Я выбираю всех

В горнице было светло от заходящего солнца. В его теплых лучах домотканые дорожки смотрелись дорогими коврами, а связанные когда-то покойным отцом-омегой салфетки на полках и комоде изысканным кружевом. Ариан плел косу, аккуратно разбирая пышную гриву на пряди, размышлял, какую ленту выбрать, и вполуха слушал бухтение братьев. За окном брехали собаки, смысла в их лае было больше. — Опять пойдешь нас позорить, — плаксиво сказал самый младший брат, омега, шмыгнув носом. Ариан промолчал, занятый важным делом: что может быть важнее для любого омеги, чем прихорашиваться перед зеркалом?! — Ну ты же видишь, ему на нас плевать, — произнес один из близнецов, голоса у обоих были похожи, не разобрать, стоя спиной. — А у меня даже приданого не-ет! — взвыл Элер. Ариан вздохнул: все-таки вечно недовольному и плаксивому омежке королевское имя не подходило, насмешка одна, а не имя. Приданое ему подавай, откуда ж его взять, коли два альфы сиднями сидят, честь младшего брата охраняют, а земельный надел того и гляди из рук уплывёт. Желающих хоть отбавляй, вон хоть сыночек старосты, которому муж в уши дует, а тот и рад стараться, папеньку того и гляди уломает передел устроить. И тогда уж не только Элер без приданого замуж не выйдет, так и оба обалдуя никого в дом не приведут — зазорно за безземельного идти. Разве что совсем голь перекатная польстится. — Зато добродетели хоть отбавляй. — Ариан полюбовался красивым бантом: удачный выбор, алый хорошо сочетался с русыми волосами, и взялся за низку бус: стоит или не стоит надевать? — Все из-за тебя! — выкрикнул Элер. — Конечно, — легко согласился Ариан. — Из-за кого же еще. Бремя благонравия тяжело, и нести его надо с достоинством, братья тебе помогают изо всех сил. Говорят, всем добродетельным омегам воздастся сторицей рано или поздно, главное верить и ждать. Вернусь утром, а вы чтобы огород полили, корову подоили и навоз из стойла убрали. Не сделаете — пеняйте на себя. — У-у-у, — захлебнулся ревом Элер, но Ариан уже хлопнул дверью, отсекая себя от нытья и нотаций. Когда Ариан выходил на улицу, деревня пустела. Первыми исчезали молодые альфы, за ними альфы постарше, затем степенные омеги загоняли домой детей, и даже собаки, казалось, переставали вольготно лежать вдоль дороги и норовили забежать во двор до того, как захлопнутся тяжелые створки ворот, чтобы потом настороженно высовывать морды в щель. И только старый Кулед оставался сидеть на лавке, все так же кутаясь в облезлый овчинный тулуп, посмеиваясь и дымя вонючим табаком. — Что, парень, с каждым разом охота все жиже? — Кулед говорил нечасто, а оттого голос звучал хрипло и походил на воронье карканье. — Ну отчего же, — Ариан привычно устроился рядом, усмехнулся и принялся теребить кончик косы. — Измельчали нынче альфы. Ариан не ответил, пожал плечами — откуда ему знать каковы были альфы пусть хотя и тридцать лет назад? Ему самому едва сровнялось двадцать шесть. — Нет тебе тут достойной пары, — продолжал Кулед. — В город бы тебе. Ариан расхохотался: — В бордель, что ли? — Дурень, — Кулед сплюнул, затянулся. — Был бы я помоложе… Ариан оценивающе глянул на старика, фыркнул: если бы да кабы! — А вон и твои, — Кулед указал концом трубки на троицу, застывшую на пороге. — Угу, — кажется, братцы все же собрались заняться делом, а не просиживать штаны на лавке. Братья заметили Ариана, засуетились и поспешно вернулись в дом. — Кому сегодня счастье привалит? — Кулед хитро прищурился и пыхнул дымом. — Да есть тут один… — Один? — Потолковать надо, а разговоры порой дело долгое. Кулед промолчал, давая возможность высказаться. Ариан с минуту боролся с собой: не поделиться ли, не поплакаться ли на плече, но сдержался, многолетняя привычка не дала проявить слабость. — Так кто он? И о чем разговор? Ариан усмехнулся, встал. — Завтра расскажу, или сам узнаешь. Кулед хмыкнул, покачал головой: — Рисковый ты парень. Но удачи все равно желаю, — он затянулся глубоко, до кашля, и долго смотрел слезящимися глазами, как исчезает между домов белая рубаха с красной вышивкой по подолу. Где-то в отдалении хлопнула створка окна, и все стихло. — Эх, парень, был бы я помоложе, — пробормотал себе под нос Кулед и затянулся последний раз: вот-вот выпадет роса, а сырости старик не выносил. Домой Ариан явился под утро. Долго плескался в огороде у бочки, пил дрянную настойку, припрятанную в бывшей мастерской отца-альфы, морщился от утренней свежести и гадкого вкуса, но другого выхода не было — не плодить же ублюдков! Затем пробрался в горницу, упал на жесткую свою постель и забылся беспокойным сном до рожка пастуха, чтобы, едва продрав глаза, выгнать корову в стадо и пойти досыпать — обойдутся сегодня и без свежих булочек, вчерашние поедят. Сквозь дрему слышались шаги и голоса, братья встали. Топали, шастали туда-сюда, непривычные к отсутствию свежей еды. — Как ты мог! — окончательно разбудил Ариана вопль Ивелина, старшего из близнецов. — Что именно? — Ариан лениво потянулся и нехотя сел. — Что именно?! — Риалин, второй близнец подскочил и отвесил Ариану пощечину. — Он еще спрашивает! Ариан вспыхнул как порох. Вскочил, вернул братцу оплеуху и надел на голову горшок со вчерашней кашей. — Руки не распускай! — рявкнул он, охаживая обоих братьев лопатой, которой ставил хлеба в печь. Тут уж не до разбора, кто руками махал, кто в стороне стоял — надо, чтобы оба запомнили: чревато! — Ну, что за наезды с утра? — Ариан повернулся к Элеру, упер руки в боки, спросить больше было не у кого — близнецы выскочили вон от греха подальше. — Ты! Ты-ы! — захлебывался ревом младший. — Как ты мо-ог! Опять вся деревня судачит, про то, как ты с сыном старосты кувыркался! Да прям в горнице, пока муж его в купальне мылся. — Да ладно, я ушел до того, как Мадег вернулся, — ухмыльнулся Ариан. — Он ленту твою нашел и бу-усы! Все знают, что только ты коралловые носишь. И ленты красные! — Угу, — хмыкнул Ариан и напился тепловатой воды из чайника. — Вот зачем, ну зачем, — причитал Элер, стоя у него за спиной. — Вырастешь — поймешь. — «Или не поймешь» — мысленно закончил про себя Ариан и полез в сундук за чистой рубахой. — Была у меня течка, — буркнул младший и покраснел, — Сам же знаешь. И ничего такого, чтобы из штанов выпрыгивать и подол задирать перед каждым встречным… — Да что б ты понимал, ребенок, — пробормотал Ариан себе под нос, одеваясь. За окном бухнул набат. Сначала раз — по деревне поплыл дребезжащий звук надтреснутого колокола. Затем другой, третий — дребезжание слилось в один низкий гул и вызвало панику среди жителей — все побежали на площадь, к дому старосты. Ариан глянул вслед братьям, высунулся в окно — зарева пожара нигде не видать, и принялся растапливать печь: в доме не осталось ни крошки еды, даже вчерашняя каша и та пропала на бестолковой голове Ивелина. — Что там за напасть? — спросил Ариан, когда братья вернулись. Все трое повели носами на запах жарящихся лепешек, чинно уселись за стол. — Так что случилось? — повторил Ариан вопрос. — Старосте депешу доставили, что, мол, армия учения делать будет аккурат на лугах у деревни, — первым сдался Риалин, поняв, что иначе еды не будет. — Как интересно. — С каждого дома по паре яиц и по три пинты молока в день, — продолжил Ивелин. — Ага, — подбодрил братьев Ариан. — Про тебя ничего не говорили, — Элер оказался самым сообразительным. — Только староста на нас зыркал, да Мадег свои красные зенки не поднимал от дорожной пыли. Ариан ухмыльнулся и поставил на стол целую миску свежих лепешек: новости были хорошие, а всякие учения его не касались. Деревня гудела. Братья с тоской пололи огурцы, рыхлили капусту и норовили сбежать при каждой возможности — сплетни разносились по деревне со скоростью лесного пожара и были одна другой чуднее. Братья исправно доносили до Ариана все, что слышали, даже если он ничего не хотел знать. Радовало одно: за суетой, за полнотой новых впечатлений об Ариане не вспоминали. Военные разбили бивуак на лугу у реки, по утрам вместе с петухами местных будил горнист, народ стекался на пригорок, будто завороженный, и десятки глаз с восторгом следили за бравыми солдатами — еще бы, когда еще такое придется увидеть, лет на пять разговоров хватит! Ариан измучился воевать с братьями и молился всем омежьим богам, чтобы вразумил бестолочей — один он с хозяйством не справлялся, и так приходилось крутиться без роздыху, а тут… — Попросите вы у меня зимой еды, — ворчал он, яростно драя бочку под огурцы. — Можно подумать, что питаться мы будем только огурцами, — Элер плюхнул рядом два ведра воды и с ненавистью посмотрел на брата. — Вот именно. — Что? — взвизгнул Элер. — Вы хлеба захотите, каши потребуете, а где взять зерно, где муку? Только обменять. На огурцы! Больше у нас ничего нет. Некоторые ни поле не пашут, ничего другого делать не умеют, так что нечего отлынивать. — Но сегодня-то вечером можно будет пойти на гуляние? — Какое еще гуляние? — Ариан вытер пот со лба. — Закончились учения, — Риалин положил последний вымытый огурец в бадью. — Оркестр будет играть, когда такое еще будет. Отпусти! — Идите, — махнул рукой Ариан и вдруг понял, что странные звуки, доносившиеся с улицы сквозь открытые окна, — музыка. — И чтобы как стемнеет все дома были! Братьев как ветром сдуло. Ариан вздохнул и порадовался, что долго собираться они не стали, мешая и попадая под горячую руку. Закончил он уже в сумерках. Распрямил ноющую спину и решил, что сил прибираться уже нет. На лугу горели костры, слонялись деревенские, беззастенчиво разглядывая молодцеватых альф, которые сидели у огня. Музыканты все еще играли, но чувствовалось, что устали и скоро все закончится. Ариан тоже походил от костра к костру, братьев не было видно. За кострами полукругом стояли палатки, он двинулся туда, из первой доносился чей-то смех, в соседней кто-то монотонно бубнил, третья встретила открытым пологом — там никого не было, только шесть лежанок. «Я только посижу немного», — подумал Ариан и упал на первую попавшуюся, ойкнул — поясница дала о себе знать — и на минутку прикрыл глаза… — Ваше благородие! — в штабную палатку вбежал адъютант полковника Гаэля. — Беда у нас! Третий взвод омежку к себе затащил и всю ночь того! — Как посмели?! — Полковник накинул поверх рубахи китель и выскочил наружу — удачно, казалось, прошедшие учения закончились полным крахом. Виновников уже повязали. Они стояли в центре лагеря под охраной. Пара лейтенантов бесстрастно руководили бригадой, которая сколачивала помост с виселицами. — Ваше благородие! — вскинулся было один из преступников. — Ничего не хочу слушать, — отрезал Гаэль. — За свои поступки надо отвечать, а это нарушение Устава карается смертью: мирное население неприкосновенно! На что вы рассчитывали ума не приложу. — Ваше благородие… Полковник перевел глаза на растрепанного и растерянного омегу, тот кусал губы и теребил почти расплетшуюся косу. — К сожалению, смягчить приговор не в моей власти, — сказал полковник, — но если вы не связаны узами брака, то можете выбрать себе мужа. Ариан кусал губы: как глупо получилось заснуть в чужой палатке! Он переводил глаза с одного альфы-смертника на другого, и сердце обливалось кровью: какие парни! Вот бы… — Ну же! — поторопили его. Ариан поежился, переступил с ноги на ногу, не к месту вспомнил дом и заброшенный надел. — Я выбираю всех, ваша милость, — сказал он и вскинул подбородок. — Всех!