И лишь наша любовь имеет значение.

мечтал

Сичень вертится на постели, мягко перекатывается по чуть сбившимся простыням, пока не утыкается носом в спутанные чёрные волосы брата. Лань Чжань лежит рядом, на боку, слегка сжавшись. Сичень удивлённо вздыхает. Вчера брата не было, видимо, пришёл ночью. Он так устал от дел ордена, что не почувствовал даже это. Интересно, если к нему в комнату проберется убийца, то он тоже не услышит? Хотя, тут дело в мягкой походке Ванцзи. Да и в общем-то в его навыках делать всё аккуратно. Правда, вещи, что он снял, валяются бесформенной кучей на полу у кровати. — Пять утра, просыпайся, — шепчет ласково Лань Хуань, водя носом по макушке своего прекрасного Нефрита. В ответ - тишина. В мягком свете утра А-Чжань особенно красив: белая кожа сейчас приобретает розоватый оттенок, в волосах переливом играют зелёный и синий цвета. Хрупкий и тонкий, изящный юноша. Солнце только-только пробивается сквозь молочную пелену тумана и ночных облаков. Интересно, почему брат пришёл к нему? Да еще и молча. — Ванцзи... Ангел мой, проснись. Дурная привычка с детства - называть его Ангелом. Так говорила матушка, Сичень запомнил. Лань Чжань ничего против не имел. Лань Хуань целует волосы, касается губами виска и замирает: кожа у брата просто огненная. Сичень бегло щупает его щеки, шею. Всё горячее, словно кровь кипит в венах. Разбудить его стоило бы, но так жалко. Ванцзи спит сладко, хотя хмурит брови и прижимает одеяло к себе. Сичень обнимает его, тянет на себя, продолжая выцеловывать дорожку на виске, щеке. Никаких запретов и сомнений сейчас, только нежнейшее чувство в груди, ноющее сердце, которое стучит только для одного человека. — Ванцзи. Открой глаза. Брат тяжко вздыхает, вертит головой так, что носом четко утыкается в линию челюсти Сиченя, потирается лбом. — А-Хуань... — У тебя жар. Позвать лекаря? — Нет. Побудь со мной. Лань Чжань снова засыпает. Моментально возвращается в мир грез, где сладко целуется с братом, где нет рамок и границ. И это так хорошо. Так прекрасно. Ванцзи ощущает томление и боль в груди. А ещё где-то внизу живота что-то теплится, не страсть, нет. Что-то прекрасное, нежное. Искушение. Хочется, чтобы брат положил туда ладонь. Он сквозь сон тянет его руку, кладет вниз, задевая длинными пальцами ткань на штанах. Сичень хмыкает. — Тебе нужно выпить молока с медом, — шепчет он, поглаживая его стройное тело. Лань Чжань тянется за ним, лениво выгибаясь вслед за касаниями. — И я сделаю тебе отвар из липы. Горло болит? — Брат... — Да, мой милый? Ванцзи поворачивается, укладывается ему на грудь, практически полностью ложится на него. Лицо спрятано в выемке между шеей и плечом, а утреннее возбуждение плавно проезжается по бедру Сиченя. — Ох... А-Чжань. Обнимает крепче, вплетает пальцы одной руки в волосы, второй же - скользит вниз, лениво раздвигая ноги брата. Лань Чжань буквально оседлал его теперь, распластавшись полностью. Подтянув его чуть выше, Сичень подбрасывает бедра. Ткань соприкасается с тканью, создавая неприятное трение, но Ванцзи всхлипывает. Он шире разводит колени, потирается ягодицами о член брата, медленно, до одури, с нажимом. Сичень снова подкидывет бедра. Имитация соития бесит, но через эти эмоции легко прийти к окончанию. Ванцзи, не касаясь, изливается, пачкая нижнее одеяние, дожидается, пока кончит брат, но Лань Хуань замирает, дышит шумно, пытаясь восстановить сердечный ритм. — Тебе было неприятно? — виновато шепчет Второй Нефрит. — Почему ты так решил? — Ты не завершил. — Не хочу пачкать тебя. — Чушь. Опускается вниз, под одеяло с головой. Горячий язык пробегается по нежному члену, ласкает чувствительную головку, чтобы потом белое семя оросило прекрасное лицо. Вытирает его брат, целует в щеку, а потом снова затаскивает на себя. — Ты простыл. Давай вставать, отведу тебя к лекарю. — А-Хуань. — А вечером пойдём в баню, если не будет жара. — Поласкаешь меня там? — с какой-то тоской выпрашивает он, переплетая пальцы с ладонью брата. — Если будем одни. А сейчас, подъем. Тем более, что дядя скоро будет искать нас, уже шестой час, мы должны быть на месте. Но не отпускает его от себя. Целует его руку, а потом очень крепко, но осторожно обнимает. — Мое Счастье. Ванцзи забирается к нему на колени, тычется горячим лицом в щеку. — Я тебя люблю. Стук в дверь заставляет их разбежаться по сторонам. Когда Цижэнь заходит, то не замечает ничего странного: Сичень собирает волосы в причёску, а Лань Чжань, который сидит на коленях за столом, листает какие-то рукописи. — Завтрак скоро принесут, — говорит дядя, осматривая комнату. Кровать не прибрана, а кое-какие вещи валяются на полу. — Сичень... Не подобает главе запускать свое жилище. — Да, дядя, — покорно опускает голову Нефрит, сдерживая усмешку. — Убери вещи и приходите ко мне. Ванцзи, ты в порядке? Что делаешь здесь? Хангуань-Цзюнь кивает, с серьёзным видом смотрит прямо в глаза. — Пришёл будить брата и немного задержался. — Хорошо. Жду вас. Сичень всё же фыркает, распускает пучок, который пытался собрать для вида, а потом снимает одежду, надетую впопыхах. — Идем, умоемся, а после позавтракаем. Дай лоб потрогаю. — Мне уже лучше, — говорит Ванцзи, но тянется к руке. — Действительно. Обманщик. Значит, в баню не идем. — Брат. — Ох, А-Чжань. Дождёшься ты. Тёплый поцелуй прячет лукавую улыбку.