и этот танец ты мне подаришь
Тонкое тело изгибалось под струнную музыку при каждом движении. Ровная спинка, стройная талия, изгиб бедер... Прекрасные, умелые руки ловко управлялись с веером, а ножки в шёлковых туфлях уходили в растяжке назад. Было хорошо наблюдать за гейшами, сидеть в кругу друзей, пить вино. На улице только что закончился дождь и розовый закат, который всё же почтил своим появлением глав кланов, красовался в полную силу. Тяжёлые капли с крыши все ещё разбивались о пол крыльца, а аромат цветущих яблонь дурил голову не хуже девушки, танцующей на публику. Кто-то наблюдал с восторгом чисто забавы ради, кто-то - из переполняющего искушения. Другие болтали, обсуждая дела насущные, некоторые, как например, братья Лань, поспешили уйти с собрания. Цзян Чэн даже фыркнул недовольно. Иметь такую наглость. А ещё пример для подражания! Ладно уж, может им таким правильным запрещено любоваться красивыми женщинами. А то, что гейша была прекрасной, говорить не стоило. Очаровательное лицо, большие глаза с пышными ресницами, черные волосы, алые губки. Цзян Чэн даже стал думать о том, чтобы выкупить ее и взять в жены. Неожиданно кто-то схватил его за подбородок, заставляя повернуть голову. Маленькая ладошка была холодной и мягкой. — А-Лин. — Нравится? — со злостью спросил он, сжимая замерзшие пальцы на коленях. — Я думал, ты ушёл с Сычжуем. — Нравится?! — Да, она хорошенькая. И танец ее бесподобен. Гляди, как она ловко сейчас подбросит веер! Действительно, в сию же секунду расписной розовый веер подлетел к потолку, а потом, будто был лепестком дикой розы, опустился ей в ладонь. Главы и приглашенные адепты загудели и завосклицали. Улыбнулся и сам Ваньинь. Впрочем, его племянник остался хмур и зол. — Да что с тобой? Выпей вина, не знаю, погуляй. Где твой мальчишка? — Нравится, значит, — взбрыкнул Цзинь Лин, поднимаясь с расшитых подушек. — Нравится. — А-Лин, какого черта? Веди себя прилич... — Нравится! Взмахнув золотыми подолами платья, молодой глава вышел с веранды, задевая головой ветку яблони. Белоснежные лепестки укрыли его голову, но он зло пошел в сторону своих комнат, не обращая на это внимания.***
Цзян Чэн уже час любовался танцем своей гейши. Девушка, которая танцевала тогда, кружилась сейчас перед ним. В огромном зале находились только они вдвоем и Бог видит - Ваньинь держался из последних сил, чтобы не подойти и прижаться губами к сладким устам танцовщицы. Дверь с противным скрипом распахнулась и в комнату вошел Цзинь Лин. Его злое выражение лица немного даже напугало главу Юнмэна. Девушка замерла. — Пошла вон, — спокойным, но каким-то замогильным голосом сказал Жулань, скидывая с себя тяжёлый плащ. — А-Лин! Ты врываешься в мой дом без предупреждения и командуешь? — Цзян Чэн поравнялся с ним, слегка склонившись: племянник был ниже на целую голову. — Я должен был предупредить тебя о визите? — Удивительно, правда? Кажется, все так делают! — Пусть она уйдет. Ваньинь глупо сморгнул пелену негодования и непонимания, а потом хмыкнул. — С чего это? — С того, что для тебя могу станцевать и я. Пару минут прошло в молчании. Цзян Чэн смотрел, казалось, в пустоту. Его губы поползли вверх, превращаясь в улыбку. Он махнул рукой девушке, та поклонившись, выбежала из зала. — Танцуй, — хрипло выдохнул глава клана, усаживаясь вальяжно на своём троне. — И если мне не понравится, А-Лин... — Сломаешь ноги? — ядовито огрызнулся юноша, а потом рывком киданул ему в лицо плащ. — У тебя есть вино? Как-то скучновато. Он развернулся в сторону кучки музыкантов, которых пригласил Цзян Чэн. — Играйте! Пока звучали первые ноты, Цзинь Лин медленно пил вино из глиняного сосуда. Рубиновые капли стекали по подбородку, шее, скрываясь за воротником одежды, что несомненно привлекло внимание хозяина Пристани Лотоса. Он ловко осушил явное угощение для дамы, ведь вино было малиновым, - не будет же его пить дядя, - а потом одним взмахом разбил сосуд об пол. И тут же закружился под музыку. Золотые одеяния красиво взметнулись, переливаясь на свету от свечей блестящими нитями. Черные волосы взлетали и путались на шее, которая после быстрых движений стала слегка влажной. Цзинь Лин прогибался, приседал, подходил ближе, смотря похотливым взглядом. В его глазах горел огонь, а всё тело выдавало запретную страсть. Он кружился, кружился и кружился. Музыка играла быстрее и громче. Цзян Чэн любовался. Его милый, красивый А-Лин. Его маленький принц. Значит ли сей порыв, что... Ах, если бы он значил именно это, а не простой детский каприз. Хотелось его поймать, опрокинуть на трон, скрыть под своим плащом и безраздельно, всю ночь владеть этим стройным искусителем. Тело уже неслось вперед, пока разум витал в облаках. Крепкие руки подхватили юношу, отрывая его от пола во время всех этих кружений. Его даже немного повело: пальцы судорожно схватились за шелк одежд. — Дьявол, — прошипел ему Цзян Чэн на ухо, прижимаясь лбом к вспотевшему виску. — Дьявол, А-Лин. Если бы ты знал. — Дядя... Музыканты резко прервали мелодию, замерли, опасаясь гнева главы. Но Ваньинь просто вышел из зала, неся своего племянника на руках.***
Испачканный и дрожащий Цзинь Лин лежал на груди своего дяди, лениво целуя взмокшую шею. Цзян Чэн перебирал его волосы, то и дело прижимаясь губами к теплому лбу. — Скажешь что-то? — промямлил юноша, стараясь не двигаться, чтобы не потерять тепло. — Не хочу говорить. Давай поспим. — Обсудим завтра? Ваньинь нервно выдохнул. — Никогда. Тут всё предельно ясно. Спи. — Тогда, я тебя тоже, дядя. Ласковый щелчок по носу заставляет Жуланя улыбаться, а потом счастливо уткнуться лицом куда-то в плечо.