипсов и газировки, сколько захотим, мы можем купить себе целый дом, яхту, путешествовать по всему свету. А я всё ещё иногда чувствую, что я тот мальчик, родители которого умерли и счастливая жизнь закончилась. Никто больше не придёт ко мне и не заберёт меня в свою семью, а потом я вспоминаю, что мне уже 32 года, и я давно уже не в приюте. И паскудно так. Это же наш дом, Олег, это не приют. Олег понимает. Он действительно, мать его, понимает это чувство. Он не задумывался об этом так, но разве не тоже самое он чувствовал, когда случилась их трагедия? Будто его вновь все оставляют навсегда. Олег вздрагивает. Ему не хочется так жить, ему не хочется, чтобы так жил Серёжа. И решение кажется таким простым, а шаг сделать так нелегко. После слов Серёжи и говорить ни о чём не хочется. Либо они объединяются и вылезают из этой ямы вместе, либо останутся несчастными. И никакая любовь здесь не поможет, потому что дело тут совсем не в любви. Не в той, которую они чувствуют. Эта любовь иная, и её так много, что она выворачивается наизнанку и становится печалью. У них не будет родителей, но это не значит, что у них не будет семьи. — Мы можем выбрать другой способ. — Да, я знаю, суррогатное материнство, и всё такое… — Для тебя так важно иметь своих детей? — Что ты имеешь в виду? — Нас никто не спас из того приюта, но мы-то можем. Ты ведь всё верно сказал, у тебя есть дом, и тебе 32 года. И у нас есть деньги. — Подожди, ты хочешь? — Ну, это же никого из нас не убьёт, — усмехается Олег и поражается, когда Серёжа вдруг снова начинает плакать, закрыв лицо ладонями. Да уж, у них всё ещё пиздец. Нет, с такими гормонами стоит переждать, конечно. Сколько там до восстановления? Шесть месяцев? — Теперь мне стыдно, и меня бесит, что ты такой спокойный! — Это только с виду. У меня башка болит с похмелюги, и вчера я, кажется, рыдал у Вадика в коридоре из-за нас. Не растрепал — уже победа. — Почему этот говнюк тебя видел в таком состоянии, а я — нет?! Не смей больше ночевать где-то ещё! — Потому что я большой и важный волк и не могу так пасть, — шутит Олег. — Но ты можешь… — Я знаю, Серый. Просто иногда я забываю об этом. — А ты, — Серёжа вытирает глаза и возвращается в своё нормальное состояние после неожиданной истерики. — Тебе-то есть что сказать? Ты, конечно, предложил выход, но это не выход, если ты не хочешь ничего такого. Из всех людей на свете я всегда выберу тебя. Хотя это жутко прозвучит, но если бы выбор стоял между тобой и Горошком, то я бы тебя не выбрал… Прости. Наверное, так нельзя говорить. Уши Олега резко встают, и внутри рождается облегчение. Он качает головой и кладёт свою руку на ладонь Серёжи. — Ничего. На самом деле я бы выбрал то же самое. И ты меня за это тоже прости. — Если бы ты так не выбрал, то я бы тебя с дерьмом сожрал. — Хорошо, — хрипло смеётся Олег на такой комментарий. Кажется, «никогда» отменяется в процессе прощения себя за крамольные мысли. — Всё, чего я хочу, — это чтобы ты не жалел, что ты со мной, Серый. Не хочу быть причиной того, что твоя жизнь прошла без какой-либо пользы и счастья. — Ты серьезно? — Серёжа забавно хмурит лоб. — О, ты серьезно! Извини. Просто хочу тебе напомнить, что я чёртов гений, вхожу в топ молодых миллиардеров и у меня есть целая компания, которая в скором времени грозит разрастись ещё больше, если сраные инженеры, наконец-то, раскопают свои мозги, — заканчивает он кровожадно и стреляет глазами в планшет. Ему опять не терпится вернуться к работе. — Вашу корону подержать, господин? — А вот подержи, — соглашается Серёжа. — И держи её столько, сколько потребуется. Хоть всю жизнь. А если не справишься, то я тебя казню, — запросто пожимает плечами. — Кстати, табельное моё верни, — мгновенно вспоминает Олег. — Хочешь разгуливать по Питеру с пистолетом, так хотя бы не с моими серийными номерами. Раньше бы сказал, я бы тебе дал код от сейфа, где выбор поинтереснее. — А ты умеешь удивлять, Олег, — фыркает Серёжа, скрещивая руки на груди. — Ты прячешь от меня сейф с оружием. Крутишь какие-то схемы со своим Вадиком. Я ревную. — Никаких тайн, просто ты не особо этим интересовался, — бурчит Олег, обиженно стуча хвостом по стулу. — Да и если загребут, то с тебя будут тащить информацию. — Супругам можно не давать показания. — Но мы не… — Олег осекается. Усмехается. — Один мой знакомый недавно мне сказал, что в жизни нужно всё попробовать. — Кроме наркотиков. Наркотики — это плохо. — Серый, — стонет Олег. — Я не об этом… — Я знаю. Просто мне не нравится формат нашего разговора, чтобы слушать дальше. — И что? — Спроси меня в какой-нибудь особенный момент. Не с бодуна, не после того, как я только что вышел из больницы с дырявым брюхом, не тогда, когда мы поссорились. — Только не романтическая чушь. Боги, Серый, ну, пожалуйста… — Только романтическая чушь, — быстро кивает Серёжа и улыбается с азартом. Его синие глаза сияют новой безумной идеей, участником которой неизменно станет Олег Волков. Ведь они теперь вроде как семья, а в семье принято помогать…