Перегоревшие чувства

Меня заберут с рассветом и прикажут глотать ключи. Это вовсе не их проблема, что маяк не горит в ночи; что цунами не гладит нежно, а срывает с земли дома вместе с теми людьми, что прежде маяки зажигали. Та, что попросит воды напиться, в солнцепёке сжигая тень, тот пугающе бледнолицый, что не может прожить и день, — это все незнакомцы, что же, я их знаю едва-едва; бить за боль, как по мне, негоже, только точно ли я права? Кто те люди, что гонят грубо и лишают меня любви, кому просто плевать — откуда и зачем вдруг пришли они? Я глотаю ключи. Слезами и надломленностью границ не подкупишь ты их; и знамя тотчас рухнет, как небо, ниц. Кто они, что растят под кожей, в сетке ребер такую грусть, что им псом верным тихо служит? — ну а если залает — пусть! И любая секунда — бремя, завернувшееся в оскал; не отряд, не альянс, не племя — разберись, кто кем был и стал. Забирают меня, увозят, за спиною петляет ложь и проносится бегло осень; и на что мир теперь похож? Где то лето, тот домик, звёзды и суровый речной поток? Незнакомые люди просят посидеть у их теплых ног. Поболтать, порыдать, потешить, привязаться навеки к ним; мир за дверью ужасно грешен, не достоин их пантомим. Не достойна и я их ласки, незнакомцев — моих друзей; тех, кто был со мной до, без масок, заменяет голодный зверь. Я до ужаса подневольна незнакомым друзьям в беде, боль их станет моей же болью, рядом люди — но вновь не те.