Созвездие Близнецы

Сжав письмо в одной руке и утирая слёзы другой, Анджелина читала строки, написанные маминым закорючестым почерком. «…Мы с отцом буквально прилипли к радио, молясь не услышать твоё имя. Похоже наши молитвы были услышаны. Я слышала фамилию того молодого человека, которого ты обещала с нами познакомить, но я не помню имени. Прости, дорогая, я наверно плохая мать и его семье сейчас очень большое горе, а тут предполагая худшее. Я бесконечно счастлива, что ты сейчас в безопасности, но скудность текста в письме заставляет меня волноваться. Знаешь, что. Приезжай обратно в нашу провинцию. Я готова пережить с тобой любое горе. Так хочется тебя обнять и помочь тебе со всем, что гложет. Умоляю, Лина, вернись! Если ты не можешь, то я приеду. Ты знаешь, я не отступлюсь от своих слов. Я очень тебя люблю! И папа тоже. Он, старый недотёпа, копаясь в саду, все руки растёр. Не ладони, а сплошные мозоли. Так что, перо в его пальцах держится с огромным трудом. Твои мама и папа» К концу письма слёзы на щеках мулатки начали постепенно высыхать. Она скучала по ним, но не могла уехать. Она должна быть на прощании с погибшими следующим утром. Она обязана его проводить. Анджелина уже даже забыла про обещание, данное матери в последнем письме перед битвой. И даже, если бы она знакомила родителей с Фредом, то только, как с другом, ставшим ей почти что братом. Она понимала, что чувствует, и уже давно, но не могла признаться ни себе ни тем более ему. А уже было поздно. Джонсон определённо любила Фреда, но уже не так, как в Хогвартсе и в первый год после выпуска. Потом они перестали видеться вообще и всё общение свелось к письмам и редким разговорам с помощью камина. Для себя усвоила, что любовь не терпит расстояния, вот и их не вытерпела. И нет чувства не разлетелись по разным концам галактики. Они переросли во что-то толи дружеское, толи братское. Тем временем, в своём письме Марли прямо говорила, что приедет и будет рядом. Это грело Анджелине душу, но она просила Мерлина, чтобы француженка не привезла в Лондон настойчивую миссис Джонсон. Пусть мама всеми силами и постаралась бы помочь дочери в её горе, но старшая Джонсон приняла бы на свой счёт каждую слезинку Лины (так ласково мама часто называла Анджелину). «…Я прибыть уже завтра. Милая Анджи, я буду рядом! Отказы с твоя сторона не рассматриваться.» Такую решимость блондинка проявляла в случаях исключительной важности, как для неё, так и для окружающих. А Анджелина даже думала ей перечить, ведь на первый взгляд хрупкое, но на самом деле сильное плечо француженки было необходимо Джонсон. *** Шестое мая. Утро было таким же недобрым, как и прошлые два. Но в этот раз просыпаться оказалось даже мучительней. Пробудиться пришлось по будильнику в полседьмого утра. Глаза молили о пощаде и возможности закрыться. Вскоре сила воли победила изнуряющее желание перекатиться на другой бок и погрузиться в пучину темноты и спокойствия, которую девушке сейчас обеспечивало лишь зелье «Без сновидений». И слава Мерлину, зелья из старых запасов отца никогда не подводили. Анджелине бы не хотелось после ночи с кошмарами ещё весь следующий день любоваться синяками под глазами. Неожиданно в окно влетела зачарованная птичка из бумаги. Мулатка тут же её поймала и, развернув, обнаружила записку. На корявом английском, знакомым почерком было написано: «Посмотри на улица!». Анджелина метнулась к окну, уже понимая кто её там ждёт. Грустно улыбающееся, лицо Марли вселяло надежду. Надежду на то, что есть ещё люди, при которых ей не стыдно плакать, смеяться, любить и ненавидеть. Нет, Джонсон безусловно чувствовала себя комфортно в доме Уизли, но она боялась открыть свои чувства. Ей было страшно от того, что её могут не понять. Если бы она даже Джинни сказала, что последние полгода не любила её брата так, как всем казалось, то могла бы получить в свой адрес гору негодования. Младшая из большого семейства не поняла бы, что это скорее всего было взаимно, она бы отстаивала сердце своего старшего брата, как нечто, что она знала вдоль и поперёк. Как пять пальцев. Это было не так. Джинни не знала и половины того, насколько ей самой дорожил Фред. Насколько он боялся упомянуть, кого-то из её бывших ухажёров при Гарри после случая с Дином и амортенцией в их с братом магазине. Всё это он говорил только Анджелине и Джорджу. А скорее даже на оборот. Джордж всегда был рядом и подставлял братское плечо, а она… а что она? Может быть, если бы Джонсон тоже была где-то под боком у Фреда каждую секунду, то её чувства и не потухли бы. Но история не терпит сослагательного наклонения. Также и их история, без спроса пошла по другой дороге. Может так лучше. Так точно лучше. Даже то неловкое объятие перед битвой и взгляд, говорящий о полном понимании, принятии и поддержке, стали знаком, что эти двое стали родственными душами. От осознания данного факта Анджелине было легче, но в тоже время и больнее. Потерять родного человека, только осознав степень близости с ним, было чертовски горько. Это выбивало землю из-под ног при каждом приступе ностальгии в мыслях. Все эти два дня у Уизли она не говорила никому больше пяти слов, и каждая фраза из её уст значила что-то обыденное, как пожелание доброго утра или приятного аппетита. Исключая разве что беседу с Флёр после прибытия с битвы в Нору и странный случай с Джорджем палочкой Фреда. Вторая ситуация так и не давала ей покоя, какой бы спокойной девушка ни казалась на вид. Она знала, что Джордж ещё не поговорил с Биллом, поэтому хотела подловить его прямо в момент этого разговора. Сморгнув поток мыслей, Джонсон помчалась к двери, за которой её уже ждали тёплые объятья тонких рук подруги. Распахнув дверь, Анджелина знаком показала Марли, что ещё не все проснулись. Маленькая мадмуазель Дюбуа, продемонстрировав свою сообразительность, еле слышно, но довольно резво прижала Анджелину к своей груди, будто хотела забрать кусочек горя из души приятельницы. Мулатка обняла Марли за плечи, а на глазах опять показались слёзы. Отстранившись, девушки грустно улыбались, смотря друг другу в глаза. На Марли было пышноватое в юбке платье чёрного цвета в мелкий белый горох. Широкий воротник приоткрывал шею, а рукава до середины плеча позволяли увидеть насколько изящны руки обладательницы платья. Маленькие ступни француженки были обуты в чёрные лодочки, а волосы были аккуратно закреплены в низкий пучок заколкой с чёрным жемчугом, который перекликался с серьгами из того же набора. — Ты выглядишь просто потрясающе! — поражённо отметила Анджелина на французском. — В серьёзный день я должна выглядеть уверенно и не терять голову, ведь я здесь, чтобы если что придержать твою, милая Анджи. — протараторила Марли с нотками благодарности за возможность говорить на родном языке. — И кстати говоря, мне очень интересно узнать где же твоё платье? — У меня нет с собой платья. Флёр одолжила мне свой старый юбочный костюм, и я трансфигурировала его на пару размеров больше. — объяснила Джонсон. По лицу Марли стало понятно, что она рада, что Анджелина не единственная, кто может говорить на французском здесь. А с другой стороны опечалена скромностью наряда подруги. Ух уж, эта парижская модница. — На этот случай в моей, на первый взгляд маленькой, сумочке припасён один вариант. — она тут же высунула из сумки черное платьице на вешалке, на одном из плечиков которого висели длинные перчатки. — Это не слишком будет? — перешла на английский мулатка. — Ты не мочь сказать на французский «слишком», — ответила Марли — так что не заикайся и доверься мне в этом деле. — перешла она на французский. Анджелина скептически усмехнулась и лишь кивнула. В следующий момент они прошли на кухню, где уже третий день хозяйничала Джинни.