Я выбираю всех

Ступня, торчащая из-под рогожки, была грязная. Легар смотрел на нее с глухим раздражением, чувствуя отвращение и от не знавшей мыла пятки, и от кривых пальцев, не говоря уж об неизящном подъеме, пусть даже полускрытом под тряпкой — воображение услужливо дорисовало то, что видеть не хотелось совершенно. — Ты что? — обернулся Стье, сидящий рядом с Патриком на облучке. — Ничего, — процедил Легар. — Когда "ничего", так не пыхтят, — веселился Стье и, проследив за неподвижным взглядом Легара, присвистнул. — Какой ужас! Оно живое? — Типун тебе! Паскаль тоже посмотрел назад — вроде бы ничего страшного не было, но лошади и дорога требовали внимания, отвлекаться надолго не стоило. Легар еще пару минут гипнотизировал чужую ногу, которая совершенно точно не могла принадлежать никому из труппы, а потом со зловещей улыбкой потянулся за зонтиком и с удовольствием ткнул острием в омерзительную конечность, целясь туда, где у нормальных ступней полагалось быть элегантной вогнутости. Раздавшийся визг прозвучал музыкой в его ушах. — Что это?! — Паскаль едва не подпрыгнул на своем месте и с трудом удержал лошадей. — Мне тоже интересно, — согласился Стье. — А это, мои дорогие, заяц! — То есть? — Паскаль бросил косой взгляд на сжавшегося в углу незнакомого омежку. — Незваный гость, или лишний пассажир, — торжественно объявил Легар. — Какое чудесное название для пьесы, надо будет что-нибудь написать в этом духе. — пробормотал Стье. — Ты откуда здесь взялся, бедное дитя? — Наглое дитя! — поправил Легар. — И кроме как из той деревни, неоткуда. Останови-ка, Паскаль, пусть убирается, пока еще не так далеко отъехали. — Нет! Вы не можете меня вот так запросто выбросить! — Какой чудесный голос, — восхитился Стье и развернулся на облучке задом наперед, сидеть, вывернув шею, было неудобно. — Да что же в нем чудесного? — удивился Паскаль, не отрываясь от дороги и натягивая вожжи. — Таким голосом хорошо орать «Караул, грабят» или «Рота, подъем!». — Я и говорю, чудесный. — Побег из дома не слишком разумный поступок для юного омеги, — заметил Паскаль. — Я не вернусь! — Неужто в бордель намылился? — с кривой ухмылкой поинтересовался Легар. — Хочу быть как вы! — Мы? Думаешь, так легко собрать труппу, платить всем и купить фургоны? — С вами хочу! — омежка вскочил и топнул ногой. — О, даже так? — Стье перестал бормотать что-то себе под нос и изумленно приоткрыл рот. — Ты, наглое дитя, кое-что забыл, — Легар зло прищурился. — И что же? — Спросить, хотим ли мы. — Помогать родне ваш прямой долг, — заявил омежка. — Вот как? — Вот он, — омега кивнул в сторону Паскаля, — любящий батюшка мужа моего драгоценного братца, по милости которого я вынужден бежать из родного дома! — Э-э? — Паскаль все же остановил лошадей и развернулся. — Элер я, если памяти нет вспомнить. — Очаровательно, — пробормотал Легар и почесал нос. — А потому буду путешествовать с вами и, так уж и быть, согласен играть принцесс. — Принцесса у нас Беата, — сказал Стье. — Нам как бы без надобности. — Ну так допиши для меня роль-то, коли писатель. Охота попробовать себя на подмостках. — Прелестно, — Легар не скрывал сарказма. — Все сказал? А теперь пошел вон! — Да сейчас! — Элер упер руки в бока. — Сказал, что с вами поеду, значит, с вами! Иначе… — И что же? — Я про вас все расскажу женишку вашему, — прошипел Элер. — Например? — тихо уточнил Легар. — О том, например, что ребеночка вы нагуляли, драгоценный наш, в юном возрасте и муженек братца моего незаконнорожденный! — Ах! — воскликнул Легар и приложил руку ко лбу. — Это станет для меня… А чем, собственно? — Потрясением? — предположил Стье. — Ударом? — Сотрясением, — поправил его Легар. — Воздуха. — Неужто? — уточнил Элер. — Эй, есть ли среди честных актеров и актерок те, кто еще не в курсе моего легкого поведения?! — заорал Легар. — Про сына нагулянного и то, что сплю я всегда с тем, с кем хочу, а?! Из соседнего фургона высунулись несколько недоумевающих физиономий. — Легар, ты чего блажишь? — спросил кто-то из них. — Да так, интересуюсь просто. — Ты бы еще на ратушной площади уточнил, вдруг кто еще не знает. — Да без проблем! — рявкнул Легар. — А теперь, гнусный шантажист, убирайся! — Ага, — хмыкнул Стье, — Нашел чем… — Прошу прощения, — встрял Паскаль. — Мне кажется, что… — Если тебя что-то не устраивает, то добродетельный омежка тебе в зубы и адье! — Мне кажется, — Паскаль встал и подошел к Элеру, — что тут мы имеем явный недостаток воспитания и как ближайшие родственники просто обязаны восполнить этот пробел. Не так ли? — и он взял растерявшегося Элера за ухо. — Ну, если ты так ставишь вопрос, — Легар перестал пытаться стащить с пальца кольцо и с интересом посмотрел на кривящиеся губы омежки, тот собирался зареветь. — А сколько мне будут платить? — сквозь сдерживаемые всхлипы спросил он. — Платить?! Да ты в уме? Корми тебя, учи тебя! — Да-да! — Стье оживился. — Прокорм пять серебрух в месяц, обучение — десять! — Сколько?! — Взвизгнул Элер, забыв, что собирался рыдать. — Короче, не расплатишься, — подвел итог Паскаль. — Особенно если будешь плохо работать: за лошадьми ходить, посуду мыть. — Костюмы штопать, стирать, — подсказал кто-то. — На базар ходить… — Овощи чистить! — Крупу перебирать. — За каждое дело назначаем тебе плату в половину медного гроша. — Сколько?! — пискнул Элер. — Многовато, конечно, но не звери же мы, — вздохнул Легар. — А накопишь долг в тридцать золотых, продадим тебя в бордель, не убытки же терпеть. — Угу, — подтвердил Стье, черкая что-то в записной книжке. — Ежели передумал, то к вечеру домой аккурат вернешься. — А ежели к мужу моему полезешь, — прошипел Легар, — патлы повыдергаю и сожрать заставлю! — А ежели к кому-то еще лезть будешь, вожжами всыплю, — ласково добавил Паскаль. — Ну так что, не передумал? — уточнил Легар. Элер помотал головой и забился в угол. Народ молча разошелся, фургоны тронулись, и в тишине, нарушаемой лишь перестуком копыт, слышалось одно только невнятное бормотание Стье: «Какая пьеса, какая чудная пьеса!».