И лишь наша любовь имеет значение.

пахнет любовью

— Чем я заслужил твой холод? Я чем-то обидел тебя? Что я сделал? Ванцзи... Лань Чжань хочет подвергнуть себя самым тяжелым пыткам, всё, что угодно, лишь бы только не слышать этот любимый голос, не знать, что брат стоит на коленях, дрожащими пальцами сминая белоснежный подол платья Ванцзи. Сердце обливается кровью и если сейчас опустить взгляд на Совершенство, то оно перестанет биться. Больно. — А-Чжань. Скажи мне, я исправлюсь. Что сделать? Я всё сделаю для тебя. А-Чжань... Не уходи. Но тот уходит. Замирает на пороге, когда слышит шуршание одежд по полу: брат скользит за ним на коленях. Хочется заплакать. — Ванцзи... — Не позорься, помни о достоинстве. Встань. — Ванцзи, что я сделал не так?! «Это я, родной мой, я сделал не так. Я. Я посмел влюбиться в тебя, посмел осквернить в мыслях. Разве я заслуживаю тебя? Мне стоит уйти и исчезнуть, не позорить тебя и клан. Сейчас, лишь бы ты поднялся с пола и перестал спрашивать так, словно я - твой мир. Сичень...» — Прощай. — Не смей уходить, А-Чжань!!! Не смей бросать меня! Голос рушит последние стены. Нет-нет-нет. Бежать. Просто бежать. Не смотреть, не слушать, не думать. Навсегда. Забыть. Его невозможно оставить. Сичень... Старший, пускай, но такой хрупкий. Одинокий. Не думать. Не думать! — Прощай. — А-Чжань!!! Когда Ванцзи все же перешагивает порог комнаты, то слышит славленный всхлип и лёгкий стук об пол. Смотреть нельзя, нельзя, иначе не сможет уйти. А нужно. Не пачкать любовью грязной, ненужной, наивной. Дядя кивает на прощание, желает счастья и удачи. Он уверен в том, что любимый племянник уходит самосовершенствоваться в горы. Пускай так. Ванцзи сам пока не знает куда пойдёт. Лишь бы туда, где можно будет забыть о брате. Год летит за годом, словно золотая пыльца с цветов вишни при горячем летнем ветре. Забыть не выходит. Подчинить мысли и желания тела - вполне. Он возвращается через десять лет. Облачные Глубины всё те же. Тихо и спокойно. Адепты тренируются под пристальным взглядом своего учителя. Кто-то замечает Ванцзи, сообщает об этом радостно и громко. Цижэнь поворачивается и хмурится. — Лань Чжань. — Дядя. Они кланяются, но не сводят глаз друг с друга. — Как твои успехи? — Благодарю. Я многое изучил за это время. — Я рад. Займешься делами клана, у меня сейчас много работы. Ванцзи удивлённо приподнимает брови. — Делами клана? А что же... Брат? Дядя неопределённо кивает, отворачивается к ученикам. Странная у них семья: всё в молчании. Догадайся сам. — Он здоров? — Нет. Сердце замирает. — Где он? Лань Цижэнь нервно передергивает плечами: — Ушел в уединение после твоего побега. Уж не знаю, что между вами произошло, но, Ванцзи... Порешай вопрос. Десять лет без главы - крах для ордена. Лань Чжань уже не слышит его, забывает и о том, что в Гу Су запрещен бег. Расстояние он преодолевает довольно скоро, врывается в комнату брата. Вернее, пытается, ведь двери глухо заперты изнутри. Второму Нефриту не нужно труда, чтобы открыть их, но магия Сиченя сильна. Здесь не помешала бы помощь дяди. Тот, очевидно, сердится на старшего племянника. Что же произошло? Неужели так уход сломил его? Лань Чжань распахивает дверь, используя все свои умения и силу, а потом замирает в ужасе: Лань Хуань сидит на постели и смотрит в пустоту. В волосах блестят серебристые пряди, а на глазах застыла белая плена. От шороха он дёргается, поворачивает голову на звук. — Ванцзи, это ты? Лань Чжань боится дышать. Стоит, словно прирос сапогами к дереву на полу, пока все тело покрывается мурашками. Брат слеп! Он ослеп. И эта седина... Сичень горько хмыкает. Его руки передвигаются по одеялу, подцепляют изысканный гребень. — Конечно же нет. Кто бы ты ни был, помоги. Или убей. Нет смысла ждать и жить более. Ванцзи падает перед ним, утыкается лицом в колени, хватает руки, целует пальцы. Ладони дрожат. — Сичень. Мой Сичень. — Брат? — дыхание сбивается. Ладонь Первого Нефрита касается его лица, а потом, словно в ужасе, поднимается вверх. — А-Чжань... — Это я. Я здесь, Сичень. — Ты так давно не снился мне. Я забыл, как выгляжу сам, но твое лицо знаю наизусть. Мой милый. Пожалуйста, снись мне до утра. Почему я не вижу тебя? Я хочу увидеть. Плохой сон. Но говори хотя бы. Ты... Ты плачешь? Лань Чжань продолжает целовать его запястья, всхлипывая от боли. Добирается губами до локтя, замирает, а после утыкается лицом в грудь. Сичень заметно исхудал. — Ох, Ванцзи, что же ты? Мне совсем не нравится этот сон. С тобой что-то не так? Дай мне знак истинный, я помогу, родной. Хотя, уже не смогу сам. — Что случилось с твоими глазами? — иступленно шепчет Хангуань-Цзюнь, проводя подушечками пальцев по прикрытым векам. Сичень тянется за лаской, тоскливо выдыхает. — Ослеп от горя. Поведение недостойное мужчины. Я очень долго оплакивал брата. — А волосы? Родной, твои волосы... Их поцеловала луна. — Я не знал, почему брат ушёл. Я сделал что-то не так. Я долго думал, переживал. Лекарь говорит, это от нервов, мол, я переживаю из-за грядущей войны с Вэнями. Пускай они и дальше будут уверены в этом. Свою войну я уже проиграл. Лань Чжань целует серебро в локонах, касается губами виска. С ресниц капают слезы, хочется разрыдаться позорно, лечь на колени брата, спрятаться от боли, но сейчас она витает под потолком, протягивая свои когтистые лапы к ним обоим. — Отчего же ты так сильно горевал по мне? Я ж не умер. — Брат оставил меня. Я сделал ему плохо, очевидно. Я чем-то заслужил это. Столько лет я мечтал узнать что. — Лань Хуань снова протянул руку за гребнем. — Собери мне волосы. Твои руки похожи на его. — Это я, брат, — Ванцзи садится за его спину, начинает прочесывать гладкий шелк. — И ты ничем не заслужил моего ухода. Я не должен был так поступать. Просто... — Я обидел, возможно? Если да, то как? — Никак. Родной, никак. Сичень. А-Чжань обнимает его, прижимает к своей груди, укачивает в руках. — Я, только я виноват. Из-за меня ты страдал столько лет! — Ванцзи, — тело Нефрита напрягается, — это правда ты? — Я. Это я. Сичень, мой родной Сичень. Я здесь. Брат замирает и шепотом произносит: — Чем я все это заслужил? Разве, я недостаточно берег тебя? Разве, я не дарил любовь? Разве, не баловал? Почему вы меня оставляете?! Почему я никому не нужен?! Вот. Пожалуйста. Ванцзи знал. Нельзя, нельзя оставлять его, нельзя. Его и так уже оставили: мать, отец, друзья. Дядя ведёт себя как учитель, фактически не проявляя должной любви. Сичень не такой, как Лань Чжань, ему до общения и семьи есть дело. Только вот семье до него - нет. Если бы знали, что глава Гу Су боится одиночества, то засмеяли. Нашли болезненную точку. Выиграли любую войну. Сердце Первого Нефрита втоптано в грязь. — Ты нужен мне. Если бы ты знал, как сильно! — Если бы я знал?! Ты ушёл! Нет, ты просто бросил меня, пока я умолял тебя. Что я сделал? Что я сделал?! — Это я сделал, брат. И не знаю теперь, как загладить вину перед тобой. — Десять лет, Ванцзи. Десять лет боли и одиночества. Лань Чжань утыкается носом ему в волосы, шумно выдыхает. Ничтожество. Сейчас он выйдет и прикажет адептам наказать его. — Скажи же мне теперь! — голос Сиченя дрожит, а руки беспорядочно шарят по покрывалу. — Я просто влюбился, — шепчет Ванцзи ему в шею. — В кого? Ты мог сказать мне об этом. — Не мог. Ты возненавидел бы меня. — Да что ты говоришь? Ванцзи, милый, я не могу... — Это ты. —... ненавидеть тебя. Что? Они оба замолкают. В тишине комнаты странная атмосфера. Темнота и какой-то уют. Хочется лечь сейчас в постель, проспать до обеда следующего дня, а потом долго-долго лежать, слушая игру брата на гуцине. Правда, брат слеп, да ещё и по вине Ванцзи. — Это я? — робко спрашивает Сичень, дёргая нервно головой. — Да. Прости. Я уйду. — Я тебя люблю, — шепчет Лань Хуань. Его губы дрожат, а глаза крепко-накрепко закрыты. — Я думал, что ты ушёл из-за этого, что узнал мою тягу к тебе. Но ты... Ах, Ванцзи. Скажи мне, что это не так. Ведь я влюблен в тебя. Так сильно, как только возможно. Милый... — Родной мой. Простишь ли меня? — Давно. — Тогда позволь мне собрать твои волосы, а после сходим к Источнику, тебе нужно восстановить силы. Сичень? Брат поворачивает голову, улыбается. — Мы вернём тебе зрение. Ты слишком молод, чтобы не любоваться этим миром. — Я буду любоваться лишь тобой, Мой Мир. Обещай только, что не покинешь меня более. Вместо ответа Лань Чжань целует его сухие губы.